ался. Менять план было поздно.
   - Как тебя звать?
   - Мари.
   - Ладно, Мари, буди остальных и скажи  Друссу:  пусть  действует  как
условились.
   Шадак отполз прочь, нашел свои мечи и опоясался ими. Потом  вышел  на
открытое место и как ни в чем  не  бывало  зашагал  к  шатру.  В  лагере
бодрствовали всего несколько человек, да и те не  обратили  внимания  на
уверенно идущего Шадака.
   Он приподнял полотнище и вошел внутрь, обнажив правый меч.  Хариб  Ка
сидел на полотняном стуле с кубком вина в левой руке и саблей в правой.
   - Добро пожаловать к моему очагу, Человек-Волк, -  с  улыбкой  сказал
он, осушил свой кубок и встал. Вино текло по темной раздвоенной  бороде,
и при свете лампы она блестела, как намасленная. - Хочешь выпить?
   - Почему бы и нет? - Если бой начнется тотчас же, лязг стали разбудит
спящих разбойников, и женщинам не дадут убежать.
   - Далеко же ты заехал от дома, - сказал Хариб Ка.
   - У меня больше нет дома.
   Хариб Ка наполнил второй кубок и подал Шадаку.
   - Ты пришел убить меня?
   - Я пришел к Коллану. Говорят, он уехал?
   -  Почему  к  Коллану?  -  Темные  глаза  Хариба  Ка  поблескивали  в
золотистом свете.
   - Он убил моего сына в Кориалисе.  -  А,  белокурый  такой  парнишка.
Хороший боец, но чересчур бесшабашный.
   - Это свойственно молодости. - Шадак пригубил вино, Его гнев,  словно
огонь в кузнице, был горяч, но не выходил за пределы горна.
   - Это свойство его погубило. Коллан -  мастер  своего  дела.  Где  ты
оставил своего приятеля с топором?
   - Ты хорошо осведомлен.
   - Всего несколько часов назад его жена стояла там же, где сейчас  ты.
Это она сказала мне, что он придет. Она ведьма - ты знал об этом?
   - Нет. Где она теперь?
   - Едет с Колланом в Машрапур. Так что же - начнем?
   - Начнем, как только...  -  заговорил  Шадак,  но  сабля  Хариба  уже
устремилась к его горлу. Охотник пригнулся, ушел влево и пнул  Хариба  в
колено. Вентриец упал, и Шадак приставил меч к его горлу, сказав тихо:
   - Никогда не дерись, если пьян.
   - Я запомню. И что же дальше?
   - Скажи, где остановится Коллан в Машрапуре.
   - Гостиница "Белый медведь". Это в западном квартале.
   - Знаю. Итак, Хариб Ка, сколько стоит твоя жизнь?
   - По мнению дренайских властей  -  около  тысячи  золотых.  Для  меня
самого? Я ничего не могу предложить, пока не продам рабынь.
   - У тебя их больше нет.
   - Я верну их. Тридцать пеших женщин в горах далеко не уйдут.
   - Трудненько будет разыскивать их  с  перерезанным  горлом.  -  Шадак
слегка нажал на меч.
   - Это верно. Так что же ты предлагаешь? - Шадак, уловив торжествующий
огонек в глазах Хариба, обернулся - но поздно.
   Тяжелый холодный металл обрушился ему на череп, и мир  погрузился  во
мрак.
   Увесистые удары по лицу, от которых  шатались  зубы,  привели  его  в
чувство. Шадак открыл глаза. Он стоял на коленях, и двое мужчин  держали
его за руки, а Хариб Ка присел на корточки перед ним.
   - По-твоему, я так глуп, что позволю убийце войти в мой шатер вот так
вот запросто. Я знал, что за  нами  кто-то  гонится,  а  когда  четверо,
которых я оставил на перевале,  не  вернулись,  понял,  что  это  ты.  А
теперь, Шадак, скажи мне вот что: во-первых, где  молодой  крестьянин  с
топором, а во-вторых, где мои женщины?
