Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
ли, нам над вашими книгами, - сострил Прохоров.
Все засмеялись.
Петр Михайлыч промолчал и поспешил уйти.
С месяц потом он ни с кем не заговаривал о Калиновиче и даже в сцене с
князем, как мы видели, приступил к этому довольно осторожно. Но любезность
того сразу, так сказать, искупила для старика все его неудачи по этому
предмету и умилила его до глубины души. Услышав звон к поздней обедне, он
пошел в собор поблагодарить бога, что уж и в провинции начинает
распространяться образование, особенно в дворянском быту, где прежде были
только кутилы, собачники, картежники, никогда не читавшие никаких книг.
Князь между тем заехал к Калиновичу на минуту и, выехав от него, завернул к
старой барышне-помещице, у которой, по ее просьбе и к успокоению ее, сделал
строгое внушение двум ее краснощеким горничным, чтоб они служили госпоже
хорошо и не делали, что прежде делали.
В доме генеральши между тем, по случаю приезда гостя, происходила
суетня: ключница отвешивала сахар, лакеи заливали в лампы масло и
приготовляли стеариновые свечи; худощавый метрдотель успел уже сбегать в
ряды и захватить всю крупную рыбу, купил самого высшего сорта говядины и
взял в погребке очень дорогого рейнвейна. Князь был большой гастроном и пил
за столом только один рейнвейн высокой цены. Часу в первом генеральша
перешла из спальни в гостиную и, обложившись подушками, села на свой любимый
угловой диван. На подзеркальном столике лежала кипа книг и огромный тюрик с
конфетами; первые князь привез из своей библиотеки для m-lle Полины, а
конфеты предназначил для генеральши. Она была вообще до сладкого большая
охотница, и, так как у князя был превосходный кондитер, так он очень часто
присылал и привозил старухе фунта по четыре, по пяти самых отборных печений,
доставляя ей тем большое удовольствие. М-lle Полина, решительно ожившая и
вздохнувшая свободно от приезда князя, разливала кофе из серебряного
кофейника в дорогие фарфоровые чашки, расставленные тоже на серебряном
подносе. Князь очень удобно поместился на мягком кресле. Генеральша лениво,
но ласково смотрела на него и потом начала взглядывать на разлитый по чашкам
кофе.
- Полина, как хочешь, дай мне кофею, - проговорила она.
У старухи после болезни сделался ужасный аппетит.
- Мамаша... - произнесла Полина полуукоризненным, полуумоляющим
голосом.
Генеральша, пожав плечами, отвернулась от дочери. М-lle Полина покачала
головой и вздохнула.
- Небольшую чашечку кофею ничего, право, ничего, - решил князь.
- И я тоже утверждаю; но что же мне делать, если все мне нельзя и все
вредно, по мнению Полины, - произнесла старуха оскорбленным тоном. М-lle
Полина грустно улыбнулась и налила чашку.
- Извольте, maman*, кушайте; я для вас же... - проговорила она, подавая
матери чашку.
______________
* мамаша (франц.).
Генеральша медленно, но с большим удовольствием начала глотать кофе и
при этом съела два куска белого хлеба.
- Кофе хорош, - заключила она.
- Стакан воды, ma tante*, стакан воды непременно извольте выкушать!
Этим правилом никогда не манкируйте, - сказал князь, погрозя пальцем.
______________
* тетушка (франц.).
- Я согласна, - отвечала генеральша таким тоном, как будто делала в
этом случае весьма большое одолжение.
М-lle Полина позвонила; вошел лакей.
- Холодной? - спросила она, обращаясь к князю.
- Самой холодной, - отвечал тот.
- Воды холодной маменьке, - сказала она человеку.
Тот ушел и возвратился с водой. М-lle Полина наперед сама ее
попробовала, приложив руку к стакану.
- Кажется, холодна? - обратилась она к князю.
Тот тоже приложил руку к стакану.
- Хороша, - сказал он и подал стакан генеральше.
Та медленно отпила половину.
- Будет, - проговорила она.
- Нет, ma tante, как угодно, весь, непременно весь, - возразил князь.
- Допейте, maman; иначе кофе вам повредит! - подтвердила Полина.
Генеральша нехотя допила.
