кнула вдруг  Лилечка,  указывая на  стену
соседнего здания.
     Теперь,  когда люди привыкли к необычному освещению,  сразу стало заметно,
что стены всех близлежащих домов до  высоты человеческого роста -  а  кое-где и
выше -  покрывают короткие надписи,  исполненные краской, тушью, губной помадой
или просто нацарапанные острыми предметами.
     - А ведь кое-что можно понять,  -  Зяблик прищурился.  - Берта Нибур... Эм
Шовен...  тут какие-то иероглифы, не разберу... Гонслик... Грюнс фэмэли, семья,
значит...  Текен или Такаки...  Николай и Мария Трейш...  Эс Бэ Бэ, одни только
инициалы... Плимак... Коган... Нет, тут и за месяц всего не прочтешь. Надо бы и
нашего Эрикса увековечить. Как публика считает?
     - Охота пуще неволи,  -  пожала плечами Верка.  -  Все  равно в  ближайшую
тысячу лет этого никто не прочтет.
     - И все же отметиться надо... Я мигом.- Смыков уже достал нож. .
     Пять  минут  спустя на  стене появилась свежая эпитафия:  "Хороший человек
Эрикс и зверь Барсик здесь были".
     Если верить карте,  большая часть пути до границы была уже позади.  Однако
темп  продвижения ватаги  замедлялся -  нужно  было  нести  на  себе  коробки с
продуктами,  да и дети, часть энергии которых раньше выливалась на безответного
Барсика,  теперь все  чаще досаждали им  своими проказами.  Встал даже вопрос о
том, чтобы распрощаться с ними раньше времени.
     - Нет,   это  переходит  все  границы!  -  возмущался  Смыков.  -  Сегодня
проснулся,  хочу надеть ботинки,  а  в каждом по выводку мышей.  Это тоже можно
считать шуткой?
     - Ну и что!  - вступилась за детей Верка. - Мне они в ботинки по вороньему
яйцу положили. Подумаешь, преступление!
     Толгай, в сапогах которого еще хлюпал томатный сок, горестно пробормотал:
     - Это не  балалар...  Это юлбасар...  (что означало:  "Это не дети...  Это
бандиты").
     Лилечка,   конечно  же,   стояла  за   своих  юных  приятелей  горой,   но
окончательное решение вынес Зяблик:
     - У  меня нынче в  прохорях тоже не  рай  небесный.  Но  уж  лучше яичницу
копытами давить,  чем  под  пули  рогатых лезть.  Мы  за  этими шкетами как  за
каменной стеной. Так что до границы идем вместе.
     - Учитывая  возможности  нашего  оружия,   мы  в   посторонней  помощи  не
нуждаемся! - с пафосом заявил Смыков.
     - Ну уж нет!  -  хором воскликнули почти все члены ватаги. - Это только на
крайний случай!
     Смыков полдня ни с кем не разговаривал,  однако потом сам подсел к Лилечке
и  стал зондировать вопрос,  касавшийся возможностей раздобыть еще одного зверя
типа Барсика.  Нужен он  был Смыкову для того,  чтобы доставить в  Отчину энное
количество вещей, позарез необходимых там, а в Будетляндии пропадавших зазря.
     - Спросить-то не трудно,  -  сказала Лилечка с сомнением.  - Детишки, если
разойдутся,  и черта лысого могут достать. А что дальше? Они ведь с нами дальше
границы не пойдут.  И придется нам с Барсиком крюк через три страны делать. Это
ведь то же самое,  что в прежние времена по Талашевску на слоне кататься. Народ
прохода не даст. Да и кормить его надо. Ест он редко, но основательно. И только
свежее мясо. Причем между быком и человеком никакого различия не видит.
     Смыков сразу умолк, а Зяблик, слышавший этот разговор, расхохотался.
     - Сдавать ты стал, начальник. Стареешь. Уела тебя девчонка.
     - Ваши  инсинуации я  игнорирую,  -  гордо ответил Смыков.  -  Однако хочу
официально заявить,  что не  потерплю в  дальнейшем никаких выпадов со  стороны
несовершеннолетних.
     Но  назавтра дети  словно специально затихли.  Мальчишка ехал на  плечах у
Цыпфа,   а  девчонка  шла  за  руку  с  Лилечкой.  Оба  они  все  время  словно
прислушивались к чему-то.
     Примерно около полудня -  если верить часам Смыкова -  в той стороне, куда
они направлялись,  раздался звук,  могучий и  грозный,  но за время скитаний по
Отчине, Кастилии и Нейтральной зоне уже успевший стать для ватаги привычным. То
ли это небо терлось о землю, то ли, наоборот, рвалась на волю подземная стихия.
