мысль, что наверняка эта уловка была задумана ею неспроста. Однако он не в состоянии был рассуждать, да и вообще действовать сколько-нибудь сознательно. Только глубоко укоренившийся в нем инстинкт самосохранения помешал ему стащить ее с перекладины, разложить на земле и накрыть ее тело своим. Жажда ею обладать, видеть ее под собой, ощущать всем своим существом каждый изгиб ее дивной фигуры едва не поставила его на колени. О да, он хотел, чтобы она отдалась ему! Он хотел видеть ее губы открытыми - открытыми, черт возьми, а не терзающими край его рта с такой убийственной медлительностью. Его охватила сильнейшая дрожь, но он не двинулся с места.
     Сила воли помогла ему совладать с собой. Ее поцелуй пробудил в нем жгучую потребность, дразня несбыточными надеждами, и, словно человек, брошенный связанным в пустыне и изнывающий от жажды, он стремился испить как можно больше из этого неисчерпаемого источника наслаждения. Он наклонил голову и провел кончиком языка по краю ее мягких, бархатистых уст. Ее нежные губы приоткрылись. Издав хриплый стон, он проник глубоко внутрь ее рта, слившись с ней воедино и упиваясь ее теплым сладковатым ароматом.
     Так много. И так мало.
     Эйвери сделал шаг - всего один шаг - вперед, пока их груди не соприкоснулись, и по всему его телу пробежала дрожь неукротимого желания. С каждым его судорожным охом ее соски, два твердых катышка, оставляли на его коже огненные следы. Ее ноги безвольно разошлись, и он воспользовался этим, прижавшись к ней и расположившись между ними так, что ее груди всей своей тяжестью, легли на него. Та призрачная защита, под которой он находился, влекла его к себе, подобно магниту.
     Голова Лили была запрокинута, шея выгнулась дугой. Помоги ему Бог, он просто обязан был поцеловать эту стройную колонну, слизнуть языком солоноватый налет с кожи у ее основания, нежно ущипнуть тонкую мочку уха, между тем как ее гортанное мурлыканье эхом отдавалось в его сознании, опьяняя и возбуждая его.
     Но он не станет прикасаться к ней, нет! Только не руками. По' крайней мере на это у него хватало выдержки. Однако надолго ли? Плотское влечение в сочетании с паническим страхом довело его почти до исступления. О Господи, он хотел видеть ее под собой, а не просто стоять тут, чувствуя себя опустошенным и разбитым - состояние, которого он не испытывал никогда прежде. И вместе с тем он не осмеливался ни на что большее.
     Ибо та крохотная частица его мозга, которая еще не утратила способность рассуждать здраво, подсказывала ему, что как только он позволит себе до нее дотронуться, она тут же прикажет ему собирать вещи.
     Поэтому он оставался на месте, мускулы на его руках раздувались от усилий удержать их как можно дальше от нее, тело изнывало от неутоленного желания. Ему казалось, что он парит между небом и землей, и, тяжело дыша, он приник к ее жарким губам, в лихорадочной спешке пробуя их на вкус и на ощупь.
     Не прикасайся к ней. Не прикасайся к ней. Ради всего святого, не прикасайся к ней!
     Внезапно она открыла глаза и с криком отшатнулась от него.
     - О Господи!
     Она не удержалась на перекладине и упала на спину. Какое-то мгновение он не в состоянии был пошевелиться от гнева и досады, но в следующую секунду перескочил следом за ней через изгородь и встал рядом, тогда как она с ужасом уставилась на него снизу вверх.
     - Я к вам не притрагивался!
     - Знаю! - крикнула она в ответ и принялась яростно метаться из стороны в сторону, пытаясь встать. Ее юбка задралась выше колен, открывая взору кружевное нижнее белье -Лили Бид, и вдруг кружева? - а также украшенные тончайшей вышивкой шелковые чулки. Шпильки выскочили из ее прически, и целая россыпь иссиня-черных кудрей упала ей на шею и плечи, обвиваясь вокруг них, словно змеи, - картина поистине феерическая!
     Ей почти удалось подняться на ноги, но тут она наступила на подол и снова рухнула на землю. Лежа на спине, Лили гневно молотила каблуками по земле. Наконец после долгих и бесплодных усилий она успокоилась, сделала глубокий вдох, откинула волосы с лица и, сердито сверкнув на него глазами, произнесла тоном человека, которому лишь благодаря неимоверной силе воли удается держать себя в руках:
     - Вы так любите похваляться тем, что вы - джентльмен. Помогите же мне встать!
     Он бросил на нее осторожный взгляд.
     - Да, конечно.
     Он протянул ей руку. Издав приглушенное ворчание или, быть может, всхлипывание - даже ради спасения собственной жизни он не мог бы сказать, что именно, - Лили поднялась на ноги.
     - Вы, наверное, захотите сначала привести в порядок вашу... вашу одежду.
     Она тут же одернула юбки, натянув их до самых кончиков башмаков, после чего принялась смахивать с них приставшие к ним травинки и листья.
     - И волосы тоже.
     - А что с ними?
     - Они у вас разлохматились.
     - О! - Она тут же схватила в охапку беспорядочную %ассу волос и воткнула в них несколько шпилек, пустив в ход чисто женские колдовские способности, чтобы заставить их снова выглядеть чистыми и опрятными, хотя еще несколько секунд назад ее прическа казалась безнадежно испорченной. Затем она сделала еще один глубокий вдох и посмотрела ему прямо в глаза. Эйвери словно зачарованный не сводил с нее взгляда, задаваясь вопросом, каким будет ее следующий шаг.
