теперь я не тролл.
   Путник продолжает идти, идет резво, поднимается в горы. На  следующий
вечер подходит к дому,  крепко  сколоченному,  с  обеих  сторон  топором
прорублены борозды, с одной стороны окно с  прочными  ставнями,  снаружи
уборная над глубоким ущельем.  И  снова  пара  прерывает  работу,  когда
подходит незнакомец: сильная крепкая пара, с румяными лицами, с толстыми
шеями: мужчина лысый, с подстриженной бородой, женщина с круглым лицом и
длинными  руками,  такая  легко  переносит  тяжести.  На   ней   длинное
коричневое платье, но рядом на случай  прохладного  вечера  приготовлена
шерстяная накидка. И бронзовые заколки для нее.  На  мужчине  просторные
брюки, как у воина с флота викингов, кожаная куртка для красоты на поясе
и на руках нарезана полосами. Так живут люди сейчас, думает Шеф.
   - Их зовут Афи и Амма, - произносит голос.
   Они тоже приглашают незнакомца  в  дом,  предлагают  еду:  тарелки  с
хлебом   и   ломтями   жареной   свинины,   предварительно   засоленной,
растопленный жир пропитывает  хлеб.  Пища  для  людей,  много  и  тяжело
работающих,  для  сильных  людей.  Потом  ложатся  спать,  все  трое  на
соломенный матрац с шерстяными одеялами. Афи  храпит,  он  спит  крепко.
Незнакомец поворачивается к Амме, на которой  только  просторная  ночная
рубашка, шепчет что-то  ей  на  ухо,  овладевает  ею  так  же  быстро  и
энергично.
   Снова незнакомец пускается в  путь,  а  Амма  полнеет,  с  молчаливым
стоицизмом рожает детей, таких же сильных и хорошо сложенных, как  сама,
но, может,  более  умных,  готовых  пользоваться  новшествами.  Ее  дети
приручают быков, строят бревенчатые амбары, работают молотом  и  плугом,
плетут рыбацкие сети, выходят в море. Шеф знает, что от  них  происходят
карлы. Когда-то я тоже был карлом. Но и это время ушло.
   Путник идет дальше, на этот раз он оказывается на обширной равнине.
   Подходит к дому в стороне от дороги, вокруг  изгородь  из  бревен.  В
доме несколько комнат, одна спальня, другая столовая, есть помещение для
животных, все с окнами или широкими дверями. На  резной  скамье  у  дома
сидят мужчина и женщина, они приглашают к себе путника,  предлагают  ему
воду из глубокого колодца. Красивая пара, с  длинными  лицами,  широкими
лбами, с мягкой кожей, не загрубевшей от работы. Когда  мужчина  встает,
чтобы приветствовать пришельца, он оказывается выше  его  на  полголовы.
Плечи у него широкие, спина прямая, пальцы сильные от натягивания тетивы
лука.
   - Это Фатир и Мотир, - произносит голос бога.
   Они вводят гостя в дом,  пол  устелен  приятно  пахнущим  тростником,
сажают его за стол, приносят воду в чаше, чтобы он  вымыл  руки,  подают
жареную дичь, масло  и  кровяные  сосиски.  После  еды  женщина  прядет,
мужчина сидит в кресле и беседует с гостем.
   Когда наступает ночь, хозяева, словно во сне, ведут гостя  к  широкой
кровати с перьевой периной, с деревянными подголовными валиками,  кладут
его между собой. Фатир сразу засыпает. Гость поворачивается  к  хозяйке,
обрабатывает ее, как жеребец или бык, как и предыдущих двух.
   Гость уходит, а женщина полнеет, из ее чрева  рождается  раса  ярлов,
бойцов. Они плывут в фьордах, укрощают лошадей, куют металл,  окрашивают
кровью мечи и кормят воронов на полях битв. Так люди хотят жить  сейчас,
думает Шеф. Или кто-то хочет, чтобы они так жили...