     Судя  по  реакции детей,  для  Будетляндии такое явление было внове.  Цыпф
сверился с  картой.  До границы оставалось не так уж и далеко.  Если впереди их
ждала страна столь же бесплодная и  опасная,  как Нейтральная зона,  необходимо
было пополнить запас продуктов, да и кое-каким барахлом обзавестись не помешало
бы.  Например,  такой прочной и удобной мануфактуры,  как в Будетляндии, нельзя
было больше отыскать нигде.
     - Ты бы,  подруга,  приданым запаслась, - Верка подмигнула Лилечке. - Дома
за каждую тряпку втридорога платить придется, а здесь все задарма можно взять.
     - Не знаю даже,  -  засомневалась Лилечка.  -  Мы никогда раньше чужого не
брали,  даже бесхозного.  Бабушка говорила,  что это грех...  Да и  вряд ли мой
размер найдется.
     - Найдется,  найдется,  - успокоила ее Верка. - Я тут такие наряды видела,
что на любой размер подойдут.  Не ткань,  а просто чудо.  Пригладишь -  она как
атлас блестит, взлохматишь щеткой - она как пух. И цвет сама меняет. И туфельки
белые не мешает подобрать. Не пойдешь же ты под венец в этих говнодавах.
     - Кто это вам сказал,  что я под венец собираюсь?  -  зарделась Лилечка. -
Выдумают тоже...
     - Э-э,  меня не проведешь,  -  Верка погрозила ей пальцем. - Я королевой в
Лимпопо была,  а потом невенчаной женой всенародно избранного президента.  Ну а
если еще и таких,  как Смыков,  считать, то у всех нас пальцев на руках и ногах
не хватит.  Я и баб,  и мужиков понимаю... Думаешь, я не вижу, как на тебя Лева
глядит?
     - Как? - заинтересовалась Лилечка.
     - Как поп на икону.
     - Это плохо?
     - Наоборот! Мужик свою жену на руках должен носить. Пылинки с нее сдувать.
Вот и Лева такой, если не испортится. Таким хамам, как Смыков и Зяблик, до него
далеко.
     - На вас, между прочим, некоторые тоже заглядываются.
     - Ты про Чмыхало, что ли?
     - Вам лучше знать. - Лилечка поджала губки.
     - Ну нет!  После негра татарва не котируется.  Размер не тот.  Да и поздно
мне  уже  невеститься...  -  Она усмехнулась.  -  Невеста без места,  жених без
куска...
     Вдали  снова  грохнуло,   но  уже  куда  сильнее,   чем  раньше.  Одна  из
вертикальных опор небесного невода перекосилась,  потянув за  собой сочлененные
конструкции.  Зрелище было весьма гнетущее.  Одно дело, когда с крыши соседнего
дома падает лист шифера, и совсем другое, когда рушится гора, на склоне которой
расположен целый город.
     - Опять  какая-то  хреновина начинается,  -  сказал  Зяблик с  досадой.  -
Давайте лучше выруливать на открытое место.
     Ватага свернула в  сторону,  где виднелось что-то  похожее на  заброшенное
поле для гольфа.  Незапланированный отдых никого не  радовал,  одни только дети
беззаботно  кувыркались в  траве,  да  и  они  не  забывали  время  от  времени
посматривать в ту сторону, откуда доносился глухой и мощный рокот.
     - Может, пронесет, - сказала Верка неуверенно.
     - Два раза уже проносило, - буркнул Зяблик. - Дважды прощается, а в третий
раз карается. Это любой шкет знает.
     - Думаю,  все  не  так уж  страшно,  -  сказал Цыпф,  впрочем,  без особой
уверенности.  -  У нас есть оружие, пределы возможностей которого неизвестны...
Да и могучие покровители рядом.
     - На добро надейся,  а беду жди,  -  вздохнула Лилечка.  - Так моя бабушка
говорила.
     То,  что  произошло  в  следующий  момент,  напоминало вариант  знаменитой
картины "Последний день Помпеи",  с той,  правда,  разницей,  что ни одна живая
душа не попыталась покинуть гибнущие дома, да и не было в древней Помпее зданий
высотою в полсотни этажей.
