е. Как
говорится, начнем, благословясь.
     Все  участники пира,  до  сих пор находящиеся на  ногах,  присели и  стали
хватать  первое,  что  подворачивалось им  под  руки.  Предпочтение  отдавалось
сосудам для хранения жидкости.  Сразу запахло худо сваренной и  плохо очищенной
сивухой.
     - Ешьте,  детки,  -  Анна  Петровна стала  подтягивать к  себе  подносы  и
корзины. - Сил набирайтесь. Мяска хотите?
     - Не отказался бы.  - Лева сглотнул слюну и раскрыл свой перочинный нож. -
Это свинина или говядина?
     - Еще лучше! - похвалилась гостеприимная хозяйка. - Молодая мартышка. Тебе
ребрышко или лапку?
     Лилечка,  заметив,  что Лева впал в  некоторое замешательство,  немедленно
пришла ему на помощь.
     - Мы  этого мяса так недавно наелись,  что даже глядеть на  него не можем.
Вот рыбки бы с удовольствием попробовали. Вон там что, рыбка?
     - Почти.  А на самом деле молодые крокодильчики.  Минтаю не уступят.  Филе
нежное и костей почти нет.
     - С  тобой,  бабуся,  все  ясно,  -  констатировала Лилечка.  -  Мартышки,
крокодильчики... А змей или скорпионов сегодня в меню нет?
     - Вот  чего нет,  того нет,  -  призналась бабушка.  -  Из  насекомых одна
саранча имеется. Сама, между прочим, вялила.
     - Саранчой нас не  удивишь.  В  Отчине саранчой собак кормят.  Ты  бы нас,
бабуся,  чем-нибудь людским угостила.  Вспомни, какой ты борщ умела готовить. А
кашу гречневую! А пироги с капустой!
     - Я бы сготовила.  Если бы вы капусту, свеклу и гречку с собой принесли, -
обиделась Анна Петровна.  -  Не угодишь на вас...  Тут,  между прочим, огородов
нет.  И никакого скота домашнего,  кроме коров.  А их есть не полагается. Вот и
приходится всякими  гадами  питаться.  Хорошо  еще,  если  корешок какой-нибудь
откопаешь... Нечего вам здесь кочевряжиться. Ешьте, что дают.
     В  конце концов порядочно проголодавшаяся Лилечка остановила свой выбор на
лепешках с  диким медом,  печенных в золе бананах и черепаховом мясе,  тушенном
прямо в панцире.  Цыпф кроме этого отдал должное сырам,  круглым и твердым, как
булыжник,  и какому-то странному кушанью,  с вида похожему на манную крупу.  По
его словам,  это была та  самая "манна небесная",  которой в  Синайской пустыне
питались сыны Израилевы.
     - Запивать чем будете?  -  поинтересовалась заботливая бабушка.  -  Только
сразу предупреждаю,  бормотухи я  вам не дам,  и  не просите даже.  Я в нее для
забористости помет летучих мышей добавляю и ягоды дурника. Арапам от этого одна
только польза, а деликатный человек и здоровья может лишиться. Вы лучше молочка
попейте.
     - Ой, бабуся, обрыдло уже это молоко, - скривилась Лилечка.
     - Тогда я вас чем-то другим угощу, - оживилась Анна Петровна. - Специально
для этого случая берегла.
     Из  отдельного кувшинчика она разлила по  глиняным плошкам что-то черное и
густое, как нефть.
     - Что это такое? - Лилечка с подозрением глянула на странный напиток.
     - Попробуй, сама догадаешься, - лукаво усмехнулась бабушка.
     - А не отравлюсь?
     - Ты  что,  милая,  бабушке своей не доверяешь?  Пей,  пей,  потом спасибо
скажешь!
     - Тьфу,  ну и гадость!  - Лилечка с трудом удержалась, чтобы не выплеснуть
содержимое плошки прямо на ковер. - Ты что, полынь пополам с навозом заварила?
     - Дурочка, это же кофе! - принялась успокаивать ее Анна Петровна. - Причем
натуральный.  Уж  я-то его в  свое время вдоволь попила.  Килограмм зерен шесть
рублей стоил.  Да и  то по большому блату.  Я  эти зерна сама жарила,  а  потом
молола.  А недавно гляжу,  кустик растет и точно такие же зерна на нем,  только
чуть помельче.  Понюхала - запах вроде бы похожий. Вот и пью сейчас каждый день
кофе за завтраком, как барыня какая-нибудь.
     - Бабуся, да его же пить просто невозможно! Прямо желчь змеиная!
