о протянула руку к непокрытой голове. Будь у нее красивые волосы, муж не был бы сейчас с другой женщиной. Черт бы его побрал! Эдвард опять не ночевал дома.
     - У меня немодные волосы, лорд Сафир, - поправила она его холодно.
     Мерцающий свет газовой лампы на массивном столе красного дерева периодически выхватывал из темноты мрачное лицо Рамиэля. Его волосы то казались золотистыми, то приобретали цвет созревшей пшеницы.
     - Красота отражается в глазах смотрящего.
     - Так же, как и "мужское достоинство".
     Улыбка тронула уголки его рта. Он жестом указал на кожаное бургундское кресло.
     - Садитесь, пожалуйста. Надеюсь, вы хорошо спали.
     Держась очень прямо, Элизабет с высоко поднятой головой прошла к креслу. Полотняная рубашка и тяжелое шерстяное платье нежно терлись о соски, вызывая острое раздражение, напоминая о плотских желаниях, которые не положено иметь добропорядочной женщине. Но у нее они были, и именно они привели ее сюда, к этому мужчине, который может заполучить любую женщину, какую захочет. Она присела на краешек кресла, закипавший в груди гнев искал выхода.
     - Спасибо. Это было совсем нетрудно после чтения второй главы.
     Рамиэль вскинул голову.
     - Вам не понравились рассуждения шейха "О женщине, заслуживающей похвалы"?
     - Отнюдь. - Элизабет с трудом стягивала перчатки с рук. - В конечном счете в ней изложено то, о чем мечтает любая женщина.
     В особенности женщина, которая, судя по всему, уступает своего мужа любовнице.
     Лорд Сафир налил кофе в фарфоровую чашку с голубыми прожилками. Клубящийся пар создал эфемерную завесу между ними. Он плеснул в чашку воды.
     - Вы не согласны с шейхом, миссис Петре?
     - А вы, лорд Сафир?
     Привычным жестом Рамиэль подал ей чашку с блюдцем.
     - Я согласен, что ничто по-настоящему стоящее легко не достается.
     Это был не тот ответ, на который она рассчитывала. Элизабет схватила чашку и поднесла ее к губам.
     - Подуйте сначала, миссис Петре. Элизабет подула и, не замечая, что жидкость обжигает губы, сделала два глотка.
     - А что вы думаете о замечании шейха по поводу качеств, которые делают женщину достойной похвалы?
     Плюнув на хорошие манеры, Элизабет так резко поставила блюдце на стол, что расплескала кофе. Пока она копалась в своих записях, слышался только шорох перелистываемых страниц.
     - "Чтобы мужчина счел женщину приятной, она должна иметь тонкую талию, ее формы должны быть округлыми и вызывающими вожделение. Волосы она должна иметь черные, лоб широкий, а брови у нее должны быть черными, как у эфиопки, глаза большие, тоже черные, с белками в них чистыми и прозрачными. При идеально овальных щеках она должна иметь элегантный нос и изящный рот, язык и губы алые, дыхание с приятным запахом, тонкую стройную шею, грудь и живот полные..." - Она прервала чтение. - Я полагаю, лорд Сафир, арабский мужчина хотел бы найти в женщине иные достоинства, нежели его английский собрат.
     В бирюзовых глазах плясали веселые искорки.
     - Мы же уже договорились, что красота женщины отражается в глазах смотрящего на нее, миссис Петре. Я не имел в виду внешние данные женщины, описанные шейхом.
     Элизабет раздражалась все больше. Ее мать была с ней надменной. Муж относился с полнейшим равнодушием. Она не собиралась терпеть насмешки еще и от наставника.
     - Я так понимаю, что вы имеете в виду те указания шейха, где сказано, что женщина должна редко говорить и смеяться. У нее нет друзей, "она никому не поверяет свои тайны" и во всем полагается только на своего мужа. "Она ни от кого не принимает подарков", кроме как от мужа и своих родственников. Она "не должна скрывать своих проступков"... Она не пытается привлекать ничье внимание. Она исполняет все, что пожелает муж и когда он того пожелает, причем делает это всегда с улыбкой. Она споспешествует ему в его делах. Она утоляет его печали, устраивая его жизнь наиприятнейшим образом, постоянно принося в жертву собственное душевное равновесие. Она никогда не выражает никаких эмоций из боязни, что его могут оттолкнуть ее насущные "ребяческие желания и потребности". - Элизабет вздернула подбородок, пытаясь удержать выступившие на глазах слезы. - Вы ведь это имели в виду, лорд Сафир?
