-  Два
десятка насмерть побили, а  девок  в  лес  увезли.  Сегодня  утром  нашли  -
сгвалтованные, мертвые...
   - Знаю...
   - Знаешь? А что молчат  -  знаешь?  Спрашиваю:  кто  сотворил?!  -  глаза
отводят. Будто и не их сельчан побили да  живьем  пожгли!  Мать,  у  которой
дочек увезли, - седая, за ночь старухой стала...
   Ярина устало прикрыла веки. Отец говорил: на войне страшно. Могла ли  она
подумать еще месяц назад, что доведется такое увидеть. И не в чужом  краю  -
дома.
   - Подкоморник один приезжал, - Хведир оглянулся, заговорил шепотом. -  Из
Мерлы.  Туда  снова  Мацапуровы  сердюки  наведались.  Говорят,  пишитесь  в
крепость к пану нашему, он и защитит. А не запишетесь - все пропадете.  И  в
Калайденцах они были, и в Циркунах. В Циркунах сход собирался, решили к пану
Мацапуре под руку проситься...
   Девушка кивнула. Широко пан Мацапура рот  разевает!  То  выгон  требовал,
теперь же - село вместе с посполитыми!
   - Значит, вот кто эти "татары"!
   Ярина и раньше догадывалась, теперь же все  ясно  стало.  Вот  почему  им
подмоченный порох прислали! Сгорят Валки,  погинут  все,  а  потом,  как  из
Полтавы наказной сотник приедет, Мацапура только  руками  разведет:  не  моя
вина, я даже порох им прислал, от сердца оторвал. И что селяне молчат - тоже
понятно. Татары далеко, а Дикий Пан - под боком.
   - Батька снился, - Хведир вздохнул,  ссутулился.  -  Черный  весь,  глаза
неживые, страшные. Видать, не упокоился...
   Девушка присела рядом, хотела  что-то  сказать,  но  слова  не  шли.  Как
утешить? Одно утешение  -  врага  найти  и  кровью  его  умыться.  Да  разве
достанешь пана Мацапуру!
   - Батька, он... Он тебя сватать хотел, когда сотня вернется. За Мыколу.
   - Твоего брата старшего?
   - За него...
   Девушка не удивилась - догадывалась. Умен был Лукьян Еноха! Нет сыновей у
сотника Логина, а кому-то после смерти его доведется новым  сотником  стать.
Впрочем, чтоб такое сообразить, ума особого не требуется.
   Мыколу  Ярина  знала  мало,  хоть  и  росли  рядом.  Хлопец  как  хлопец:
черноусый, веселый. И черкас справный.
   - За Мыколу, значит? А ты?
   Сказала - и укусила себя за язык. И не просто - до боли.
   - Я? - парень невесело усмехнулся. - Мне, Яринка, попадью вдовую  найдут.
Вот и весь сказ.
   Девушка искоса поглядела на Хведира.  Да,  всем  хорош  хлопец  -  но  не
черкас. Стукнул бы кулаком по столу, чтоб с  притолоки  щепки  посыпались!..
Хотя... О чем это она? Может, у пана бурсака и в мыслях ничего такого нет?
   Навыдумывала, дуреха, навоображала!
   Ярина встала, отвернулась, взглянула в темное окно. И вправду,  хватит  о
глупостях! Не для того ее сотником кликнули!
   - Ездила сегодня, смотрела... Не знаю, что и делать. Слепые  мы,  Хведир!
Мацапура каждый час налететь может, а мы и не знаем, куда помощь слать.
   Бурсак пожал  плечами,  снял  окуляры,  повертел  здоровой  рукой,  снова
пристроил на нос.
   - То и пан Рио говорил. Надежду он имеет, что  пани  Сало  весть  подаст.
Ярина поморщилась. Странные дела творятся. Пан Рио  тут  из  фузеи  стрелять
учится,  а  пани   Сало,   поговаривают,   пана   Станислава   на   постелях
тешит-голубит. С чего это ей черкасам помогать?  Другой  у  нее  интерес.  А
может, и у пана Рио - другой? Приехал, чтоб Хвостика своего выручить. А  как
только тот на коня сесть сможет...