     - Что ты  понимаешь,  дите неразумное!  Его турецкие султаны и  английские
лорды пили! А если тебе горько, так с медом попробуй.
     - С медом уже более-менее,  - согласилась Лилечка, заев малюсенький глоток
кофе черпаком меда. - Но я лучше так меда поем, без ничего.
     Цыпф,  к  кофе тоже непривычный,  но много слышавший о  полезных свойствах
этого напитка,  мужественно выдул свою плошку, даже не прибегнув к помощи меда,
чем сразу укрепил свой авторитет в бабушкиных глазах.
     - А  из  каких  ты,  интересно,  Цыпфов  будешь?  -  поинтересовалась  она
доброжелательно. - Один, помню, на базаре заготовительным ларьком заведовал. Но
у того,  кажись, одни дочери были. Другой в больнице насчет внутренних болезней
принимал.  Он  мне  однажды посоветовал запор  календулой лечить.  И  знаете  -
помогло. Но тот не Борисом звался, а Иосифом.
     - Ничего не могу сказать определенного,  -  смутился Лева. - Родню свою не
помню абсолютно.
     - Бедняга...  -  посочувствовала Анна Петровна и кивнула затем на Лилечку,
деликатно копавшуюся ножиком в  мешанине из  мяса,  потрохов и  недозрелых яиц,
наполнявших панцирь черепахи.  -  Она ведь тоже без отца и матери росла. Сама я
ее воспитывала. Самой, видно, и замуж отдавать придется.
     - Ой,  бабуся,  с этим делом я как-нибудь и без тебя справлюсь,  - Лилечка
принялась облизывать свои пальчики.  -  Мы к тебе совсем по-другому вопросу. И,
между нами говоря, очень важному...
     - Жизненно важному! - добавил Цыпф со значением.
     - Для меня,  внученька,  все твои вопросы жизненно важные. Уж рассказывай,
не стесняйся.
     - Бабуся,  пойми,  это не мой вопрос.  То есть,  конечно,  и мой тоже,  но
вообще-то он касается всего человечества.  И кастильцев, и степняков, и арапов,
и  даже киркопов,  которых осталось совсем немного.  Спасать надо человечество,
пока не поздно.
     - Страсти-то какие ты говоришь,  - сказала бабушка, макая в мед лепешку. -
Оно, как я заметила, завсегда так бывает. Кто свои собственные дела обделать не
может,  тот  спасением человечества занимается.  Вы  оба  сначала сопли утрите,
семью создайте,  детей заведите,  добро наживите, а уж потом спасайте, кого вам
заблагорассудится. Хоть киркопов, хоть бегемотов, хоть мартышек лесных.
     - Бабушка,  ты ничего не поняла,  -  Лилечка решительно отодвинула от себя
все блюда,  подносы и  плошки.  -  Мы  сюда не по своей прихоти явились,  а  по
распоряжению серьезных людей.  Сами они в другие страны точно по такому же делу
отправились.  Кто в  Степь,  кто в  Кастилию...  Выслушай нас и  не  перебивай,
пожалуйста.  Мы  на  твою  помощь сильно надеемся.  Но  если  с  тобой вдруг не
получится,  то  к  другим вождям обратимся.  От деревни к  деревне пойдем,  как
нищие. Пусть тебе стыдно будет.
     - Молодец,  внучка,  -  аппетит пропал уже и у бабушки.  - Уела старуху. Я
ведь в  этой глуши и забыла,  какие времена нынче настали...  Может,  так оно и
нужно,  чтобы яйца курицу учили.  Особенно если у курицы мозги высохли... Так и
быть,  послушаю я вас. Начинайте свой сказ... Вы сумасшедшие, - сказала бабушка
после  того,  как  Цыпф  не  без  помощи  Лилечки  изложил  ей  план  эвакуации
человечества в Эдем.  -  Не знаю,  как другие, а арапы с вами не пойдут. Не тот
это народец.  Я  не  говорю,  что они круглые дураки.  Но они совсем другие.  И
живут,  и мыслят иначе,  чем мы.  День прошел, и слава Богу. А что завтра будет
или вообще неизвестно через какой срок,  их как бы совсем не касается.  Знаете,
как про русского мужика говорили?  Пока гром не грянет,  он не перекрестится. А
арапы и  подавно.  Да они и  понятия никакого про Эдем не имеют.  У арапов боги
такие  же  пастухи,  как  они  сами,  только  коровами владеют не  простыми,  а
небесными.  Вы про это на всякий случай запомните,  может, и пригодится. Дуться
на  меня не надо.  Если уж вы так хотите,  я  всех более или менее авторитетных
вождей здесь соберу.  Пусть они вас послушают и сами ответ дадут. Но только для
этого предлог нужен.  Очень убедительный. Вы не против, если я объявлю, что ищу
для внучки жениха?  Уж на такую-то приманку все блудодеи черномазые сбегутся, у
которых больше сотни коров имеется.