     Рамиэль откинулся на спинку кресла, обхватив ладонями чашку.
     - А вы разве не считаете, что именно такая женщина достойна похвалы?
     На ее губах появилась мятежная усмешка.
     - Я думаю, что я бы предпочла быть "достойным" мужчиной!
     Прежде чем ответить, он пристально посмотрел на нее.
     - Это все потому, что вы еще не прочитали одно из предписаний шейха, где говорится, как увеличить размер мужского "достоинства".
     Элизабет не могла себе представить ничего хуже той жизни, которую она только что сама же описала. Целых шестнадцать лет она была женой, достойной похвалы, послушно сдерживая все свои эмоции, всегда и во всем поддерживая мужа. Возможно, это делало более приятной жизнь мужчины, но отнюдь не облегчало существование женщины.
     - Это как же?
     - Представьте себе, что вы омываете мужской член в теплой воде, пока он не станет прямым и твердым, способным доставлять удовольствие...
     Рамиэль остановился, испытующе вглядываясь в ее лицо.
     Элизабет ответила ему прямым взглядом. Ни за что в жизни она не признается, что не может представить себя омывающей мужской член, будь то в теплой или холодной воде. И соответственно ей трудно представить себе приятно встающий мужской член, если она и понятия не имеет, как он выглядит.
     - А теперь представьте себе, что вы берете лоскут мягкой кожи, покрытый горячей смолой, и шлепаете им прямо по ничего не подозревающему мужскому члену.
     Лицо Элизабет исказилось от изумления, на нем отражалось полнейшее недоверие.
     Горячая смола - это горячая смола. И хотя она никогда не видела восставшего члена, она была уверена, что он должен быть не менее чувствительным, чем женские гениталии.
     - Согласно рецепту шейха, мужской член поднимает головку, весь дрожа от страсти. Когда смола остывает и член снова оказывается в состоянии покоя, для того, чтобы увеличить его "достоинство", операцию следует повторить несколько раз.
     "...Мужской член поднимает головку, весь дрожа от страсти", - витало в воздухе между ними.
     Элизабет опалило жаром.
     - Может ли мужчина дрожать от страсти, лорд Сафир?
     - Без помощи горячей смолы - нет, - произнес Рамиэль с иронией.
     Эдвард вчера казался ей таким далеким, настолько чуждым призывам плоти, столь непохожим на мужчину, который мог бы дрожать от страсти или от каких-либо других эмоций.
     - Может ли мужчина дрожать от страсти? - повторила она медленно, тщательно выговаривая каждое слово, пытаясь получить ответ, вселивший бы в нее надежду...
     Рамиэль весь подался вперед в своем кресле, которое издало протестующий скрип, его глаза и волосы в свете лампы полыхнули пламенем.
     - Когда он возбужден... да, миссис Петре, мужчина дрожит от страсти.
     Она непроизвольно бросила взгляд на его руки, все еще баюкавшие чашку, - большие, мускулистые, крепкие.
     - Так же, как и женщина может дрожать от страсти, - произнес он внезапно охрипшим голосом.
     Элизабет отпрянула. Это уже не был голос наставника, читающего лекцию студентам. Смуглые пальцы сжались в кулак, костяшки побелели. Он неожиданно быстро поднес чашку ко рту, осушив ее одним глотком. Глухой стук фарфора о дерево эхом отозвался в наступившей тишине.
     - Табак в Аравии любят и мужчины, и женщины, - заметил он. - Не желаете закурить, миссис Петре?
     Закурить? Курили только женщины дурного поведения.
     - Может, в другой раз, лорд Сафир, - ответила она подавленно.
     Его лицо как-то сразу осунулось.
     - Многих мужчин возбуждают слова. Если вы хотите нравиться вашему мужу, возможно, вам, следует выучить несколько любовных стихов из "Благоуханного сада".
     Глаза у Элизабет сузились, вперившись в одну точку над его золотистыми волосами.