   - Как думаешь, пан Рио не предаст?
   - Он?! Бурсак почесал стриженый затылок, поправил окуляры. - Не такой он,
Яринка! Он вроде лыцаря, а  такие  предавать  не  умеют...  Лыцарь!  Девушка
улыбнулась. А и вправду - лыцарь! В броне да еще с мечом. Дивный меч!  Такой
она только на картинках видала.
   - ...Так я понял, обет у него - без службы не жить.  Как  у  Дон  Кишота.
Помнишь книжку?
   Ярина кивнула и невольно улыбнулась. Хорошо еще пан Рио  с  ветряками  не
воюет! То-то бы хлопоту было!
   - И домой он  попасть  не  может.  Говорит,  чародейство  требуется.  Вот
Приживник этот... Думает пан Рио, что и в наших краях такой Приживник  может
обретаться. Оттого и...
   - Хведир! Прекрати! - маленький сапожок ударил об пол. - Все  тебе  байки
да сказки!
   - Кто ведает? - бурсак усмехнулся. - Может, и сказки, а может,  и  тонкие
материи, о коих учитель мой...
   Ярина засопела от возмущения, но не выдержала - рассмеялась.
   Что тут поделать? Фольклорист!
   Скрипнула дверь. Вошел пан Рио, скинул шапку,  головой  покачал.  Присел,
снова головой мотнул.
   Ярина отвернулась - чтоб улыбку не показать.
   - Так что, пан лыцарь, не вы ли у пана  Крамольника  на  свадьбе  дружкой
будете?

Юдка Душегубец

   Сердюк - косая сажень  в  плечах,  голубые  глаза  навыкат  -  вытянулся,
щелкнул каблуками:
   - То прошу, пан сотник! Ждут!
   Каблуками греметь да фрунт показывать я его не учил.  Не  положено  здесь
спрашивать, кто и откуда, но сказывают, будто служил этот парень  в  гвардии
самого прусского короля. Служил да сбег - прямиком к пану Станиславу.
   Нашел куда бежать, дурень!
   Я кивнул гвардейцу  и  открыл  знакомую  дверь.  Если  пан  Мацапура  уже
здесь...
   - Добрый день, пан Юдка!
   Я оглянулся - в библиотеке было пусто. Откуда же...
   - Я тут!
   Пани Сале появилась из-за кресла, в руках - большая  книга  в  переплете,
обшитом бархатом.
   - Пан Станислав обождать просил, скоро будет. Присаживайтесь, пан Юдка!
   Я еле сдержался, чтобы не усмехнуться. Не знал бы, кто она,  точно  решил
бы -  княгиня!  Жесты,  улыбка...  А  как  голову  держит!  То-то  она  пану
Станиславу по душе пришлась! Это вам не сельская девка, что только  воет  от
страха да о невинности потерянной плачет. Эта себя показать сможет.
   Дама! Говорят, пан Станислав ей уже  ключи  от  дома  доверяет.  Не  все,
конечно, но все-таки...
   - Нам с паном Станиславом может понадобиться ваш совет...
   Ага! "Нам с паном Станиславом!" Вэй, быстро это она! Хотелось спросить  о
важном, но стены, как известно, имеют уши. Особенно эти.
   - И что пани читает?
   Она молча протянула мне книгу. Я взглянул на открытый лист. Ага!
   Это даже не книга, это альбом. Странно, его я ни разу не видел.
   Рисунки были хороши. Хоть и не велит Святой, благословен  Он,  изображать
нас, адамовых потомков, но хорошие портреты мне всегда нравились.
   Как тот, что висит совсем рядом.
   В альбоме, понятно, было не масло -  акварель.  Незнакомые  лица,  улицы,
дома, морские волны... Рука пани Сале осторожно прикоснулась к моей,  пальцы
перелистнули страницу. Так-так!
   Старый знакомый! Да не один!
   Я поднял голову, сверяясь с картиной на стене. Хороший глаз у пани  Сале!