     - Скажу прямо,  что меня такой вариант не  совсем устраивает,  -  произнес
Лева таким тоном,  словно не  манны небесной только что откушал,  а  по  ошибке
собачьей шерстью закусил.
     - Да ты,  милок, не беспокойся, - заверила его Анна Петровна. - Мы женихам
такой конкурс устроим,  какой и  в  духовной семинарии не  бывает.  Ни  один не
справится.
     - Ну про это мы уже слыхали,  -  процедил Лева. - Выпить кувшин бормотухи,
обыграть невесту в  шашки,  а затем трижды подряд ублажить ее женское естество.
Как правило, все претенденты пасуют на последнем испытании.
     - Где  это  ты  такую глупость услышал?  -  Анна  Петровна нахмурилась.  -
Небось,  в мой огород камушек? Я хоть гостей и уважаю, да охальников не терплю.
Ты думай, прежде чем говорить.
     - Извините, - выдавил из себя Цыпф. - Лично вас я не хотел обидеть.
     - То-то  же!  А  сватовство мы  по  местным  законам устроим.  Чтоб  потом
претензий не было.  Невеста достанется самому сильному,  смелому и выносливому.
Ты сам-то участие принять желаешь?
     - Где уж  мне...  -  Он  покосился на возлежащего по соседству чернокожего
молодца,  могучие руки и  ноги которого были раза в два длиннее соответствующих
конечностей Цыпфа.
     - А   это,   милок,   уже   другая  забота,   -   сказала  Анна   Петровна
многозначительно.  -  Сам ведь хвалился,  что тысячи книг прочитал... Ну ладно,
допустим, это не ты хвалился, а внучка моя. А от кого она про то узнала, как не
от  тебя?  Так вот,  если ты  действительно человек ученый,  должен знать,  что
мозговитый да ушлый слабак одолеет любого придурковатого силача.  Только робеть
заранее  не  надо.  Про  Давида  и  Голиафа  слыхал?  А  про  Одиссея и  чудище
одноглазое? В крайнем случае про Кота в сапогах и великана-людоеда?
     Цыпф, сраженный не только близкой перспективой потерять возлюбленную, но и
внезапно  прорезавшейся бабушкиной  эрудицией,  подавленно  молчал,  и  Лилечка
поспешила успокоить его.
     - Не  переживай,  -  прошептала она  в  Левкино ухо.  -  Уж  если  дело до
шашечного турнира дойдет, меня здесь никто не обыграет. Я хоть бабусе и уступаю
немного, но в дамки с пятого хода попадаю...
     Как  вскоре выяснилось,  уже изрядно поднадоевшие уроженцам Отчины местные
барабаны были предназначены не  только для того,  чтобы задавать ритм танцорам,
но и для передачи на дальние расстояния вполне конкретных сообщений.
     Не прошло и  нескольких часов после окончания пира (бабушка измеряла время
при  помощи  огромных водяных часов,  вмещавших не  меньше  десяти ведер),  как
барабаны загудели,  рассылая по  всем соседним деревушкам весть,  что  мудрая и
грозная Анаун согласна отдать свою внучку в  жены любому вождю или  сыну вождя,
который  в  честной  борьбе  одолеет всех  других  претендентов.  Приманкой для
женихов была  не  только,  невеста сама по  себе (слава о  ее  писаной красоте,
белокожести и пышных формах уже успела широко распространиться в саванне), но и
обещанное  за  ней  богатейшее приданое:  две  сотни  голов  скота,  двенадцать
сундуков с  носильными вещами,  столько же  чугунных котлов,  сотня  серебряных
реалов и пятьсот советских рублей мелкой монетой.
     Едва только барабаны,  сообщившие эту новость, так сказать, из первых уст,
умолкли,  как  вдали  послышалась еле  слышная  виртуозная  дробь,  в  точности
копировавшая подлинник. Такой вид связи, конечно, уступал телеграфу и телефону,
но превосходил все то, что имелось нынче в этой области у соседей.
