торый
заявил, что ему наплевать и  он  не  собирается  молиться  на  венценосные
задницы, - наш!.. Потому что Ракхел, раздарив поместья своим приспешникам,
настроил простолюдинов и знать против себя. Он выпустил такие могучие силы
зла, которые сомнут и  его  самого.  Скоро  произвол,  наглое  беззаконие,
взятки придут и в эти еще не пуганные места, тогда посмотрим,  что  запоют
горожане... Если нам удастся поднять людей  в  горах,  нам  уже  не  будет
страшно предательство. Собирать армию нужно в открытую.
   Ромили ела молча. Мясо казалось необыкновенно вкусным - конечно,  после
стольких дней на каше и чечевице... Она думала о том, что  в  разговоре  с
ней Орейн невольно выражался на литературном языке, словно  забыв,  что  в
общении с другими все время использовал местные диалекты. Собственно, если
он как сводный брат короля принадлежал к высшей знати, это  неудивительно.
Карло  тоже,  по-видимому,  занимал  высокое  положение  -  как   он   уже
рассказывал, его лишили владений в результате дворцового переворота.
   Далее мысли потекли сами собой...
   "Не знаю, есть ли враги у короля в Неварсине, но в монастыре обитает по
крайней мере один из них. Хотя Кэрил еще ребенок и он сам  признался,  что
Каролин по-доброму относился к нему, в любом случае, если  Карло  и  Орейн
ждут  встречи  с  королем  в  стенах  монастыря,  мальчик   может   узнать
свергнутого монарха".
   Тут Ромили вздохнула - ей-то чего беспокоиться насчет короля? Вспомнить
хотя бы слова отца - в них много разумного...
   Тут ей стала  ясна  причина  тревожных  дум  о  Каролине,  которые  уже
несколько дней не давали ей покоя: "Но ведь ни Орейну, ни  Карло  обратной
дороги нет. Стоит им попасть в руки Ракхела - их  песенка  спета!  А  моя?
Разве меня оставят в живых? Никому не будет снисхождения. Вот  и  выходит,
что забота о безопасности свергнутого короля - это  забота  о  собственной
шкуре".
   История  о  жестокости  сэра  Лиондри  Хастура  служила   веским   тому
доказательством. Другое дело, что ей  самой  трудно  понять,  как  же  она
оказалась в рядах сторонников Каролина, но кого это будет интересовать?
   - Возьми-ка последнюю котлету, Румал. -  Голос  богатыря  привел  ее  в
чувство - Ты парень рослый, тебе нужна хорошая еда.
   Наконец Орейн подозвал служанку и попросил принести  еще  вина.  Ромили
тоже было потянулась за кубком, но спутник легонько шлепнул  ее  по  руке.
Казалось, чуть тронул, но девушка едва не вскрикнула.
   - Нет, тебе достаточно. Принеси-ка лучше сидра,  женщина.  Это  слишком
крепко для него! Вот уж чего мне не хочется, так  это  тащить  его  домой.
Такие  ребята,  как  ты,   никогда   не   знают   меры.   Сразу   начинают
хорохориться...
   Ромили почувствовала раздражение. Она глотнула  сидра  -  даже  струйки
побежали из уголков рта - и тут же откинулась на спинку стула. Напиток был
необыкновенно вкусный - куда лучше, чем крепкое  вино,  обжигающее  рот  и
желудок и быстро ударяющее в голову.
   - Спасибо, Орейн, - с трудом вымолвила девушка.
   Он доброжелательно кивнул:
   - Не стоит. Когда я был в твоем возрасте, мне всегда хотелось, чтобы  у
меня нашелся старший товарищ, который удержал бы мою  руку,  тянущуюся  за
вином. Теперь уже поздно! - улыбнулся он и, отсалютовав  огромным  кубком,
осушил его до дна.
   Ромили потянуло в сон, а Орейну вдруг приспичило сыграть в дротики.  Он
и ее позвал с собой, но  девушка  отрицательно  покачала  головой.  В  тот
момент ее слуха достиг интересный разговор за соседним столиком.
   - ...Брось, наконец! Если очень хочется,  дай  в  глаз  любому  королю,
который тебе не нравится.
   - Я слышал, Каролин скрывается в Хеллерах. Эти Халимины совсем слабаки,
куда им пытаться отыскать его здесь! Они могут обморозить щечки!
   - Где он прячется, мне наплевать.  Знаю  только,  что  у  него  хватает
приверженцев. Он хороший парень!