   Шадак молчал. Один из разбойников ударил его  кулаком  в  ухо.  Перед
глазами у Шадака вспыхнули искры, и он склонился вправо. Хариб Ка  встал
и подошел к жаровне с горящими углями.
   - Тащите его к костру, - приказал вожак.
   Шадака подняли и выволокли наружу. Почти  все  в  лагере  еще  спали.
Охотника поставили на колени перед костром, и Хариб  Ка,  вынув  кинжал,
сунул лезвие в огонь. - Ты скажешь мне все, что я хочу знать, - не то  я
выжгу тебе глаза и слепым пущу в горы.
   Шадак чувствовал кровь на языке, и живот свело  от  страха  -  но  он
молчал.
   Внезапно  нечеловеческий  вопль  разодрал  тишину  ночи,   а   следом
послышался грохот копыт. Хариб Ка обернулся:  сорок  напуганных  лошадей
неслись прямо на  лагерь.  Один  из  людей,  державших  Шадака,  ослабил
хватку, и  охотник  прянул  вверх,  ударив  его  головой.  Второй,  видя
приближение  обезумевших  лошадей,  отпустил  Шадака  и   бросился   под
прикрытие повозок. Хариб Ка, выхватив саблю,  кинулся  на  охотника,  но
передовые кони налетели на него и сбили с ног. Шадак метнулся  наперерез
лошадям, размахивая руками. Лошади свернули  и  пронеслись  мимо,  топча
закутанных в одеяла бандитов. Проснувшиеся пытались  перехватить  коней.
Шадак метнулся в шатер Хариба за своими мечами  -  и  выскочил  вновь  в
царящий вокруг хаос.
   Кони разбросали костры, на  земле  остались  лежать  мертвецы.  Около
двадцати  лошадей  удалось  перехватить,  остальные  убежали  в  лес,  и
разбойники погнались за ними.
   Раздался новый вопль, и Шадак, несмотря на весь свой боевой опыт, был
ошеломлен тем, что за этим последовало.
   Молодой лесоруб напал на лагерь в  одиночку.  Его  устрашающий  топор
сверкал  серебром  при  луне,  рубя  пораженных  разбойников.  Несколько
человек, наскочивших на Друсса с мечами, тут же расстались с жизнью.
   Однако он был обречен. Дюжина воинов окружила его полукольцом,  Хариб
Ка - среди них. Шадак, обнажив оба своих меча,  бросился  на  выручку  с
уланским боевым кличем: "Айя! Айя!" И тут из леса полетели стрелы.  Одна
поразила кого-то  в  горло,  другая,  отскочив  от  шлема,  вонзилась  в
незащищенное плечо. Многие бандиты, встревоженные  криком  и  стрельбой,
попятились, вглядываясь в лес, и  Друсс  врезался  в  их  середину.  Они
отступали перед ним, падая, задевая своих товарищей. Окровавленный топор
мерно поднимался и опускался и не знал пощады.
   Когда  Шадак  подоспел  к  месту  схватки,  разбойники   дрогнули   и
обратились в бегство. Вслед им полетели новые стрелы.
   Хариб Ка бросился к первой попавшейся лошади, ухватился за ее гриву и
вскочил на неоседланную спину. Лошадь взвилась на дыбы, но он удержался.
Шадак метнул свой правый меч и  попал  ему  в  плечо.  Хариб  Ка  мешком
повалился наземь, а лошадь ускакала прочь.
   - Друсс! - крикнул Шадак. - Друсс!
   Юноша, преследовавший бегущих, остановился на краю леса и  оглянулся.
Хариб Ка стоял на  коленях,  пытаясь  извлечь  из  плеча  меч  с  медной
рукоятью.
   Друсс вернулся к Шадаку - весь в крови, с горящими глазами.
   - Где она? - спросил он.
   - Коллан в начале ночи увез ее в Машрапур.
   Из леса вышли две женщины с луками и колчанами стрел.
   - Кто это? - удивился Шадак.
   - Дочери Таннера - дома они ходили на охоту. Я дал им луки часовых.
