детей, женщина, заслуживающая любви. Элизабет облизнула губы кончиком нежно-розового языка. Казалось, они были специально созданы для поцелуев.
     Прикоснись к себе... Элизабет неуверенно обхватила грудь руками; почувствовала мягкость кожи, тяжесть груди и упругость сосков. Интересно, твердеют ли соски у мужчин от прикосновения женщины? Элизабет почувствовала, как теплая волна омыла ее лоно. Скользнув руками вниз по ребрам, она коснулась ладонями напрягшегося от желания живота. И женщинам и мужчинам нравится, когда их ласкают.
     Уже не стыдясь, Элизабет гладила свое тело, наблюдая за отражением в зеркале. Темно-рыжие волосы колечками обвивались вокруг ее пальцев, под которыми скрывалась податливая, подобная влажным губам плоть.
     Элизабет представила, как мужчина проникает в нее так глубоко, что их волосы на лобках смешиваются. Уверенные нежные губы колдуют на ее губах; его язык проникает в ее рот, его плоть - в ее плоть. Элизабет почувствовала, как набухли под пальцами губы ее лона. Словно спелые плоды, они молили о том, чтобы их сорвали и вкусили,
     Слабый щелчок захлопывающейся двери заглушил стук сердца Элизабет и шум ее учащенного дыхания.
     Эдвард! Он вернулся домой. Он, наверное, заметил свет в ее комнате. Сейчас он поднимется к ней и увидит, как она, голая, расхаживает перед зеркалом и ласкает себя, томимая желанием...
     Через закрытую дверь, соединявшую их спальни, послышались приглушенные звуки: вот мужчина готовится ко сну, вот он ложится в постель, оставив жену в одиночестве. Почему бы ей не пойти к мужу и не ублажить его так же, как это делает его любовница?
     По щекам Элизабет заструились слезы. Она схватила с кровати ночную рубашку и быстро натянула ее на себя. Так же поспешно она прибрала следы своего падения - шпильки, белье, туфли, - ей так хотелось потрогать себя, что она забыла их снять. Затем Элизабет убавила огонь в камине и юркнула под одеяло.

Глава 11

     Соски Элизабет под мягким черным бархатом корсажа стали твердыми. Столь же твердыми, впрочем, как и мужская плоть, пульсировавшая у правого бедра Рамиэля.
     Ему хотелось пробудить ее, привязать ее к себе столь прочными узами, что даже мысль о другом мужчине казалась бы ей невозможной. Рамиэль тщательно продумал этот урок.
     - Какая часть тела у вас наиболее чувствительна, миссис Петре, - губы, соски или клитор?
     На какое-то мгновение, показавшееся вечностью, Элизабет застыла с поднесенной к губам чашкой турецкого кофе. Тонкие струйки пара, поднимавшиеся от горячего напитка, изящными завитками клубились вокруг ее носа. Сначала в ее темных глазах промелькнул гнев, сменившийся возбуждением. А затем ему не было видно ничего, кроме веера ее ресниц и прозрачно-голубого фарфора, когда она поднесла чашку ко рту и сделала большой глоток. Когда же она вновь поставила чашку на блюдце, ее лицо уже обрело прежнее выражение.
     - У меня такое впечатление, что вы сами отлично знаете, какие места у женщины наиболее чувствительны.
     - Но мои познания не относятся к вам, дорогая. Тело каждой женщины единственное в своем роде. Некоторым женщинам достаточно одного прикосновения, а других они не волнуют. - Рамиэль не хотел, чтобы она удовлетворялась простыми прикосновениями. Он жаждал, чтобы она потребовала от него того, что ей причиталось по праву женщины, - полного и совершенного удовлетворения. - Сколько времени прошло с тех пор, как ваш муж последний раз побывал, в вашей постели?
     Элизабет так резко опустила хрупкую чашку на блюдце, что фарфор протестующе заскрипел. Губы ее плотно сжались.
     - Мы же договорились, что не будем обсуждать мою семейную жизнь.
     Насколько еще хватит ее хваленой выдержки? Ее губы выдавали все: трепет чувственности, с трудом сдерживаемые эмоции, гнев, страх, страдание, страсть.
     Рамиэль прищурился.
     - Я согласился не отзываться слишком плохо о вашем муже.
     - А сколько времени прошло с тех пор, как вы были с женщиной, лорд Сафир?