- Ох, вы меня совсем залечите! - сказала она и в то же время медленно
обратила глаза к лежавшим на столе конфетам.
- За то, что я тебя, дружок, послушалась, дай мне одну конфету из
твоего подарка, - произнесла она кротко.
- Можно ли до обеда, maman, - заметила Полина.
- Ничего, ничего, это самые невинные, - разрешил князь и поднес
генеральше вместо одной три конфеты.
Та начала их с большим удовольствием зубрить, а потом постепенно
склонила голову и задремала.
- Ребенок, совершенный ребенок! - произнес князь шепотом.
М-lle Полина вздохнула.
- Совершенный ребенок! - повторил он и, пересев на довольно отдаленный
стул, закурил сигару.
Полина села около него. Князь некоторое время смотрел на нее с заметным
участием.
- Однако как вы, кузина, похудели! Боже мой, боже мой! - начал он тихо.
Полина грустно улыбнулась.
- Ты спроси, князь, - отвечала она полушепотом, - как я еще жива.
Столько перенести, столько страдать, сколько я страдала это время, - я и не
знаю!.. Пять лет прожить в этом городишке, где я человеческого лица не вижу;
и теперь еще эта болезнь... ни дня, ни ночи нет покоя... вечные капризы...
вечные жалобы... и, наконец, эта отвратительная скупость - ей-богу,
невыносимо, так что приходят иногда такие минуты, что я готова бог знает на
что решиться.
Князь пожал плечами.
- Терпение и терпение. Всякое зло должно же когда-нибудь кончиться, а
этому, кажется, недалек конец, - сказал он, указывая глазами на генеральшу.
- Терпение! Тебе хорошо говорить! Конечно, когда ты приезжаешь, я
счастлива, но даже и наши отношения, как ты хочешь, они ужасны. Мне
решительно надобно выйти замуж.
- А что же Москва? - спросил князь.
- Ничего. Я знала, что все пустяками кончится. Ей просто жаль мне
приданого. Сначала на первое письмо она отвечала ему очень хорошо, а потом,
когда тот намекнул насчет состояния, - боже мой! - вышла из себя, меня
разбранила и написала ему какой только можешь ты себе вообразить дерзкий
ответ.
- О! mon Dieu, mon Dieu, - проговорил князь, поднимая кверху глаза.
- У меня теперь гривенника на булавки нет, - продолжала Полина. - Что ж
это такое? Пятьсот душ покойного отца - мои по закону. Я хотела с тобой,
кузен, давно об этом посоветоваться: нельзя ли хоть по закону получить мне
это состояние себе; оно мое?
В продолжение этого монолога князь нахмурился.
- Оно ваше, и по закону вы сейчас же могли бы его получить, - произнес
он с ударением, - но вы вспомните, кузина, что выйдет страшная вражда, будет
огласка - вы девушка, и явно идете против матери!
- Но если я выйду замуж, это будет очень натурально. Должна же я буду
чем-нибудь жить с мужем?
Князь в знак согласия кивнул головой.
- Тогда, конечно, будет совсем другое дело, - начал он, - тогда у вас
будет своя семья, отдельное существование; тогда хочешь или нет, а отдать
должна; но, cher cousine*, - продолжал он, пожав плечами, - надобно наперед
выйти замуж, хоть бы даже убежать для этого пришлось: а за кого?.. Что
прикажете в здешнем медвежьем закоулке делать? Я часто перебираю в голове
здешних женихов, - нет и нет! Кто посолидней и получше, не хотят жениться, а
остальная молодежь такая, что не только выйти замуж за кого-нибудь из них, и
в дом принять неловко.
______________
* дорогая кузина (франц.).
В ответ на это Полина вздохнула.
- Я предчувствую, - начала она, - что мне здесь придется задохнуться...
Что, что я богата, дочь генерала, что у меня одних брильянтов на сто тысяч,
- что из всего этого? Я несчастнее каждой дочери приказного здешнего; для
тех хоть какие-нибудь удовольствия существуют...
При последних словах у Полины показались на глазах слезы.
- Господи, боже мой! - продолжала она. - Я не ищу в будущем муже моем
ни богатства, ни знатности, ни чинов: был бы человек приличный и полюбил бы
меня, чтоб я хоть сколько-нибудь нравилась ему...
