т ему довериться.
   Решено, завтра она скажет Колину всю правду насчет Шареб-эр-реха.
   Или лучше сделать это прямо сейчас?
   - Доктор? - шепотом окликнула девушка.
   Ответа не последовало, он даже не шевельнулся.
   Колин уснул наконец, и это было ее заслугой. Это она  заставила  уйти
боль, она принесла ему облегчение, подарила сладостное забвение крепкого
сна.
   Как могла осторожнее Ариадна подтянула к себе дорожную куртку  Колина
и заботливо укрыла его. Потом, чувствуя комок в горле, склонилась ближе.
   - Спи спокойно, добрый доктор, - с грустной улыбкой произнесла она.
   Наклонилась совсем низко, закрыла  глаза  и,  как  мечтала,  зарылась
лицом в светлый лен волос. Они пахли солнцем, ветром,  дождем  и  сеном.
Чудесный запах.
   Не открыв глаз, Ариадна поцеловала Колина в висок.
   - Спи, мой дорогой друг!

Глава 9

   Первым, что Колин осознал, проснувшись, был приглушенный, размеренный
и уютный звук. Звук этот наполнил его радостью, потому что  был  не  чем
иным,  как  стуком  капель  по  доскам  корабельной  палубы.  Он  всегда
просыпался за пару минут до того,  как  сменившийся  вахтенный  приходил
доложить координаты и курс корабля, силу и направление  ветра.  Но  пока
Колин ждал, он  проснулся  окончательно.  Привычное  уныние,  близкое  к
отчаянию, охватило его. Он не был и не  мог  быть  на  борту  "Тритона",
военного корабля ее величества королевы Англии.
   Его списали на берег до конца жизни, и дождь падал на  крышу  у  него
над головой.
   Полежав, он задался вопросом: чего же ради проснулся  в  такую  рань,
задолго до рассвета? Что разбудило его? Воспоминания, горькие и дорогие?
Если так, когда же они оставят его в покое?  Когда  он  изживет  тягу  к
морю?
   Что-то шевельнулось совсем рядом в темноте, и Колин вдруг понял,  где
он и с кем.
   Ариадна крепко спала (как спят все  нормальные  люди  в  четыре  часа
утра), доверчиво и интимно прислонившись спиной к  его  груди,  улегшись
щекой на его предплечье, и другая его рука обнимала ее за  талию.  Но  и
это было не все.
   Ее близость возбудила его еще во  сне,  и  теперь  напряженная  плоть
прижималась к ягодицам Ариадны.
   Ужас, охвативший Колина, только подстегнул возбуждение. Казалось, вся
кровь бросилась ему в низ живота и вспыхнула  пламенем.  Тело  покрылось
такой обильной испариной, что капли заскользили со лба.
   Затаив дыхание,  он  осторожно  отстранился  и  отполз  подальше,  на
земляной пол. Через полминуты он стоял, тяжело дыша и дрожа всем  телом.
Желание переливалось в крови тяжелой горячей ртутью, низ живота  сводили
судороги.
   "Боже милосердный, - взмолился он, борясь с безумием. - Дай мне  силы
уйти!"
   Сам не зная как, он добрался до двери, вышел под  проливной  дождь  и
подставил холодным струйкам горящее, как в лихорадке, лицо.
   - Боже, я этого не выдержу... - бормотал он сквозь стиснутые зубы.  -
Я не смогу больше сопротивляться. Не каждому святому  под  силу  вынести
искушение, а я не святой!
   Дождь продолжал струиться с темного неба, стекая по шее  под  одежду,
постукивая по стиснутым векам, насквозь пропитывая волосы.
   Некоторое время спустя Колин бросил через плечо  взгляд  на  дверь  и
пошел прочь от конюшни куда глаза глядят. Он все  еще  был  возбужден  -
настолько, что это мешало двигаться. Шорох за спиной заставил его  круто
повернуться, но то был всего лишь Штурвал, всегда  готовый  сопровождать
хозяина на прогулке независимо от погоды. Кошка с шипением прянула прочь
откуда-то из-за поленицы, и песик тотчас ринулся в погоню.
   "Поброжу немного, и все пройдет.  Когда  я  как  следует  промокну  и
замерзну, то стану думать о горячем чае, а не о ней. И правильно, потому
что она не для меня. Леди из общества, обручена с другим. Такой ветер не
назовешь попутным".
   Колин шел, мало-помалу ускоряя шаг в надежде  измотать  себя  ходьбой
настолько, чтобы справиться с безумием.
