вуя,  что  слезы  уже  не  льются  так
сильно, как раньше.
   - А это не Таггерты, случайно? - спросил он. Она вновь взглянула на него:
темные волосы и голубые глаза - прямо как у Николаса! И слезы опять полились
вовсю.
   Она смогла лишь кивнуть в ответ.
   - Когда-то я ездил с отцом в Чэндлер и там  встречался  с  Таггертами,  -
проговорил незнакомец и представился:
   - Меня зовут Рид Стэнфорд. - Он  протянул  руку,  намереваясь  обменяться
рукопожатиями, но когда она не приняла его руки, сам взял ее руку в свою  и,
пожимая, проговорил:
   - Очень приятно познакомиться с вами! - Он продолжал держать  ее  руку  в
своей и молча смотрел, пока Дуглесс не выдернула свою руку.
   - Прошу прощения.
   - Вот что, - сказала она тогда, - господин...
   - Стэнфорд, - подсказал он.
   - Да. Мистер Стэнфорд, - начала она, шмыгнув носом. - Я понятия не имею о
том, чем именно умудрилась произвести на вас впечатление  этакой  легкой  на
"съем" девицы, но смею  вас  заверить,  что  я  вовсе  не  такая.  Так  что,
по-моему, вам лучше всего забрать с собой свое  шампанское  и  вернуться  на
свое  место!  -  Произнеся  все  это,  она  изо  всех  сил  старалась   быть
по-королевски чопорной,  но  как-то  не  получалось,  поскольку  нос  у  нее
покраснел, глаза опухли, а по щекам струились слезы.
   Он, однако, и не подумал забрать свой бокал и никуда не ушел.
   Дуглесс начала  злиться.  Может,  он  -  извращенец,  обожающий  плачущих
женщин?! Интересно, что  там,  черт  побери,  могло  приключиться  с  ним  в
детстве, что заставляет его возбуждаться при виде слез?
   - Если вы сейчас  же  не  уйдете,  мне  придется  позвать  стюардессу,  -
решительно проговорила она.
   Повернувшись к ней, он поглядел ей в глаза и сказал:
   - Пожалуйста, не зовите! - И что-то было  такое  в  выражении  его  глаз,
отчего рука Дуглесс, уже протянувшаяся к кнопке вызова стюардессы, повисла в
воздухе. - Вы должны мне верить, - проговорил между тем сосед. -  Я  за  всю
свою жизнь никогда не делал ничего подобного! То есть хочу сказать,  никогда
прежде я не клеился ни к одной женщине в самолетах! И даже за стойками баров
не клеился, если хотите знать! Дело попросту  в  том,  что  вы  мне  кого-то
напоминаете!
   Дуглесс больше уже не плакала: что-то знакомое было в том, как он  слегка
крутанул головой.
   - Кого же? - спросила она.
   Он легонько усмехнулся в  ответ,  и  сердце  в  груди  Дуглесс  забилось:
Николас иногда усмехался точно так же!
   - Если бы я и рассказал вам, вы бы мне все равно не поверили - слишком уж
это показалось бы вам неестественным! - проговорил он.
   - Что ж, опробуйте это на мне! Воображение у меня очень развито!
   - Ну хорошо, - сказал он. - Вы напоминаете мне одну даму на портрете.
   Теперь Дуглесс уже слушала его очень внимательно.