   Но это не может быть концом: от Аи к Афи и Фатиру; от Эдды к Амме и к
Мотир. А как же их сыновья и дочери, как праправнуки? От тролла к  карлу
и от карла к ярлу. Я теперь ярл. Но что  после  ярла?  Как  назовут  его
сыновей и как далеко ушел по дороге  путник?  Сын  ярла  -  король,  сын
короля...

***

   Шеф неожиданно проснулся, прекрасно помня  все  увиденное,  отчетливо
понимая, что каким-то образом это  имеет  непосредственное  отношение  к
нему самому. Он понимает, что видел программу выведения людей, как  люди
выводят породы лошадей или охотничьих собак. Но в  каком  отношении  они
должны быть лучше? Умнее? Способнее к новым знаниям? Так  говорят  жрецы
Пути. Или  способнее  к  изменениям?  Готовые  применять  уже  известные
знания?
   Но в одном Шеф уверен. Если эта программа осуществляется  путником  с
хитрым лукавым лицом, лицом, которое принадлежит его покровителю, то  за
все нужно будет платить. Но путник хотел, чтобы его программа  кончилась
успехом. Он знает: решение есть, нужно только найти его.
   В темный предрассветный  час  Шеф  натянул  смоченные  росой  кожаные
сапоги,  поднялся  с  шуршащего   соломенного   матраца,   закутался   в
плащ-одеяло и вышел  в  холодный  воздух  конца  английского  лета.  Как
призрак,   прошел   по   спящему   лагерю,   без   оружия,   только    с
скипетром-точилом в руке. Его  фримены  не  окапывают  лагерь  рвом,  не
ставят ограду, как вечно деятельные викинги, но лагерь окружен часовыми.
Шеф прошел рядом с одним из  них,  алебардистом  из  отряда  Луллы.  Тот
стоял, опираясь на алебарду, с открытыми глазами. Но он  не  видел,  как
Шеф неслышно миновал его и углубился в темный лес.
   Небо  на  востоке  посветлело,  проснулись   птицы.   Шеф   осторожно
пробирался в зарослях боярышника и крапивы и  скоро  оказался  на  узкой
тропе. Она напомнила ему тропу, по которой он шел с Годивой  год  назад,
когда они бежали от Айвара. Ну, конечно, и эта тропа ведет  к  поляне  и
убежищу.
   Когда он добрался до поляны, уже совсем  рассвело  и  ему  было  ясно
видно. Убежище - просто лачуга. У него на глазах открылась криво висящая
дверь и  вышла  женщина.  Старуха?  Лицо  у  нее  озабоченное,  бледное,
осунувшееся, видно, что она хронически недоедает. Но женщина не  старая,
понял Шеф, молча и неподвижно стоя под деревом. Женщина  огляделась,  не
видя его, и опустилась на солнце рядом с хижиной. Закрыла лицо руками  и
молча заплакала.
   - В чем дело, мать?
   Она вздрогнула, услышав вопрос Шефа, с ужасом посмотрела на него.  Но
поняла, что он только один, не вооружен, и успокоилась.
   - В чем дело? Обычная история. Мужа забрали в армию короля...
   - Какого короля?
   Она пожала плечами.
   - Не знаю. Это было несколько месяцев назад. Он так  и  не  вернулся.
Все лето мы голодали. Мы не рабы, но  у  нас  нет  земли.  И  когда  Эди
перестал работать на богатых, у нас ничего не  осталось.  Мне  разрешили
подбирать колосья после жатвы, те, что пропустили жнецы. Мало, но нам бы
хватило. Но уже поздно. Мой ребенок умер.  Дочь.  Две  недели  назад.  А
теперь и новое. Когда я отнесла ее в церковь, чтобы ее  похоронили,  там
не было священника. Он бежал, говорят, его прогнали язычники. Люди Пути?
