еня крепче, - глухо попросил он и впервые за сорок лет произнес одно простое английское слово:
     - Пожалуйста. Ляг со мной в постель и держи меня в своих объятиях всю ночь.

Глава 7

     Розовые рассветные лучи пронизали тьму спальни. За стенами зашевелились постояльцы. Слышались шаги, голоса, плеск воды. Звуки, которых она не замечала раньше.
     Чужая жизнь.
     Меган боялась двинуться под тяжестью его головы на груди, прислушиваясь к его дыханию. Кого она обнимала?
     Как отнесутся к нему родные? Примут ли в семью?
     Его рука сжала ее талию.
     Она давно догадывалась, что он не спит.
     - Мне пора.
     Он не ответил.
     Ей показалось, что сердце ее разрывается. Как глупо надеяться, что он попросит ее остаться!
     Мохаммед... Коннор не остановил ее, когда она выскользнула из кровати. Не остановил ее, когда она поспешно одевалась, вздрагивая от холода и слез, бесшумно скользивших по щекам.
     Не остановил ее, когда она тихо открыла дверь и ушла из его жизни. Чтобы никогда не узнать, обрел ли он покой.
     Оказавшись в своей комнате, Меган яростно оттерла лицо, почистила зубы, причесалась и сложила вещи. Пора идти своим путем.
     Хозяин гостиницы, приземистый коротышка с редеющими, зачесанными назад жирными волосами, сально ухмыльнулся, очевидно, зная о ночи, проведенной с человеком, которого он знал под именем Мохаммеда. Мег сжалась бы от унижения и позора. Меган надменно вздернула подбородок.
     - Мне нужен экипаж, чтобы добраться до дома Брануэллов.
     - Ничем не могу помочь, леди.
     - Тем не менее я желаю нанять коляску и кучера.
     - Это обойдется вам в шесть шиллингов.
     Чудовищная сумма! Но выхода нет. Иначе придется идти пешком десять миль.
     - Я согласна.
     Кучер оказался угрюмым, неразговорчивым старикашкой, надвинувшим на нос потертый котелок. Он не помог ей погрузить багаж. Меган забралась на сиденье рядом с ним. Для Корнуолла погода выдалась необычной: два солнечных дня подряд.
     Меган подумала о французском конверте, хлопавшем на ветру. Вспомнила о своих волосах, распущенных по спине, как у юной девушки. Мысленно поблагодарила человека, который дал ей полную свободу от всех ограничений, наложенных возрастом и боязнью осуждения. Снова ощутила во рту вкус теплой жидкости, брызнувшей в самое горло. Наслаждение мужчины куда более ценно, чем его семя.
     Меган выпрыгнула из экипажа и выкинула свои вещи.
     Он выложил на измятую кровать черный сюртук, сшитый у английского портного, крахмальную сорочку и темные брюки. Рядом легли белый тобс, широкие белые шаровары и отрез белой ткани на тюрбан. Как можно отбросить последние сорок лет, словно их и не было? Как можно найти хоть какой-то покой, если ему не суждено его найти? Как могла Меган выскользнуть из его объятий и постели, комнаты и жизни, будто они не разделили близость, подобной которой никому и никогда не пришлось познать?
     Он опустил глаза и попытался выбрать. Жить как англичанин? Или продолжать существование араба?

