ни, чтоб ничто хорошее извне не заронилось, не за-
вязалось в человеке, и если он совсем пустой на хорошее, значит, совести
и стыду не на чем было взойти. Вопрос это, впрочем, не такой, по-видимо-
му, простой, потому что, бывает, именно в самых  беспросветных  условиях
начинает светиться сама душа человека - от высокого страдания, от веры.
   Не выходит из памяти высокая, немного нескладная Таня Ш. Любит читать
Ахматову, чувствует поэзию, хорошо говорит, хорошо  рассуждает,  а  села
вот за что - захотела поехать на море, денег нет, завернула в  полотенце
нож и пошла на разбой. Когда поймали - резала себе вены "от стыда,  ужа-
са, позора". Что это? Как совместить нож и любовь к  Ахматовой?  Смутное
время рифмует и такое...
   Что-то не срабатывает в  подростке-нарушителе,  что-то  важное  будто
"пропущено" в понимании его. Что? Что?
   На руке наколка "Бог"
   Самое страшное, что многие наши подростки (и не  только  из  колонис-
тов), ребята и девушки 13-17 лет воспринимают жизнь как бы голыми мозга-
ми, впрямую, без тех посредников, механизмов торможения, благих советчи-
ков, защиты свыше и т.д., что можно назвать одним древним словом "воспи-
тание".
   У хорошо воспитанного  подростка  между  разумом  и  чувством,  между
мыслью и поступком существует дистанция, своего рода прокладка,  состоя-
щая из впитанных с малолетства, с молоком матери, от бесед  бабушки,  от
чтения сказок и, возможно, чтения Библии и т.д. каких-то не всегда  соз-
наваемых, но прочно  укоренившихся  нравственных  начал,  представлений,
запретов, поощрений. Эта подсознательная нравственность дается семейным,
религиозным воспитанием и просвещением, именно она удерживает от  ножей,
от топоров без рассуждении, без душевной  борьбы  -  простыми  правилами
добра, сострадания, взятыми на веру,  элементарными  "нельзя"  -  потому
что, мол, ТАК бабушка говорила, ТАК в Писании сказано,  потому  что  ТАК
учил Христос (Будда, Аллах...).
   Я специально поинтересовался семейной статистикой воспитанниц Мелито-
польской колонии. У многих не было вообще никакого семейного  воспитания
по причине отсутствия семьи: круглые сироты - 10%, нет матери - 20%, нет
отца - 30%. Спрашивал:
   - Пели тебе колыбельные песни?
   Шесть из десяти отрицательно качали головой. Оля Г. (срок за  соучас-
тие в убийстве) задумывается: "Колыбельную? Ну эта, спят усталые ребята,
что ль?" ("Не ребята, а игрушки", - поправляют девочки.) Лена П. скребет
в затылке: "Что-то вроде было... про бочок,  придет  серенький  какой-то
волчок, да? У меня мамы нет, это мне дедушка пел". А Аня П. бойко  отве-
тила:
   - Мне мама пела "Страна родная Индонезия". Как сейчас  помню,  уложит
меня и, как на эстраде, объявляет: "Индонезийская песня  "Страна  родная
Индонезия", исполняется на русском языке", - и начинает...
   С семейным воспитанием у большинства девушек сложности. Что же  каса-
ется религиозного - то с этим, как правило, вообще никак. Это, собствен-
но, и не атеизм, хотя у нас и атеизм насаждается насильственный, без вы-
бора. Но чтобы свободная совесть выбирала, нужно просвещение, в том чис-
ле религиозное, а у нас только-только это разрешили,  первые  шаги.  Вот
почему я говорю про голые, незащищенные мозги подростков. Помню, как был
в Армении у начальника Абовянской детской ВТК полковника С. Мартиросяна,
оба увидели у новенького татуировку на руке: "БОГ". Мы с полковником пе-
реглянулись, Сергей Саакович (а он, кстати, еще до  1000-летия  крещения
Руси разрешал своим колонистам иметь образки, которые им посылали из до-
му)... так вот, он сразу к нему:
   - Ты в Бога веришь, сынок? Оказалось, не тот  случай.  Разгадка  была
другой.
   - Бог - это Был Осужден Государством, - расшифровал паренек.
   Полмира воспитывает своих детей по Библии. Мы и тут были  особистами.
