Спускаю ниже,
          Кладя на них
          Два медных пятачка.

          На эти деньги,
          С мертвых глаз,
          Могильщику теплее станет, -
          Меня зарыв,
          Он тот же час
          Себя сивухой остаканит.

          И скажет громко:
          "Вот чудак!
          Он в жизни
          Буйствовал немало...
          Но одолеть не мог никак
          Пяти страниц
          Из "Капитала".

          <1924>

---------------------------------------------------------------------------

Примечания

Газета "Заря Востока", Тифлис, 1925, N770, 4 января.

В автографе (ГБЛ) "Метель" и "Весна" объединены под общим названием
"Над"Капиталом".

---------------------------------------------------------------------------



                            Сергей Есенин

                                   Весна

          Припадок кончен.
          Грусть в опале.
          Приемлю жизнь, как первый сон.
          Вчера прочел я в "Капитале",
          Что для поэтов -
          Свой закон.

          Метель теперь
          Хоть чертом вой,
          Стучись утопленником голым, -
          Я с отрезвевшей головой
          Товарищ бодрым и веселым.

          Гнилых нам нечего жалеть,
          Да и меня жалеть не нужно,
          Коль мог покорно умереть
          Я в этой завирухе вьюжной.

          Тинь-тинь, синица!
          Добрый день!
          Не бойся!
          Я тебя не трону.
          И коль угодно,
          На плетень
          Садись по птичьему закону.

          Закон вращенья в мире есть,
          Он - отношенье
          Средь живущих.
          Коль ты с людьми единой кущи, -
          Имеешь право
          Лечь и сесть.

          Привет тебе,
          Мой бедный клен!
          Прости, что я тебя обидел.
          Твоя одежда в рваном виде,
          Но будешь
          Новой наделен.

          Без ордера тебе апрель
          Зеленую отпустит шапку,
          И тихо
          В нежную охапку
          Тебя обнимет повитель.

          И выйдет девушка к тебе,
          Водой окатит из колодца,
          Чтобы в суровом октябре
          Ты мог с метелями бороться.

          А ночью
          Выплывет луна.
          Ее не слопали собаки:
          Она была лишь не видна
          Из-за людской
          Кровавой драки.

          Но драка кончилась...
          И вот -
          Она своим лимонным светом
          Деревьям, в зелень разодетым,
          Сиянье звучное
          Польет.

          Так пей же, грудь моя,
          Весну!
          Волнуйся новыми
          Стихами!
          Я нынче, отходя ко сну,
          Не поругаюсь
          С петухами.

          Земля, земля!
          Ты не металл, -
          Металл ведь
          Не пускает почку.
          Достаточно попасть
          На строчку,
          И вдруг -
          Понятен "Капитал".

          <1924>

---------------------------------------------------------------------------

Примечания

Газета "Заря Востока", Тифлис, 1925, N770, 4 января.

---------------------------------------------------------------------------



                            Сергей Есенин

                              Письмо к сестре

          О Дельвиге писал наш Александр,
          О черепе выласкивал он
          Строки.
          Такой прекрасный и такой далекий,
          Но все же близкий,
          Как цветущий сад!

          Привет, сестра!
          Привет, привет!
          Крестьянин я иль не крестьянин?!
          Ну как теперь ухаживает дед
          За вишнями у нас, в Рязани?

          Ах, эти вишни!
          Ты их не забыла?
          И сколько было у отца хлопот,
          Чтоб наша тощая
          И рыжая кобыла
          Выдергивала плугом корнеплод.

          Отцу картофель нужен.
          Нам был нужен сад.
          И сад губили,
          Да, губили, душка!
          Об этом знает мокрая подушка
          Немножко...  Семь...
          Иль восемь лет назад.

          Я помню праздник,
          Звонкий праздник мая.
          Цвела черемуха,
          Цвела сирень.
          И, каждую березку обнимая,
          Я был пьяней,
          Чем синий день.

          Березки!
          Девушки-березки!
          Их не любить лишь может тот,
          Кто даже в ласковом подростке
          Предугадать не может плод.

          Сестра!  Сестра!
          Друзей так в жизни мало!
          Как и на всех,
          На мне лежит печать...
          Коль сердце нежное твое
          Устало,
          Заставь его забыть и замолчать.

          Ты Сашу знаешь.
          Саша был хороший.
          И Лермонтов
          Был Саше по плечу.
          Но болен я...
          Сиреневой порошей
          Теперь лишь только
          Душу излечу.