Не знаю, как правильно. Все в деревне обрадовались, сказали, что  теперь
не нужно платить ни десятину, ни лепту святого Петра. Но мне-то  что  до
этого? Я была слишком бедна, чтобы платить десятину, а священник  иногда
давал мне пожертвования. И кто похоронит  мою  девочку?  Как  она  может
упокоиться, если над нею не сказаны  слова?  Если  сам  дитя-Христос  не
возьмет ее на небо? Женщина снова заплакала, раскачиваясь взад и вперед.
"Что бы сказал на это Торвин?" - подумал Шеф. - "Может, сказал  бы,  что
сами христиане не плохи, это церковь их прогнила. Но все же церковь хоть
кому-то давала утешение. Путь должен делать то же  самое,  а  не  только
думать о тропе героев, ведущей в Валгаллу к Отину  или  в  Трутвангар  к
Тору". Он поискал на поясе кошелек и понял, что не взял его.
   - Теперь ты видишь, что наделал? - услышал он голос сзади.
   Шеф медленно повернулся и увидел Альфреда. Глаза  молодого  короля  в
темных кругах, одежда рваная и грязная. У него нет ни меча, ни плаща, но
на нем кольчуга, а на поясе кинжал.
   - Я наделал? Мне кажется, она из  твоих  подданных,  по  эту  сторону
Темзы. Путь мог прогнать ее священника, но мужа у нее отнял ты.
   - Ну, тогда что мы наделали.
   Двое  мужчин  стояли  и  смотрели  на  женщину.  Вот  что  я   послан
остановить, подумал Шеф. Но я не могу это сделать, следуя только  Путем.
По крайней мере Путем Торвина и Фармана.
   - Я сделаю тебе предложение, король, - сказал он. - У тебя кошелек на
поясе, а у меня нет. Дай его этой  бедной  женщине,  так  чтобы  она  по
крайней мере смогла прожить, если не вернется ее муж.  А  я  отдам  тебе
твое королевство. Вернее, мы разделим его, когда победим  твоих  врагов,
крестоносцев, как я победил своих.
   - Разделим королевство?
   - Всем будем владеть совместно.  Деньгами.  Людьми.  Вместе  править.
Рисковать. Пусть наши судьбы сольются.
   - И разделим нашу удачу? - спросил Альфред.
   - Да.
   - Я должен поставить два условия, - сказал Альфред.  -  Мы  не  можем
идти только под твоим Молотом, потому что я христианин. И я не буду идти
только под Крестом, потому что его  осквернили  грабители  Франкленда  и
папы Николая. Будем помнить эту женщину и ее горе  и  идти  под  двойным
знаком. И если победим, позволим нашим людям находить утешение, где  они
захотят. В нашем мире всем его хватит.
   - А второе условие?
   - Это. - Альфред указал на точило-скипетр. - Ты должен избавиться  от
него. Когда ты держишь его, ты  лжешь.  Ты  посылаешь  своих  друзей  на
смерть. Шеф взглянул на точило, снова увидел  жестокие  бородатые  лица,
вырезанные с обоих концов; лица, похожие на бога с  ледяным  голосом  из
его видений. Он вспомнил могилу, где нашел скипетр, вспомнил  рабынь  со
сломанными спинами. Подумал о Сигварте, которого послал  на  мучительную
смерть; о Сиббе и Вилфи, сгоревших заживо. О самом Альфреде, которого он
сознательно послал навстречу  поражению.  О  Годиве,  которую  он  спас,
только чтобы использовать как приманку.
   Повернувшись, он бросил камень в густые заросли, там он будет  лежать
в плесени.
   - Как скажешь.  Мы  пойдем  под  двойными  знаменами  -  победим  или
потерпим поражение. - Он протянул руку. Альфред  достал  кинжал,  срезал
свой кошелек, бросил его к ногам женщины. И только потом они пожали друг
другу руки.