   - Во всяком случае, мне он нравится, - поддержал его  собеседник.  -  Я
пойду за любым, кто  сможет  накинуть  веревку  на  горло  этому  мерзавцу
Лиондри. Он заслужил подобный конец. Слышал, как  он  поступил  со  старым
лордом Астурийским? Сжег его - представляешь, старого человека!  -  вместе
со старой леди заживо. И знаешь, за что? За то, что один из лесников лорда
не пустил их переночевать...
   Спустя какое-то время Ромили потянуло в дремоту. Во сне ей  привиделись
оба - и Каролин, и Ракхел. Вместо человеческих лиц - морды  огромных  пум.
Оба крались, потом бросились друг на друга и  принялись  рвать  на  части.
Услыхала девушка и крики  ястребов,  словно  она  парила  высоко-высоко  и
сверху наблюдала за битвой. Потом она прилетела к высокой белой  Башне,  и
Руйвен приветствовал ее взмахом руки. Затем и он неожиданным образом обрел
крылья и взлетел в небо. Там  они  и  принялись  кружиться,  жалуясь  друг
другу, что отец вряд ли одобрит такое  бесшабашное  поведение.  Он  так  и
заявил:   "Хранитель   Разума   объявляет,    что    подобное    поведение
предосудительно. Мужчины и женщины не имеют права летать. Видите,  у  меня
же нет крыльев!" Сказав это, он превратился в камень... Девушка  с  трудом
разлепила веки - Орейн легонько тряс ее за плечо.
   - Пойдем, парень, уже поздно. Они закрывают... Нам пора в монастырь.
   Он уже был  в  заметном  подпитии  -  дышал  тяжело,  с  натугой.  Язык
заплетался... Девушка испугалась - сможет ли  он  идти?  Однако  возражать
было бессмысленно - она схватила его плащ и накинула ему на плечи.
   Они вышли в ясную морозную ночь. Было тихо, и,  может,  поэтому  каждый
звук необычно четко врезался в сознание - вот тявкнула собака, ей ответила
другая, и вновь все замерло. Уже было поздно, в большинстве домов свет был
потушен. Вдали над крышами домов ясно читался голубоватый серп Киррдиса.
   Орейн нетвердо ставил ноги, опирался рукой  о  стены  домов.  Когда  же
улочка пошла ступенями в  гору,  он  споткнулся  о  булыжник  и,  взревев,
растянулся во весь рост на камнях. Ромили  бросилась  к  гиганту,  помогла
подняться, настояла, чтобы взять его за  руку.  Она  почувствовала  особую
ответственность за этого пьяного великана - сколько он старался  для  нее.
Теперь ее черед отдавать долг. Нужно довести его до монастыря. Собственно,
дорогу и искать не надо - кремнистый путь поблескивал  в  свете  звезд,  и
стены монастыря ясно виднелись на склоне.
   - Орейн, вы не знаете, Каролин на самом деле скрывается в этом  городе?
- тихо спросила она.
   Орейн даже остановился,  подозрительно  уставился  на  нее  и  погрозил
пальцем.
   - Почему ты об этом спрашиваешь?
   Ромили прикусила язык. Действительно,  ее  вопрос  ей  самой  показался
теперь каким-то не таким...  Странным,  что  ли?  О  подобных  вещах  надо
спрашивать трезвого, а так  выходило,  будто  девушка  выбрала  подходящий
момент и пытается выведать  планы  сторонников  короля.  Орейн  ничего  не
ответил, повернулся и пошел  в  направлении  монастыря,  Ромили  поспешила
следом. Он крепко взял ее  под  руку  и,  стараясь  сохранить  равновесие,
двинулся дальше, потом обнял за плечи, прижал к себе, и девушка испугалась
- не дай Бог, этот тоже определит, кто она!
   "Орейн хороший, он мне нравится. Его есть за что уважать, однако,  если
он узнает, что я девушка, он станет таким, как все..."
   С каждым шагом рука гиганта давила все тяжелее и тяжелее. Добравшись до
стены, он повернулся - Ромили невольно обежала его, - расстегнул ширинку и
принялся мочиться на стену.
   Ромили выросла в деревне, ей не раз приходилось видеть  подобное.  Будь
она чувствительной особой, как Люсьела или ее младшая сестра, она  бы  при
виде этого упала в обморок. Будь она кисейной барышней, ей бы в голову  не
пришло бежать из дома, она покорно вышла замуж  за  дома  Гариса.  Уж  тем
более не сумела бы влиться в мужскую компанию и так  долго  путешествовать
вместе с ними.  Но  зачем  же  она  здесь?  Поддержать  в  трудную  минуту
облегчавшегося громилу?.. Сколько же это может продолжаться?
