сена. Под ее руководством поместье не только не принесло прибыли, но оказалось в долгу.
     Она потеряла Милл-Хаус.
     Странно, но эта мысль оставила ее равнодушной, словно она прочла об этом в книге, повествующей о каком-нибудь печальном эпизоде в жизни другого человека. Как такое могло случиться? Почему спустя короткое время после обильного дождя сено вдруг загорелось? Эти вопросы не давали ей покоя.
     Погода стояла не настолько жаркая, да и сено не так долго находилось на лугу, чтобы успеть спрессоваться, что иногда приводило к самовозгоранию. В ту ночь на небе не было молний. Огонь вообще никак не мог оказаться поблизости от скирды, если только кто-нибудь умышленно ее не поджег, что она решительно отказывалась допускать.
     Может быть, любовники устроили свидание при свете фонаря? Или кто-нибудь из детей сезонных рабочих тайком стянул сигарету и решил покурить, пока родители не видят? Искра упала на сено, оно тут же занялось, перепуганный подросток бросился бежать, и все мечты Лили, вся ее жизнь улетучились вместе с клубами дыма. Она потеряла Милл-Хаус.
     И она навсегда потеряла Эйвери Торна.
     Ей казалось, что ничто не могло причинить ей большую боль, чем утрата дома, однако она ошибалась. Когда она уедет отсюда, то лишится не только крыши над головой, но и всякого права видеться с Эйвери Торном. У них даже не будет предлога, чтобы встретиться снова, обменяться несколькими фразами - все равно, письменными или устными. Тонкая нить, связывавшая их в течение пяти лет, вдруг исчезла, оборвалась... нет, сгорела в огне.
     Дрожь, возникшая где-то в самой глубине ее существа, постепенно распространялась по телу, набирая силу, и вот она уже стояла, охваченная судорогами, перед окном, уставившись невидящим взором наружу. Бессильные слезы струились по лицу Лили по мере того, как ею все больше и больше овладевало ощущение беспросветного одиночества.
     Она уже никогда больше его не увидит - разве только издали, стоя, словно нищенка, на аллее в полуночный час и глядя на мощеную дорогу перед домом в ожидании, пока в ярко освещенном окне покажется его силуэт. А этого она ни за что себе не позволит, поскольку тогда он тоже может увидеть ее - женщину, на которой он должен был жениться и иметь от нее детей, которая должна была стать для него другом и советчиком. Она даже представить себе не могла, что сможет пережить подобные мучения.
     Эйвери Торн. Она ценила его острый ум, с удовольствием обменивалась с ним колкостями, но главное, она любила его - да, теперь Лили могла себе в этом признаться. Она поняла это в тот момент, когда вытащила его из горящей конюшни.
     Вероятно, она полюбила его вскоре после начала их переписки, подумала Лили. Он поднимал любую перчатку, которую она ему бросала, охотно обсуждал любую тему, затрагивавшуюся в ее письмах. И хотя зачастую этот человек ее раздражал, а иногда и просто доводил до исступления своими колкостями, но, вступив с ней в спор, он никогда не относился к ее мнению свысока. Напротив, каждое его слово свидетельствовало о его уважении к ней. Он никогда не пренебрегал ее замечаниями и не отвергал ее суждения только из-за ее принадлежности к женскому полу. О да, Эйвери порой отвергал их по причине неверных предпосылок или ложных доводов или же из-за того, что сам он называл ее "ослиным упрямством". Однако он никогда не позволял себе пренебрегать ею.
     Девушка прижалась лбом к холодному стеклу, дрожь ее утихла, оставив пустоту в душе. Все ушло. Все пропало.
     - Лили? - услышала она голос Франциски.
     - Да?
     Она даже не повернула головы.
     - Лили. - Изящная женская рука схватила ее за запястье. - Лили, ты должна меня выслушать, - обратилась к ней Франциска. - Сегодня вечером я вас покидаю. Вернее, я собираюсь уехать уже через несколько минут.
     - Да? - отозвалась Лили без особого интереса.
     Франциска и раньше часто уезжала из дома под влиянием минутного настроения, пропадая где-то неделями, а то и месяцами лишь для того, чтобы так же неожиданно вернуться.
     - Я не могу помочь тебе восстановить конюшни, - продолжала Франциска. - Я не стану лгать тебе, уверяя, будто...