***

     Меган, не обратив внимания на ухмылявшегося хозяина гостиницы, взлетела по узкой лестнице. Коридор растянулся на целую милю; потертая дорожка превратилась в море патоки, где тонули ее ноги. Он ничем не дал понять, что хочет остаться с ней. Зачем ей унижаться и ставить его в щекотливое положение?
     Муж отверг ее. Что, если и этот человек сделает то же самое? Тридцать шесть часов назад она считала, будто нет ничего труднее, чем поднять вуаль и показать свое изборожденное морщинами лицо арабу, захотевшему позабавиться со шлюхой. Но сейчас решиться было куда труднее.
     Меган подняла затянутую в перчатку руку и постучала. Пока она дожидалась ответа, прошла целая вечность. Дверь неожиданно распахнулась. Глаза Меган широко раскрылись. Мужчина, стоявший на пороге, разительно отличался оттого, кто впустил ее той ночью.
     - Ты... ты надел брюки, - пробормотала она. Его ответ отнюдь не звучал ободряюще.
     - Да, - коротко обронил он.
     Ее взгляд задержался на белом тюрбане, по-прежнему украшавшем его голову, спустился к черным глазам, точеным чертам смуглого лица. Напряженного. Встревоженного. Словно он тоже ждал...
     Ее появления?
     В своем темном костюме и белой сорочке он выглядел настоящим англичанином, и все же...
     - Ты закрыл волосы, - выпалила она.
     - На свете есть только одна женщина, которая имеет право смотреть на них, - твердо ответил он.
     - Я не требую замужества, - выдохнула она, почти теряя сознание.
     - Моя семья будет справедливо оскорблена, если я появлюсь с наложницей, - сдержанно пояснил он, на миг став тем человеком, который открыл дверь тридцать шесть часов назад.
     Сердце Меган ушло в пятки.
     - Ты просишь, чтобы я стала твоей женой?
     - Со мной не просто.
     - Ты уже говорил.
     - Я не могу стереть годы жизни в Аравии.
     - Я бы и не позволила ничего подобного.
     - Я евнух.
     - Если ты и евнух, осмелюсь заметить, что многие женщины желали бы, чтобы их мужья были таковыми. Лицо его помрачнело еще больше.
     - Не знаю, найдется ли для меня место в Корнуолле.
     - Я с удовольствием посмотрю другие места в Англии... или чужеземных странах.
     Сможет ли она жить в Аравии, где женщины уродуют женщин, а мужчины кастрируют мужчин?
     - Неизвестно, пойдут ли мне брюки.
     - Я предпочитаю твое одеяние.
     - Тобс!
     - Прошу прощения?
     - Это называется "тобс".
     - Прости.
     - Да, - кивнул он.
     Меган недоуменно моргнула:
     - Что "да"?
     - Да, я прошу тебя выйти за меня замуж. Неужели счастье может причинять такую же боль?
     - Как мне называть тебя? Мохаммед или Коннор?
     - Как тебе будет угодно.
     На людях он может быть Коннором, но в уединении их спальни навсегда останется Мохаммедом.
     - Я хочу выучиться арабскому, - твердо объявила Меган.
     - Я стану твоим наставником.
     - И сбрить все волосы на теле.
     Его глаза внезапно сверкнули нестерпимым блеском.
     - Я сам тебя побрею.
     - В таком случае, сэр, я стану вашей женой.



28


1





НЕЖНЫЙ НАСТАВНИК

Робин ШОУН
OCR AngelBooks






Литературный ПОРТАЛ 


http://www.LitPortal.Ru


Анонс

     После долгих лет безрадостного брака красавица Элизабет смело преступает законы общества во имя мига страсти в объятиях неотразимого мужчины. Мужчины, который в совершенстве познал искусство дарить и познавать блаженство, - и готов сделать Элизабет счастливой...