     - Шесть дней.
     - Кошмарно долгий срок.
     В ее голосе слышался сарказм, но она узнала главное. Он не был с женщиной с тех пор, как она вошла в его жизнь.
     - Да, миссис Петре, это чрезвычайно долгий срок. - Рамиэль произнес это с нарочитой серьезностью. - До сих пор самое длительное воздержание составляло не более трех дней. Так сколько же прошло с тех пор, как у вас последний раз был мужчина?
     - Да уж, конечно, гораздо больше шести дней, - огрызнулась она.
     Рамиэль подумал об Эдварде Петре, о том, сколько же зла он причинил своей жене за шестнадцать лет супружества. Элизабет молча рассматривала свою чашку с кофе, круги под глазами у нее стали еще темнее, чем вчера. Еще один пункт против Эдварда Петре. Будь Элизабет его женой, он доводил бы ее до оргазма столько раз, что она, обессиленная, проваливалась бы в сон каждую ночь.
     Рамиэль повысил голос:
     - Мы же договорились, что вы не будете лгать. Так сколько времени прошло с тех пор, миссис Петре?
     Элизабет не желала признаваться, что вышла замуж за мужчину, который ни разу в жизни не удовлетворил ее.
     - Прошло больше шести месяцев, лорд Сафир. Прошло даже больше шести лет. Налейте мне еще кофе, пожалуйста.
     Рамиэль сделал глубокий вдох. Он ожидал ее ответа, но не ожидал того взрыва эмоций, который тот в нем вызвал.
     Больше шести лет! Дьявольщина! Да так она снова станет девственницей. Эдвард Петре использовал ее, а она позволяла ему это делать.
     Рамиэль никогда не допустил бы ничего подобного. Очень скоро она убедится на собственном опыте, каким должен быть настоящий мужчина. И этим мужчиной будет не Эдвард Петре.
     Рамиэль поднял серебряный кофейник и налил в ее чашку еще кофе. Элизабет опустила глаза, словно она могла видеть сквозь стол и догадалась о его состоянии.
     - У каждого мужчины его орган выделяет влагу еще до извержения семени?
     Теплое влажное пятно расплылось на брюках Рамиэля в том месте, где головка его члена натягивала сукно.
     - Да.
     - И много?
     - Достаточно, чтобы, смочив нижние губы женщины, проскользнуть в них. - Рамиэль обмакнул указательный палец в кофе и провел им по краю чашки. - Достаточно, чтобы, смочив пальцы, он смог ласкать ее клитор и довести ее до оргазма.
     Она отвела глаза от чашки и встретила его взгляд.
     - В восьмой главе шейх Нефзауи перечисляет названия, применяемые для обозначения мужского члена... Всего их тридцать девять. А какие названия предпочитаете вы, лорд Сафир?
     Член у Рамиэля окончательно окреп. Он поерзал в своем кресле, затем вытянул ноги, чтобы найти удобное положение.
     - Keur... kamera... zeub.
     - Мужской член, пенис и жезл, - тут же перевела Элизабет.
     Рамиэль опустил ресницы, скрывая волнение.
     - У вас великолепная память, миссис Петре.
     Она не сводила с него глаз.
     - Я делала записи.
     - Тогда вы, наверное, помните, что "укротитель страсти" наилучшим образом удовлетворяет женщину. Он большой, сильный и долго не кончающий. Он трудится, не зная отдыха, пока полностью не возбудит женское лоно, беспрестанно снуя туда и обратно, взад и вперед, вверх и вниз, тщательно возделывая края. Вы не хотели бы его увидеть?
     Бледные щеки Элизабет вспыхнули алым цветом. Она с такой силой сжала чашку, что казалось, та вот-вот треснет.
     - Вы уже спрашивали меня об этом вчера утром.
     "А я по глупости отказалась".
     - Сейчас я спрашиваю вас снова.
     В ее глазах блеснул вызов.
     - Да.
     Она взяла блюдце и с глухим стуком поставила его на край стола, кофе выплеснулся через край чашки.
     - Да, я хочу его увидеть. Не желаете ли вы продемонстрировать мне его, сэр?
     Рамиэль откинулся на спинку кресла и открыл верхний ящик письменного стола. Он кожей чувствовал ее напряженный взгляд. Его член пульсировал в унисон со вздымающейся грудью под мягким бархатным лифом. Она ожидала, что он покажет свое орудие.