   Одна из девушек повернулась к Друссу:
   - Они бегут во всю прыть и вряд ли вернутся. Хочешь, чтобы  мы  пошли
за ними следом?
   - Нет. Ведите сюда всех остальных и  соберите  лошадей.  Кто  это?  -
Друсс кивнул на коленопреклоненного Хариба Ка.
   - Один из вожаков.
   Друсс, не говоря ни слова, рубанул Хариба по шее.
   - Вот и конец вожаку.
   Шадак выдернул свой меч из еще трепещущего тела и  сосчитал  тела  на
поляне.
   - Девятнадцать. Боги, Друсс, я глазам своим не верю.
   - Некоторых растоптали лошади, которых я спугнул, других  подстрелили
девушки. - Слева кто-то застонал - одна из охотниц подбежала  к  нему  и
вонзила кинжал ему в горло. - Ты проводишь женщин  в  Падию?  -  спросил
Друсс Шадака.
   - А ты куда? В Машрапур?
   - Я должен найти ее.
   Шадак положил руку ему на плечо.
   - Желаю успеха, Друсс. Ступай в гостиницу "Белый  медведь"  -  Коллан
остановится  там.  Но  будь  осторожен,  дружище.  В  Машрапуре   Ровена
принадлежит ему по закону.
   - Вот он, мой закон! - Друсс вскинул топор.
   Шадак увел его в шатер Хариба, налил себе кубок вина и выпил  залпом.
Потом достал из сундука полотняную рубашку хозяина, бросил ее Друссу.
   - Оботри с себя кровь - ты похож на демона. Друсс с  угрюмой  улыбкой
вытер лицо и руки, потом протер лезвие топора.
   - Что тебе известно о Машрапуре? - спросил Шадак.
   - Это вольный город, и правит им изгнанный вентрийский принц - больше
ничего.
   - Это прибежище воров и работорговцев. Законы там просты. те, у  кого
есть золото давать взятки, сходят за уважаемых граждан. Никому нет дела,
откуда они это золото берут. Коллан там пользуется почетом:  он  человек
состоятельный и обедает у эмира.
   - Ну и что же?
   - Да то, что, если ты убьешь его, тебя схватят и казнят  -  только  и
всего.
   - Что же ты предлагаешь?
   - Милях в двадцати к югу отсюда есть  городок.  Там  живет  один  мой
приятель. Навести его и скажи, что послал тебя я. Он молод и  талантлив,
но  тебе,  Друсс,  он  не  понравится:  у  этого  гуляки  на  уме   одни
удовольствия. Именно поэтому в Машрапуре ему цены не будет.
   - Кто он такой?
   - Зовут его Зибен. Он поэт, сказитель и часто выступает  во  дворцах,
будучи большим искусником своего дела. Он мог  бы  разбогатеть,  но  все
свое время тратит на то,  чтобы  затащить  в  постель  каждую  красотку,
которая попадается ему на глаза. Замужняя она, нет ли, ему  все  одно  -
потому и врагов он нажил довольно.
   - Он мне уже не нравится.
   - В нем есть и хорошие качества, - хмыкнул Шадак. - Он верный друг  и
бесстрашен до глупости. Хорошо владеет ножом и знает Машрапур.  Доверься
ему.
   - С какой стати он будет помогать мне?
   - Он передо мной в долгу. - Шадак снова наполнил кубок  и  подал  его
Друссу.
   Юноша попробовал и выпил все до дна.
   - Хорошая штука. Что это?
   - Лентрийское красное - пятилетней выдержки, я бы  сказал.  Не  самое
лучшее, но вполне годится для такой ночи, как эта.
   - Да, к такому можно пристраститься, - согласился Друсс.

Глава 4

   Зибен был доволен собой. Вокруг бочонка  собралась  кучка  народу,  и
трое уже проигрались в пух и прах. Маленький  зеленый  кристаллик  легко
помещался под каждой из трех ореховых скорлупок.