Сразу заметила! Да, это он, тот самый неведомый пан, только не  в  испанском
камзоле, а в рединготе  и  шляпе.  И  рядом...  Второй  был  мальчик  -  лет
двенадцати. Тут и гадалка не нужна, чтобы понять - сын. И лицо,  и  глаза...
Подписи не было, но сбоку темнели маленькие, еле заметные буковки.
   Я всмотрелся: Paris.
   Париж! Жалко, что ни года, ни  имени.  Но  если  на  большом  портрете  -
батюшка пана Станислава, то и здесь, конечно, он. А  вот  мальчик...  Неужто
сам пан Станислав?
   Вэй, да зарежьте меня, глупого бестолкового жида, если это он!
   Пани Сале поднесла пальчик к губам, закрыла альбом, отложила в сторону.
   Значит, не один я что-то заметил!
   Ладно!
   Рискнуть?
   Рискнуть!
   Язык Исключения, наречие, неведомое ангелам...
   - Успешны ли поиски ваши, госпожа? Нашли ли вы путь?
   Она задумалась, поджала губы.
   - Почти. В книге  "Задея"  описан  один  обряд.  Его  называют  "Багряные
Врата"...
   Внезапно я почувствовал: воздух в комнате загустел. Не нужно  даже  гнать
Тени, чтобы понять - нас подслушивают.  Покинуть  Рубеж  для  Малахов  почти
невозможно и сопряжено со страшным риском - но уловить  отголосок  вибраций,
вникнуть, разобраться... Одно благо: слушают - и не  понимают.  Да,  не  все
доступно даже Рубежным Малахам! Потому и сотворил  Святой,  благословен  Он,
смертного Адама...
   - Это очень странный обряд - и очень страшный. В книге что  он  открывает
дорогу в Шеол, но, по-моему, это и есть нелегальный путь через Рубеж к  нам.
Я невольно усмехнулся. Чтобы попасть в Шеол, не нужны никакие обряды.  Да  и
глупость все это - сказки для сапожников и портных. Шеола  нет,  как  нет  и
Рая. Есть другое, совсем другое...
   - Только... - пани Сале нахмурилась, качнула головой. - Там сказано,  что
для обряда нужна "чистая кровь". Господин Станислав считает, что  это  кровь
детей. Он говорит, будто такая кровь нужна  для  всех  обрядов  связанных  с
выходом за пределы этого Сосуда...
   Точно, считает. Теми детьми, что в замок  попали,  можно  целый  пригород
заселить. И не просто младени ему нужны! лишь те, что совсем  крохи,  только
от бабки-повитухи. А нас, жидов, еще обвиняют, будто мы замешиваем  мацу  на
крови христианских младенцев!
   - Я сделала большую глупость, господин Юдка. Когда мы  переходили  Рубеж,
стража... Малахи едва не задержали господина  Рио.  Я  решила  откупиться  и
отдала свой амулет - крючок, ловящий чужие заклинания. С ним было бы легче.
   Двойника не хотели пропускать? Так-так, запомним! Выходит, Малахам не  по
душе лишняя душа! Значит, и мне через Рубеж не пробраться - обычным путем.
   Обычным - но есть и другие.
   - И вы решились, госпожа?
   Пани Сале не ответила, и я понял - решилась.
   Ее не страшат "Багряные Врата".
   И кровь - тоже не страшит.
   - Мой господин, кажется, собирается пойти с вами? Она улыбнулась - легко,
чуть снисходительно.
   - Он очень любопытен, господин Станислав. И жаден. Но что он  там  сможет
сделать - один? Даже если возьмет с собой своих воинов...
   Я не стал возражать, хотя и мог. Сотня хлопцев с мушкетами в Сосуде,  где
не знают, что такое порох!  Да  и  одному  всегда  есть  что  делать.  Жизнь
спасать, например. А ко всему еще - ребенок, чумаков брат.
   Пленник!
   Не зря пану Рио велели его найти!
   Послали его - а вернется с Пленником пан Мацапура-Коложанский. Вернется -
и просто так не отдаст. А может, и вовсе отдавать не станет.