   У монастырских ворот Орейн подергал за веревочку, зазвонил колокольчик,
подзывавший служку из гостевого дома. На мгновение Ромили засомневалась  -
пустят ли их в монастырь, однако вскоре  привратник  загремел  ключами  и,
поворчав, позволил им войти. Он неодобрительно  поморщился,  почуяв  запах
вина, но ничего не сказал. Когда же Орейн предложил ему серебряную монету,
решительно покачал головой.
   - Мне  не  позволено,  приятель.  Благодарю  тебя  за  добрые  чувства.
Ступайте с Богом, - сказал монах, потом  обратился  к  Ромили:  -  Сумеешь
довести его, парень?
   Та в ответ кивнула и подтолкнула великана:
   - Двигайте в ту сторону, Орейн.
   Уже в своей комнате он неожиданно спросил:
   - Где я?
   - Дома. Уже дома... Ложитесь и поспите.
   Ромили подвела его к одной из кроватей, стоявших в номере.  Тот  рухнул
на постель. Девушка стащила с него сапоги. Орейн безвольно запротестовал -
он был куда пьянее, чем можно было подумать.
   Он ухватил ее за запястье.
   - Слушай, ты неплохой паренек... - начал он. - Ты мне нравишься, Румал,
к сожалению, ты  христофоро.  Однажды  я  слышал,  как  ты  обращаешься  к
Хранителю Разума... Черт!..
   Ромили осторожно высвободила руку, сняла с Орейна плащ и тихо вышла.  В
душе ее теплилась надежда, что дом Карло будет у себя в  комнате.  У  него
оказалось закрыто - может, он еще сидит у отца настоятеля? Собственно, это
не ее дело, ей тоже пора отдохнуть - завтра с утра опять придется заняться
животными и птицами. От предложения разделить  комнату  с  другими  людьми
дома Карло она уклонилась, лучше спать на соломе в конюшне. Там было тепло
и никто не мог проследить за ней. Ей меньше всего хотелось, чтобы  за  ней
следили, когда  приходилось  отправлять  естественные  надобности.  Только
теперь  она  осознала,  какую  трудную  роль  выбрала,  -  оказалось,  что
прикинуться  мужчиной   не   так-то   просто.   Помимо   всех   физических
неприятностей приходилось постоянно следить за языком, за  каждым  словом,
жестом...
   На этот раз Ромили тоже отправилась на конюшню - устроилась в  углу,  в
стоге сена. Разулась - все-таки носки здорово спасали от холода, забралась
в самую середину и закрыла глаза.
   Сон не шел. Она полежала, попыталась думать о чем-нибудь хорошем  -  не
помогло. Мешали посторонние звуки -  на  насесте  не  знали  покоя  птицы,
шуршали перьями, двигались по жердочкам, те жалостливо поскрипывали. Мягко
переступали с ноги на ногу лошади и червины,  изредка  всхрапывали,  шумно
отдувались. Эти  шумы  наполняли  сводчатое  пространство  строения  неким
умиротворяющим, одухотворенным спокойствием,  подобием  жизни  неземной  -
мягкой, счастливой. Здесь не было надобности браниться, истошно вопить или
стонать в предсмертных муках. Все здесь шло своим чередом, не  спеша,  без
суеты. Это был светлый мир, и Ромили невольно заслушалась...
   Этот мир был широк, велик, безграничен...  Где-то  за  стенами  конюшни
ласково и мелодично  прозвенел  колокольчик,  потом  послышалось  шарканье
многих ног - по-видимому, монахи собирались на ночную службу. Это было так
вовремя, так к месту, что девушка невольно заплакала. Душа  ее  потянулась
ввысь... Почему Орейн с такой неприязнью  упомянул  о  христофоро?  В  чем
причина этой вражды? Отчего он сказал, что он ему нравится, что он, Румал,
хороший парень, но, к сожалению, христофоро?  Зачем  здесь  сожаление?  Он
что,  фанатик?  Ромили  вообще  мало  задумывалась  о  религии,  она  была
христофоро - и ладно! Всю жизнь  она  слышала  сказки,  мудрые  изречения,
заветы  Хранителя  Разума,  чья  мудрость,  как   утверждают   христофоро,
давным-давно была принесена в этот мир со звезд. Случилось это так  давно,
что неизвестно, когда умер человек, который был свидетелем  этого  чуда  и
мог бы поведать о нем.