     - Но я тебя об этом и не просила! - воскликнула Лили, выйдя наконец из своей апатии.
     - Не в этом суть, Лили, - ответила Франциска. - Я знаю, что ты меня об этом не просила, так же как и то, что если бы я сама предложила тебе деньги, ты бы скорее всего отказалась.
     Пожалуй, я бы приняла их с радостью, грустно подумала Лили. Я и так уже лишилась всего. Что могут значить тут какие-то жалкие остатки гордости?
     Франциска положила обе руки на плечи Лили, глядя прямо ей в лицо.
     - При желании я могла бы собрать большую часть моего состояния и предложить тебе ссуду на ремонт. Но я не стану этого делать. Эти деньги нужны мне самой. - Ее пальцы крепче сжали плечи Лили. - Без них я не смогу вести тот образ жизни, к которому привыкла.
     - Да, - согласилась Лили.
     - Лили. - От напряжения в уголках губ Франциски проступили морщины. - Эти развлечения -.все, что мне осталось в жизни. Ты меня понимаешь?
     Лили не поняла ее, но тем не менее утвердительно кивнула, отвечая скорее на мольбу в голосе своей собеседницы, чем на ее слова.
     - У тебя есть еще так много, Лили. Лили высвободилась из ее хватки.
     - О да. - Она горько улыбнулась. - Я и впрямь настоящий миллионер.
     Франциска покачала головой, с трудом подыскивая слова.
     - У тебя есть будущее. У тебя есть мечты. Я растратила попусту и то и другое, пытаясь унизить моего отца, и кончаю жизнь полной дурой, смущая покой трупа.
     - У меня ничего не осталось, Франциска.
     - Мальчик влюблен в тебя, Лили...
     - Бернард? - грустно спросила Лили. - Детское увлечение. Это скоро пройдет. Я постараюсь обращаться с ним как можно бережнее.
     - Нет, не Бернард. Эйвери.
     Она лишилась дара речи.
     - Нет, "влюблен" не то слово. - Голос Франциски звучал печально и задумчиво. - Он просто любит тебя. Страстно. Глубоко. Безнадежно.
     - Ты, должно быть, ошибаешься.
     - Иногда человеку дается только одна возможность, один-единственный миг, чтобы изменить всю свою жизнь. Не позволяй твоей гордыне уводить тебя с верного пути, Лили. Или твоему рассудку. Или твоему прошлому. Словом, ничему такому, что препятствует тебе найти свой... - она испустила короткий смешок, больше похожий на всхлипывание, - Эдем. Я сейчас же пойду и разыщу мальчика, Лили. Клянусь тебе.
     Франциска развернулась и скрылась в коридоре, бормоча себе под нос:
     - А она еще уверяет, будто у нее ничего не осталось...
     - Я не знаю, что еще мы можем предпринять, - прошептала Эвелин на ухо Полли.
     Они расположились на диване в гостиной, занимаясь для видимости плетением кружев, в то время как Бернард, сидя в кресле в дальнем углу комнаты, делал вид, что читает книгу.
     - Милл-Хаус в последние дни не слишком подходящее место для любовных похождений, - согласилась Полли. - Пожар на конюшне у кого угодно способен отбить охоту к объятиям, а эти двое избегают друг друга, словно два кота в одном амбаре. Боюсь, нам придется оставить всякую мысль о том, что мисс Бид и мистер Торн со временем сумеют... - она исподтишка взглянула на Бернарда, все внимание которого было приковано к огромному тому в кожаном переплете, - поладить друг с другом.
     Эвелин покачала головой:
     - Я очень надеялась на такой исход, но, быть может, ради блага самой Лили это и к лучшему.
     - Чепуха! - заявила Полли так громко, что Эвелин, бросив беглый взгляд на Бернарда, приложила палец к губам, призывая свою собеседницу говорить тише.
     Полли покраснела, однако по ее вздернутому подбородку Эвелин догадалась, что та собирается высказать свое мнение и ее ничто не остановит.
     - Если мисс Бид и в самом деле любит этого малого - а он кажется мне вполне порядочным молодым человеком, - но ничем не выказывает своих чувств, то это с ее стороны... ошибка. - Полли сделала паузу и откашлялась. - Любовь - это не столько награда, сколько возможность. Возможность достичь чего-то большего. И если кому-то, будь то мужчина или женщина, выпадает такая возможность, ею следует воспользоваться, как бы ни был велик риск. Любовь - самая важная вещь на свете, Эвелин. - Она подняла голову, словно смущенная тем, что ее слова невольно выдали ее. - Надеюсь, вы меня понимаете?