     Ему и самому не терпелось показать себя во всей красе, чтобы полностью удовлетворить ее любопытство. Однако не следует торопиться. Он вытащил прямоугольную шкатулку и подтолкнул через стол к ней.
     - Возьмите ее.
     Совершенно очевидно, это было не то, чего она ожидала. Элизабет наклонилась и взяла шкатулку.
     - Что это?
     - Откройте.
     Она открыла шкатулку и тут же отбросила крышку. Глубокий вздох заглушил шипение газовой лампы и треск горящих поленьев в камине.
     - Достаньте его, - произнес он охрипшим голосом.
     Элизабет облизнула нижнюю губу. Рамиэль ухватился за край стола, с трудом сдерживаясь, чтобы не броситься к ней. Больше шести лет! Ему захотелось дать ей все то, в чем ей отказывал Эдвард Петре. Ему хотелось дать это немедленно.
     Опустив глаза, Элизабет рассматривала кожаный предмет, уютно устроившийся на красной бархатной подушечке. Он имел такую форму, что даже у женщины с весьма ограниченным опытом не могло оставаться сомнений насчет того, что подразумевал мастер.
     Рамиэль, затаив дыхание, ждал ее реакции. А вдруг она убежит сейчас... Да поможет им Аллах и Господь Бог!
     Элизабет осторожно вынула предмет из шкатулки.
     - У него нет красной головки.
     - Это выделанная кожа.
     - Он холоден.
     - Подержите его и согрейте теплом своих рук.
     - Вы пытаетесь смутить меня.
     - Я пытаюсь обучить вас.
     Элизабет не решалась поднять глаза.
     - Лорд Сафир...
     - Вы хотели увидеть мужской орган, миссис Петре. Вот так он выглядит. Вы хотели обучиться, как доставлять ему наслаждение. Я покажу вам это.
     Элизабет закрыла глаза, отчаянно борясь с собой. Было ясно, что ей ужасно хочется последовать его указаниям и держать его в руках, словно настоящий член, и она будет его держать, когда придет ее время. Но было очевидно также, что она не могла так просто, разом избавиться от груза тридцати трех лет стыдливости и ханжества. Рамиэль с трудом удерживался от того, чтобы не сделать выбор за нее, чтобы не взять ее ладони в свои и не сомкнуть их вокруг кожаного предмета.
     Открыв глаза, Элизабет решилась наконец обхватить его левой ладонью. Он оказался довольно толст, но не настолько, чтобы испугать ее.
     - Как вы его назовете? - Рамиэль напрягся, превозмогая гул пульсирующей крови в висках.
     - Существует уже столько названий, назовем его просто - "искусственный фаллос". - Она легко пробежала кончиками пальцев по кожаной головке. - Члены в эрекции... у них ведь головки имеют форму сливы... как эта?
     Рамиэль скрипнул зубами, словно ее пальцы ласкали его собственный член.
     - У некоторых мужчин - да.
     - А у вас?
     Он подался вперед на жалобно заскрипевшем кресле, сердце в груди застучало молотом.
     - Да.
     - Вскоре после замужества я забеременела. - Элизабет внимательно разглядывала кожаную игрушку. - И отправилась в Музей изящных искусств. Там есть статуя совершенно обнаженного мужчины. Кроме одного места, прикрытого листком...
     Рамиэль не стал спрашивать, какое место у статуи прикрывал листок.
     - Мне было семнадцать лет, я собиралась рожать, и мне было ужасно интересно узнать, что меня сделало такой. Но листок никак не сдвигался с места.
     От такого неожиданного признания у него все сжалось внутри. От того, что юная женщина пыталась познать жизнь через предмет искусства, откровенность которого была преднамеренно смягчена, дабы пощадить женскую стыдливость. Когда ей было семнадцать, ему - двадцать два года, у него уже было десять лет сексуального опыта. Она познала боль и разочарование, он знал только удовольствия. Боль пришла позже.
     Впервые за последние девять лет Рамиэль почти простил обстоятельства, в результате которых он оказался изгнанником в Англии, где обречен провести остаток жизни. И раз уж он не мог изменить прошлого, в его силах дать Элизабет будущее.
     - Ваше любопытство вполне естественно, дорогая.
     - Но охранник так не считал.