В это время генеральша зевнула и полуоткрыла глаза.
- Полина, ты здесь? - сказала она.
- Здесь, maman, - отвечала Полина и, тотчас же встав, отошла от князя к
столику, на котором лежали книги.
- Что ты делаешь? - спросила генеральша.
- Книги смотрю.
- Какие книги?
- Которые князь привез, - отвечала с досадою Полина.
- Какие книги он привез? - спросила старуха.
- Журналы, ma tante, журналы, - подхватил князь и потом, взявшись за
лоб и как бы вспомнив что-то, обратился к Полине. - Кстати, тут вы найдете
повесть или роман одного здешнего господина, смотрителя уездного училища. Я
не читал сам, но по газетам видел - хвалят.
M-lle Полина начинала припоминать.
- Смотритель... - сказала она, прищуривая глаза, - он был, кажется, у
нас?
- Был? - спросил князь.
- Да, был; но maman сухо его приняла, и он с тех пор не бывал.
- О чем вы говорите? - спросила опять старуха.
- О сочинениях, ma tante, о сочинениях, - отвечал князь и, опять
взявшись за лоб, проговорил тихо и с улыбкой Полине: - Voila notre homme!*.
Займитесь, развлекитесь; молодой человек tres comme il faut!**.
______________
* вот кто нам нужен! (франц.).
** Вполне приличный! (франц.).
Полина тоже усмехнулась.
- Именно готова, - отвечала она, - впрочем, он и тогда мне понравился:
очень милый.
- Очень милый! - подтвердил князь.
- Обедать готово? - вмешалась старуха.
М-lle Полина пожала плечами.
- Мы недавно, maman, кофе пили.
- Рано, ma tante, очень рано; всего еще первый час, - подхватил князь,
смотря на часы.
Старуха сделала недовольную мину и снова начала как бы дремать.
- Я сейчас заезжал к нему, и завтра, вероятно, он будет у меня, -
произнес князь, обращаясь к Полине.
Та опять грустно, но улыбнулась.
II
Возвратившись домой из училища, Калинович сейчас заметил билет князя,
который приняла у него приказничиха и заткнула его, как, видала она, это
делается у богатых господ, за зеркало, а сама и говорить ничего не хотела
постояльцу, потому что более полугода не кланялась даже с ним и не
отказывала ему от квартиры только для Палагеи Евграфовны, не желая сделать
ей неприятность. На оборотной стороне билетика рукою князя было написано:
"Заезжал поблагодарить автора за доставленное мне удовольствие!" Прочитав
фамилию и надпись, Калинович улыбнулся, и потом, подумав немного, сбросив с
себя свой поношенный вицмундир, тщательно выбрился, напомадился, причесался
и, надев черную фрачную пару, отправился сначала к Годневым. Настенька по
обыкновению ждала его в зале у окна и по обыкновению очень ему обрадовалась,
взяла его за руку и посадила около себя.
- Откуда ты сегодня такой нарядный? - сказала она.
- Ниоткуда, - отвечал Калинович и потом, помолчав, прибавил: - У меня
сейчас нечаянный гость был.
- Кто такой? - спросила Настенька.
Вместо ответа Калинович подал ей билет князя. Настенька, прочитав
фамилию и приписку, улыбнулась.
- Какая любезность! Только жалко, что не вовремя, - проговорила она.
- Почему же не вовремя? - спросил Калинович.
- Конечно, не вовремя! Когда напечатался твой роман, ты ни умнее стал,
ни лучше: отчего же он прежде не делал тебе визитов и знать тебя не хотел?
- Напротив, он был всегда очень любезен со мной, и я всегда желал с ним
сблизиться. Человек он очень умный...
Настенька сомнительно покачала головой.
- Не знаю, - прибавила она, - я видела его раза два; лицо совершенно
как у иезуита. Не нравится он мне; должно быть, очень хитрый.
Калинович ничего не возражал и придал лицу своему такое выражение,
которым как бы говорил: "Всякий может думать по-своему".
Между тем Петр Михайлыч тоже возвратился домой и переодевался в своем
кабинете. Услышав голос Калиновича, он закричал:
- Калинович, вы здесь?