     - "Полный сил и жизни, - процитировала она, - пробивается он в мое лоно и трудится там в постоянном и восхитительном движении. Сперва он входит сверху вниз, а затем движется справа налево. То он толкается в неудержимом порыве, а то нежно трется своей головкой о губы моего лона. То он нежно ласкает меня, поглаживая по спине, по животу, по бокам или целует мои щеки, то приникает к моим губам". Так, лорд Сафир?
     Их глаза встретились.
     - Именно так.
     Жидкий огонь растекся по низу ее живота. Задыхаясь, Элизабет почувствовала, как ритмично вздымается и опускается ее не затянутая в корсет грудь, как ласкает ее тело льняная рубашка и подбитый шерстью лиф.
     - А вот тут в стихотворении... ну, в предыдущем, - сказала она с вызовом. - Что это значит - "головка мужского члена подобна раскаленной головне"?
     Бирюзовые глаза сузились.
     - Это значит, что он становится алым и горячим от желания к женщине.
     У Элизабет появилось ощущение, что ее легким не хватает воздуха.
     - Мужчине нравится... когда женщина... рукой вводит его член в свое тело?
     - "Когда он видит, что я распалена, он без промедления приходит ко мне, - хрипло процитировал Рамиэль. - Он тут же раздвигает мне бедра, целует мое лоно и вкладывает свой инструмент в мою руку, чтобы постучаться в мои врата". Когда женщина обхватывает пальцами член мужчины, она держит в своей руке саму его жизнь. Она может причинить ему боль... а может и доставить невыразимое наслаждение, довести до экстаза. Когда она направляет его в свое лоно и его головка упирается в сомкнутые губы, еще существует момент сопротивления, еще есть угроза отказа, но затем ее лоно раскрывается и поглощает его в жарком порыве. О да, миссис Петре, это восхитительное ощущение. Более того, это момент полного слияния души и тела. Беря на себя управление, женщина показывает мужчине, что она принимает его таким, каков он есть. Сдаваясь на ее милость, мужчина как бы говорит ей, что он безоговорочно доверяет ей. Момент полного слияния души и тела.
     Эдвард вошел в спальню к Элизабет в полной темноте. Короткие неумелые ласки под душными покрывалами и скомканным ночным бельем, затем неприятный укол - и все, на этом все закончилось. Не было ни слияния, ни потери самоконтроля. Только молчание, нарушаемое скрипом пружин. Элизабет низко опустила голову, избегая гипнотизирующих глаз, и стала копаться в своих записях.
     Женщина не заучила бы наизусть эротические стихи, если бы они не возбуждали ее. И лорд Сафир наверняка знал это. Так же, как он знал, что слова воздействуют на женщину так же сильно, как и на мужчину. Великий Боже, что он должен думать о ней!
     Элизабет вздрогнула в замешательстве, словно Рамиэль застал ее за чем-то постыдным.
     - А может, мне следует выучить вот это? - И она зачитала звонкими голосом:
     - "О, мужчины! Послушайте, что я вам скажу про женщину... ее коварство не знает границ... Пока она с вами в постели, она любит вас, но любовь женщины недолговечна, поверьте мне".
     - Как долго женщина может комфортно обходиться без соития? - спросил Рамиэль.
     Сверток с бумагами хрустнул в ее стиснутых пальцах. Двенадцать лет пять месяцев одну неделю и три дня. Столько прошло с тех пор, как Эдвард последний раз был в ее постели. Но ни один день из них нельзя было назвать комфортным.
     - Женщина в этом отношении непохожа на мужчину. Она не нуждается... в такого рода комфорте.
     - Все-таки как долго, миссис Петре? - повторил лорд Сафир безжалостно, словно знал с точностью до одного дня, сколько прошло времени с тех пор, как Эдвард побывал в ее постели.
     Выпрямившись, она подняла голову.
     - Шейх Нефзауи утверждает, что женщина благородного происхождения может спокойно обходиться без мужской ласки по крайней мере шесть месяцев. - Маскируя свою поспешность высокомерием, она продолжила:
     - А как долго мужчина может обходиться без женщины, не чувствуя неудобства, лорд Сафир?
     Неумолимая напряженность в глазах Рамиэля исчезла, Он откинулся в кресле.