   Умен пан Станислав! Чтобы отхватить руку, ему не нужен палец -  хватит  и
тени пальца.
   - А ваши друзья, госпожа?
   Снова улыбка,  такая  же  снисходительная.  Понимай  как  знаешь:  то  ли
обмануть пана Станислава задумала, то ли пана Рио тут оставить - черкасам на
съедение.
   А может, еще проще: велели ей одной вернуться - с ребенком.
   Одной.
   А что амулет свой отдала - не беда. Повернется пан Станислав к ней спиной
в постели...
   Вэй, я бы не повернулся!
   Негромко хлопнула дверь.
   Он!
   Вставать не стал - чтобы  пан  Мацапура  лишнего  не  заподозрил.  Ничего
плохого: сидит пан надворный сотник, гостью разговором занимает.
   А что Малахи  разговоры  подслушивают  и  зубами  скрипят  (если  Святой,
благословен Он, даровал им зубы, конечно), то моему пану не увидеть.
   - Гу-у! Гу-гу!
   Все-таки я вскочил - от неожиданности. Что значит "Гу-гу"?
   - Гу-гу! Да... Да!.. Дай!
   Топот крохотных ножек. Кто-то маленький, в коротком балахончике, косолапо
пробежал по комнате, остановился у столика.
   - Дай! Дай!
   "Дай!" явно относилось к вееру. Сколько тут бывал, этот  веер  все  время
лежал на одном и том же месте.  И  никто,  кроме  пана  Станислава,  уже  не
скажет, откуда он взялся - легкий, изящный, с бабочками, летящими по  тонким
бамбуковым пластинкам.
   - Дай!
   Маленькая ручка потянулась вперед - и опустилась,  не  достав.  Маленькая
детская рука - с четырьмя пальцами.
   Пленник! Да, плохо быть жидом - даже не перекрестишься! Ведь этому мальцу
и месяца от роду нет!
   - Дай!
   Взгляд нечеловеческих - от висков к переносице - глаз  обжег,  словно  на
меня взглянуло Пламя Эйн-Софа.
   Взрослые глаза.
   Страшные.
   И лицо... Не бывает у детей таких лиц!
   Послышался знакомый смех. Пан Станислав шагнул к столику, протянул веер.
   - Держи!
   Ребенок довольно засопел, прижал добычу к груди.
   - Гу-у! Гу-гу!
   И  вновь  я  почувствовал  страх.  Брат  Гриня  Чумака  не  гугукал,  как
несмышленый младенец. Он говорил, пытался сказать, но не мог.
   Пока что - не мог.
   - Прошу прощения, пани и Панове! Этот маленький пан меня слегка задержал.
   Пан Станислав улыбался, на пухлых щеках обозначились знакомые ямочки.  Ни
дать ни взять добрый дед, радующийся внуку-первенцу.
   Интересно, когда он "чистую кровь" по углам пентаграммы  льет,  тоже  так
улыбается?
   - Этот маленький пан очень любопытен.  А  ну-ка,  подойди  к  пану  Юдке!
Можешь подергать его за бороду, он не обидится!
   Мне бы посмеяться. Во-первых, шутит пан Станислав. Во-вторых, почему бы и
не подергать пана Юдку за бороду?
   Посмеяться бы - но я даже не улыбнулся.
   Он понял!
   Ребенок, видевший меня пару раз за всю свою жизнь (Вэй, тоже  мне  жизнь,
месяц всего!) - понял! Простучали маленькие ножки. Пленник подбежал ко  мне,
чудные глаза смотрели твердо, не мигая.
   Сдерживая страх, я наклонился, дернул  губы  улыбкой.  Вот  она,  борода,
хватай!
   Ручонка протянулась вперед. Уже  другая,  не  с  четырьмя  пальцами  -  с
шестью.
   Я стиснул зубы.
   Святой, благословен Ты! Не допусти! Шестипалая  ручка  застыла,  медленно
опустилась. - Гу-у! Гу!
   Он что-то требовал. Чудные глаза взглянули в упор.