   Наконец до слуха девушки донеслось невнятное пение, и она  окончательно
проснулась. Так ей показалось вначале...  Ромили  еще  глубже  зарылась  в
сено. Потом Ромили вдруг снова отправилась в полет - парила  в  поднебесье
на гигантских ястребиных крыльях. Или  то  были  крылья  сторожевых  птиц?
Какая разница! Она отмахнулась и принялась жадно разглядывать  землю.  Это
не горы, внизу расстилалась равнина, зеленая и нарядная... Озера,  широкие
поля и вот наконец все та же белая, ослепительно посверкивающая  башня  на
берегу чудесного водоема. Обширного, безбрежного озера... Тут  со  стороны
вновь долетел звон колокольчика, убедившего девушку, что она не спит.  Она
уныло подумала, что вот уже вторую ночь проводит в монастыре, а так  и  не
послушала хор монахов. Зачем надо было отправляться в город? Она же  может
оказаться единственной женщиной, которой довелось услышать чудесное пение.
   Ничего, они пробудут здесь еще несколько дней. Может, тогда ей повезет.
Какая удача, что Дарена нет в монастыре, он непременно узнал бы ее...
   Впрочем, если король Каролин явится сюда, его тоже  узнают,  дом  Карло
должен предупредить его...
   Помыслив об этом, Ромили окончательно уснула. Тогда перед  ней  чередой
пошли некие венценосцы, мальчики, и кто-то незнакомый начал  расспрашивать
ее голосом Орейна. Наконец и эти все ушли - растворились в небытии.
   Утром девушка поднялась с первыми лучами багрового светила  и  занялась
животными и птицами.


   Жизнь в монастыре свершалась по давным-давно заведенному уставу. Ромили
быстро усвоила его - подъем  с  первым  светом,  легкий  завтрак,  который
подавали в доме для гостей, поручения, которые давали либо дом Карло, либо
Орейн. Через пару дней Ромили обзавелась новыми сапогами, сделанными по ее
мерке, - это было  так  здорово!  Как  намучилась  она,  таская  на  ногах
здоровенные сапожищи Руйвена. Да еще без носков!.. Теперь  другое  дело...
Прошло десять дней,  как  она  поступила  на  службу,  и  Ромили  получила
причитающиеся ей десять монет и отправилась в город,  где  отыскала  лавку
портного. Там приобрела теплые носки на смену. Чтобы можно было стирать...
Купила еще несколько теплых вещей.
   Казалось, жизнь наконец улыбнулась... Девушка отправилась в Неварсин  в
полдень, совершенно свободная, с деньгами в кармане - когда бы такая удача
выпала благородной дочери Макарана?  Вернулась,  позанималась  с  птицами,
покормила их, осмотрела ездовых животных и после скромного  ужина  в  доме
для приезжих с затаенным нетерпением принялась ждать ночи.  Уж  как-нибудь
она проскользнет в часовню и наконец-то  услышит  мужской  хор  монастыря.
Там,  говорят,  есть  один  мальчик,  поющий  сопрано  -  голос   у   него
божественный, зовущий на небеса. Это был  не  кто  иной,  как  Кэрил,  сын
Лиондри Хастура.
   Ромили надеялась, что Орейн предупредил дома Карло,  а  тот  довел  эту
новость до самого короля. Может,  именно  поэтому  Каролин  так  долго  не
появлялся в городе.
   Дважды за эти десять дней Ромили в компании Орейна  посещала  городские
харчевни. На этот раз богатырь не позволил себе  лишку  -  один,  ну,  два
кувшина местного вина. Вино,  казалось,  не  оказывало  на  него  никакого
влияния. Дома Карло она больше не видела - девушка предположила, что он по
горло занят делами Каролина. Готовит его приезд в город... Но как же  быть
с маленьким Кэрилом? Ребенок не выдаст, но вот его отец... Ромили ни о чем
не спрашивала Орейна - ей  была  памятна  его  реакция,  когда  они  ночью
возвращались домой. Не хватало еще, чтобы ее посчитали ищейкой! Вот  и  не
суй нос не в свое дело, осаживала она себя. Лишние хлопоты ей совсем ни  к
чему...
   Изредка странные, сумасбродные мысли приходили ей в голову. Как бы  она
себя повела, если бы отец выбрал ей в мужья человека, похожего на  Орейна?
Отказала бы ему? По-видимому, нет.
   "Ради чего я должна была оставаться дома и  ждать,  пока  меня  выдадут
замуж? Тогда бы мне не удалось побывать в  Неварсине  и  в  его  тавернах,
пожить в лесах, полях. Никогда бы я не плутала в пустыне;  никогда  бы  не
работала, и у меня никогда бы  не  было  своих  денег.  И  со  сторожевыми
птицами не пришлось бы повозиться... Но главное - я бы никогда не испытала
свободы".