Глава 1

     Никогда еще Рамиэль не позволял женщине шантажировать себя. Прислонившись к двери библиотеки, он разглядывал посетительницу, остановившуюся перед огромным, от пола до потолка, окном. Его прищуренные глаза внимательно изучали ее фигуру. Дама, облаченная в темную шерсть, была отчетливо видна на фоне желтых шелковых гардин.
     Элизабет Петре.
     Он не узнавал ее, закутанную с ног до головы в бесформенный черный плащ с капюшоном. Правда, он вряд ли узнает ее и потом, когда она будет лежать под ним, обнаженная, с широко раскинутыми в непристойном призыве ногами.
     Он был незаконнорожденным сыном английской графини и арабского шейха. Она - женой канцлера казначейства и дочерью премьер-министра Англии. У каждого из них свой круг общения, и пути их будут пересекаться только в постели, за закрытыми дверями,
     Рамиэль вспомнил черноволосую женщину, оставленную им часом раньше. Маркиза Клердонская атаковала его на балу шлюх, где голой танцевала среди других блудниц. Она использовала его для удовлетворения своей неутолимой похоти. На несколько часов он превратился в необузданное животное, каким, как ей казалось, и был на самом деле. Вонзаясь в ее податливое тело, он в исступлении достигал того момента полного расслабления, когда уже больше не существовало ни Аравии, ни Англии, а оставалось лишь одно ослепительное забвение.
     Рамиэль, пожалуй, занялся бы и этой женщиной, если бы она не проникла в его жилище с помощью обмана. Он медленно направился к ней по персидскому ковру, застилавшему пол библиотеки.
     - Что вам угодно, миссис Петре? Зачем вы с угрозами вторглись в мой дом?
     Его утонченное английское произношение не обмануло женщину.
     Рамиэль почувствовал охвативший ее страх. Он этого и добивался. Он хотел, чтобы женщина испугалась. Рамиэль стремился показать ей, насколько она беззащитна здесь, в его логове, где ни муж, ни отец не придут ей на помощь.
     И вообще он хотел, чтобы она раз и навсегда поняла - его тело принадлежит только ему. Никакие ухищрения не заставят его заниматься с ней любовью. Рамиэль остановился рядом с пылающим канделябром и ждал, пока она обернется. Горящий газ шипел и потрескивал в тишине.
     - Подойдите же, миссис Петре, ведь с прислугой вы не были столь застенчивы, - произнес он с издевкой.
     Рамиэль знал, чего она хочет. Его уже не шокировали фразы вроде: "Мне хочется попробовать араба" или "Я не прочь переспать с бастардом".
     - Чего может желать такая женщина, как вы, от человека вроде меня?
     Медленно, очень медленно женщина обернулась - расплывчатая темная фигура в рамке желтых, отливающих золотом гардин. Черная вуаль не могла скрыть удивление, охватившее ее при взгляде на него. Презрительная улыбка скривила губы Рамиэля. Он знал, о чем она сейчас думала, о чем думала любая англичанка, впервые увидев его.
     Араб-полукровка не должен иметь волосы цвета напоенной солнцем пшеницы. Араб-полукровка не должен одеваться как английский джентльмен и носить сшитые на заказ костюмы. Араб-полукровка...
     - Я хочу, чтобы вы научили меня доставлять удовольствие мужчине.
     Голос женщины из-под вуали звучал приглушенно, но в смысле ее слов нельзя было усомниться. Это были совсем не те слова, которые он ожидал услышать.
     На какую-то долю секунды сердце замерло у него в груди. Перед глазами замелькали эротические сцены... женщина... обнаженная... овладевает им... так, как только женщина может иметь мужчину... чтобы доставить удовольствие ему... как, впрочем, и себе самой.
     Он ощутил жар в паху, его мужская плоть помимо воли начала набухать, отзываясь на возникшие видения. Его мечтам не суждено сбыться, это неподвластно изгнаннику в этой холодной бесчувственной стране, в которой женщины либо использовали его для удовлетворения своих низменных страстей и похоти, либо всячески поносили.
     Его охватила безудержная ярость.
     На Элизабет Петре, вторгшуюся в его жилище. На самого себя за то, что, дожив до тридцати восьми лет, он все еще не переставал надеяться на чудо.
     Рамиэль медленно подошел к женщине, прикрывавшейся респектабельностью. К ее чести, она не отступила перед вспышкой его ярости. Он откинул вуаль с ее лица.
     Стоя рядом с ним, она отчетливее видела характерные признаки его арабского происхождения. Он вырос и стал мужчиной в стране, где женщина ценилась вдвое меньше, чем мужчина, где женщину можно было продать, подвергнуть насилию или даже убить за меньший проступок, нежели тот, который она совершила сегодня.