Вот почему ПОДсознательный механизм сопротивления злу, дающийся  религи-
озным воспитанием, у многих советских подростков изначально отсутствует,
нет в родной стране того воздуха добронравия, которым душа подростка на-
дышалась бы исподволь, постепенно, с детства. По сути, у наших  подрост-
ков как бы отсутствует этот общечеловеческий класс начального душестрои-
тельства, отсутствует почти как физиологический изъян.
   Оцените смысл слов замечательного писателя Василя Быкова: "Не  берусь
судить, закономерность это или исторический казус, но факт, что  главной
эмоциональной силой нашего общества, его своеобразной национальной рели-
гией стала ненависть. Большевики очень рано и хорошо поняли всесокрушаю-
щее преимущество этого чувства и, захватив власть, устранили прежде все-
го религию как главное моральное препятствие на пути торжествующей нена-
висти. Становится все более очевидным, что исключение из нашей жизни ре-
лигии - катастрофа, может быть, самая значительная  из  всех  когда-либо
постигших страну".
   Ненависть, о которой написал Василь Быков, разъедает нас повсюду,  не
обязательно в очередях или на митингах.
   Начальник Мелитопольской ВТК Дина Владимировна Васильченко говорила о
том, что "у нас в стране никто не умеет спорить и выяснять отношения ци-
вилизованно, демократически. Депутаты порой так себя ведут, что хоть те-
левизор выключай. А что тогда говорить о подростках? У них культура спо-
ра, культура разногласий вообще отсутствует. Там, где в конфликтной  си-
туации можно было пусть резковато, но объясниться, там дерутся. Где, мо-
жет быть, и надо бы подраться, там убивают..."
   Это она точно. У нас даже не все учителя, педагоги  умеют  наказывать
провинившихся. Сплошь и рядом кричат, давят, вызывают родителей и т.п. У
нас не умеют интеллигентно сердиться. Не умеют прощать.
   Эта эскалация злобы проявляется даже в таких  местах,  где,  казалось
бы, ей и места нет. Не так давно - уж извините мне лирическое  отступле-
ние - пошел я на стадион. Играли "Спартак" - "Наполи".  Раз  в  сто  лет
собрался. Сел, как оказалось, среди ярых  поклонников  "Спартака".  Были
там и нормальные болельщики, но чуть ниже сидели фанаты. Среди них в оп-
ределенные моменты выделялись и  сверхфанаты.  Они  сорванными  голосами
кричали проклятия итальянцам,  воспаленными  глазами  озирали  тех,  кто
осуждал их ор. Я впервые понял, что означает слово  "бесноватый".  Двес-
ти-триста орущих глоток, полтыщи безумных глаз (под кайфом?) - это  было
страшно, я, как бы заглянул в кратер вулкана, попал в эпицентр  циклона,
вот он, стадионный ажиотаж, вот состояние парней в кодле, когда они, как
пираньи, набрасываются на жертву - и жертве уже ничто не поможет, ни од-
но слово не будет услышано, ни одному  аргументу  не  внемлют,  ни  одна
мольба ничего не поколеблет, жертва обречена, растерзана.
   Итальянцев они называли не иначе как "макароны", "спагетти",  "черно-
мазые", а когда над трибуной на электронном табло  в  перерыве  появился
Лючано Паваротти, раздался смех (мол, голос тоненький). Не  все,  повто-
ряю, так себя вели, а суперфанаты. Во втором тайме,  когда  вышел  Диего
Марадонна, я думал, что уж его-то не будут унижать репликами. Нет, и ему
нашли ярлыки. Я как-то улучил момент, когда образовался миг тишины, и  -
больше шутки ради - негромко проблеял:
   - Ди-е-го-о! Ко мне снизу повернулось много голов. Нет, фанатизм  шу-
ток не понимает.
   К чему я об этом? Эти сверхфанаты пришли сюда не болеть за свой клуб,
нет - они пришли выпустить безадресную злобу.
   Они, по сути, пришли поненавидеть.
   Подростковую преступность не понять без понимания повседневной  жизни
в рамках нормы, т.е. того, что происходит среди нас, на наших глазах.
   С песней по зоне
   Лауреат Нобелевской премии англичанин Уильям Голдинг написал потряса-
ющую повесть "Повелитель мух", которой доказал, что в детях, в  подрост-
ках есть почти все отрицательные - психологические, противогражданствен-
ные - начала, что и во взрослой жизни, только ярче и рельефнее  выражен-
ные.