   Рубашка давно промокла, волосы сосульками прилипли к голове, по  лицу
текло. На сей раз он и не думал щадить больную ногу, наступая на  нее  с
той же силой, что и на  здоровую.  Это  порождало  боль,  но  боль  была
благословением, потому что не шла ни в какое сравнение с болью душевной.
Он проклинал день, час, минуту, когда отвел взгляд от  своего  мохнатого
пациента, огляделся и увидел Ариадну верхом на ее проклятом жеребце. Без
сомнения, то был заговор судьбы.  Судьба  безжалостно  столкнула  их  на
срок,  достаточный  для  того,  чтобы  свести  с   ума,   и   готовилась
хладнокровно разлучить в конце пути.
   Сознание неотвратимости потери было мучительным.
   Если бы совсем недавно кто-нибудь сказал Колину,  что  он  будет  так
страдать, он расхохотался бы  тому  в  лицо.  Он  никогда  не  верил  во
внезапную и роковую страсть.
   В памяти  всплыло  имя  Максвелл.  Он  сжал  кулаки,  с  наслаждением
представляя себе, как разрывает безликого соперника на части.
   Болезненно-белый рассвет приближался. Дождь начал стихать,  но  Колин
не замечал ничего, в  том  числе  боль  в  ноге,  занятый  безрадостными
размышлениями.  Вот  уже  четверть  часа  он  брел  по  мокрому  лесу  в
сопровождении Штурвала. Песик обследовал каждый куст и наконец  вспугнул
зайца. Со счастливым тявканьем он погнался за ним, упустил и вернулся  к
Колину. Тот даже не взглянул на него. Он не слышал ни неуверенной  трели
первой проснувшейся птицы, ни свежего запаха ночной фиалки. Все это было
в прекрасном подлунном мире, в то время как  сам  он  пребывал  в  своем
личном аду. Он не хотел вспоминать, но ничего не мог с этим поделать.
   Довольным и счастливым уплыл он по волнам сна в ту ночь благодаря  не
слишком  умелой,  но  своевременной  помощи  Ариадны,   наслаждаясь   ее
прикосновениями, - только  чтобы  отблагодарить  ее  низменным  плотским
влечением!
   Но сама она! Неужели не понимает, что с ним делает?
   Или ей все равно?
   Безразличный к окружающему, Колин вышел  на  окутанный  туманом  луг,
куда хозяин уже выгнал пастись коров, и начал пересекать его под блеклым
рассветным небом.
   Одна  из  коров  медленно  последовала  за  ним,  отделенная   только
изгородью. Остальные, как то свойственно этим животным, присоединились к
товарке, помахивая хвостами и лишь  время  от  времени  склоняя  голову,
чтобы сощипнуть пучок травы.
   Как и все остальное, это ускользнуло от внимания Колина.  Он  пытался
осмыслить свое будущее, представить себе, как станет жить дальше,  когда
неожиданное  приключение  закончится  и  настанет  пора  возвращаться  в
Лондон, к своей практике. В этом городе живет  множество  женщин,  думал
он; неужели так трудно встретить такую, которая сумеет  вызвать  страсть
сродни той, что вспыхнула в нем к  Ариадне?  В  конце  концов,  если  он
способен на такие  сильные  чувства,  значит,  только  затворничество  и
слишком напряженная работа мешали устроить свою  личную  жизнь.  Он  сам
виноват, что пытался заменить одну карьеру другой, что все  поставил  на
эту карту, так что не оставалось сил и времени на остальное. Пять лет он
свято верил,  что  должен,  обязан  посвятить  всего  себя  без  остатка
спасению животных, каждое из которых было кому-то дорого. Он  как  будто
пытался тем самым компенсировать урон, который нанес своей репутации. Он
был всегда не слишком боек с женским полом  и  воспользовался  этим  как
отговоркой, чтобы вообще забыть о женщинах. Он  наивно  думал,  что  так
будет всегда.
   Но судьба решила иначе. В  один  прекрасный  день  он  встретил  леди
Ариадну Сент-Обин, чье юное очарование, живой характер и любовь к флирту
разбудили его от долгой спячки. Он понял,  что  страшно,  непростительно
обделил себя...
   "Забудь о ней, - сказал себе Колин с тем же стоическим благоразумием,
которое одно только и спасло его  от  полного  отчаяния  после  военного
трибунала. - Если ты не можешь  иметь  эту  девушку,  значит,  нечего  и
страдать из-за нее. Ты  только  изведешься  понапрасну.  Это  тем  более
нелепо, что женщин вокруг хватает. Лучше скажи Ариадне  спасибо  за  то,
что она приоткрыла для тебя дверь в окружающий мир и позволила взглянуть
на все то, от чего добровольно отказался. Теперь  ты  знаешь,  что  даже
самый выдающийся ветеринар не может жить только работой, что  ему  нужно
любить и быть любимым не меньше, чем любому человеку".