   - Я  буду  действовать  чуть  помедленнее,  -  сказал  поэт  высокому
бородатому воину, который уже просадил четыре серебряные монеты.  Тонкие
руки выровняли скорлупки в ряд посреди перевернутого бочонка. - Которая?
Не спеши с ответом, дружище,  -  этот  изумруд  стоит  двадцать  золотых
рагов.
   Игрок громко потянул носом и поскреб грязным пальцем в бороде.
   - Вот эта, - указал он наконец на среднюю скорлупку. Зибен поднял  ее
- под ней ничего не было. Он приподнял правую, ловко  подсунул  под  нее
изумруд и предъявил публике.
   - Чуть-чуть не  угадал,  -  с  лучезарной  улыбкой  сказал  он.  Воин
выбранился и пошел прочь, расталкивая толпу. Его  место  занял  чернявый
коротышка - запах, исходивший от него, мог бы свалить вола. Зибен ощутил
искушение дать ему выиграть. Фальшивый изумруд не стоил и  десятой  доли
того, что поэт уже выманил у простаков, но проигрывать было бы обидно, и
чернявый мигом лишился трех монет.
   Толпа раздалась, и к Зибену приблизился  молодой  воин  в  черном,  с
наплечниками из сверкающей серебристой стали. На  его  шлеме  красовался
серебристый топорик в обрамлении  двух  черепов,  а  при  себе  он  имел
большой топор с двойным лезвием.
   - Хочешь попытать счастья?  -  спросил  Зибен,  заглянув  в  холодные
голубые глаза.
   - Почему бы нет? - низким спокойным голосом отозвался воин и  положил
на  бочонок  серебряную  монету.  Руки   поэта   замелькали,   выписывая
скорлупками хитрые восьмерки, и остановились.
   - Надеюсь, глаз у тебя острый, дружище.
   -  Достаточно  острый.  -  Воин  тронул  огромным   пальцем   среднюю
скорлупку. - Вот здесь.
   - Сейчас посмотрим. - Поэт протянул руку, но воин отстранил ее.
   - Посмотрим, - подтвердил он и медленно  перевернул  правую  и  левую
скорлупки. Под ними было пусто. - Вот видишь, я прав, - сказал он, глядя
светлыми глазами в лицо Зибена. - Показывай.
   Зибен с натянутой улыбкой подсунул изумруд под скорлупку.
   - Молодец, дружище. Глаз у тебя и впрямь орлиный. - Зрители похлопали
в ладоши и разошлись.
   - Спасибо, что не разоблачил  меня,  -  сказал  Зибен,  собирая  свое
серебро.
   - Дураки и деньги - что лед и жара, вместе не уживаются. Ты Зибен?
   - Быть может - смотря кто спрашивает.
   - Меня прислал Шадак.
   - Зачем?
   - За тобой остался должок.
   - Я в долгу перед ним - при чем здесь ты?
   - И верно, ни при чем. - Воин помрачнел и зашагал  к  таверне  по  ту
сторону улицы, а рядом с Зибеном, откуда ни возьмись,  возникла  молодая
женщина.
   - Ну как, заработал мне на ожерелье?
   Зибен улыбнулся ей. Она была высокая, статная, с  черными  как  смоль
волосами, темно-карими глазами, полными губами и чарующей улыбкой. Зибен
обнял ее, и она поморщилась.
   - Зачем тебе столько ножей? - На его нагрудной перевязи из бурой кожи
висели четыре метательных клинка, плавно закругленных кверху.
   - Привычка, любовь моя. Ночью их на мне не будет  -  зато  я  принесу
ожерелье. - Он поцеловал ей руку. - А сейчас прости - долг зовет.
   - Долг, мой поэт? Что ты знаешь о долге?
   - Очень мало, - усмехнулся он, - но свои долги плачу всегда, это  моя
последняя зацепка  на  утесе  благопристойности.  Увидимся  позже  -  Он
поклонился и перешел через улицу.