   - Когда я был еще ребенком, лет одиннадцати, что ли, мои родители  вместе
со мной и старшим братом на год переехали на жительство в Англию - мой  отец
там  работал.  А  мать  имела  привычку  таскать  брата  и  меня  по  всяким
антикварным магазинам, и, боюсь, я не слишком-то был признателен ей  за  эти
выходы. Так все и шло, пока в один прекрасный день, в субботу, я  не  увидел
этот портрет. - Он немного помолчал и, наполнив  опустевший  бокал  Дуглесс,
продолжал:
   - Это была миниатюра, выполненная маслом, где-то еще в шестнадцатом веке,
и представляла собой портрет некой дамы. - Тут он посмотрел на нее, и взгляд
его был почти ласкающим - несмотря на ее распухшую от слез физиономию! - Мне
очень захотелось иметь этот портрет, - продолжал  сосед.  -  Я  этого  не  в
состоянии толком объяснить: не то чтобы я попросту хотел его иметь,  нет,  я
должен был получить его! - сказал он и, улыбаясь, продолжал:
   - Боюсь, что в тот момент я был  -  как  бы  выразиться  поточнее?  -  не
слишком послушным  ребенком,  озвучивающим  громким  голосом  свои  просьбы.
Портрет оказался чрезвычайно  дорогим,  и  мать  не  желала  и  слушать  мои
настойчивые просьбы. Однако я не соглашался ни  с  каким  "нет"  в  качестве
ответа на них! В следующую же субботу я самостоятельно сел в метро, вернулся
в тот антикварный  магазин  и  все,  что  у  меня  было,  отдал  в  качестве
предварительного взноса в уплату за портрет. А было у меня что-то около пяти
фунтов. - Повернув к ней голову и улыбаясь ей, он продолжил:
   - Теперь-то, возвращаясь памятью к тем  событиям,  я  думаю,  что  старик
владелец магазина решил, что я хочу стать коллекционером картин. Но я  вовсе
не собирался ничего коллекционировать: мне был нужен один лишь этот портрет!
   - Ну и что же, вы получили его? - шепотом спросила Дуглесс.
   - О да. Мои родители сперва подумали, что я спятил, и решительно заявили,
что миниатюра елизаветинских времен - вовсе  не  игрушка  для  ребенка,  но,
когда увидели, что неделю за неделей  я  трачу  все  свои  карманные  деньги
только на плату за этот портрет, стали мне помогать. А затем, как раз  перед
самым нашим отлетом из Англии, когда я  почувствовал,  что  мне  никогда  не
накопить денег на этот портрет, отец повез  меня  в  антикварный  магазин  и
купил его мне в подарок. - Сказав это, сосед откинулся на спинку кресла, как
если бы это был конец всей истории.
   - А этот портрет у вас при себе? - опять шепотом спросила Дуглесс.
   - Да, он  всегда  со  мной  -  я  с  ним  никогда  не  расстаюсь.  Хотите
взглянуть?
   Дуглесс только и смогла, что кивнуть  в  ответ.  Из  внутреннего  кармана
пальто  сосед  извлек  маленький  кожаный  футляр  и  передал  его  Дуглесс.
Медленно-медленно она открыла крышку. Там, на подкладке из черного  бархата,
покоился тот самый ее миниатюрный портрет, который некогда заказал  Николас.
Не спрашивая  разрешения,  она  извлекла  его  из  шкатулки,  перевернула  и
подставила его оборотную сторону к свету.
   - "Душа моя найдет твою", - проговорил Рид. - Вот  что  там  написано,  а
вместо подписи -  большое  "К".  Мне  всегда  хотелось  понять,  что  именно
означают эти слова и что обозначает это "К".
   - "К" - Колин! - не задумываясь воскликнула Дуглесс.
   - А откуда вы это знаете? - спросил он.
   - Что именно?
   - Ну, что мое  второе  имя  -  Колин.  Полностью  меня  зовут  Рид  Колин
Стэнфорд.
   Теперь она наконец по-настоящему внимательно посмотрела на  него.  Он  же
посмотрел на портрет, а потом на нее, и взгляд его при этом  был  такой  же,
как у Николаса, - из-под ресниц.
   - А чем вы зарабатываете себе на жизнь? - прошептала она.
   - Я - архитектор, - ответил он.
   У нее даже дыхание перехватило, и она спросила еще:
   - А женаты вы когда-нибудь были?