     Вскоре со  всех концов саванны потянулись знатные гости.  Они ставили свои
походные шатры там, где считали удобным, и в конце концов заняли изрядную часть
общинного пастбища да вдобавок еще распугали стада полудиких коров, славившихся
в основном размерами своих рогов, а отнюдь не удоями.
     По этой причине состязания женихов решено было начать незамедлительно,  не
дожидаясь явки самых дальних или самых медлительных претендентов.
     Маленькая винокурня,  устроенная Анной Петровной в  потайном месте (хотя и
была  она   здесь  почти  что   неограниченной  самодержицей,   но   глубинный,
подсознательный страх перед карающими органами изжить в  себе так и не смогла),
все это время действовала безостановочно.
     В  котлы,  под  которыми  горело  жаркое  пламя,  наливали брагу,  заранее
приготовленную из  размолотого зерна  диких злаков.  Каждый котел вместо крышки
накрывался тазом, полным холодной воды. Этиловый спирт, куда более летучий, чем
вода,  конденсировался на днище этого таза и  горячим дождиком стекал в  другой
таз,  меньшего  размера,  установленный на  специальном треножнике выше  уровня
кипящей браги.  Над  мутным,  дурно пахнущим полуфабрикатом колдовала сама Анна
Петровна -  сначала при помощи угольного фильтра очищала его от сивушных масел,
а затем облагораживала одной ей известными добавками.
     Перед  началом  работы  каждому винокуру вставляли в  рот  кляп,  намертво
зафиксированный сыромятными ремнями,  похожими на  конскую сбрую.  Делалось это
отнюдь  не   по   причине  крохоборства,   а   исключительно  ради  поддержания
работоспособности персонала и  недопущения несчастных случаев на  производстве.
Арапы,  вне зависимости от пола и возраста, были падки на алкоголь, как мухи на
патоку,  а  захмелев,  все время норовили упасть в  котел с  кипящей брагой или
причинить себе какое-нибудь иное увечье.
     В  назначенный час претенденты на руку,  сердце,  тело и богатство Лилечки
собрались на  специально отведенном для этого мероприятия плацу,  расположенном
вне   пределов   частокола,   окружавшего  деревню.   Анна   Петровна   заранее
позаботилась,  чтобы  здесь  были  представлены все  наиболее влиятельные кланы
Лимпопо.
     Дабы  до  предела  разжечь  честолюбие  претендентов,   им  предварительно
позволили полюбоваться Лилечкой (так сказать,  продемонстрировали товар лицом),
восседавшей в  роскошных  носилках  из  эбенового дерева.  Ради  такого  случая
бабушка обрядила внучку в  свои лучшие вещи.  Несколько эклектичный,  хотя и не
лишенный шарма  наряд  невесты состоял из  шитого  золотом и  мелкими жемчугами
платья кастильской придворной дамы,  чересчур тесного и  в  груди,  и  в  заду;
шляпки с  огромными искусственными цветами,  купленной юной Анечкой Тихоновой в
сорок пятом году на привокзальной толкучке;  слегка тронутого африканской молью
норкового  манто  и  туфлей-лодочек,  таких  просторных,  что  Лилечка  боялась
пошевелить ногой.
     Суровые  воины  саванны,  привыкшие  в  любой  обстановке  сдерживать свои
чувства,  встретили появление невесты гробовым молчанием.  (Точно  так  же  они
отреагировали бы на внезапное нападение взбешенного буйвола или на долгожданный
восход неизвестно куда пропавшего солнышка,  до  сих  пор числившегося в  ранге
великого божества.)  Однако то,  как  трепетали их  широкие ноздри,  как высоко
вздымались мускулистые груди и  как сверкали глаза,  лучше любых слов говорило,
что ради обладания таким роскошным призом любой из  претендентов не пожалеет ни
сил, ни здоровья, ни самой жизни.
     Лева  Цыпф,  затерявшийся в  общей  шеренге женихов,  сразу  заскучал.  За
полчаса до этого его раздели догола, позволив оставить только башмаки, обрядили
в  головной  убор  из  перьев  и  дурацкий  передник,  едва  скрывавший мужское
достоинство,  но оставлявший открытыми ягодицы,  и  с ног до головы разрисовали
замысловатыми узорами.  Затем он получил тяжелое копье,  не менее тяжелый щит и
был вынужден присоединиться к  толпе людей,  абсолютно чуждых ему по физическим
кондициям, мировоззрению и образу жизни.