     - Воздержание никогда не бывает комфортным для мужчины, миссис Петре.
     Она не должна была спрашивать его, когда он последний раз был с женщиной. Тем более что ей следовало спросить своего мужа, где тот проводит свои ночи.
     - И отчего же так? - возмутилась она. - Почему это мужчина не может спокойно переносить воздержание, как это, по общему мнению, должна делать женщина?
     - Может быть, потому, миссис Петре, что женщина переносит свои страдания молча, а мужчина нет, - спокойно ответил он.
     Разговор принимал рискованный оборот.
     - Может, вы еще пропишете мужчинам диету типа "булочек с яичным желтком, поджаренных на сале и плавающих в меде" для поддержания жизненного тонуса? - выпалила она.
     Жизнерадостный мужской смех внезапно остановил ее. Элизабет заморгала в растерянности. Суровое, будто высеченное из камня, лицо Рамиэля превратилось в лицо беззаботного, развеселившегося мальчишки. У нее задрожали губы. Ей захотелось посмеяться вместе с ним, хотя она и понимала, что он смеется над ней.
     Наконец Рамиэль успокоился и сказал:
     - Нет, миссис Петре, этого я не пропишу.
     - Вы исходите из личного опыта?
     На его лице вновь появилось жесткое и циничное выражение.
     - Я много чего пережил в жизни.
     Мужчина не должен выглядеть таким потерянным... или одиноким. Даже если это лорд Сафир. Элизабет захотелось вновь услышать его смех.
     - Тогда, как я понимаю, вы испытали на себе припарку из горячей смолы? - заметила она ехидно. Рамиэль поморщился:
     - Вы не правильно поняли.
     - Тогда скажите, Бога ради, зачем шейх включает такой рецепт, если он вреден?
     - "Благоуханный сад" написан более трехсот лет тому назад. Времена меняются, люди тоже, но потребность в сексуальном удовлетворении остается.
     - Для мужчин, - заявила она твердо.
     - И для женщин, - убежденно добавил он. - Я поделюсь с вами сведениями, которые отсутствуют в английском переводе книги. В Аравии существуют три вещи, к которым мужчина должен относиться с уважением: это дрессировка коня, стрельба из лука и, наконец, занятия любовью с собственной женой.
     - Именно в таком порядке? - спросила она упрямо, воспринимая это как пощечину. Четвертое место, третье место - уже не имело значения: женщина все равно не бывает первой, будь то в Аравии или в Англии.
     - Вы считаете, что жена заслуживает того, чтобы занимать более важное место в жизни мужчины? - спросил он небрежно.
     - Конечно, - парировала Элизабет с вызовом.
     - Я тоже так считаю, миссис Петре.
     Она удивленно воззрилась на него.
     - Почему же?
     Кривая улыбка чуть тронула его губы.
     - Из-за моего отца. Он не давал мне женщину, пока я не научился доставлять ей удовольствие.
     - Ваш отец хотел, чтобы вы научились ублажать женщину... не доверяя ей при этом?
     Рамиэль опустил глаза, легко провел темным пальцем по краю голубой фарфоровой чашки.
     - Мой отец хотел, чтобы я понял, что женщина способна ощущать такое же сексуальное удовлетворение, что и мужчина. Он также хотел, чтобы я знал, что существуют хорошие женщины и женщины, не заслуживающие доверия... - Он поднял глаза, лицо стало серьезным. - Так же как есть хорошие и дурные мужчины.
     Элизабет попыталась представить себе златовласого мальчика, корпящего над руководством по эротологии, а затем постигающего на практике выученное с прекрасной светловолосой наложницей.
     - Но ведь вам было всего тринадцать лет! - выпалила она.
     - А вы собираетесь всегда удерживать при себе ваших сыновей, миссис Петре?
     Элизабет застыла.
     - Я не буду обсуждать с вами моих сыновей, лорд Сафир.
     В его тоне вновь появилась издевка:
     - И о своем муже вы тоже не будете говорить со мной.
     - Совершенно верно.
     - Тогда о чем же мы будем беседовать, миесис Петре? О том, что полное слияние плоти более важно, чем долг или самопожертвование.
     - Вы согласны с тем, что "Закон о заразных болезнях" должен быть отменен?