   - Вы прямо к самой сути подбираетесь, верно? Нет, женат я никогда не был,
но должен сказать вам правду: однажды расстался с  женщиной  чуть  ли  не  у
самого алтаря. И это было самое скверное, что я когда-либо делал за всю свою
жизнь!
   - И как же звали эту женщину? - едва  слышно  спросила  Дуглесс  даже  не
шепотом, а одними губами.
   - Летиция, - ответил он.
   Именно в этот момент у их кресел остановилась стюардесса.
   - На обед у нас ростбиф или куриные котлеты по-киевски, - сказала она.  -
Вы что предпочитаете? Поворачиваясь к Дуглесс, Рид спросил:
   - Ну, так как - вы пообедаете со мной?
   "Душа моя найдет твою", - когда-то написал Николас. Да, души! Не тела,  а
души! - подумала она.
   - Да, конечно, я пообедаю с вами! - воскликнула Дуглесс.
   Он улыбнулся ей - и это была улыбка Николаса!
   О Господи, - мысленно произнесла она, - благодарю Тебя!
   Благодарю Тебя!



    Джуд ДЕВЕРО
    ВИНОВНИК СТРАСТИ


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Анонс

   Англичанку Линнет в  дебрях  Кентукки  захватывают  в  плен  индейцы.  Но
спасение девушки  мужественным  Девоном  Макалистером  лишь  начинает  серию
невероятных приключений, которые суждено испытать им и их любви.

Глава 1

Кентукки, Дикая Земля, октябрь, 1784

   Лес сомкнулся вокруг пестрой вереницы повозок, коней  и  людей.  По  одну
сторону стояли четыре добротных фургона, и неподалеку от  них  щипала  траву
скотина. А два экипажа, в прошлом, видимо,  вполне  приличных,  теперь  едва
держались  на  своих  высоких   колесах.   Усталые   женщины   были   заняты
приготовлением ужина, мужчины присматривали за животными.  Поблизости,  так,
чтобы быть в поле зрения взрослых, играли дети.
   - Слов нет, как я рада, что жара, наконец, немного спала. Я так скучаю по
морю! - Миссис Уотсон стояла, ухватив себя за поясницу, чтобы  хоть  немного
поддержать живот и малыша, который вот-вот должен был появиться на свет. - А
где Линнет, Миранда? - обратилась она к женщине, стоявшей по другую  сторону
костра.
   - Опять играет о детьми. - Невысокая женщина говорила с  ярко  выраженным
английским акцентом, и ее четкая речь разительно отличалась от неразборчивой
речи ее попутчицы.
   - Ах да, теперь я вижу. - Миссис Уотсон прикрыла  глаза  рукой  от  ярких
лучей заходящего солнца.
   - Кто ее не знает, нипочем не сумел бы понять, где дети, а где Линнет.  -
Миссис Уотсон смотрела на девушку, сложившую руки лодочкой, в свои  двадцать
лет та была не выше подростков, свободное платьице скрывало изгибы ее  тела,
те  самые  округлости,  которые  побуждали  ее  старшего  сына   так   часто
наведываться к фургону Тайлеров. - Знаешь, Миранда, тебе и  Амосу  следовало
бы поговорить с Линнет. Пора бы уж ей  завести  кого-нибудь  всерьез,  а  не
чесать язык просто так.
   Миранда Тайлер улыбнулась.
   - Можно, конечно, попробовать с ней  поговорить,  только  у  Линнет  своя
голова на плечах. Но, признаться, я не  очень  уверена,  что  среди  молодых
людей найдутся охотники взять на себя ответственность за мою дочь.
   Миссис Уотсон, отвернувшись, смущенно прыснула.
   - Боюсь, ты права. Не то чтобы в Линнет что-то не  так,  она  очень  даже
хорошенькая. Все дело в том, как она смотрит на  мужчин  -  этаким  открытым
прямым взглядом, -  да  и  вообще,  создается  впечатление,  что  она  может
позаботиться о себе и сама. Ты не возражаешь, если  я  присяду  передохнуть?