     Губы Рамиэля тронула улыбка. Сценка, когда Элизабет решительно пытается сдвинуть мраморный листок, а охранник помешать ей, так живо предстала у него перед глазами, что он едва не рассмеялась. И только мысль об унижении, которому она подверглась, отрезвила его.
     - Некоторые мужчины боятся сравнения, - бросил он небрежно.
     - Но вы-то не боитесь.
     - У меня свои страхи, - невольно вырвалось у него. Она вскинула голову.
     - Чего может бояться такой мужчина, как вы?
     - А чего опасаетесь вы, миссис Петре?
     Она чуть приоткрыла пухлые розовые губы, но тут же плотно сжала их, вновь обратив все свое внимание на фаллос.
     - Это достойный член?
     Его интересовало, что она пытается утаить сейчас. Может, она боится, что никогда не познает удовлетворения со своим мужем? А может, она боится, что познает его именно с ним?
     - Измерьте его, вы же знаете каноны.
     Затаив дыхание, он смотрел, как она положила кожаный фаллос поперек ладони.
     - Полторы ладони...
     Она подняла взгляд, карие глаза сияли.
     - Полторы мои ладони. Вы не ответили на мой вопрос, лорд Сафир.
     У него пересохло во рту, словно он наглотался песка в пустыне.
     - Ну, это вполне приличный член.
     - А настоящий член такой же жесткий в состоянии эрекции?
     Рамиэль сделал глубокий вдох.
     - Настоящий более гибкий.
     - В четверг утром вы сказали, что вам нравится, когда женщина вас откачивает и выжимает досуха. А как еще женщина может ласкать мужской член?
     - Она может брать его в рот, облизывать и сосать, - заявил он без обиняков.
     Разговор стал захватывающим для обоих.
     - Как женскую грудь? - спросила Элизабет. Ответ последовал незамедлительно:
     - Или клитор.
     - Женщины... - Ее голос стал хриплым. "Именно так он будет звучать, - подумал Рамиэль, - когда я глубоко войду в нее". - Они что, берут член в рот?
     Рамиэль зажмурился, почувствовав острую боль, представляя себе рот Элизабет, волосы Элизабет, наслаждение, испытываемое Элизабет.
     - Да, миссис Петре.
     - И каков он на вкус?
     Дьявольщина! Она же не могла этого не знать.
     Он открыл глаза, пораженный настырным любопытством, светившимся в ее глазах. Нет, она действительно не знала. На мгновение ему стало жаль собственными руками разрушать подобную наивность.
     - Боюсь, что это вам следовало бы попробовать на вкус лично, - произнес он бесстрастно.
     - Ну, тогда какова на вкус женщина?
     Какова на вкус Элизабет?
     - Сладкая. Солоноватая.
     Пламя газовой лампы пульсировало, то ярко вспыхивая, то затихая: то ли завлекая их, то ли предостерегая. Страсть может опалить, и очень больно! Как далеко она сможет зайти, прежде чем ее остановит ее западное воспитание? Как далеко сможет зайти он сам, не теряя контроля над собой?
     - Что вы думали, впервые познав женщину?
     Что мог он думать в тринадцать лет, когда многоопытная наложница, которую подослал ему отец, легла перед ним на спину, раскинув ноги?
     - Я подумал, что женское лоно - самое захватывающее и чарующее, что я видел в жизни. Оно подобно розовому ирису. При моем прикосновении оно увлажнилось, а когда возбудилось, его лепестки раскрылись, обнаружив потаенный бутончик. Это была самая прекрасная игрушка.
     Элизабет отвела глаза и, низко опустив голову, произнесла:
     - Наверное, ни одна женщина не сможет взять в рот весь член целиком?
     Но сама она попытается. Когда настанет время, она даст ему все, и даже больше, чем он того пожелает.
     - Женщина не должна заглатывать его целиком, а только головку и еще пару дюймов ствола. Она может сжимать и ласкать ствол руками и одновременно целовать и сосать его.
     - А у вас женщина когда-либо брала его весь в рот, целиком?
     Рамиэль помнил, какое невыразимое наслаждение доставляли ему женские губы и язык. Воспоминания подогревались ее откровенным интересом.
     - Нет.
     - А вам хотелось этого?
     "Только если ты сама сможешь сделать это, не поранившись, дорогая", - подумал он.
     - Я предпочитаю, когда его полностью поглощает женское лоно.