     Великий Боже, она же не об этом хотела его спросить.
     - Нет.
     Его ответ уже не удивил ее.
     - Это потому, что вы посещаете женщин подобного толка.
     - Я не подбираю женщин с улицы, миссис Петре. - Его голос из журчащего и соблазнительного стал жестким и злым. - Я состоятельный человек, чего нельзя сказать о моей респектабельности. Женщин, с которыми я сплю, этот закон не затрагивает.
     Элизабет прикусила губу, собираясь извиниться, хотя и не очень понимая за что.
     - Почему вы согласились быть моим наставником?
     Темные ресницы скрывали его глаза. Он снова принялся лениво водить пальцем по краю чашки.
     - А почему вы выбрали меня в наставники?
     - Потому что мне нужны ваши познания.
     Его ресницы взлетели вверх.
     - Возможно, у вас есть что-то, что мне необходимо тоже.
     У Элизабет сердце защемило в груди. Она собрала свои записи и сунула их в сумочку. Незачем смотреть на часики, пришпиленные к лифу ее платья, и так понятно, что настало время уходить.
     - Мне кажется, сегодняшний урок закончен,
     - Я думаю, вы правы, - согласился он с непроницаемым выражением лица. - Некоторые главы "Благоуханного сада" состоят всего из нескольких страничек. Поэтому завтра мы обсудим третью, четвертую и пятую главы. Я советую вам обратить особое внимание на четвертую главу. Она озаглавлена "Касательно акта размножения".
     Схватив свои перчатки и сумочку, Элизабет встала. Этикет предписывал ему подняться, однако он не встал. Элизабет разглядывала его волосы, золотистые в свете лампы, пальцы, казавшиеся особенно смуглыми на фоне фарфора с голубыми прожилками, вспомнила про ширину ладоней. Каков же должен быть его размер?
     Она повернулась, едва не споткнувшись о кресло.
     - Миссис Петре.
     Она вся напряглась в ожидании "правила номер три". Наверняка оно будет невыполнимым и унизительным.
     - Всего хорошего, taalibba.
     У нее застрял комок в горле. Он утверждал, что это не было ласковым обращением, тогда почему же это так сильно ее растрогало?
     - Всего хорошего, лорд Сафир.

Глава 6

     Рамиэль просматривал газету четырехлетней давности. В ней была напечатана блеклая фотография Эдварда Петре, только что назначенного канцлером казначейства, и его жены Элизабет с двумя сыновьями - Ричардом, одиннадцати лет, и семилетним Филиппом.
     В сегодняшней газете была помещена фотография одного Эдварда. У него были коротко стриженные темные волосы с залысинами по бокам. Согласно нынешней моде он носил густые висячие усы. Женщины сочли бы его даже красивым, думал Рамиэль равнодушно, а на мужчину мог произвести впечатление его самоуверенный вид.
     В газете, вышедшей месяц назад, он нашел фотографию Элизабет. Она стояла за подиумом, видны были только голова и плечи. Темная шляпа с перьями закрывала все, кроме части темно-серых, а не золотисто-каштановых, как в жизни, волос. В глазах женщин она выглядела современной женщиной, участвовавшей в благотворительности и политической деятельности супруга; мужчины сочли бы ее полезной, но не слишком впечатляющей женой.
     А в газете полугодичной давности была фотография Эдварда и Элизабет вместе - прямо-таки образцовая чета. Он милостиво улыбается, она смотрит перед собой невидящим взглядом. А еще у него была газета, вышедшая двадцать два года назад, в которой был помещен набросок художника Эндрю Уолтерса, свежеиспеченного премьер-министра, и его жены Ребекки с одиннадцатилетней дочерью Элизабет.
     Эндрю Уолтерс был удачливым политиком. Его первый срок в качестве премьер-министра длился шесть лет. После роспуска кабинета он долго боролся за возвращение. Второй срок его кабинета, продолжавшийся вот уже четвертый год, не предвещал скорого конца.
     Рамиэль сравнил два семейных портрета.
     Бросалось в глаза сходство Элизабет с отцом. Что же касается детей Элизабет... то они пошли в отца. Все было бы гораздо проще, если бы они походили на Элизабет.
     Он взял газету за 21 января 1870 года. Фотография Элизабет сопрово