Спина просто разламывается от боли.
   - Конечно, нет, Эллен. Вот Амос вынес для меня табурет.
   Широко расставив ноги, беременная женщина  села,  стараясь  удерживать  в
равновесии свой огромный живот.
   - Так на чем я остановилась? - Она либо не замечала, либо делала вид, что
не замечает недовольного выражения на лице Миранды. - Ах, да! Я  говорила  о
Линнет, о том, что она отпугивает мужчин. Однажды я пыталась втолковать  ей,
что мужчинам нравится воображать себя невесть кем. А теперь погляди-ка на ту
девицу, на Пруди Джеймс.
   Миранда послушно подняла голову, оставив на минуту горшок о бобами. - Как
ни посмотришь, рядом с ней толкутся молодые люди, - продолжала Эллен. -  Она
твоей Линнет и в подметки не  годится,  однако  парни  не  отходят  от  нее.
Помнишь, на прошлой неделе Пруди укусила оса? Так  сразу  четверо  мальчишек
примчались помогать ей.
   Миранда Тайлер взглянула через опушку на свою дочь,  и  ее  губы  тронула
нежная улыбка. Ей вспомнилось совсем другое. Например, тот случай с  малышом
Паркеров - он ушел из  лагеря  без  взрослых  и  заблудился.  Именно  Линнет
разыскала его  и,  ведь  рисковала  собственной  жизнью  -  в  любой  момент
нависающие обломки скал могли раздавить ее,  спасла  все-таки  перепуганного
насмерть малыша. И пусть миссис Уотсон сколько угодно твердит о  всяких  там
Пруди и прочих бойких девицах.
   - Естественно, я ничего не имею против Линнет, она столько  раз  выручала
меня, такая помощница, просто мне  хочется..,  ну,  мне  хочется  видеть  ее
счастливой, чтоб у нее был суженый.
   - Спасибо за заботу, Эллен, однако я уверена, что в один прекрасный  день
Линнет найдет себе мужа, и не сомневаюсь, что она выберет только  того,  кто
ей по душе. Пожалуйста, извини.
   Внезапно   оборвавшийся   собачий   лай,   наверное,   заставил   бы   их
насторожиться, но и этот единственный сигнал  тревоги  остался  неуслышанным
из-за веселого смеха детей, которые, сложив  ладошки  лодочкой,  в  азартном
нетерпении ждали, в  чьей  руке  незаметно  спрячется  наконец  долгожданный
наперсток.
   Индейцы  давно  оценили  преимущества  внезапного  нападения,  а   потому
атаковали в тот момент, когда усталые путники предавались отдыху, совершенно
забыв про опасности, их окружавшие. С дозорными  разделались  очень  просто:
одним взмахом клинка перерезали горло, так что ни один не  успел  издать  ни
звука. Теперь оставалось заняться женщинами, юнцами и детьми.  Больше  всего
индейцев интересовали дети, и двоих молодцов отрядили для  того,  чтобы  они
связали и охраняли детей.
   Подобно всем остальным Линнет пребывала  в  шоке.  Резко  обернувшись  на
чей-то приглушенный крик, она увидела, как Пруди Джеймс тяжело повалилась на
землю. Потом все  обратились  в  бегство,  безуспешно  пытаясь  спастись  от
индейцев, которые, казалось, были вездесущими.
   Линнет заметила также, как ее мать  сделала  шаг  вперед.  Вытянув  руки,
Линнет бросилась бежать. Надо успеть ее перехватить, удержать, и  тогда  все
обойдется.