     - Да.
     - И вы со мной согласны?
     - Да. - В голосе Эвелин появилась несвойственная ей твердость.
     - Отлично! - Полли перевела дух. - Мисс Торн, пожалуй, больше других подошла бы для того, чтобы довести все это до сведения мисс Бид, однако она неожиданно снялась с места, а в этой комнате больше ни у кого нет ни опыта, ни природных талантов, чтобы взять на себя роль Купидона.
     - Это верно, - вздохнула Эвелин. - И что же нам теперь делать?
     Полли хлопнула ладонью по коленям. Бернард изумленно поднял на нее глаза.
     - О, вам не стоит беспокоиться, даже если вы случайно пропустите узелок, мисс Мейкпис, - нарочито громко произнесла Эвелин. - Вы и так делаете большие успехи. - Она понизила голос:
     - Пожалуйста, потише. Бернард будет так недоволен, если узнает о том, что мы тут затеваем.
     Полли кивнула в знак согласия.
     - Вы правы, - ответила она шепотом. - Итак, вернемся к мисс Бид. Думаю, первым делом нам надо выяснить, каковы ее планы на ближайшее будущее. Не могли бы вы сходить и привести ее сюда, Эвелин?
     - Разумеется.
     Поднявшись с дивана, она украдкой бросила взгляд на сына. Бернард перелистывал страницы книги. Эвелин, подойдя к комнате Лили, осторожно постучала ; в дверь, однако ей никто не ответил. Решив, что Лили, наверное, в библиотеке, она уже хотела было подняться на третий этаж, но вдруг услышала звук шагов в коридоре у себя над головой и остановилась, недоумевая, кто бы это мог быть. Эйвери занимал одну из комнат наверху, однако шаги были слишком легкими, чтобы принадлежать ему. Мери и Кэти не могли трудиться в такой поздний час, к тому же Тереза и ее двойняшки устраивали у себя обычный ежевечерний прием и вряд ли простили бы приглашенным их отсутствие. Значит, это была Лили.
     Лили? Эвелин обязана была проверить свое предположение. Медленно, осторожно она поднялась на третий этаж, так же осторожно высунула голову из-за угла и окинула взглядом тускло освещенный коридор.
     Лили нервно расхаживала взад и вперед перед дверью спальни Эйвери Торна, заламывая руки и что-то бормоча себе под нос. Время от времени она останавливалась, расправив плечи и подняв подбородок, но затем вновь опускала голову и принималась мерить шагами коридор. И почему она... Ну конечно!
     Лицо Эвелин, уже начавшее расплываться в улыбке, вдруг застыло. Едва ли эта девушка осмелится на... на что бы то ли было, когда в доме столько людей. Что ж, подумала Эвелин с обычно несвойственной ей решимостью, в таком случае им остается только освободить дом - с возможно большим шумом и столь же громкими заверениями, что они вернутся не скоро.
     Подхватив юбки, Эвелин на цыпочках спустилась по лестнице и, едва достигнув нижнего этажа, в первый раз со времен юности бросилась бежать. Схватив свою шляпу и накидку с вешалки в передней, она вихрем ворвалась в гостиную.
     - В чем дело, Эвелин? - Полли была так напугана, что даже попыталась встать, забыв о гипсовой повязке на ноге.
     - Нам... нам нужно... сейчас же... ехать в город, - задыхаясь, проговорила миссис Торн.
     Услышав слова матери, Бернард поднял голову от книги.
     - В Литтл-Хенти? - спросил он. Так назывался небольшой городишко на перекрестке двух дорог, все достопримечательности которого состояли из постоялого двора, лавки зеленщика и магазина мануфактуры. - А зачем?
     - Нет, не в Литтл-Хенти, - ответила Эвелин. - В Клив-Кросс.
     - Но ведь Клив-Кросс в двадцати милях отсюда! - изумился Бернард. - Сейчас уже восемь часов вечера. Неужели мы не можем отложить поездку до утра?
     - Нет. Я хочу быть там с первыми лучами солнца, чтобы полюбоваться рассветом над гаванью. Это будет своего рода отдыхом для... для мисс Мейкпис.