   Всплеск преступности - новая грозная реальность,  и  было  бы  удиви-
тельно, если б в нее не были втянуты подростки. Вообще говоря,  в  пере-
ломные эпохи преступность всегда подскакивает, как утверждают историки и
криминалисты. И вд время революций тоже.  Ослабление  прежнего  жесткого
порядка, разладка репрессивных механизмов порождает не только благую ле-
гализацию свободомыслия, но и разгул и легализацию преступных элементов.
Одно с другим как-то связано. Добро и зло только  поверх  земли  кажутся
несмыкающимися, их кроны смотрятся отдельно, но корнями они  таинственно
переплетены. Не бывает так, что если свобода объявлена, свободно  растут
только плоды добра. Свободно растут и плоды зла. Если же объявить свобо-
ду добра и запрет на свободу зла - то не будет и свободы добра.  Свобода
- это увеличение степеней свободы во всем. И  вот  хорошее  при  свободе
становится лучше, добрее, щедрее, а плохое - хуже,  злее.  Другое  дело,
что забота общества должна быть направлена на поощрение добра и подавле-
ние зла.
   Наше общество - в чем особенность и трудность -  вступает  сразу  без
переходов в демократию  из  тоталитаризма,  то  есть  из  состояния  на-
сильственного тотального послушания в фазу, которая  нам  известна  лишь
теоретически как состояние всеобщего и  добровольного  законопослушания.
Сразу, резко - не обойтись без шока, без стресса. Что мы и  наблюдаем  в
росте преступности, в эксцессах неуправляемых уличных толп и  т.п.  Рас-
щепление массового тоталитарного сознания, возможно, сопровождается  вы-
делением малоизученных видов отрицательных энергий, и, выходит, мы и те-
перь ставим эксперименты на себе. А что делать?
   Из монолога Наташи О. (магнитофонная запись):
   "Ну, в общем, сначала квартиру  обворовали,  магазин,  потом  вымога-
тельство было. У меня, в общем, три статьи. Мои родители  были  в  шоке,
что я такое совершила, потому что у меня все было, но то,  что  родители
хотели, а не я. Я хотела сапоги за 300-400, а у них  160,  это  же  одна
треть от полсапога. Что мне, полсапога носить? А папа начнет: а  знаешь,
в наше время-я, в наше время мы скромно одевались (смеется). Ну, это бы-
ло - ваше время, а теперь - наше! Взрослые нас просто не понимают.  Пло-
хими ведь не рождаются, правильно? Но вот идет по улице, ей столько лет,
сколько тебе, а она вся в импортном. И такая делаешься озлобленная.  По-
чему, думаешь, - она имеет, а я нет? Почему? Чем я хуже? Правильно?  Так
оно и получается; вот я увидела на ней куртку, и у меня мысль  -  снять,
забрать, насильно - и все".
   Очень многие дела колонисток напоминают ситуации из нашей карательной
экономики, всякие экспроприации, реквизиции - только в миниатюре.  Улич-
ный грабеж - просто тихая форма многих тихих и вполне узаконенных  норм,
процветающих в экономической сфере, в отношениях государства с  потреби-
телями. Отсутствие понятия неприкосновенности собственности - тоже пита-
тельный бульон для молодежной преступности.
   В основе тоталитарного сознания, в глубине его природы лежит нетерпи-
мость к инакомыслию. У преступника тоже своя нетерпимость. Сегодня, ког-
да рухнули "священные" стереотипы недавнего прошлого, во многих головах,
и не только подростковых, образовался мучительный вакуум.
   Вот жалуются: где порядок? Для формального  порядка  власть  прежнего
стереотипа была более стабильна. Но лучше через период временного  хаоса
прийти к разумному порядку свободных людей, чем существовать в мумифици-
рованном состоянии.
   В тоталитарном государстве само понятие "законность" весьма  условно,
если не сказать -  извращенно.  Если  в  тоталитарном  обществе  говорят
"честность", это может означать, что вы обязаны лгать, чтобы не выдавать
служебные тайны и блюсти корпоративную честь, давно открыт феномен двое-
мыслия, где слова, законы или ничего не значат,  или  значат  совершенно
противоположное. Все равно что от  людоеда,  водящего  ложкой  в  пустом
бульоне, услышать возмущенное: "Это бесчеловечно!"