     Толчок снизу был так силен и резок, что дома взрывались, словно начиненные
динамитом.  Обломки  бетона,  осколки  облицовки и  куски  арматуры  свистели в
воздухе,   как   шрапнель.   Там,   где   только  что  торчали  башни-цилиндры,
башни-пирамиды  и  башни-гробы,  на  глазах  вспучивались холмы.  Лопаясь,  они
выворачивали наружу утробу города:  пустые полости подземных гаражей и складов,
лабиринты    туннелей,    переплетение    коммуникационных   трасс,    путаницу
трубопроводов,  монолиты  фундаментных  блоков.  Издали  все  это  походило  на
развороченный термитник.
     После  первого толчка  не  прошло и  минуты,  а  огромный городской массив
исчез,  превратившись в плоскую, дымящуюся пылью плешь, среди которой огромными
фурункулами торчали остроконечные холмы.  Что-то ворочалось внутри них, посылая
во все стороны новые и новые разрушительные волны, перемалывающие в щебень все,
размером превышающее кирпич.
     Пространство,   отделявшее  зеленую  лужайку  от   уничтоженных  городских
кварталов,   завибрировало  и  поперло  вверх,   выгибаясь  несуразным  горбом.
Металлические ограждения лопались,  как паутинки. Сверху обрушился град песка и
гравия.
     - Лева, стреляй! - заорал Зяблик. - Иначе хана нам всем!
     Руки у Цыпфа тряслись.  Он не знал,  куда стрелять - вверх, вниз или прямо
перед собой.  Опасность,  казалось, исходила со всех сторон. В грохоте бушующей
стихии,  в  слепящем песчаном шквале,  в  агонии  земной  тверди  и  в  ледяном
равнодушии тверди небесной он  растерялся,  как  заблудившийся в  дремучем лесу
ребенок.
     Вокруг быстро росли зловещие холмы.  Они  были как гнойные нарывы на  теле
трупа -  единственное живое на мертвом, - но эта чужая жизнь не обещала ничего,
кроме новых смертей.  Даже и думать было нельзя,  что человек способен каким-то
образом помешать неведомой силе, просыпающейся в камне, земле, воде и воздухе.
     И тем не менее Лева выстрелил -  выстрелил,  даже не представляя себе, что
из всего этого может получиться.  Вполне возможно,  что древняя мощь, рожденная
жаром  звезд и  холодом космической пустоты,  была  выше  законов,  управляющих
нынешним одряхлевшим и  выхолощенным миром.  Это  напоминало попытку  смертного
поразить своим жалким орудием всемогущего Бога.
     Своей целью Лева выбрал громадный курган,  возникший путем слияния воедино
сразу  нескольких холмов  и  уже  начавший  пожирать  их  последнее прибежище -
лужайку.  Конечно,  назвать его  действия стрельбой можно было  только условно.
Эффекты,  свойственные  огнестрельному оружию:  дым,  огонь,  гром,  -  начисто
отсутствовали.  Оставалось только  надеяться,  что  пушка  сработала,  и  ждать
результатов.
     И они не замедлили сказаться.
     Гром слепой стихии перешел в рев живого существа.  Курган исчез,  словно и
не существовал никогда, а на его месте взорам ошарашенных людей предстал одетый
в багряную чешую пернатый змей.
     Он был страшен, как все семь чаш Божьего гнева.
     Его  рубиновые глаза выжигали человеческие души.  Одной капли его яда было
достаточно для того,  чтобы отравить океан.  Одним взмахом своих крыльев он мог
потопить парусный флот,  одним ударом клыков убить такого зверя,  как Барсик, а
одним только видом обратить в бегство армию.  Он был порожден злом, под защитой
зла находился и для насаждения зла предназначался.
     Естество  его  не  изменилось за  миллиарды  лет  тяжкого  сна,  но  облик
оставался тайной.  То,  что  видели  перед  собой  люди,  было  лишь  временной
оболочкой,  карнавальным нарядом, в который коварная сила антипричинности одела
это загадочное создание. Ничто превратилось в нечто. Бесформенное обрело форму.
Прах возродился для жизни. Извергнутый кирквудовской пушкой вихрь хаоса не смог
повредить  древнему  хозяину  планеты,   а  лишь  придал  его  сущности  зримую
реальность.
     Полупарализованный страхом Лева  действовал уже  чисто  автоматически,  на
уровне  подсознания.   Еще  один  выстрел,   и   багряный  змей  превратился  в
огнедышащего дракона.  Потом в медноклювую гарпию. Потом в кровожадного молоха.
А когда он вновь стал змеем, но уже не багряным, а белым, Лева выронил пушку из
рук.  Все было бесполезно.  Одно чудовище превращалось в другое, и финалом этих
метаморфоз могло быть только одно -  рождение мирового зверя,  чья  губительная
власть уже не будет иметь пределов.