   Но в таком случае нельзя и дальше  скрывать  свое  прошлое.  Ведь  он
сумел принять его и сжиться с ним, так почему было не рассказать  о  нем
той же Ариадне? Хотя бы для того, чтобы посмотреть на ее реакцию. Ведь в
конечном счете такова будет реакция любой другой женщины.
   Колину вдруг захотелось поделиться  с  Ариадной,  излить  свою  боль,
заставить ее понять, что он испытал, когда карьера и жизнь его  рухнули.
Он хотел рассказать, что когда-то был одного с ней круга, что и  по  сей
день равен ей по происхождению, что  в  прошлом  был  героем  и  был  ее
достоин.
   Но он знал, что это невозможно. Если старшие по  званию  вынесли  ему
приговор, а друзья от него отвернулись, чего ради было  ждать  понимания
от Ариадны? Колин живо представил себе, как меркнет улыбка на ее  губах,
как она бессознательно откашливается, не  в  силах  оставаться  рядом  с
человеком, чья честь запятнана раз и навсегда. Она была  слишком  молода
для мудрости жизни. Она жила  условностями.  Ей  еще  предстояло  многое
повидать, и могло случиться, что наука жизни вовсе не придет к ней,  что
она так и проживет жизнь в плену  иллюзий  своего  круга.  Это  ведь  не
просто: понять, что  личность  мужает  в  испытаниях.  Он,  Колин  Лорд,
вопреки бесчестью не позволил себе опуститься, нашел в  себе  силы  жить
дальше...
   Туман клубился по полю, то разреживаясь, то уплотняясь, влага липла к
лицу, и сильно пахло клевером. Стая гусей пролетела  низко  над  землей,
издавая гортанные крики.
   Давно пора было возвращаться, но Колин лишь замедлил шаг.  Перед  его
мысленным взором возникла Орла - мягкий овал лица, темные кудри,  карие,
не  по  годам  мудрые  глаза.  Но  сами  черты  ускользали,  отказываясь
складываться  в  ясный  образ.  Куда  отчетливее  представилась   Колину
красавица шхуна, где весь экипаж, включая капитана,  был  женским.  Этим
капитаном была его кузина Мэв,  отчаянная  авантюристка,  которую  ветер
странствий однажды занес в объятия известного  волокиты  адмирала  Грея.
Под ее началом ушла в плавание и Орла. Все это были образы из  прошлого,
приносившие боль.  Особенно  мучительно  было  вспоминать  один  день  в
Карибском море... шторм, изменивший всю его жизнь.
   Орла была теперь далеко, за океаном. Путь к ней закрыт, но Колин и не
мечтал снова оказаться рядом с ней.
   То, прежнее, чувство было все равно что язычок пламени в сравнении  с
пожаром, в котором он сгорал теперь.
   Нужно бежать, думал он угрюмо,  бежать  как  можно  скорее,  пока  не
случилось ничего непоправимого.
   "У вас красивые глаза, доктор".
   Надо спасаться бегством! И немедленно!
   "У вас обаятельная улыбка, доктор".
   Убраться подальше от нее!
   "Вы красивый мужчина, доктор".
   Колин потер глаза, потом ладонью смахнул остатки влаги с лица.
   Разумеется, не может быть и речи о бегстве. Это значило  бы  нарушить
слово, данное Ариадне, а он привык свое слово держать. В конце концов он
не слабак и выдержит несколько дней.  Теперь,  когда  он  разобрался  со
своими чувствами и с тем, что их породило, справиться с  безумием  будет
легче. Это непросто, но никто еще не умирал от  страсти  к  женщине.  Он
доставит Ариадну в Бернем, вернется в Лондон - и с этой  историей  будет
покончено.
   Иначе и быть не может.
   Оглядевшись, Колин заметил, что идет по какой-то размякшей  от  дождя
тропинке.  Вокруг  были  поля,  разделенные  изгородями  с   аккуратными
калитками, и кое-где паслись небольшие стада овец  и  коров.  Штурвал  к
тому времени устал и не спеша трусил за хозяином, весьма довольный столь
продолжительной прогулкой.
   Решение  было  принято.  Надо  только   держаться   на   почтительном
расстоянии от Ариадны и не поддаваться на ее провокации.  Надо  смотреть
на все проще и не мучиться из-за юной сирены.