   Нам говорили про свободу, подразумевая верность тоталитарному режиму.
В этом перевернутом мире закон вполне  мог  быть  синонимом  беззакония.
Можно только догадываться, сколько судеб поломали эти понятия-переверты-
ши за долгие десятилетия своего торжества.
   Для меня было большим потрясением убедиться, что и кое-что в  восхва-
ляемой педагогике Антона Макаренко принадлежит  к  прежним  стереотипам.
Многие из орудий подавления личности в  колонисте,  действующие  до  сих
пор, являются изобретениями его педагогики тотального коллективизма.  Но
я согласен с замполитом Мелитопольской ВТК Александрой Афанасьевной  Ко-
чубей, сказавшей:
   - Мы иногда забываем, что воспитываем наших девочек в  коллективе,  а
выпускаем их на свободу поодиночке, по одной.
   В наших детских колониях до сих пор применяются те методы  Макаренко,
которые делают ставку на авторитет коллектива в  ущерб  достоинства  от-
дельной личности, ставку на безжалостные репрессии против провинившихся,
зависимость одного подростка - от всех, и всех - от одного, т.е.  ставка
на то, что, по сути, есть казарменная педагогика, детский ГУЛАГ. До  сих
пор поощряются стукачи, начисляют "баллы", если донес, кто где  сигареты
прячет, практикуется наказание всех за провинность одного и т.п.
   Человека свободного не воспитать безнравственными средствами. Общест-
во нашего времени нуждается во все большем числе по-настоящему свободных
людей. Но одно дело - действительно свободные люди, и  другое  -  словно
выпущенные на волю как бы по амнистии по случаю объявления перестройки.
   В книге Ю. Азарова "Не поднять тебе, старик" я  прочел  такое  письмо
Антона Семеновича Макаренко, датированное 1937 годом:
   "Среди интеллигентщины была искони вера в особую роль  душевности,  в
какое-то особое значение любимого учителя, в сверхъестественное значение
таких нелепостей, как то, что якобы воспитатель должен быть чутким, доб-
рым, любящим детей, энтузиаст с сердцем, переполненным любви даже к  са-
мому испорченному ребенку - какая чушь!.. Кому  это  надо?  Может  быть,
врагам? А нам, большевикам-педагогам,  нужна  уверенность  в  завтрашнем
дне, нужна беспощадность к врагам... В воспитательных учреждениях должна
торжествовать логика: для коллектива, через коллектив, в  коллективе!  И
неприменно мажор! Улыбка, смех. Веселые ребята, Веселые педагоги!"
   Маршировать по зоне надо с песней. С улыбкой. С чувством благодарнос-
ти.
   Финал
   К концу командировки я узнал про происхождение порезов на руках  мно-
гих воспитанниц. Все они были новички колонии, прибыли с  порезами,  как
правило, из СИЗО.
   Ира X. рассказывает:
   - Это я на тюрьме. За что? Ну мы переговаривались с соседней  камерой
по кружке, а корпусной, он самый злой был, вывел нас из камеры к "буцко-
манде", это с дубинками резиновыми, а внутри свинец, и начали нас  бить.
В камерах крик - не трогайте малолеток. Мат! Крики! Нас бьют,  а  у  нас
один выход - мы резалися, руки себе резали. Ну они устали, нас в карцер,
там врачи перевязали.
   Еще я вспомнил рассказ Наташи Ш. о том, как всю жизнь никому  она  не
была нужна.
   - У меня последнее рождение было только лет в шесть, бабушка  справи-
ла... А потом у меня дня рождения никогда не было. Всегда всем  справля-
ют, а мне... Говорю: у меня сегодня день рождения. Ну и что ж, что у те-
бя день рождения?.. скажут, и все.
   Я был в Мелитополе, когда там - совпало - выходила на свободу  группа
девочек: срок вышел. И видел, как некоторые рыдали от радости, от потря-
сения. (Лариса К. мне говорила, что она одна знала место в колонии,  от-
куда через стену видно волю, а именно - рекламу на крыше гостиницы.  Ча-
сами на нее смотрела ночью.)
   А некоторые не хотели уходить, бились в истерике, хватались в проход-
ной за решетку, упирались. Страшно им было. Или уж отвыкли... Или  не  к
кому было ехать. Никому, никому не нужны...