          Мне жаль тебя.
          Останешься одна,
          А я готов дойти
          Хоть до дуэли.
          "Блажен, кто не допил до дна"1
          И не дослушал глас свирели.

          Но сад наш!..
          Сад...
          Ведь и по нем весной
          Пройдут твои
          Заласканные дети.
          О!
          Пусть они
          Помянут невпопад,
          Что жили...

          Чудаки на свете.

          <1925>

1 - Слова Пушкина (Прим. С.Есенина) (вернуться к месту сноски)

---------------------------------------------------------------------------

Примечания

Газета "Бакинский рабочий", Москва, 1925, N102, 2 мая.

Стихотворение обращено к Екатерине Александровне Есениной.

О Дельвиге писал наш Александр,/О черепе выласкивал он/Cтроки. -
Стихотворение Пушкина "Послание Дельвигу" ("Прими сей череп, Дельвиг").
(вернуться к месту сноски)

---------------------------------------------------------------------------



                            Сергей Есенин

                                  МОЙ ПУТЬ

          Жизнь входит в берега.
          Села давнишний житель,
          Я вспоминаю то,
          Что видел я в краю.
          Стихи мои,
          Спокойно расскажите
          Про жизнь мою.

          Изба крестьянская.
          Хомутный запах дегтя,
          Божница старая,
          Лампады кроткий свет.
          Как хорошо,
          Что я сберег те
          Все ощущенья детских лет.

          Под окнами
          Костер метели белой.
          Мне девять лет.
          Лежанка, бабка, кот...
          И бабка что-то грустное
          Степное пела,
          Порой зевая
          И крестя свой рот.

          Метель ревела.
          Под оконцем
          Как будто бы плясали мертвецы.
          Тогда империя
          Вела войну с японцем,
          И всем далекие
          Мерещились кресты.

          Тогда не знал я
          Черных дел России.
          Не знал, зачем
          И почему война.
          Рязанские поля,
          Где мужики косили,
          Где сеяли свой хлеб,
          Была моя страна.

          Я помню только то,
          Что мужики роптали,
          Бранились в черта,
          В бога и в царя.
          Но им в ответ
          Лишь улыбались дали
          Да наша жидкая
          Лимонная заря.

          Тогда впервые
          С рифмой я схлестнулся.
          От сонма чувств
          Вскуржилась голова.
          И я сказал:
          Коль этот зуд проснулся,
          Всю душу выплещу в слова.

          Года далекие,
          Теперь вы как в тумане.
          И помню, дед мне
          С грустью говорил:
          "Пустое дело...
          Ну, а если тянет -
          Пиши про рожь,
          Но больше про кобыл".

          Тогда в мозгу,
          Влеченьем к музе сжатом,
          Текли мечтанья
          В тайной тишине,
          Что буду я
          Известным и богатым
          И будет памятник
          Стоять в Рязани мне.

          В пятнадцать лет
          Взлюбил я до печенок
          И сладко думал,
          Лишь уединюсь,
          Что я на этой
          Лучшей из девчонок,
          Достигнув возраста, женюсь.
          . . . . . . . . . . . . . .

          Года текли.
          Года меняют лица -
          Другой на них
          Ложится свет.
          Мечтатель сельский -
          Я в столице
          Стал первокласснейший поэт

          И, заболев
          Писательскою скукой,
          Пошел скитаться я
          Средь разных стран,
          Не веря встречам,
          Не томясь разлукой,
          Считая мир весь за обман.

          Тогда я понял,
          Что такое Русь.
          Я понял, что такое слава.
          И потому мне
          В душу грусть
          Вошла, как горькая отрава.

          На кой мне черт,
          Что я поэт!..
          И без меня в достатке дряни.
          Пускай я сдохну,
          Только...
          Нет,
          Не ставьте памятник в Рязани!

          Россия...  Царщина...
          Тоска...
          И снисходительность дворянства.
          Ну что ж!
          Так принимай, Москва,
          Отчаянное хулиганство.

          Посмотрим -
          Кто кого возьмет!
          И вот в стихах моих
          Забила
          В салонный вылощенный
          Сброд
          Мочой рязанская кобыла.

          Не нравится?
          Да, вы правы -
          Привычка к Лориган
          И к розам...
          Но этот хлеб,
          Что жрете вы, -
          Ведь мы его того-с...
          Навозом...

          Еще прошли года.
          В годах такое было,
          О чем в словах
          Всего не рассказать:
          На смену царщине
          С величественной силой
          Рабочая предстала рать.

          Устав таскаться
          По чужим пределам,
          Вернулся я
          В родимый дом.
          Зеленокосая,
          В юбчонке белой
          Стоит береза над прудом.