   Когда Колин вернулся на постоялый  двор,  его  обитатели  уже  успели
проснуться. Дворовая собака  залаяла,  предупреждая  о  его  приближении
задолго до того, как он поднялся на пригорок, откуда была  видна  крыша.
По двору ходили, собираясь в дорогу, проезжие,  Мэг  доставала  воду  из
колодца,  из  трубы  курился  дымок.   Он   казался   темным   на   фоне
однотонно-серого неба. При мысли о завтраке в животе у Колина забурчало,
и  он  вдруг  осознал,  какой  нагулял  аппетит  вопреки  своим  горьким
размышлениям.
   Ариадны нигде не было видно.
   На место отъезжающих уже прибыли новые гости: у конюшни стоял экипаж,
запряженный  парой  серых  рысаков,  мокрых  от  дождя.  Кучер  как  раз
накручивал хомут на  дышло  и  неодобрительно  покосился  на  Колина,  к
которому один из серых потянулся мордой. Ветеринар не обратил на  экипаж
никакого внимания и прошел прямо внутрь строения.
   Охапка сена, на которой они с Ариадной провели часть ночи,  уже  была
разложена по кормушкам, в проходе между стойлами  сновали  люди.  Кто-то
выводил лошадей, кто-то, наоборот, ставил. В помещении,  больше  похожем
сейчас на растревоженный улей, не осталось и следа романтики.
   Колин прошел к стойлу Шареба  и  сразу  заметил,  что  дверка  стойла
отворена. Жеребца и след простыл.
   Волна тревоги охватила его. Круто развернувшись, он оказался лицом  к
лицу с Мэг.
   - А, вот и вы, мистер Лорд! Ваш братец просил передать, что  забирает
жеребца на утреннюю прогулку. Ему, дескать, надо  ноги  размять.  Обещал
вернуться через час.
   - Вот как! - Колин улыбнулся от облегчения. - Спасибо, милая.
   Лицо девушки осветилось при этом обращении, и она легонько  коснулась
его руки.
   - Оно и к лучшему, что братишка хоть на  час  оставил  вас  в  покое.
Может, и сами разомнемся немного?
   Колин не пришел в восторг от этого предложения, но  ему  не  хотелось
обижать  Мэг  грубым  отказом.  По  правде  сказать,  утешение  с  такой
красоткой помогло бы остудить его кровь, но  он  желал  другую  женщину,
поэтому сослался на голод, хотя отказ прозвучал на редкость нелепо.
   - Что ж, верно  говорят:  путь  к  сердцу  мужчины  лежит  через  его
желудок, - понимающе усмехнулась служанка. - Ручаюсь, что после завтрака
вы будете сговорчивее. Идемте, там уже подают.
   Колин последовал за ней к выходу из конюшни,  сквозь  утреннюю  суету
(постоялый двор был так выгодно расположен, что большинству ехавших этой
дорогой приходилось здесь останавливаться). Пару серых успели выпрячь, и
теперь на этом месте стоял верховой мерин гнедой масти, с черной  гривой
и хвостом. Этим, однако, и ограничивалось его сходство с Шаребом. Был он
уже немолод и явно заслуживал лучшего обращения, потому что вид  у  него
был усталый и понурый, а склоненная голова почти касалась земли.
   - Привет, друг! - негромко произнес Колин и  положил  руку  на  холку
мерина.
   Пожалуй, только Шареб-эр-рех не тянулся к нему  с  доверчивым  видом.
Эта лошадь тут же подняла голову и положила ее  ему  на  плечо.  Тяжелый
вздох приподнял бока, и ветеринар заметил, что шкура под седлом растерта
до крови, а углы рта распухли от жестких рывков за удила. Его отзывчивое
сердце тотчас переполнилось состраданием, и он начал поглаживать  мерина
по спине, словно это могло заживить его раны.
   Впрочем, может быть, и могло.  Делабер  Блейн  не  раз  говорил,  что
Колину достались руки прирожденного лекаря, одно  прикосновение  которых
снимает  боль.  Но  чудо  исцеления  бессильно  там,  где  речь  идет  о
человеческой жестокости...
   - Эй, вы там! Что вам надо от моей лошади?
   Колин оглянулся и увидел спешащего к нему толстяка  с  побитым  оспой
лицом. Мэг уже была у двери, но остановилась  и  повернулась.  По  всему
было видно, что она с нетерпением  ожидает  скандала.  Колин,  наоборот,
терпеть не мог публичных ссор, поэтому убрал руку.
   - Вам не помешало бы помягче обращаться с ним, для вашей же пользы.