   Когда они уходили, женщина дрожащими пальцами развязывала кошелек.

***

   Не прошли они и ста ярдов по тропе, как услышали  шум:  звон  оружия,
крики, ржание лошадей. Оба побежали к лагерю, но их задерживали  шипы  и
ветви. К тому времени, как они выбежали из леса, все уже кончилось.
   - Что  случилось?  -  спросил  Шеф  у  одного  из  людей,  который  с
недоумением смотрел на него.
   И тут из-за разрезанной палатки появился жрец Фарман.
   - Легкая кавалерия  франков.  Немного,  около  сотни  всадников.  Они
знали, что мы здесь, выскочили из леса. А ты где был?
   Но Шеф смотрел мимо него, на Торвина, который пробирался через  толпу
возбужденных людей, крепко держа за руку Годиву.
   - Мы пришли сразу после рассвета, - сказал Торвин. -  Как  раз  перед
нападением франков. Шеф, не обращая на него внимание, смотрел только  на
Годиву. Она подняла подбородок, смотрела на него. Он  мягко  положил  ей
руку на плечо.
   - Прости, если я забывал  о  тебе.  Обстоятельства...  и  скоро...  я
постараюсь загладить свою вину. Но не сейчас. Сейчас я по-прежнему  ярл.
Сначала нужно организовать охрану лагеря, чтобы  нас  снова  не  застали
врасплох. Потом мы должны выступать. Но до того...  Лулла,  Фарман,  все
жрецы и предводители ко мне, как только будет налажена охрана.
   - Осмод, еще до этого. Пришли ко мне двадцать женщин.
   - Женщин, господин?
   - Женщин. Их с нами много. Вдовы, жены, шлюхи, мне все равно.  Только
бы умели держать в руках иглу.
   Два часа спустя Торвин, Фарман и Гейрульф, единственные  жрецы  Пути,
сидевшие среди десятка английских командиров отрядов, невесело  смотрели
на новый символ, торопливо вышитый  на  главном  знамени  армии.  Вместо
белого Молота, стоящего вертикально на красном поле, здесь были Молот  и
Крест, расположенные по диагонали друг к другу.
   - Это уступка врагу, - сказал Фарман. - Они  нам  такого  никогда  не
сделают.
   - Это условие, на котором король обещал нам поддержку, - ответил Шеф.
   Все подняли брови, глядя на оборванную одинокую фигуру короля.
   - И не только мою поддержку, -  сказал  Альфред.  -  Поддержку  всего
моего королевства. Я могу  потерять  одну  армию.  Но  есть  еще  немало
мужчин, которые придут ко мне сражаться против захватчиков. Будет легче,
если им не придется при этом менять религию.
   - Конечно, люди нам нужны, - сказал Осмод, маршал лагеря  и  командир
катапультеров. - С дезертирством и сегодняшними потерями у нас  осталось
по семь-восемь человек в расчете,  а  нужно  по  двенадцать.  И  у  Удда
заготовлено больше самострелов, чем  у  нас  людей.  Но  они  нужны  нам
немедленно. И где мы их найдем? В такой спешке?
   Шеф  и  Альфред  неуверенно  посмотрели  друг  на  друга,   обдумывая
проблему, ища решение.
   Неожиданно тишину из глубины палатки нарушила Годива.
   - Я вам дам ответ, - сказала она. - Но если я вам  скажу,  вы  должны
обещать мне две вещи. Во-первых, я буду постоянным членом совета.  Я  не
хочу, чтобы от меня в будущем  избавились,  как  от  хромой  лошади  или
больной собаки. Во-вторых, я больше не хочу слышать,  как  ярл  говорит:
"Не сейчас. Не сейчас, потому что я ярл".