   ...Но больше всего запала мне в душу такая сцена:  группу  колонисток
выводили на прогулку по городу под присмотром воспитателя, такое  сейчас
практикуется. Они шли без нашивок фамилий на курточках, и, если не приг-
лядываться, можно было не заметить, что они из колонии. На девочек  жал-
ко, страшно и радостно было смотреть - что творилось у них в душах!  Вы-
вели же на свободу, пусть на время, но вроде как немного освободились.
   Лица пылали, глаза блестели, а кругом расстилалась окраина, городская
воля. Попадались редкие прохожие со скучными лицами, не подозревающие  о
празднике свободы. Счастливые девушки проходили мимо остановки автобуса,
на них озадаченно смотрели угрюмо  ожидающие  автобуса  горожане.  Через
черную лужу прыжками перескочила кошка. Бабка с сумкой  посторонилась  и
опять уставилась на вывеску "Продукты", где не хватало буквы "д" (а  мо-
жет, и продуктов). А девчонки умирали от счастья, глядя вокруг себя.
   Свобода! Воля!
   Александр ВАСИНСКИЙ


   ИСТОРИЧЕСКИЙ ОБЗОР Уголовное "братство"

   В условиях свободы такой дифференциации не существовало, за  исключе-
нием деления воров на "урок" и "оребурок" (крупных и  мелких  преступни-
ков). Вместе с тем рецидивисты, например, объединялись в преступные  со-
общества ("малины"), в каждом из которых консолидировалась  определенная
разновидность ("масть") профессиональных преступников -  карманные  воры
("ерши"), магазинные воры ("городушники"), взломщики сейфов  ("медвежат-
ники"), мошенники, использующие  фальшивые  украшения  ("фармазонщики"),
карточные шулера и т.п. Такие объединения имели главаря ("пахана"),  де-
лились на мелкие группы ("братства") по 2-5 человек для непосредственно-
го совершения преступлений.
   В "малинах" устанавливались определенные неформальные  нормы  поведе-
ния, однако они не выходили за рамки данной группировки. Нами не обнару-
жено случаев, когда бы блатные "законы" действовали на  территории  всей
страны и были бы обязательны для какой-либо группировки преступников. Но
бесспорно установлено пять профессиональных категорий преступников,  от-
личавшихся друг от друга противоправной направленностью.  Рассмотрим  их
несколько подробнее.
   1. Грабители - наиболее опасная, хотя и малочисленная группа преступ-
ников, специализирующихся на  насильственном  завладении  имуществом  (в
уголовной среде они назывались "громилами"). Убийства ими чаще  соверша-
лись при разбоях в помещениях (квартиры, лавки). Орудия преступления бы-
ли самыми разнообразными (кистень, топор, веревка), однако в  начале  XX
века, по свидетельству В. Лебедева, среди "громил" (не только)  получили
распространение финские ножи.
   Уголовные традиции этой категории преступников  соизмеряются  веками.
Жестокость способов совершения преступлений, вызывающая большой резонанс
в обществе, тяжесть правовых последствий в случае разоблачения, специфи-
ка сбыта похищенного имущества обусловливали  необходимость  объединения
грабителей в хорошо замаскированные сообщества,  порой  численностью  до
ста и более человек. Например, в начале XX века Московским  уголовно-ро-
зыскным отделением в результате длительной и очень хитроумно проведенной
операции была обезврежена шайка  "грабителей-убийц",  в  состав  которой
входило больше ста участников. Эта группа действовала на протяжении мно-
гих лет в районе Большой Грузинской дороги и имела  разветвленные  прес-
тупные связи среди местного населения. Жертв своих преступники, как пра-
вило, убивали и сбрасывали в пропасть, поэтому никаких следов преступле-
ния не оставалось.
   По указанию центральных властей полиция направила  в  район  действия
грабителей опытного московского сыщика, который "после долгого путешест-
вия по разным духанам, ресторанам и вертепам воровских пристанищ"  напал
на след шайки и внедрился в ее состав.
   "Философия по Дарвину"
   Длительное занятие насильственным промыслом  вырабатывало  не  только
профессиональную привычку, но и нравственное кредо преступников в  отно-
шении самого занятия и даже самой жертвы. Известный в  начале  нынешнего
столетия грабитель Полуляхов оправдывал,  например,  корыстные  убийства
"