   С каждым днем Ромили  все  более  привязывалась  к  уродливым,  нелепым
сторожевым птицам. Теперь они с готовностью садились ей на руку, ели с нее
так же охотно, как домашние пернатые. То ли рука у нее окрепла, то ли  она
успела привыкнуть к весу птиц, однако теперь Ромили могла  держать  их  на
запястье  сколь  угодно  долго.  Они  были   послушны,   с   удовольствием
подчинялись командам, и, когда Ромили  входила  с  ними  в  телепатическую
связь, ее буквально обдавало  волной  доверия  и  любви.  Может,  по  этой
причине Пречиоза больше  не  появлялась  в  небе.  Ястребица  оскорбилась,
взревновала? Как бы то ни было, Ромили часто тосковала по ней.
   Девушка редко виделась с другими слугами, встречались они только  утром
и вечером, когда  все  собирались  в  монастырской  столовой  в  доме  для
приезжих. Ее такое положение устраивало как нельзя лучше - Ромили все  еще
побаивалась Аларика. Что можно ожидать от злобного психа? Другие  тоже  не
вызывали особого доверия, их враждебность ощущалась ясно.  Казалось,  круг
ее общения определился - разговаривала  только  с  поставщиком  корма  для
сторожевых птиц и конюхами, приглядывающими за  скакунами.  Большую  часть
времени Ромили проводила с Кэрилом, который вертелся возле птиц. Он обожал
этих созданий, для него счастьем было подержать их, покормить, запустить в
полет. Конечно, хлопот с мальчишкой тоже хватало - он все время  забывался
и то и дело величал ее ваи домной.
   Однажды Орейн явился в часовню послушать хор. Место он выбрал  в  тени,
подальше от распевающих монахов. Ромили была  уверена,  что  мальчишка  не
сможет различить его лицо, - и  все  равно  страх  не  отпускал  ее.  Если
мальчик знает Каролина, он должен помнить и его  приближенных.  Эта  мысль
настолько возбудила ее, что она сочла за лучшее покинуть службу. Парень  с
такими телепатическими способностями мог прочесть ее взъерошенные мысли.


   Приближалась  Середина  зимы  -  большой  праздник.  Хлебные  лавки   и
кондитерские уже были украшены цветами, вырезанными из медной  фольги;  на
рынке начали торговать нарядными, яркими  расписными  игрушками;  торговцы
сладостями выложили  на  прилавки  пряники  в  форме  звезды  и  сердца  и
праздничные караваи имбирного  хлеба,  горки  ореховой  пасты.  Боже,  как
взволновал девушку запах имбиря, как стало ей тоскливо в чужом городе, как
захотелось домой - сама собой вспомнилась предпраздничная суета, сводившая
с ума всю "Соколиную лужайку". Люсьела всегда сама пекла имбирные пряники,
никому не доверяла и убеждала всех и каждого, что слуги тоже люди, им тоже
следует дать отдых. Сердце Ромили, бредущей по улицам Неварсина, сжималось
при виде разноцветных гирлянд. Она начала сожалеть, что  оставила  дом,  и
только трезвая мысль о том, где и как провела бы она эту ночь - конечно, в
доме Скатфеллов и, конечно, с домом Гарисом, - исцелила ее  тоску.  Стоило
ей вспомнить Дарису и только на секунду вообразить себя на ее  месте  -  к
середине зимы она бесспорно уже ходила бы с огромным  животом  и  страдала
одышкой, - ее вновь охватывала радость.
   Свобода! Жить по  собственной  воле  -  что  может  быть  прекрасней  и
трудней? Ромили была по-настоящему счастлива, если бы не перчинка  грусти.
Как было бы здорово  пройтись  по  улицам  с  Раэлем!  Пусть  бы  он  тоже
порадовался!..
   Утром в канун Праздника зимы  ее  разбудил  снег,  падающий  в  прорехи
крыши. Нет, она вовсе не замерзла - как можно было  дрожать  от  холода  в
ворохе теплой, уютной соломы! Ее разбудили  снежинки,  таявшие  на  лбу  и
щеках. За стенами конюшни завывал ветер, в щели мело -  кое-где  по  углам
уже обозначились небольшие сугробы. Ветер  прилетел  сюда,  сорвавшись  со
Стены Мира, нагнал тучи, засыпал монастырский двор мелкой снежной крупой.
   Однако  становилось  прохладно  -  Ромили  жаль  было  расставаться   с
воспоминаниями о доме, о Р