          Уж и береза!
          Чудная...  А груди...
          Таких грудей
          У женщин не найдешь.
          С полей обрызганные солнцем
          Люди
          Везут навстречу мне
          В телегах рожь.

          Им не узнать меня,
          Я им прохожий.
          Но вот проходит
          Баба, не взглянув.
          Какой-то ток
          Невыразимой дрожи
          Я чувствую во всю спину.

          Ужель она?
          Ужели не узнала?
          Ну и пускай,
          Пускай себе пройдет...
          И без меня ей
          Горечи немало -
          Недаром лег
          Страдальчески так рот.

          По вечерам,
          Надвинув ниже кепи,
          Чтобы не выдать
          Холода очей, -
          Хожу смотреть я
          Скошенные степи
          И слушать,
          Как звенит ручей.

          Ну что же?
          Молодость прошла!
          Пора приняться мне
          За дело,
          Чтоб озорливая душа
          Уже по-зрелому запела.

          И пусть иная жизнь села
          Меня наполнит
          Новой силой,
          Как раньше
          К славе привела
          Родная русская кобыла.

          <1925>

---------------------------------------------------------------------------

Примечания

Журнал "Город и деревня", Москва, 1925, N3-4 и N5, 5 и 20 марта.

Лориган - марка французских духов. (вернуться к месту сноски)

---------------------------------------------------------------------------



                            Сергей Есенин                             [РОЛ]

       Сказка о пастушонке Пете, его комиссарстве и коровьем царстве

          Пастушонку Пете
          Трудно жить на свете:
          Тонкой хворостиной
          Управлять скотиной.

          Если бы корова
          Понимала слово,
          То жилось бы Пете
          Лучше нет на свете.

          Но коровы в спуске
          На траве у леса,
          Говоря по-русски,
          Смыслят ни бельмеса.

          Им бы лишь мычалось
          Да трава качалась, -
          Трудно жить на свете
          Пастушонку Пете.

                  *

          Хорошо весною
          Думать под сосною,
          Улыбаясь в дреме,
          О родимом доме.

          Май все хорошеет,
          Ели все игольчей;
          На коровьей шее
          Плачет колокольчик.

          Плачет и смеется
          На цветы и травы,
          Голос раздается
          Звоном средь дубравы.

          Пете-пастушонку
          Голоса не новы, -
          Он найдет сторонку,
          Где звенят коровы.

          Соберет всех в кучу,
          На село отгонит,
          Не получит взбучу -
          Чести не уронит.

          Любо хворостиной
          Управлять скотиной,
          В ночь у перелесиц
          Спи и плюй на месяц.

                  *

          Ну, а если лето -
          Песня плохо спета.
          Слишком много дела -
          В поле рожь поспела.

          Ах, уж не с того ли
          Дни похорошели, -
          Все колосья в поле,
          Как лебяжьи шеи.

          Но беда на свете
          Каждый час готова,
          Зазевался Петя -
          В рожь зайдет корова.

          А мужик, как взглянет,
          Разведет ручищей
          Да как в спину втянет
          Прямо кнутовищей.

          Тяжко хворостиной
          Управлять скотиной.

                  *

          Вот приходит осень
          С цепью кленов голых,
          Что шумит, как восемь
          Чертенят веселых.

          Мокрый лист с осины
          И дорожных ивок
          Так и хлещет в спину,
          В спину и в загривок.

          Елка ли, кусток ли,
          Только вплоть до кожи
          Сапоги промокли,
          Одежонка - тоже.

          Некому открыться,
          Весь как есть пропащий.
          Вспуганная птица
          Улетает в чащу.

          И дрожишь полсутки
          То душой, то телом.
          Рассказать бы утке -
          Утка улетела.

          Рассказать дубровам -
          У дубровы опадь.
          Рассказать коровам -
          Им бы только лопать.

          Нет, никто на свете
          На обмокшем спуске
          Пастушонка Петю
          Не поймет по-русски.

          Трудно хворостиной
          Управлять скотиной.

                  *

          Мыслит Петя с жаром:
          То ли дело в мире
          Жил он комиссаром
          На своей квартире.

          Знал бы все он сроки,
          Был бы всех речистей,
          Собирал оброки
          Да дороги чистил.

          А по вязкой грязи,
          По осенней тряске
          Ездил в каждом разе
          В волостной коляске.

          И приснился Пете
          Страшный сон на свете.

                  *

          Все доступно в мире, -
          Петя комиссаром
          На своей квартире
          С толстым самоваром.