   Внутри  старой  трехэтажной  таверны  помещалась  длинная  комната  с
открытыми очагами на обоих концах, обведенная  поверху  галереей.  Здесь
стояло десятка два столов, а за окованной медью стойкой шесть прислужниц
разливали пиво, мед и подогретое вино. Народу  тут  нынче  собралось  не
по-обычному много, поскольку день был  базарный  и  жители  всей  округи
съехались на  распродажу  скота.  Зибен  подошел  к  длинной  стойке,  и
служаночка с волосами цвета меда улыбнулась ему.
   - Наконец-то ты соизволил зайти ко мне. - Разве можно  долго  сносить
разлуку с тобой, милая? - ответил  Зибен,  стараясь  вспомнить,  как  ее
зовут.
   - Я освобожусь ко второй страже.
   - Где мое пиво? - осведомился здоровенный крестьянин слева от Зибена.
   - Теперь мой черед, козья морда! - вмешался другой.  Девушка,  послав
Зибену застенчивую улыбку, бросилась улаживать назревавшую ссору.
   - Господа хорошие, у меня ведь только одна пара рук. Сию минуту.
   Зибен поискал  в  толпе  незнакомца.  Тот  сидел  один  около  узкого
открытого окошка, и поэт опустился на скамью против него.
   - Давай-ка начнем сызнова. Позволь угостить тебя пивом.
   - Я пью свое, - буркнул воин. - И ты сидишь слишком близко от меня.
   Зибен подвинулся, оказавшись наискосок от собеседника.
   - Так лучше? - язвительно осведомился он.
   - Да. Надушился ты, что ли?
   - Это ароматное масло для волос. Тебе нравится? Воин потряс  головой,
но от дальнейших замечаний воздержался. Прокашлявшись, он сказал:
   - Мою жену увели в рабство. Она в Машрапуре. Зибен  откинулся  назад,
смерил его взглядом.
   - Видимо, тебя в то время дома не оказалось.
   - Верно. Они забрали всех наших женщин. Их я освободил, но  Ровены  с
ними не было: человек по имени Коллан уехал с ней еще до моего прихода.
   - До твоего прихода? Экая скромность. Ну а дальше?
   - О чем ты?
   - Как ты освободил этих женщин?
   - На кой черт тебе это нужно? Нескольких негодяев я  убил,  остальные
разбежались. Главное то, что Ровена в Машрапуре.  Зибен  вскинул  тонкую
руку.
   - Будь так любезен, давай по порядку. Во-первых, какое  отношение  ко
всему этому имеет Шадак? А во-вторых, не хочешь ли  ты  сказать,  что  в
одиночку напал на Хариба Ка и его головорезов?
   - Не в одиночку. Шадак был там - его схватили и  хотели  пытать.  Еще
были две девушки, хорошие  лучницы.  Но  это  все  дело  прошлое.  Шадак
сказал, ты поможешь мне отыскать Ровену и придумаешь, как ее спасти.
   - Спасти от Коллана?
   - От кого же еще? Ты что, глухой  или  тупица?  Зибен,  сузив  темные
глаза, подался вперед.
   - Ты очень мило просишь о помощи, мой большой безобразный друг. Удачи
тебе на твоем пути! - Он встал и вышел на свет предвечернего  солнца.  У
входа в таверну прохлаждались какие-то двое, а третий строгал  деревяшку
острым как бритва охотничьим ножом.
   Первый - один из тех, что проигрался у бочонка,  -  загородил  Зибену
дорогу.
   - Ну что, получил обратно свой изумруд?
   - Нет. Экий неотесанный невежа!
   - Так он не друг тебе?
   - Где там! Я даже его имени не знаю - да и знать не хочу.
   - Говорят, ты очень ловко управляешься со своими ножами. Правда это?
   - А почему ты спрашиваешь?
   - Ты мог бы отобрать свой изумруд, если б захотел.
   - Ты хочешь напасть на него? Зачем? Насколько я понял, денег при  нем
нет.
   - Дело не в деньгах!  -  рявкнул  второй.  Зибен  отшатнулся  от  его
запаха. - Он сумасшедший. Два  дня  назад  он  налетел  на  наш  лагерь,
распугал наших лошадей - я так и не нашел своего серого. И убил  Хариба.