   - Мама! - закричала она. Что-то ударило ее по ногам, и  Линнет  со  всего
размаху упала ничком так, что твердая земля вышибла из нее  дух.  Оглушенная
ударом, она пыталась преодолеть дурноту, на  какое-то  мгновение  поддавшись
страху оттого, что ей нечем было дышать. Она моргала глазами  -  все  вокруг
кружилось. Повернув голову, Линнет почувствовала  во  рту  вкус  крови:  при
падении зубы рассекли ей губу. Мать тихо лежала на земле около костра  рядом
с миссис Уотсон. Можно было подумать, что они дремали, настолько естественны
были их позы. Можно было.., если бы не растущая лужица из вязкой  и  красной
жидкости.
   - Линнет! Линнет! - раздалось где-то за ее спиной, и тотчас  грубая  рука
заставила Линнет подняться и  подтолкнула  по  направлению  к  детям.  Улисс
Джонсон подбежал к ней и крепко прижался к ее ногам; слезы мальчика намочили
ей юбку, он весь дрожал от ужаса. Один  из  индейцев  отбросил  мальчика  от
Линнет. Когда Улисс упал, индеец так сильно ударил его по руке, что  мальчик
взвыл от боли.
   - Нет! - Линнет подбежала к мальчику, бросилась перед  ним  на  колени  и
нежно вытерла с его лица грязь. - Я думаю, они просто хотят  забрать  нас  с
собой. Будь молодцом, Ули, ладно? Что бы ни случилось, мы будем вместе. Если
мы будем их слушаться, они не станут обижать нас. Понимаешь, Ули?
   - Да, - быстро ответил он. - Моя мама...
   - Знаю...
   Один из индейцев, подтолкнув ее, завел ей руки за спину и  крепко  связал
веревкой из  сыромятной  кожи,  которая  больно  впивалась  в  кожу.  Линнет
старалась не смотреть вправо, где свершилось кровавое побоище и  где  лежало
тело ее матери, и еще она старалась не думать об отце, который был в дозоре.
Она смотрела прямо перед собой, туда, где находились шестеро детей.
   За какие-то считанные минуты их  жизнь  круто  переменилась  -  навсегда.
Индеец потянул Пэтси Гэллэхер за связывающие ее узлы, чтобы заставить встать
на ноги, при этом тонкий кожаный ремешок больно врезался ей в запястья.  Она
с криком упала, увлекая за собой Ули. Улисс опять  заплакал.  Дети,  все  до
единого, не спускали глаз с костров, которые принялись разжигать индейцы,  и
с кровавого месива, бывшего когда-то их родителями.
   Линнет запела. Сначала тихо, однако постепенно ее пение  становилось  все
увереннее, и сначала один детский голосок, а затем все остальные подхватили:
   "О череда веков, прервись и упаси меня".
   Они поднялись на ноги и, спотыкаясь и то и дело падая, медленно  зашагали
в лесную чащу, связанные в единую цепочку.

***

   Линнет держала на  руках  безвольное  тело  Улисса,  который  пребывал  в
какой-то полуобморочной дреме. Они брели вот уже третий  день.  Отдыхать  им
давали мало, кормили и того меньше. Двое самых маленьких ребятишек выглядели
так, словно находились на краю гибели, и Линнет уговорила  главаря  индейцев
позволить  ей  нести  мальчика  на  спине.  Она  пошевелила  пальцами   ног,
рассматривая волдыри и множество порезов.  Ее  мучил  голод,  однако  Линнет
отдала Улиссу полпорции грубой маисовой похлебки, но он хныкал и просил еще.
Линнет погладила его лобик - у мальчика начинался жар.
   Пятеро угрюмых индейцев отдавали команды  и  любой  ценой  добивались  их
исполнения. Стоило Линнет замедлить шаг - пятилетний Улисс  был  тяжелым,  -
они принялись подгонять  ее  острыми  палками,  не  позволяя  ей  сбиться  с
прежнего темпа. Она настолько устала, что теперь не могла  заснуть,  все  ее
тело болело.