          Чай пьет на террасе,
          Ездит в тарантасе,
          Лучше нет на свете
          Жизни, чем у Пети.

          Но всегда недаром
          Служат комиссаром:
          Нужно знать все сроки,
          Чтоб сбирать оброки.

          Чай, конечно, сладок,
          А с вареньем - дважды,
          Но блюсти порядок
          Может, да не каждый.

          Нужно знать законы,
          Ну, а где же Пете?
          Он еще иконы
          Держит в волсовете.

          А вокруг совета
          В дождь и непогоду
          С самого рассвета
          Уймище народу.

          Наш народ ведь голый,
          Что ни день, то с требой, -
          То построй им школу,
          То давай им хлеба.

          Кто им наморочил?
          Кто им накудахтал?
          Отчего-то очень
          Стал им нужен трактор.

          Ну, а где же Пете?
          Он ведь пас скотину -
          Понимал на свете
          Только хворостину.

          А народ суровый
          В ропоте и гаме
          Хуже, чем коровы,
          Хуже и упрямей.

          С эдаким товаром
          Дрянь быть комиссаром.
          Взяли раз Петрушу
          За живот, за душу,

          Бросили в коляску
          Да как дали таску...
          .....................
          Тут проснулся Петя.

                  *

          Сладко жить на свете!

          Встал, а день что надо, -
          Солнечный, звенящий,
          Легкая прохлада
          Овевает чащи.

          Петя с кротким словом
          Говорит коровам:
          "Не хочу и даром
          Быть я комиссаром".

          А над ним береза,
          Веткой утираясь,
          Говорит сквозь слезы,
          Тихо улыбаясь:

          "Тяжело на свете
          Быть для всех примером.
          Будь ты лучше, Петя,
          Раньше пионером".

                  *

          Малышам в острастку,
          В мокрый день осенний,
          Написал ту сказку
          Я - Сергей Есенин.

          Октябрь 1925

---------------------------------------------------------------------------

Примечания

Журнал "Пионер", Москва, 1925, N23.

---------------------------------------------------------------------------



                            Сергей Есенин                             [РОЛ]

                         ПЕСНЬ О ЕВПАТИИ КОЛОВРАТЕ

          За поемами Улыбыша
          Кружат облачные вентери.
          Закурилася ковыльница
          Подкопытною танагою.

          Ой, не зымь лузга-заманница
          Запоршила переточины, -
          Подымались злы татаровья
          На Зарайскую сторонушку.

          Не ждала Рязань, не чуяла
          А и той разбойной допоти,
          Под фатой варяжьей засынькой
          Коротала ночку темную.

          Не совиный ух защурился,
          И не волчья пасть оскалилась, -
          То Батый с холма Чурилкова
          Показал орде на зарево.

          Как взглянули звезды-ласточки,
          Загадали думу-полымя:
          Чтой-то Русь захолынулася,
          Аль не слышит лязгу бранного?

          Щебетнули звезды месяцу:
          "Ой ты, желтое ягнятище!
          Ты не мни траву небесную,
          Перестань бодаться с тучами.

          Подыми-ка глазы-уголья
          На рязанскую сторонушку
          Да позарься в кутомарине,
          Что там движется-колышется?"

          Как взглянул тут месяц с привязи,
          А ин жвачка зубы вытерпла,
          Поперхнулся с перепужины
          И на землю кровью кашлянул.

          Ой, текут кровя сугорами,
          Стонут пасишные пажити,
          Разыгрались злы татаровья,
          Кровь полониками черпают.

          Впереди сам хан на выпячи,
          На коне сидит улыбисто
          И жует, слюнявя бороду,
          Кус подохлой кобылятины.

          Говорит он псиным голосом:
          "Ой ли, титники братанове,
          Не пора ль нам с пира-пображни
          Настремнить коней в Московию?"

                        *

          От Олышан до Швивой Заводи
          Знают песни про Евпатия.
          Их поют от белой вызнати
          До холопного сермяжника.

          Хоть и много песен сложено,
          Да ни слову не уважено,
          Не сочесть похвал той удали,
          Не ославить смелой доблести.

          Вились кудри у Евпатия,
          В три ряда на плечи падали.
          За гленищем ножик сеченый
          Подпирал колено белое.

          Как держал он кузню-крыницу,
          Лошадей ковал да бражничал,
          Да пешневые угорины
          Двумя пальцами вытягивал.

          Много лонешнего смолота
          В закромах его затулено.
          Не один рукав молодушек,
          Утираясь, продырявился.

          Да не любы, вишь, удалому
          Эти всхлипы се