   - Я и так обхожусь с ним слишком мягко, хоть это вас и не касается! -
отрезал толстяк, с ненавистью глядя на мерина. -  Да-да,  мягко  -  этот
кусок конины годится только на корм собакам. Купил его не  за  гроши,  а
вышло, что это мешок с болезнями. Еле  плетется!  Послезавтра  мне  надо
быть в Норвиче, и что, по-вашему, мне  делать?  Еще  и  коновалу  теперь
плати. Обещал, что осмотрит эту старую развалину, и если  окажется,  что
его еще и лечить надо, клянусь, Продам его на бойню!
   - Мистер Лорд! - окликнула Мэг, убедившись, что скандала не будет.  -
Идемте!
   Колин не ответил, не сводя взгляда с  мерина.  Тот  смотрел  на  него
умоляющим взглядом, способным разжалобить камень.
   - Зачем вам ждать, пока явится коновал? - спросил он тем же спокойным
тоном, чтобы не провоцировать толстяка на новую вспышку. - Я ветеринар и
могу помочь.
   - Не понял.
   - Я ветеринар.
   - А что это, черт возьми, такое?
   - Доктор для животных, - с легкой улыбкой ответил Колин.
   - Скажите! - хмыкнул толстяк. - Доктор он, видите ли!
   Небось в университетах обучались? А коновалы тогда на что?
   Я не настолько богат, чтобы платить за ваш чертов диплом!
   Колин вздохнул и в который раз уже сказал себе, что мир не исправить,
как бы того ни хотелось.
   - Что ж, дело ваше,  пусть  будет  коновал,  но  я  вам  все  же  дам
бесплатную консультацию, сэр. Седло растерло  вашей  лошади  всю  спину,
потому она еле плетется,  как  вы  только  что  успели  выразиться.  Вам
когда-нибудь натирали сапоги?  Наверняка  такое  случалось.  Представьте
себе, каково это, и просто подложите кусок  свежевыделанной  овчины  под
седло шерстью вверх, чтобы ссадины скорее зажили.  Уверен,  это  поможет
вам оказаться в Норвиче послезавтра.
   С этими  словами  он  повернулся  и  пошел  прочь,  оставив  толстяка
таращиться вслед. Мерин  издал  жалобное,  просительное  ржание,  словно
умоляя не уходить. Колин сумел удержаться и не обернулся.
   "Мир не исправить, как бы того ни хотелось".
   Мэг, демонстрируя  особую  симпатию,  придержала  для  Колина  дверь.
Переступая порог, он бросил рассеянный взгляд на девушку и заметил новое
украшение на двери - листок бумаги, с  которого  так  и  кричали  жирные
черные буквы.
   "Предлагается вознаграждение в полторы тысячи  за  любые  сведения  о
местонахождении  леди  Ариадны   Сент-Обин,   дочери   графа   Уэйбурна.
Упомянутая леди исчезла в ночь пожара..." и так далее.
   - Дьявольщина! - вырвалось у него. - Она ничуть не преувеличивала.
   - Что, сэр?
   - Ничего, - поспешно ответил Колин и улыбнулся. - Одна  моя  знакомая
пересказала мне это объявление, но я подумал, что такие деньги не платят
даже за знатных леди.
   - Да уж Вся округа только об  этом  и  говорит,  если  хотите  знать.
Полторы тысячи фунтов на дороге не валяются. Уж не знаю, чего  ради  эта
дамочка такое сотворила, а только каждый  будет  рад  перехватить  ее  и
вернуть брату.
   От этого простодушного признания  Колина  бросило  в  пот,  а  сердце
бешено заколотилось. Ему стоило немалых усилий как ни в  чем  не  бывало
последовать за служанкой в  обеденный  зал.  Там  уже  успели  накурить,
какие-то джентльмены громко хохотали и толкались  локтями  за  одним  из
дальних столов.  Запах  жареной  свинины,  прямо-таки  тошнотворный,  по
мнению Колина, пропитал все помещение.
   Он поспешил занять  стол  у  самого  окна,  чтобы  можно  было  сразу
заметить  возвращение  Ариадны,   и   мрачно   уставился   на   панораму
голубовато-зеленых холмов.
   "Возвращайся скорее! Надо срочно убираться отсюда!"
   Подошла Мэг с чайным прибором. Колин сделал отрицательный жест.
   - Уберите чай и принесите зля, да покрепче. Полную кружку.
   - Вы как будто не в себе, сэр.
   - Ничего, все в порядке. Бессонница замучила, пришлось отмахать милю,
не меньше - и все без толку. Что это?
   - Яични