     В камине послышался треск тлеющих угольков. Рамиэль напрягся в ожидании следующего вопроса. Он передал ей поводья, теперь лишь оставалось ждать, не погонит ли она во весь опор.
     - Были ли у вас женщины, у которых вагина оказалась слишком маленькой для вас?
     - Да, - с трудом выдавил Рамиэль.
     - Девственницы?
     - Да.
     - И женщины, которые в течение долгого времени не знали мужчины?
     - Да.
     - Но только не женщины, родившие двоих детей?
     - Нет, - согласился он, многозначительно нажимая на это слово. - Женщина, родившая двоих детей, сможет принять меня целиком.
     У него недостанет сил покинуть ее до тех пор, пока он не войдет в нее полностью. Рамиэль выжидающе смотрел на склоненную голову Элизабет, наблюдая за игрой темно-рыжих бликов в ее волосах.
     - А что может сделать мужчина с полногрудой женщиной, чего бы он не смог сделать с женщиной, менее одаренной природой?
     Рамиэль глубоко вздохнул, но воздуха явно не хватало. Он посмотрел на грудь Элизабет, спрятанную под черным бархатом корсажа, вспоминая, какой белой, гладкой и полной показалась она ему в тот вечер на балу, когда на Элизабет было надето темно-зеленое платье с изящным глубоким вырезом.
     - Он может поместить свой фаллос между ее грудями... и плотно сжать их... так, чтобы они полностью покрыли его, подобно женскому лону.
     Инстинктивно Элизабет сжалась под пристальным взглядом Рамиэля, почти ощущая прикосновения его рук. Ее желания... их становилось все труднее сдерживать. И над обоими довлела тень Эдварда. Столько людей вокруг, почему он выбрал в любовники именно того человека, которого Рамиэль видел прошлой ночью?
     - И как долго вы собираетесь воздерживаться от плотских радостей, миссис Петре?
     Она так сильно стиснула руками кожаную копию фаллоса, что костяшки ее пальцев побелели. Рамиэль вздрогнул. - А вы, лорд Сафир?
     - Сколько придется.
     - У меня тот же случай.
     Он пристально посмотрел на нее.
     - Каждый человек заслуживает того, чтобы его полюбили хотя бы раз в жизни, миссис Петре.
     Даже лорд Сафир. В ясных карих глазах Элизабет сначала отразилось смущение, потом забрезжила догадка, которую тут же сменил непритворный ужас. Накануне утром второпях она забыла на столе листок, на котором Рамиэль велел ей делать записи.
     А сейчас Элизабет вспомнила. Она вспомнила, что написала на клочке бумаги, как бросила его на стол и позабыла, в спешке покидая библиотеку и Рамиэль, конечно же, нашел его. Она бросила искусственный фаллос обратно в отделанную бархатом шкатулку и поставила ее на стол рядом с чашкой.
     - Мне пора идти.
     - Нет ничего постыдного в желании любить, дорогая.
     Схватив перчатки и ридикюль, Элизабет поднялась.
     Рамиэль протянул руку и достал из белой шкатулки фаллос. Он все еще хранил тепло рук Элизабет. Рамиэль обхватил его ладонью. Элизабет не отрываясь смотрела на его руку и копию фаллоса, на сухую жесткую кожу и теплую живую плоть. Ее мысли столь явственно отражались в глазах, что Рамиэль боялся выдать себя.
     - Такие игрушки очень любят в гареме.
     Элизабет замерла. Она подняла глаза, в которых помимо явного отвращения читалось нечто большее.
     - Вы хотите сказать, что женщины используют это как...
     - Да.
     Для наглядности Рамиэль обхватил кожаный ствол двумя пальцами и провел ими вверх и вниз.
     Элизабет отступила на шаг, вновь опрокинув стоявшее позади нее красное кожаное кресло.
     - Я раздобыл его вчера в одном местном магазине. Как видите, в Англии они пользуются таким же спросом, как и у меня на родине.
     Резко повернувшись, Элизабет бросилась к двери.
     - У женщины всегда есть выбор, миссис Петре, - крикнул ей вдогонку Рамиэль, зная, что она поймет его намек.
     Прошлым утром Элизабет заявила, что у женщины нет выбора, что она должна оберегать свой брак, потому что это единственное, чего она добилась в жизни.
     Элизабет ошибалась.
     У нее был выбор. Ей просто недоставало смелости его сделать.

Глава 12

     Она хотела его. Она де