     - А теперь объясните еще раз, чего же вы все-таки от меня хотите, - прошептал он вкрадчиво.
     - Я хочу, чтобы вы научили меня доставлять удовольствие мужчине, - спокойно повторила она, чуть откинув голову.
     Госпожа Петре была не выше пяти футов и трех дюймов ростом, и ей приходилось смотреть на него снизу вверх.
     У нее была чрезвычайно белая кожа, того ярко-белого оттенка, который особенно ценился в женщинах, выставляемых на торгах и аукционах Аравии. Он была не слишком юной. Рамиэлю показалось, что ей больше тридцати. Чуть заметная паутинка собиралась в уголках ее карих глаз. Лицо округлое, нос курносый, губы тонкие. На его лице задергался мускул.
     - А почему вы решили, что я смогу обучить вас этому искусству, миссис Петре?
     - Потому, что вы... - Она не осмелилась произнести его прозвище - Шейх-Бастард. Ей хватило смелости заявиться сюда и обсуждать с ним эротические проблемы, однако она не настолько бестактна, чтобы назвать его ублюдком.
     - Потому что вы единственный мужчина, который... - Она никак не могла сказать, что он был единственным мужчиной в Англии, которому на его тринадцатый день рождения подарили целый гарем. - Потому что я слышала... как женщины обсуждали, что, если бы их мужья обладали хотя бы половиной вашего искусства, то в Англии не осталось бы ни одной неверной жены.
     Раздражение Рамиэля выплеснулось в едком сарказме:
     - Тогда пришлите ко мне вашего мужа, мадам, и я научу его, как сохранить вашу верность.
     Элизабет Петре стиснула зубы, по ее лицу, подобному маске сфинкса, нельзя было угадать, какие эмоции обуревали ее - страх, ярость...
     - Я вижу, вы стремитесь унизить меня. Что ж, хорошо. Я люблю своего мужа, и он не нуждается в поучениях, скорее наоборот. И сама я отнюдь не стремлюсь завлечь вас в мою постель, сэр. Я всего лишь хочу, чтобы вы научили меня искусству доставлять моему мужу удовольствие, чтобы он увлек меня в свою постель.
     Рамиэль моментально остыл.
     - И вас не волнует, что грязные руки араба запачкают вас, миссис Петре? - спросил он с затаенной угрозой в голосе.
     - Я не боюсь оказаться неверной своему мужу, - парировала она, не повышая голоса.
     На мгновение Рамиэль от невольного восхищения потерял дар речи. Элизабет Петре в смелости не откажешь!
     Ходили слухи, что у канцлера казначейства была любовница.
     Эдвард Петре был незнатного происхождения. Будь он из лордов, его внебрачные связи никого бы не интересовали, но избиратели канцлера принадлежали к среднему классу. А средний класс требовал от своих представителей в большой политике строгих моральных устоев.
     Несомненно, Элизабет Петре больше заботила карьера мужа, нежели утрата его услуг в супружеской постели.
     - Женщины, любящие своих мужей, не просят чужаков обучать их, - язвительно заметил Рамиэль.
     - Нет, это трусихи, любящие своих мужей, не просят никого научить их, как понравиться мужчине. Они ночь за ночью проводят в одиночестве в своих постелях. Они терпят то, что их мужья получают удовольствие с другими женщинами, молча ждут и ничего не предпринимают.
     Ресницы ее дрогнули. Рамиэлю показалось, что госпожа Петре заигрывает с ним, но тут он увидел, что на глазах у нее выступили слезы.
     - А я не боюсь. - Она выпрямилась. Послышался тихий скрип слишком туго затянутого корсета из китового уса. - И именно поэтому я еще раз прошу вас заняться моим обучением.
     Кровь застучала в висках у Рамиэля. Арабские и английские женщины, по сути, мало отличаются друг от друга. Арабки носят паранджу, англичанки - корсет. Арабская жена покорно сносит наложниц, английская жена игнорирует любовниц мужа. И ни та ни другая не бросится очертя голову за сексуальными уроками к другому мужчине, чтобы сохранить интерес мужа к собственной персоне.
     Рамиэлю захотелось узнать, какого цвета у нее волосы и... что бы она сделала, если бы он вдруг протянул руку и сдернул с ее головы этот уродливый черный капюшон.
     Он отступил назад.
     - И как же вы предлагаете мне обучать вас искусству обольщения без посещения моей постели, миссис Петре? - удивленно спросил он.
     Она не отвела глаз, словно не ощущала чувственности, исходившей от его тела.
     - А женщины в гареме, они что, обучаются искусству любви в постели с другими мужчинами?
     На секунду Рамиэль вновь очутился в Аравии, ему снова было двенадцать лет. Светловолосой наложнице, умиравшей от скуки фаворитке визиря, из любопытства захотелось испытать необрезанного незаконнорожденного сына шейха. Рамиэлю показалось, что к нему спустилась пери, позволившая вкусить райского блаженства.