   И сразу исчезли Тени...
   Я был тут, я никуда не делся.
   Но это был уже не я...
   Кто-то другой сидел в старом тяжелом кресле.
   Нет! Не сидел!
   Стоял!
   Вокруг был незнакомый сад, чужие  лица  -  и  только  запах  гари,  такой
привычный, был знакомым.
   Дом пылал, пылал сад...

***

   ...Магнолии горели неохотно.
   Дом, в полотнищах черного дыма, не желал  сдаваться.  Все  эти  старинные
гобелены, посуда из серебра и  фарфора,  все  эти  ткани  и  резное  дерево,
дубовые балки и расписная известь потолков - все  это  сопротивлялось  огню,
как умело, и розовый мрамор садовых статуй сделался черным от копоти.
   На коробку с коллекцией шлифованных линз наступили сапогом. Собаку убили.
Кошки разбежались. Улетела ручная сова, а белые мыши так и остались в доме.
   Поперек усыпанной гравием дорожки лежит грузное тело тети. А там - дальше
- бабушка, а няню куда-то волокут, выкручивая  тонкие,  в  медных  браслетах
руки...
   И за сотни верст вокруг нет ни одного мужчины.
   Ни одного; только потные гиены в стальных рубахах, несколько женщин,  уже
мертвых  или  все  еще  обреченных,  горящие  магнолии  -  и  я,  задумавший
обороняться шелковым сачком для ловли бабочек.
   Обо мне вспомнили. Несколько рыл  обернулось  в  мою  сторону,  в  редких
бородах блеснули белые зубы. Кто-то, временно оставив награбленное, двинулся
ко мне - небрежно, как бы привычно и мимоходом, потому что всего и дела-то -
сгрести за шиворот обомлевшего от  страха  мальчишку,  щенка,  не  сумевшего
спасти даже свою белую мышку.
   А тетя лежит поперек дорожки и уже ничего не видит. И бабушке все  равно.
А няня...
   Белый платан за моей спиной устал  бороться  и  вспыхнул  снизу  доверху,
будто облитый маслом. Вместе с дуплом, вместе с гнездом болотницы, вместе  с
муравейником...
   Я знал, что не могу отменить случившееся - и оставить все как  есть  тоже
не сумею. Зачем я здесь, кто я такой,  если  не  сумел  защитить  свой  дом:
бабушку, няню, тетю?..
   Я отступил на шаг. Еще на шаг. Шелковый сачок в руках дрожал.
   Гиены ухмылялись, но я боялся не их.
   Я ненавидел себя. Я стыдился себя, слабого; я пожелал, сам  до  конца  не
осознавая своего желания. Изо всех сил пожелал...
   И шагнул в костер.
   Вспыхнули волосы, боль впилась в щеки, в кончики пальцев.
   Я дернулся, пытаясь вырваться, вынырнуть из страшного видения.
   Рванулся...

***

   - Пан Юдка? Да что с вами?
   Лицо пани Сале было рядом - встревоженное, слегка растерянное,
   - Сейчас! Тут у меня нюхательная соль...
   Вот уж не думал, что в библиотеке пана Станислава есть нюхательная соль!
   Я глубоко вздохнул, прогоняя остатки кошмара.
   Чужого кошмара.
   Чужого - но такого знакомого.
   Встал, улыбнулся, поправил сбившуюся на ухо кипу.
   - То я прошу прощенья у моцного пана и сиятельной пани...
   - Это я у тебя прошу прощения,  пан  Юдка!  -  пан  Станислав  улыбнулся,
хлопнул по плечу. - Да не вставай ты! Эх, мой грех, загонял я тебя!  Ни  дня
субботнего не чту, ни дня воскресного...
   Пан Станислав качал головой, усмехался дружески, но я уже не верил  -  ни
его улыбке, ни добрым словам.
   Я оглянулся - Пленник исчез.
   Ясно... Пан Мацапура продолжал улыбаться,  что-то  твердить  о  том,  как
вредно три ночи подряд не спать, но я не слушал. Умен мой пан! Наверное, так
и было: взглянул он в глаза Пленнику, то ли случайно, то ли заподозрив что -
и провалился в пропасть.