     Глаза Полли округлились от удивления.
     - Ей, должно быть, ужасно скучно просиживать здесь целыми днями в этой коляске, а этот отвратительный запах мокрого пепла на кого угодно способен навеять тоску. Не правда ли, дорогая?
     - Ах! - только и смогла проговорить Полли, широко раскрыв рот. - Да, разумеется.
     - Вот видишь, Бернард? Сейчас же иди и собери в дорожную сумку самое необходимое, а потом разыщи Хоба.
     - Ну ладно, - ответил Бернард, отшвырнув в сторону книгу и спустив с кресла длинные худые ноги. - Я пойду и передам мисс Бид, чтобы она тоже готовилась к отъезду.
     - Нет! - воскликнула Эвелин, но, заметив ошеломленное выражение на лице сына, добавила с нервной улыбкой:
     - Я имею в виду, в этом нет нужды. Мисс Бид с нами не поедет.
     - Вот как?
     - Завтра ей нужно будет повидаться с плотниками, которые прибудут сюда для ремонта конюшни.
     - А кузен Эйвери? - спросил Бернард, подозрительно глядя на мать.
     - Он тоже останется здесь, - ответила Эвелин невозмутимо. Единожды солгав, она вдруг обнаружила, что новая ложь стекала у нее с языка без особого труда. - Ты и сам должен понимать, Бернард, что именно он берет на себя все расходы по восстановлению конюшни. Разумеется, он пожелает присутствовать при разговоре, чтобы в случае нужды дать разумный совет.
     Голос ее звучал куда более властно, чем обычно, и она видела, что ее слова и поведение сильно озадачили Бернарда. Эвелин мысленно молила Бога, чтобы мальчик не слишком донимал ее расспросами. Она была не настолько сильна, чтобы преодолеть слишком много препятствий сразу, а на сегодня их и так уже было более чем достаточно.
     Бернард посмотрел на мать.
     - Я возьму мою дорожную сумку.
     Через двадцать минут Бернард, Полли и Эвелин уже стояли в парадном вестибюле, предварительно раструбив на весь дом о своем желании провести ночь за пределами Милл-Хауса.

Глава 24

     Со стороны могло показаться, будто все фурии в одночасье покинули свое логово. Хлопали двери, чьи-то голоса громко отдавали приказания, по половицам стучали каблуки. Выглянув из спальни, Эйвери увидел Мери, сбегавшую вниз по лестнице с такой скоростью, что живот ее раскачивался из стороны в сторону. В одной руке горничная держана пару женских ботинок, в другой - дорожную аптечку.
     - Что происходит? - осведомился он.
     - Они все с ума посходили, вот что! - отозвалась Мери, подняв на него глаза. - Им вдруг взбрело в их дурацкие головы ехать в Клив-Кросс.
     - Что, прямо сейчас, на ночь глядя? - изумился Эйвери.
     - Вот именно, прямо сейчас! Хоб уже ждет их внизу у экипажа. Ну ладно. По крайней мере нам хоть одну ночь удастся поспать спокойно. У малышей Терезы очень здоровые легкие, - добавила она угрюмо и удалилась, оставив его стоять в одиночестве.
     Эйвери вернулся к себе в комнату, откуда, к несчастью, не мог видеть дорогу перед домом. Он твердо решил не спускаться вниз, чтобы через оконное стекло наблюдать за их отъездом, и все же горькое сознание того, что они бросили его одного - нет, она бросила его одного! - бередило ему душу. Он был обижен на нее за то, что она уехала без предупреждения - пусть даже всего на одну ночь. Затем он вдруг вспомнил, что очень скоро Лили покинет этот дом не на время, а навсегда, и спросил себя, не оставит ли она его так же, как сейчас, - молча, не удостоив даже словом на прощание.
     Терзаемый горем и досадой, Эйвери мерил шагами комнату и весь кипел от возмущения. Он услышал, как в последний раз хлопнула парадная дверь, часы в вестибюле пробили девять, со стороны лестницы для слуг послышались уже знакомые звуки шагов, а затем воцарилась тишина. Она окутала его, постепенно ширясь и увеличиваясь в размерах, ничем не нарушаемая и оттого еще более невыносимая. Эйвери опустился в кресло и подобрал книгу, лежавшую рядом с ним на столе. С отъездом Лили Милл-Хаус вдруг превратился в мавзолей. Он уже не был больше домом его мечты, он стал вместилищем погребальной утвари, воспоминанием об уже прожитой жизни.