Груди Асты! Да он  не  меньше  дюжины  человек  уложил  своим  проклятым
топором.
   - Если он убил  дюжину,  как  же  вы  собираетесь  управиться  с  ним
втроем?
   - Возьмем его врасплох, - доверительно сказал смердящий. -  Когда  он
выйдет, Рафин его о чем-нибудь спросит,  он  обернется,  а  мы  с  Заком
вспорем ему брюхо. Ты тоже  можешь  помочь  -  нож,  воткнутый  в  глаз,
поубавит ему прыти, так ведь?
   - Возможно. - Зибен отошел немного, присел на  коновязь,  вынул  один
нож и стал чистить себе ногти.
   - Так ты с нами?
   - Там увидим.
   Друсс сидел, глядя на свое отражение в топоре - угрюмое, с  холодными
глазами и гневно сжатым ртом. Он снял свой  черный  шлем  и  прикрыл  им
блестящее лезвие.
   "Ты сердишь всякого, с кем говоришь", - вспомнились ему  слова  отца.
Да, это правда. Некоторые люди обладают  способностью  заводить  друзей,
свободно разговаривать и шутить. Друсс им завидовал. Пока в его жизни не
появилась Ровена, он думал, что сам полностью лишен этих качеств.  Но  с
ней он вел себя свободно, смеялся, шутил и  порой  даже  видел  себя  со
стороны - здоровенного как  медведь,  вспыльчивого  и  весьма  опасного.
"Всему виной твое детство, Друсс, - сказала ему  Ровена  однажды  утром,
когда они сидели на холме над деревней. - Твой отец все время  переезжал
с места на место, боясь, что его узнают, и не позволял себе сближаться с
людьми. Но взрослому это легче - а вот ты так  и  не  научился  заводить
друзей". "Не нужны они мне". "А ты мне нужен".
   Сердце Друсса сжалось при  воспоминании  об  этих  тихих  словах.  Он
поймал за руку проходившую мимо служанку.
   - Есть у вас лентрийское красное?
   - Сейчас принесу кубок.
   - Неси кувшин.
   Он пил, пока чувства не притупились и мысли не смешались в голове. Он
вспомнил, как сломал Аларину челюсть  и  как  после  набега  тащил  тело
Аларина  в  зал  собраний.  Его  ударили  копьем  в  спину,   и   древко
переломилось. Глаза у него были открыты. У многих мертвых глаза остаются
открытыми... и они обвиняют.
   "Почему ты жив, а мы мертвы? - будто спрашивают они.  -  У  нас  тоже
были семьи, были свои надежды и мечты. Как  же  вышло,  что  ты  пережил
нас?"
   - Еще вина!  -  взревел  Друсс,  и  девушка  с  волосами  цвета  меда
склонилась над ним.
   - Сдается мне, вам хватит, сударь. Вы и так уж целую четверть выпили.
   - У всех глаза были открыты. У старух, у детей. Дети всего хуже.  Что
это за человек, если он способен убить ребенка?
   - Шли бы вы домой, сударь, да ложились бы спать.
   - Домой? - горько рассмеялся Друсс. - К мертвецам, что ли? А что я им
скажу? Кузница остыла, и хлебом больше не пахнет, и  детского  смеха  не
слышно. Только глаза. Нет, теперь уж и глаз нет - только пепел.
   - Мы слышали, на севере разорили одну деревню. Вы оттуда?
   - Принеси мне еще вина, девушка. Мне от него легче.
   - Вино - ложный друг, сударь, - шепнула она.
   - У меня больше нет друзей.
   К ним подошел крепкий мужчина в кожаном переднике и спросил:
   - Чего он хочет?
   - Еще вина, хозяин.
   - Так принеси, если у него есть чем заплатить.
   Друсс выудил из кошелька на боку  одну  из  шести  серебряных  монет,
которые дал ему Шадак, и бросил трактирщику.
   - Подай ему! - приказал девушке  трактир