- Здесь, - отвечал тот.
- У вас гость был, князь заезжал к вам.
- Знаю, - отвечал Калинович.
- Что ж вы думаете сделать? - продолжал старик, входя. - Э! Да вот вы
кстати и приоделись... Съездите к нему, сударь, сейчас же съездите!
Подите-ка, как он вас до небес превозносит.
- Зачем же сейчас? - вмешалась Настенька. - Не успел он завернуть, как
и бежать к нему на поклон. Какое благодеяние оказал... это смешно!
- Ужасно смешно! Много ты понимаешь! - перебил Петр Михайлыч. - Зачем
ехать? - продолжал он. - А затем, что требует этого вежливость, да, кроме
того, князь - человек случайный и может быть полезен Якову Васильичу.
- Чем же он может быть полезен Якову Васильичу? Вот это интересно;
этого я точно не понимаю.
Петр Михайлыч рассердился.
- Нет, ты понимаешь, только в тебе это твоя гордость говорит! -
вскрикнул он, стукнув по столу. - По-твоему, от всех людей надобно
отворачиваться, кто нас приветствует; только вот мы хороши! Не слушайте ее,
Яков Васильич!.. Пустая девчонка!.. - обратился он к Калиновичу.
- Я думаю съездить, - проговорил тот.
Настенька взглянула на него.
- Поезжайте, - подхватил старик, - только пешком грязно; сейчас велю я
вам лошадь заложить, сейчас. - прибавил он и проворно ушел.
- Ты поедешь? - спросила Настенька.
- Конечно, поеду, - отвечал Калинович.
- А если я не хочу, чтоб ты ездил?
- Странное желание! - проговорил Калинович.
- Ну, положим, что странное, но если я этого хочу; неужели ты не
пожертвуешь для меня этими пустяками?
- Я не понимаю, в чем тут жертвовать. Мне надобно заплатить визит, я и
плачу, - что ж тут такого?
- Тут ничего, может быть, нет, но я не хочу. Князь останавливается у
генеральши, а я этот дом ненавижу. Ты сам рассказывал, как тебя там сухо
приняли. Что ж тебе за удовольствие, с твоим самолюбием, чтоб тебя встретили
опять с гримасою?
- Я еду не к генеральше, которую и знать не хочу, а к князю, и не
первый, а плачу ему визит.
- Не езди, душечка, ангел мой, не езди! Я решительно от тебя этого
требую. Пробудь у нас целый день. Я тебя не отпущу. Я хочу глядеть на тебя.
Смотри, какой ты сегодня хорошенький!
Говоря это, Настенька взяла Калиновича за руку.
- Я опять сюда вернусь через какие-нибудь четверть часа, - отвечал он.
- Не хочу я, говорят тебе! - возразила Настенька.
- Каприз - и больше ничего, и каприз глупый! - проговорил Калинович,
нахмурившись.
- Нет, Жак, это не каприз, а просто предчувствие, - начала она. - Как
ты сказал, что был у тебя князь, у меня так сердце замерло, так замерло, как
будто все несчастья угрожают тебе и мне от этого знакомства. Я тебя еще раз
прошу, не езди к генеральше, не плати визита князю: эти люди обоих нас
погубят.
- До предчувствий дело дошло! Предчувствие теперь виновато! -
проговорил Калинович. - Но так как я в предчувствие решительно не верю, то и
поеду, - прибавил он с насмешкою.
- Я очень хорошо наперед знала, - возразила Настенька, - что тебе самое
ничтожное твое желание дороже бог знает каких моих страданий.
- Если вы это знали, так к чему ж весь этот разговор? - сказал
Калинович.
Настенька вся вспыхнула.
- Послушайте, Калинович! - начала она. - Если вы со мной станете так
говорить... (голос ее дрожал, на глазах навернулись слезы). Вы не смеете со
мной так говорить, - продолжала она, - я вам пожертвовала всем... не шутите
моей любовью, Калинович! Если вы со мной будете этакие штучки делать, я не
перенесу этого, - говорю вам, я умру, злой человек!
- Настенька! Полноте! Что это вы! - проговорил Калинович и хотел было
взять ее за руку, но она отдернула руку.