     Однако  были  здесь  и  те,  кого  все  происходящее несказанно  радовало.
Появление багряного змея,  а  затем  и  вся  цепь  его  перерождений вызвали  у
близнецов бурный восторг. Впервые они видели столь забавную игрушку и, еще даже
не заполучив ее,  уже спорили -  жестами,  естественно, - кому из них она будет
принадлежать.
     Никто из ватаги и глазом моргнуть не успел,  а дети уже наперегонки бежали
к  чудовищу.  Змей зашипел и так широко раскинул свои крылья,  что заслонил ими
полгоризонта.  Пасть его распахнулась,  и  клыки,  до этого упрятанные в ножнах
челюстных  костей,   приняли  боевое  положение.   Глаза  -  единственное,  что
контрастировало со  зловещей  бледностью змеиного  тела,  -  вспыхнули багровым
адовым пламенем.
     Девочка оказалась проворнее и первой ухватила чудовище за петушиную шпору,
украшавшую каждую из его четырехпалых лап. Мальчишка не растерялся и вцепился в
перепончатое крыло.  Мигом повалив змея на землю, близнецы вскарабкались ему на
загривок и самым бесцеремонным образом стали понуждать к взлету.
     Страшилище,  неуклюже размахивая хотя и огромными,  но чисто декоративными
крыльями,  вприпрыжку помчалось по пустоши, кое-как оторвалось от земли, но уже
метров через  двести рухнуло грудью на  крыши уцелевших зданий.  Его  заставили
развернуться и погнали обратно. С бешеной скоростью мелькали лапы, оглушительно
хлюпали  не  обладавшие  нужными  аэродинамическими качествами  крылья,  кончик
хвоста вращался наподобие пропеллера.
     Промчавшись мимо ватаги,  змей тяжело,  как перегруженный самолет, взмыл в
воздух и, кренясь, стал описывать над городом плавную дугу. Сейчас он был похож
на  белую летучую мышь,  по  ошибке покинувшую свою пещеру при  ясном свете,  а
примостившиеся на его спине дети напоминали двух крошечных мошек.
     Круг за кругом, набирая высоту, пернатый змей поднимался в небо. Близнецам
был  нужен  простор для  освоения фигур  высшего пилотажа.  Они  то  заставляли
чудовище планировать, то бросали в крутое пике. Косые петли сменялись "бочками"
и восьмерками,  разворот следовал за разворотом,  горка за горкой. Сквозь свист
разрезаемого воздуха и шорох крыльев сверху доносились звонкие ликующие вопли.
     - Во попался!  - Странное оцепенение отпустило наконец Зяблика, и язык его
перестал быть куском льда.  -  Это тебе,  гад летучий,  не  над простым народом
изгаляться! Заездят они тебя, как паршивую клячу.
     Змей, окончательно обессилев, падал. Глотка его источала уже не шипение, а
хрип.  Крылья судорожно трепетали,  безуспешно пытаясь найти  опору в  воздухе.
Кровавые шары глаз выражали не злое торжество, как раньше, а элементарный ужас.
Столь многообещающий дебют не удался.
     Когда до земли оставалось уже совсем немного, змей рассыпался и тучей пыли
обрушился вниз.  Курган,  возникший на месте падения, по форме да и по размерам
очень   напоминал  тот,   который  считанные  минуты  назад,   при   содействии
кирквудовской пушки,  породил это столь странное создание.  Близнецы,  чумазые,
как  трубочисты,  выбрались из-под  останков змея  и  съехали вниз  по  крутому
склону.  Выражение их  лиц можно было охарактеризовать однозначно:  хорошо,  но
мало.
     - Интересно, а будут ли этих деток со временем интересовать проблемы добра
и зла? - задумчиво сказала Верка. - Или они уже давно выше всего этого.
     - Если человек одним своим желанием может создать или  разрушить этот мир,
многие нравственные нормы теряют для него всякий смысл, - уже и Лева Цыпф вышел
из оцепенения. - Кто не знает страха, тому неведомо и сострадание. Кто неуязвим
перед кознями зла, тот останется равнодушным и к добру.
     - Разве ребята сделали нам мало добра? - воскликнула Лилечка.
     - А если для них это была только игра?  -  Цыпф облизал пересохшие губы. -
Детки просто резвились. Юные боги или юные демоны пробовали свои возможности.