   Взгляды устремлялись, сначала в недоумении - к ней, потом в тревоге и
сомнении - к Шефу. Шеф, машинально  поискав  рукой  привычный  точильный
камень, словно впервые посмотрел в сверкающие глаза Годивы. Он вспомнил:
точила больше с ним нет, нет  и  того,  что  оно  означает.  Он  опустил
взгляд. - Обещаю соблюдать оба условия, - хрипло  сказал  он.  -  Теперь
давай твой ответ, член совета.
   - Люди, которые вам нужны, в лагере,  -  сказала  Годива.  -  Это  не
мужчины, а женщины. Их сотни. И в каждой деревне вы найдете еще. Для вас
они, может быть, только шлюхи, как сказал недавно ярл. Владеющие  иглой.
Но они не хуже мужчин владеют и другим. Приставьте  по  шесть  женщин  к
каждой  катапульте.  Освободившихся   мужчин   направьте   к   Удду   за
самострелами, а самых сильных к Луллу - алебардистами.  Но  я  посоветую
Удду: набери побольше молодых женщин, таких, которые  не  испугаются,  и
дай им свои самострелы.
   - Мы не можем сделать это, - сказал, не доверяя своим ушам, Квикка.
   - Почему?
   - Ну... у них не хватит силы.
   Шеф рассмеялся.
   - Именно это, Квикка, викинги говорили  о  тебе,  помнишь?  Много  ли
нужно силы, чтобы натянуть веревку? Повернуть рычаг? Работать на вороте?
Машины дают силу.
   - Они испугаются и убегут, - не сдавался Квикка.
   Годива ледяным тоном сказала:
   - Посмотри на меня, Квикка. Ты видел, как я забиралась  в  тележку  с
дерьмом. Я испугалась тогда? Даже  если  испугалась,  все  равно  я  это
сделала. Шеф. Позволь мне поговорить с женщинами. Я найду таких, которым
можно верить; если понадобится, я сама поведу их. Не забудьте вы все,  -
она вызывающе оглядела совет, - женщины могут потерять больше, чем любой
из вас. И выиграть тоже.
   В наступившем молчании Торвин, по-прежнему чуть скептически,  сказал:
- Все это очень хорошо. Но сколько людей было у короля  Альфреда,  когда
он выступил против франков? Пять тысяч? Подготовленных воинов. Даже если
мы мобилизуем всех женщин в лагере, у нас получится треть  этого  числа.
Как можем мы  надеяться  победить?  С  людьми,  мужчинами  и  женщинами,
которые ни разу в жизни не стреляли, разве по  птицам.  Нельзя  за  день
превратить человека в воина.
   - Но научить стрелять из  самострела  за  день  можно,  -  неожиданно
возразил Удд. - Надо только натягивать и целиться.
   - Все равно, - сказал Гейрульф, жрец Тюра. - Мы сегодня утром поняли,
что франки не будут стоять, дожидаясь наших стрел. Что же нам делать?
   - Слушайте, - сказал Шеф, глубоко вдохнув, - и я вам расскажу.

Глава 11

   Как огромная стальная ящерица, франкская армия вскоре после  рассвета
выползла из своего лагеря  под  Гастингсом.  Вначале  легкая  кавалерия,
сотнями, стальные шлемы, кожаные куртки и сабли; их обязанность - искать
врага, держать фланги, входить в прорыв. Затем  ряд  за  рядом  лучники,
верхом, как и все в этой армии, но  готовые  спешиться  для  боя,  когда
окажутся в пятидесяти ярдах от вражеской  линии  и  начнут  поливать  ее
стрелами из больших  луков;  их  обязанность  -  остановить  противника,
заставить его поднять щиты, закрывать  лица,  присесть,  чтобы  защитить
незакрытые ноги.