     Чепуха! Эйвери открыл книгу и начал перелистывать страницы, уставившись невидящим взором на поток лишенных смысла слов. Он просто склонен излишне все романтизировать. Очень скоро Милл-Хаус станет его собственностью, как это и должно было произойти с самого начала. Разумеется, он позаботится о том, чтобы Лили ни в чем не нуждалась - с ее согласия или без, - и спокойно заживет здесь, подыскав себе какую-нибудь достойную супругу, у которой не будет ни темных волос, ни черных как ночь глаз, ни губ, словно созданных мечтой художника, и которая народит ему целую стайку бледных худосочных ребятишек...
     Неожиданно со стола ему на колени упало какое-то письмо. Эйвери посмотрел на его потрепанные края, на потертости, образовавшиеся в тех местах, где оно было сложено, на пятна грязи, оставшиеся на бумаге после путешествия через три континента, и осторожно взял его в руки. Конечно же, оно было от нее. Он возил его с собой повсюду с того самого дня, когда впервые его прочел. Тихо выругавшись, он вскочил с кресла. Сложенный лист бумаги выпал из его онемевших пальцев. Он схватил книгу и с силой швырнул ее через всю комнату.
     Он не мог здесь больше оставаться. Даже несмотря на то что Лили не было рядом с ним, он все равно ощущал ее присутствие - в строках этого письма, в воздухе, которым она дышала, в своей душе, в своем теле и в своем сердце.
     Эйвери шагнул к двери, чтобы догнать ее и силой вернуть назад, заставить ее сказать ему хоть слово на прощание, но только, ради всего святого, не бросать его вот так!
     Он рывком распахнул дверь - и увидел Лили.
     Чувствуя, что отвага вот-вот покинет ее, девушка нашла наконец предлог, чтобы вернуться сюда. Нужно было проследить за тем, чтобы ему подали обед, а ей не хотелось лишний раз беспокоить Мери или Кэти...
     - Я никогда не переставал думать о вас.
     Она услышала его голос, и земля вдруг начала уплывать у нее из-под ног. Должно быть, она просто видела чудесный сон, один из тех, от которых так не хочется пробуждаться. Выразительное лицо Эйвери отражало глубокое волнение, голос стал низким и умоляющим. Она приблизилась к нему, слегка приподняв подбородок и пытаясь прочесть по глазам его мысли.
     - Я... - Он обратил взор к небу, как бы за поддержкой - или вдохновением. - Мне чертовски хочется вас поцеловать.
     Меньше всего Лили ожидала услышать эти слова. Она зачарованно смотрела на него и даже бессознательно подошла к нему еще ближе, влекомая какой-то таинственной магнетической силой. Словно в ослеплении, затаив дыхание, она нетерпеливо ждала следующего мгновения. Она казалась себе чужой в собственном теле, чувствуя, как тревожно бьется сердце в ее груди, и прислушивалась к своему частому прерывистому дыханию. Обещание, содержавшееся в его словах, вместе с неприкрытой страстью в его взоре начисто лишили ее воли, и теперь она стояла перед ним, забыв о всякой гордости, готовая ответить на любое его желание, любую просьбу.
     Она признала свое поражение и удивилась тому, что это не причиняет ей страданий.
     - Позвольте мне вас поцеловать, - прошептал Эйвери.
     Он протянул к ней руку и нежно, кончиками пальцев приподнял ей подбородок. Лили встала на цыпочки, закрыла глаза и услышала, как из груди его вырвался не то вздох, не то стон.
     Его губы слегка коснулись ее губ. Он оторвался от нее на миг лишь для того, чтобы поцеловать ее снова, затем еще и еще, и каждый новый поцелуй был дольше и изощреннее предыдущего.
     Теплые, влажные, бесконечно нежные поцелуи, сводившие ее с ума... Дразнящие, неспешные, сулившие неописуемое блаженство... Их было много - достаточно, чтобы возместить сполна те поцелуи, которыми они так и не обменялись в прошлом и которыми им никогда не суждено было обменяться в будущем. И с каждым из них она отдавала ему частичку своего сердца.
     Кончики его пальцев осторожно скользнули по ее щеке. Он чуть отстранился, словно побуждая ее приоткрыть рот, и она с чувством призна