     - И  охота вам  подоплеку во  всем искать,  -  вмешался в  спор Зяблик.  -
Главное,  что мы живы остались. Тут до границы рукой подать. Отдохнем немного и
будем прощаться с детишками.  Хорошие они или плохие,  люди или нелюди, но наши
дорожки расходятся. И скорее всего навсегда...

        " * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ * "

     С близнецами они расстались раньше, чем достигли границы, и совсем не так,
как собирались,  - без торжеств, пусть и скромных, без прочувственных слов, без
заключительного банкета.
     В   один  прекрасный  момент  дети  просто  исчезли,   даже  не  соизволив
попрощаться  с   дядями  и   тетями,   в  обществе  которых  проделали  богатый
приключениями марш едва ли не через всю страну.  То ли близнецы убедились,  что
взрослые уже не нуждаются в покровительстве,  то ли им попросту все наскучило и
они отправились на  поиски новых развлечений:  лепить куличики из пространства,
ставить запруды в реке времени и собирать вместо фантиков всяких жутких тварей.
     Ватага,   успевшая  привязаться  к   детям,   тем  не  менее  вздохнула  с
облегчением.   (Цыпф,   например,   чувствовал  себя   в   компании   близнецов
дрессированной блохой -  сегодня к  тебе  благоволят,  а  завтра могут задавить
ненароком.) Искренне расстроилась одна только Лилечка.
     - Ах, жалость-то какая! - причитала она. - Такой случай упустили! Ведь они
всю  нашу  жизнь могли переиначить!  И  солнышко на  небо  вернуть,  и  все-все
по-старому устроить.
     - Телка ты глупая, - не сдержался Зяблик. - Не будут они ничего по-старому
устраивать.  Ни к чему им такое. Это то же самое, что тебя опять мамкину сиську
сосать заставить да  пеленки пачкать.  Плевать им на все старое,  тем более что
они  его  и  не  знали.  Выросли детки...  Теперь кому  хочешь копыта оттопчут.
Зяблика неожиданно поддержала и Верка.
     - Прошлого,  подруга, не вернешь, - вздохнула она, почему-то пробуя на вес
свои груди. - И в этом ты оч-чень скоро убедишься.
     Лилечка надулась,  отошла в  сторонку и занялась губной гармошкой.  Теперь
это было непременным признаком ее дурного настроения. Зяблик так и говорил:
     "Наступил плохой момент - запиликал инструмент".
     Ватага между тем  уже вышла из-под сени небесного невода,  вне которого их
сокрушительное оружие теряло всякую силу.  Долго спорили, как следует поступить
с кирквудовской пушкой.  Все понимали,  что тащить этот бесполезный груз дальше
не имеет никакого смысла.  Поэтому обсуждались два предложения.  Одно - надежно
спрятать пушку на  территории Будетляндии.  Другое -  немедленно привести ее  в
абсолютно негодное состояние.  За первое предложение горячо ратовал Смыков,  за
второе - Лева Цыпф.
     - Вы,  братцы мои, поговорку о запасе, благодаря которому задница урона не
понесет,  все,  конечно,  знаете,  -  Смыков понизил голос,  дабы слова его  не
достигли ушей музицировавшей невдалеке Лилечки.  - Поговорку эту, между прочим,
поэт Пушкин придумал. Когда по Кавказу на бричке путешествовал...
     - При чем здесь Кавказ? - нахмурился Зяблик.
     - Сейчас  узнаете...  Не  доезжая горы  Арарат,  у  этой  брички сломалось
колесо.  А  запасного,  как на грех,  не имелось.  Вот Пушкин и посылает своего
кучера на поиски колеса.  Денег с  собой дал.  Приходит кучер в кузницу и,  как
может,  излагает местным мастерам просьбу.  Дескать,  вы мне колесо,  а  я  вам
деньги.  Те его выслушали и в том смысле отвечают,  что денег им не надо.  Если
хочешь,  рассчитывайся задницей.  Пришлось бедному кучеру снимать штаны.  А что
делать?  Зато после этого случая, увековеченного Пушкиным, он не то что колесо,
а даже запасную оглоблю с собой брал...  Это я к тому говорю, что орудие должно
нас здесь дожидаться.  В  запасе.  На консервации.  Не исключено,  что придется
вернуться.  Плешаков,  может, и дурак был, когда Киркопию присоединял, зато тот
дважды дурак, кто Будетляндию присоединить не пытается.
     - Чтоб я  так  жил,  -  сказал Зяблик.  -  Этот фраер иногда может красиво
выражаться.
     - Слушайте,