     А на другой день наложница была побита камнями.
     - Арабскую женщину, изменившую мужу, предают смерти, - ответил Рамиэль.
     - Но ведь у вас были такие женщины...
     - У меня было много женщин...
     Она оставила без внимания резкость ответа.
     - Так, значит, арабская женщина может обучиться искусству любви, не прибегая к личному опыту. И я не вижу причин, почему бы вам, сведущему в таких делах мужчине, не обучить этому англичанку?
     Многие англичанки просили Рамиэля продемонстрировать им технику, применяемую арабами для ублажения женщин, но ни одна из них не просила его обучить ее уловкам, к которым прибегают арабские женщины, желая довести до экстаза мужчину. Неожиданная мысль поразила Рамиэля. Ни одна женщина в мире, будь то западная или восточная, не пошла бы ради него на такой риск, на какой отважилась госпожа Петре. Она поставила на карту репутацию и семейное благополучие ради того, чтобы вырвать мужа из объятий любовницы.
     Чего это стоило ей, добропорядочной, всеми уважаемой женщине? И каково это - иметь рядом женщину, готовую на все, лишь бы завоевать твою любовь?
     - Ну а если я все же соглашусь стать вашим наставником, чему вы надеетесь научиться?
     - Всему, чему вы сочтете нужным научить меня. Рамиэль пристально посмотрел на нее.
     - Но ведь вы сами сказали, что не желаете спать со мной, - грубо заявил он.
     - Я уверена, что ваших познаний с лихвой хватит на нас обоих.
     - Без сомнения, но мои знания касаются только женщин. - Рамиэль поразился ее наивности. - Я не привык соблазнять мужчин.
     - Но ведь женщины... они же заигрывают с вами? - продолжала настаивать Элизабет Петре.
     Рамиэль вспомнил обнаженное тело танцующей герцогини, блестевшее от пота, вместе с которым выходила ее похоть. В ней не было утонченности - ни в постели, ни вне ее.
     - Заигрывают начинающие. А женщин, с которыми сплю я, учить не приходится. - Он посмотрел на просторный черный плащ Элизабет Петре. - Они прекрасно знают, чего хотят.
     - И чего же они хотят?
     - Удовольствия, миссис Петре. - Он был намеренно груб и откровенен. - Они жаждут тех удовольствий, которые может дать им только мужчина.
     - И вы полагаете, раз я старше этих женщин и мое тело не так привлекательно, как у них... вы думаете, что мне уже не нужны эти удовольствия, лорд Сафир?
     Их взгляды встретились. Внешне женщина оставалась абсолютно спокойной, но глаза выдавали силу желания, сжигавшего ее. Да кто же она такая, Элизабет Петре, если отважилась на то, о чем другие и думать не смели?
     - Мужчина - это вам не набор ремней и рычагов, за которые достаточно пару раз потянуть, чтобы он получил удовольствие, - раздраженно заявил Рамиэль, остро ощущая, как пульсирует кровь в паху. - Его удовлетворение зависит от умения женщины самой получать наслаждение. И если вы добьетесь своего, то будет удовлетворен и он.
     Она выпрямилась, и корсет предательски скрипнул. Ее глаза гневно сверкнули... а может, это был просто отблеск канделябра.
     - У меня двое детей, сэр. И я отлично понимаю, что мужчина - это не механизм. Более того, если бы удовлетворение моего мужа зависело только от женского желания, он бы не покинул моей постели. Я в последний раз спрашиваю, лорд Сафир, будете вы учить меня тому, как удовлетворять мужчину, или нет?
     Рамиэль напрягся. Элизабет Петре предлагала ему то, о чем мужчина может только мечтать. Перед ним стояла женщина, которую он мог научить удовлетворять любую мужскую прихоть, делать все, что угодно, с ним... или ему.
     - Я заплачу вам, - предложила она. Рамиэль, прищурившись, уставился на нее:
     - И чем же вы собираетесь заплатить мне, миссис Петре? В его тоне безошибочно угадывался непристойный намек.
     - Английской валютой, сэр.
     Она сделала вид, что не понимает его. Он выразительным взглядом окинул библиотеку, полки, от пола до самого потолка заполненные книгами в кожаных переплетах, бесценные шелковые гобелены, покрывавшие стены, инкрустированный перламутром комод, украшенный резным красным деревом камин - шедевр старого английского мастера.
     - Вот вам одно из преимуществ быть сыном шейха. Я не нуждаюсь в ваших деньгах, - ответил он с притворным смирением, задаваясь про себя вопросом, как далеко она зайдет в своих поисках сексуальных удовольствий... и как далеко зайдет он сам в желании забыть обо всем. - Ни в деньгах кого-либо еще