     Цыпф до  сих пор абсолютно не  представлял себе,  каким манером он  сможет
превзойти в смелости, выносливости и силе этих прирожденных воинов, для которых
поединок со львом был обычным делом. Если Анна Петровна и имела какие-то планы,
обеспечивающие победу,  то с Левой она этими планами не делилась. Более того, в
последнее время туземная королева будто бы стала избегать земляка,  предпочитая
находиться в обществе арапских вождей.
     Да и Лилечка, неприступная и величественная, как Клеопатра во время своего
римского триумфа,  что-то не баловала сегодня Леву своим вниманием.  По крайней
мере, она даже ни разу не взглянула в его сторону.
     Короче,  Цыпф ощущал себя обманутым и брошенным,  а путешествие в Лимпопо,
на  которое возлагалось столько надежд,  представлялось ему  сейчас как роковая
авантюра.
     Перед  началом состязания претенденты долго ублажали духов,  ответственных
за удачу и воинскую доблесть.  Действо это заключалось в нестройных, но истовых
песнопениях,  диких  прыжках и  подбрасывании кверху  пригоршней птичьего пуха.
Многочисленные зрители  бурно  поддерживали  свои  креатуры  и  с  неодобрением
косились на Леву, демонстративно игнорировавшего религиозные чувства арапов.
     Затем  колдун,  попорченный звериными зубами  и  согбенный долгой  жизнью,
огрел  каждого  из  претендентов ритуальной  костяной  дубинкой,  что  означало
благословение.  Для  привычных к  телесной боли  туземцев это  было равносильно
нежному шлепку,  а  у  бедного Цыпфа  едва  не  подкосились ноги.  После  такой
прелюдии его вера в победу, и до этого почти эфемерная, обратилась в абсолютный
нуль.
     А  между тем  сигнал к  началу первого тура  состязаний,  в  ходе которого
предстояло определить наиболее сильных в физическом плане претендентов, был уже
дан.
     Поперек плаца  установили несколько рам,  на  которых были  натянуты шкуры
бегемотов,  выдубленные солнцем и  корой валлонового дуба  до  твердости брони.
Воины  приближались к  этим  мишеням почти  вплотную и  с  короткого расстояния
метали свои ассегаи. Чувствовалось, что это упражнение хорошо им знакомо. Шкуры
гудели от могучих ударов под стать сигнальным барабанам, но только каждое пятое
или шестое копье прошивало цель насквозь. Счастливчики отходили в одну сторону,
неудачники в другую, но никто из них не смел открыто выразить свои чувства.
     Уже в  самом начале состязания Леву бесцеремонно оттерли в задние ряды,  и
когда,  наконец,  наступил его  черед  метать копье,  все  шкуры превратились в
решето.  Горбатый колдун, тот самый, что едва не оглушил Леву дубинкой, заметив
замешательство своего бледнолицего крестника, подмигнул ему бельмастым глазом и
знаком велел вынести свежую мишень.
     В  отличие от других она была какая-то пегая да вдобавок еще сильно воняла
плесенью.  Леву это  нисколько не  удивило -  он  привык,  что в  любой лотерее
злодейка-судьба наделяет его только никуда не годными отбросами.
     "Будь что будет", - подумал он и, разбежавшись, послал копье прямо в центр
мишени.  Сразу после броска Лева отскочил в сторону,  не без основания полагая,
что срикошетившее о шкуру копье может причинить ему тяжкие увечья.
     Однако  подобного конфуза  не  случилось,  и,  к  вящему  удивлению Цыпфа,
наконечник копья,  формой и  размерами похожий на  римский меч-гладиус,  ушел в
шкуру почти на  половину своей длины.  Запахло уже  не  плесенью,  а  настоящей
гнилью.
     Лева еще  не  успел по-настоящему обрадоваться своему успеху,  а  горбатый
колдун уже вновь огрел его дубинкой,  но на этот раз ласково, по заднему месту.
Это означало, что еще один претендент успешно прошел испытание.
     Впрочем,  подвиг Цыпфа никого особо не удивил -  в  очередной тур вышло не
менее двух десятков человек, но уж это были богатыри из богатырей.
     Перед  началом  состязания на  выносливость вперед  важно  выступила  Анна
Петровна  и  объявила,  что  жалует  каждого  силача  кувшином какой-то  особой
бормотухи,  делающей из  гиены  льва,  из  мальчика -  мужчину,  а  из  мужчины
неутомимого и неустрашимого демона.
     Эта весть была встречена хоть и  сдержанным,  но  ликованием.  Ко всем без
исключения участникам второго тура приблизились девушки с объемистыми глиняными
кувшинами, которые немедленно были опорожнены до дна.
     Лева понял,  что это конец,  но отказаться не