   В ЧУЖУЮ пропасть.
   В бездны чьей-то памяти.
   Да, пан  Мацапура  умен!  Не  испугался  (а  может,  испугался,  да  себя
преодолел) - и проверить решил. На мне. На своем верном псе Юдке.
   Так-так... Интересно, что моему пану привиделось? Нет! Не привиделось!
   Что ОН заставил моего пана увидеть? Кто же ты, Пленник?
   Нюхать соль я отказался, и от стопки знакомой гданьской вудки - тоже. Пан
Станислав не настаивал. Мы присели к  столику,  на  скатерть  легла  толстая
книга с позеленевшими медными застежками переплета.
   Я узнал - книга "Задея".
   Так-так... Для того и собрались. Пан Станислав и тут верно рассудил. Пани
Сале в своем Сосуде некромант не из последних. И сам пан  Мацапура  не  один
год такие книги почитывает. Ну, и я, глупый Юдка...
   Слушать о "Багряных Вратах" было неприятно. Читать - тоже. А смотреть  на
рисунки - тем более. И не только из-за "чистой крови". Я  не  брезглив;  тем
более людей, кто попадет в замок, все равно не спасти. Говорят  (говорили  -
прежде), что такой кровью пан иногда ноги парит.
   От боли в суставах.
   Может, врут?
   Другое не нравилось. "Багряные Врата" -  все  равно  что  топор  в  руках
ювелира. Или портного. Вместо тонкой работы - удар с плеча.
   Хотя...
   Я вновь перечитал затейливую вязь скорописи,  проглядел  густую  киноварь
рисунков. Три круга: глумленье, Имена и кровь. И дорога  -  тоже  из  крови.
Грубо! Очень грубо!
   Но кто знает?
   Обнадеживать не стал. Может, и выйдет. Хвала Святому, благословен Он, мне
таким заниматься не приходится!
   И не придется.
   Пани Сале принялась что-то рассказывать о  настоящих  Воротах  -  о  тех,
которые стерегут Малахи, - но я не стал слушать.
   Захотят рискнуть - пусть!
   Я им не спутник.
   Другое сводило с ума, не давало покоя.
   Пленник!
   Чего он хотел от меня? Помощи? Или просто угрожал? Или?..
   Дверь хлопнула, пан Станислав откинулся на спинку кресла, улыбнулся.
   - Тебе и вправду надо отдохнуть, пан Юдка! Завтра  поспи,  а  послезавтра
работа будет.
   Я плечами пожал. Впервые, что ли?
   Мацапура поглядел на дверь, за которой скрылась  пани  Сале,  и  внезапно
подмигнул:
   - Хитра баба! А ведь врет! Чую - врет! И ты, пан Юдка, врешь!  Он  понял.
Да и мудрено не понять! Пани Сале все-таки баба - увлеклась  и  сболтнула  о
Рубеже то, о чем лучше молчать.
   - Значит, эти твои Малахи некоторых задарма пропускают? Да,  кое-что  пан
Станислав сообразил. Но не все. О том, что перед ним  -  Консул  Рубежа,  он
все-таки не догадался.
   - Ладно, после поговорим... А теперь о деле. Пора с  Валками  кончать.  И
побыстрее!
   Я кивнул, вспомнив худую некрасивую девочку, ладно сидевшую в седле.  Моя
Смерть... Можно ли покончить со Смертью?
   - Утром гонец прискакал - Циркуны согласны под мою руку  пойти.  И  Мерла
тоже...
   - Поздравляю зацного пана!
   Он дернул щекой, огромная ладонь рассекла воздух.
   - С чем? Два села - разве  того  мы  хотели?  Проклятые  селюки!  В  поры
забились да поглядывают, кто верх возьмет!  А  из  Полтавы,  того  и  гляди,
наказной сотник приедет. Полковник там не дурак - знает, как таляры  звенят,
но и он тянуть долго не сможет.
   Я задумался. Легко пану приказывать!
   - Валки с на