- Подите прочь, не надобно мне ваших ласк! - сказала она, встала и
пошла, но в дверях остановилась.
- Если вы поедете к князю, то не приезжайте ни сегодня, ни завтра... не
ходите совершенно к нам: я видеть вас не хочу... эгоист!
Калинович сделал гримасу. Настенька повернулась и ушла.
В эту минуту вернулся Петр Михайлыч и еще в дверях кричал:
- Лошадь готова-с; поезжайте с богом!
- Очень вам благодарен, - отвечал Калинович и, надев пальто, вышел на
крыльцо.
Его ожидали точно те же дрожки, на которых он год назад делал визиты и
с которых, к вящему их безобразию, еще зимой какие-то воришки срезали и
украли кожу. Лошадь была тоже прежняя и еще больше потолстела. На козлах
сидел тот же инвалид Терка: расчетливая Палагея Евграфовна окончательно
посвятила его в кучера, чтоб даром хлеб не ел. Словом, разница была только в
том, что Терка в этот раз не подличал Калиновичу, которого он, за выключку
из сторожей, глубоко ненавидел, и если когда его посылали за чем-нибудь для
молодого смотрителя, то он ходил вдвое долее обыкновенного, тогда как и
обыкновенно ходил к соседке калачнице за кренделями по два часа. В настоящем
случае он повез Калиновича убийственным шагом, как бы следуя за погребальной
церемонией. Тому сделалось это скучно.
- Пошел скорее! Что ты как с маслом едешь! - сказал он.
- Лошадь не бежит, - отвечал лаконически Терка.
- Ты хлестни ее!
- Нету-тка, боюсь, она не любит, коли ее хлещут - улягнет! - возразил
инвалид, тряхнув слегка вожжами, и продолжал ехать шагом.
Калинович подождал еще несколько времени; наконец, терпение его
лопнуло.
- Хлестни лошадь, говорят тебе, - повторил он еще раз.
Терка молчал.
- Говорят тебе, хлестни! - вскрикнул Калинович.
- Да плети ж нету! - вскричал в свою очередь инвалид.
Калинович, видя, что Гаврилыча не переупрямишь, встал с дрожек.
- Пошел домой, я не хочу с тобой, скотом, ехать! - сказал он и пошел
пешком. Терка пробормотал себе что-то под нос и, как ни в чем не бывало,
поворотил лошадь и поехал назад рысью.
В сенях генеральши Калинович опять был встречен ливрейным лакеем.
- У себя его сиятельство? - спросил он.
- Сейчас-с, - отвечал тот и пошел наверх.
Князь и Полина сидели на прежних местах в гостиной. Генеральша для
возбуждения вкуса жевала корицу. Лакей доложил.
- Легок на помине, - проговорил князь, вставая.
- Примите его сюда, - сказала стремительно Полина.
- Да, - отвечал тот и обратился к старухе: - Калинович ко мне, ma
tante, приехал, один автор: можно ли его сюда принять?
- Какой автор? - спросила та, мигая глазами.
- Он был у нас, maman, с год назад, - отвечала Полина.
- Где был? - спросила старуха.
- Здесь был, у вас был, - подхватил князь.
- Не знаю, когда был... не помню, - говорила больная.
- Ну, да, вы не помните, вы забыли. Можно ли его сюда принять? Он очень
умный и милый молодой человек, - толковал ей князь.
- Отчего ж нельзя? Когда ты мне его рекомендуешь, я очень рада, -
отвечала она.
- Проси! - приказал князь лакею и сам вышел несколько в залу, а Полина
встала и начала торопливо поправлять перед зеркалом волосы.
Калинович показался.
- Очень, очень вам благодарен, что доставили удовольствие видеть вас! -
начал князь, идя ему навстречу и беря его за обе руки, которые крепко сжал.
- Вы знакомы с здешними хозяевами? - прибавил он.
Калинович отвечал, что он имел честь быть у них один раз.
- В таком случае, позвольте возобновить ваше знакомство, - заключил
князь и ввел его в гостиную.
- Monsieur Калинович, - отнесся он к генеральше, но та только хлопнула
глазами.
М-lle Полина, напротив, поклонилась очень любезно.
- Je vo