   Один из индейцев повернулся к ней, и Линнет поспешно закрыла  глаза.  Вот
уже несколько раз она замечала, как они показывали на  нее  пальцами  и  при
этом о чем-то толковали. Она не сомневалась, что речь шла о ней.
   Еще не наступил рассвет, а  семерых  пленников  уже  подняли  на  ноги  и
заставили снова идти целый  день  напролет.  Перед  заходом  солнца  индейцы
привели их к ручью, вода в котором доходила до пояса, и загнали туда всех до
одного.
   - Я боюсь, Линнет. Я не люблю воду, - жаловался Ули.
   - Я понесу его, - жестом  показала  Линнет  индейцу,  стоявшему  в  конце
очереди. Тот перерезал кожаный ремешок, и Улисс забрался ей на спину.
   Дети почти уже достигли другого берега, когда Линнет вдруг поскользнулась
и упала в воду. Не мешкая, один из индейцев перерезал  веревку,  связывавшую
ее с остальными, - индейцы не  желали  рисковать  и  терять  всех  пленников
только из-за того, что один из них того и  гляди  утонет.  Линнет  с  трудом
вытащила бьющегося в истерике сопротивляющегося Улисса на берег, а когда  ей
это наконец удалось, она бессильно повалилась навзничь, стараясь  отдышаться
после невероятного физического напряжения.
   - Линнет! О чем они говорят? - требовательно спросила Пэтси Гэллэхер.
   Линнет подняла глаза и увидела, что двое индейцев, отчаянно жестикулируя,
показывали на нее пальцами. Затем они позвали  своего  предводителя,  и  его
лицо  исказилось  гневом.  Почти  до  беспамятства  изнуренная  сражением  о
Улиссом, Линнет не сразу сообразила, что индейцы  показывали  на  ее  грудь.
Прилипнув к телу, мокрая одежда ясно обозначила ее полные груди. Линнет  тут
же прикрыла их сложенными крест-накрест руками.
   - Линнет! - закричала Пэтси, увидев,  как  к  ней  направляется  один  из
индейцев, его свирепое лицо не предвещало ничего хорошего.
   Линнет быстро заслонила лицо, защищаясь от первого удара, но от  страшных
тычков под ребра уберечься было невозможно. Удары сыпались градом, и  Линнет
скорчилась от боли.
   Индейцы изрыгали ругательства в ее адрес. Вдруг чья-то  рука  перевернула
ее на спину. У Линнет перехватило дыхание - ведь вся ее грудь была истерзана
и, возможно, переломаны ребра. Индеец сорвал  с  нее  одежду  -  теперь  она
лежала перед ним обнаженная до пояса. То, что предстало его  взору,  похоже,
разозлило его еще больше. С удвоенной силой он ударил ее кулаком, но  Линнет
так и не успела почувствовать, что удар пришелся ей в челюсть.

***

   - Линнет, очнись же!
   Линнет слегка пошевелилась, стараясь понять, где она находится.
   - Линнет, мне позволили ухаживать  за  тобой.  Сядь  и  надень  это.  Это
рубашка Джонни.
   - Пэтси? - прошептала Линнет.
   - О, Линнет,  ты  выглядишь  ужасно!  Все  лицо  опухло  и...  -  Девочка
всхлипнула и, усадив подругу, стала просовывать ее руки в рукава рубашки  из
грубой полушерстянки. -  Линнет,  скажи  хоть  что-нибудь.  С  тобой  все  в
порядке?
   - Кажется, да. И они позволили тебе прийти ко мне? Я думала, меня  бросят
здесь. На что они так рассердились?
   - Мы с Джонни вот что подумали. Они, наверное, решили, будто ты  ребенок,
а когда обнаружили, что это не так...
   - Но почему все-таки они позволили тебе прийти ко мне?
   - Не знаю, но мы все уверены: если бы не ты, мы  не  перенесли  бы  всего
этого. Возможно, индейцы тоже поняли это. Ах, Линнет, мне так страшно!
   Пэтси обняла Лин