   В центре тяжелая кавалерия - оружие, приносящее франкам  одну  победу
за другой на равнинах Центральной  Европы.  Каждый  воин  в  кольчуге  и
поножах, спину и живот защищает высоко поднятое седло, у каждого шлем  и
длинный меч, а сверх этого щит, длинное копье и стремена. Щит  закрывает
все тело, копье  бьет  поверх  руки  и  из-под  руки;  в  стремена  воин
упирается для удара. Мало кто мог держать в одной руке копье,  в  другой
неподвижный щит и в тоже время нажатием ног и  кончиками  пальцев  одной
руки управлять боевым конем. Среди англичан таких людей не было.  А  те,
кто мог, верили, что опрокинут любую пехоту, только бы она  вышла  из-за
стен или сошла с кораблей.
   Во главе основной колонны, перед девятьюстами всадниками, король Карл
Лысый повернулся в седле и посмотрел на знамена, развевающиеся сразу  за
ним, на оставшийся под охраной лагерь, на корабли  у  берега.  Последняя
армия  к   югу   от   Хамбера   идет   им   навстречу,   беззаботная   и
неподготовленная, но собирается сразиться. Именно это ему и нужно:  один
решительный удар, предводители гибнут на поле или сдаются и передают ему
бразды правления. Это должно было произойти раньше, после разгрома этого
храброго, но глупого Альфреда. И теперь  расцвет  его  правления  совсем
близок.
   Сейчас как раз вовремя. Может даже, чуть поздно. Сегодня  или  завтра
все решится. Карл понял, что дождь мешает ему смотреть вдаль, тучи  идут
с  пролива.  Он  повернулся,  подозвал  англичанина-предателя  вместе  с
переводчиком.
   - Вы живете в забытой богом стране, - сказал  он.  -  Когда  кончится
этот дождь?
   Альфгар посмотрел на обвисшие  знамена,  заметил  небольшой  ветер  с
юго-запада, подумал про себя, что дождь может  зарядить  на  неделю.  Но
король не это хочет услышать, понимал он.
   - Я думаю, скоро, - сказал он. Король хмыкнул,  пустил  вперед  коня.
Армия медленно двинулась по неубранным полям, влажная почва превращалась
в грязь, авангард оставлял широкую черную полосу в зелени.

***

   В пяти милях к северо-западу, с вершины небольшого холма  чуть  южнее
Кальдбек Хилла, Шеф наблюдал за приближением армии франков. На  повозке,
запряженной быками, было установлено  его  знамя  -  Молот  и  Крест  по
диагонали друг к другу. Он знал,  что  разведчики  уже  заметили  его  и
доложили об этом королю Карлу. Шеф с армией подошел в сумерках накануне,
после того как легкая кавалерия франков отступила к своему  лагерю.  Его
люди - мужчины и женщины - заняли  позиции  ночью.  Рядом  с  ним  почти
никого не было. Такой битвой он больше руководить  не  может.  Вопрос  в
том, сможет ли его армия действовать точно по плану - и действовать  так
после того, как отряды утратят связь друг с другом и с ним.
   Одно Шеф знал точно: в  его  армии  гораздо  больше  людей,  чем  ему
известно.  Весь  день  накануне  он  принимал  небольшие  группы  людей,
направлявшиеся к полю битвы: крестьян с копьями, дровосеков с  топорами,
даже мрачных углежогов с нагорья,  призванных  королем  Альфредом.  Всем
говорили одно и то же. Не стойте на месте. Не образуйте линию.  Ждите  в
укрытиях. Нападайте, когда увидите возможность. Простой  приказ,  и  они
принимали его с радостью, тем более что приказ отдавал сам король.
   Но дождь, думал Шеф. Поможет он или помешает? Скоро он узнает.
   Первый выстрел прозвучал из полусожженной деревни.  Пятьдесят  легких
франкских кавалеристов ушли в сторону от направления  движения  армии  и
пересекли линию прицела катапульты "Точно в цель". Осви нажал на  рычаг,
почувствовал отдачу, увидел, как пролетела  полмили  большая  стрела.  И
точно попала в цель, тесную группу  всадников.  И  тотчас  же  расче