     - Я... я должна перед вами извиниться. - Щеки ее залил густой румянец.
     Он ожидал чего угодно, но только не этого.
     - Ничто не может служить оправданием моего поступка. Я вела себя как... как...
     - Как какой-нибудь хам? - подсказал Эйвери, используя то самое определение, которое он мысленно относил к себе самому.
     - Да, вот именно! Как хам! - подхватила она, охотно уцепившись за последнее слово.
     Ему следовало бы догадаться, что любое прозвище, обычно применяемое к лицам противоположного пола, пусть даже отрицательного свойства, должно ей польстить.
     - Я прошу прощения, и давайте забудем об этом прискорбном случае раз и навсегда.
     То, каким тоном она это произнесла - так хладнокровно, так бесстрастно, - окончательно вывело его из себя. Ему и прежде случалось проходить через искушения, но ни одно из них даже отдаленно не могло сравниться с тем, через которое ему только что пришлось пройти. Его тело до сих пор изнывало от неутоленной страсти. Он все еще чувствовал ее вкус и запах, наслаждался ее близостью... О нет, это не сойдет так просто ей с рук! Из того, что пущенная ею в ход уловка не принесла видимых плодов, вовсе не следовало, что ей не придется отвечать за свои действия.
     - Вы можете забыть, если хотите. Но не я.
     - Но... как в таком случае я могу искупить вину?
     - Искупить вину? - В том, что Лили Бид считала себя перед ним в долгу, бесспорно, имелись свои привлекательные стороны. - Я, право, не представляю себе, каким образом вы сумеете оправдаться передо мной за то, что вы... - тут он сделал паузу для большего эффекта, - бросились мне на шею. Но поскольку вы женщина, у меня, похоже, не остается другого выбора, как только принять ваши извинения. Вместе с тем, Бог свидетель, если бы мы с вами поменялись местами, вы бы подняли шум на всю округу. Что, разве я не прав? Тогда вы вряд ли удивитесь, узнав, что мне очень трудно изгладить из памяти этот случай.
     Ее дивные темные глаза были подозрительно прищурены.
     - Стало быть, вы не сможете о нем забыть?
     О Господи, если бы она только знала! Конечно, не сможет, хотя совсем по иной причине, чем та, которую он только что привел. В его сознании уже возникали образы бесчисленных купаний в ледяной воде, и голос его прозвучал грубо, хрипло:
     - А что в этом странного? Женщины отнюдь не обладают исключительным правом на чувствительность. Из того, что я мужчина, вовсе не следует, что я не способен воспринимать обиду. Но поскольку эту обиду нанесли мне вы, женщина, мне остается только не обращать на нее внимания.
     - Но ведь это несправедливо! - не сдержалась Лили и посмотрела на него с таким видом, словно хотела взять свои слова обратно.
     Он добродушно улыбнулся:
     - Согласен. Впрочем, уж кто-кто, а вы-то должны знать, что отношения между нашими полами редко бывают "справедливыми". Однако вы, по-видимому, не приняли в расчет того, что женщины при этом далеко не всегда оказываются пострадавшей стороной.
     - Но ведь должен же быть у меня какой-нибудь способ возместить вам ущерб! Если бы подобное оскорбление нанес вам мужчина...
     - Моя дорогая мисс Бид, - прервал ее Эйвери, - если бы подобное оскорбление нанес мне мужчина, дело в лучшем случае кончилось бы кровопролитием.
     - Я вовсе не это имела в виду! Я просто хотела спросить: если бы мужчина чем-либо вас обидел и затем попросил прощения, неужели вы бы не приняли его извинений?
     - Но, мисс Бид, - произнес Эйвери бесстрастно, - вы не просто обидели меня. Вы воспользовались моей уверенностью в том, что в вашем обществе я буду огражден от любых недостойных поступков.
     На какой-то миг ему показалось, что он зашел слишком далеко. Глаза Лили превратились в щелочки, брови нахмурились, а рот сжался в тонкую линию. Но затем ее рука устремилась к нему в немой мольбе, и ему стало ясно: то, что он принял за подозрение, на самом деле было выражением подавленности. Ее огорчение было таким неподдельным, что ему даже стало ее жаль. Однако он тут же напомнил себе, что какую бы игру Лили ни затеяла на этот раз, она наверняка обдумала каждый свой ход так, чтобы в конечном итоге не оказаться в проигрыше.
     - Но ведь должен же быть какой-то выход! - воскликнула она.
     - Да, если бы мужчина применил к другому мужчине запрещенный прием...
     - Запрещенный прием?
     - Да. Например, нанес удар по врагу, когда тот повернулся к нему спиной или застиг его врасплох. Обычно это считается крайне неспортивным поведением.
     Укоризна в его голосе заставила ее побледнеть.
     - И что же?
     - Так вот, если бы мужчина, кто бы он ни был, нанес мне подобный удар, я бы просто предупредил его, что в будущем он может ожидать такого же обращения с моей стороны. Исключительно справедливости ради, как вы сам, должны понимать, - пояснил он. - Во всяком случае, именно так принято между нами, джентльменами.
     Она задумалась над его словами.
     Эйвери казалось, что он знает эту женщину. Четыре с лишним года переписки сделали их почти друзьями. То письмо, которое она написала ему после гибели Карла, поразило его прямо в сердце! Ему очень не хотелось думать, что он в ней ошибся.
     Он ожидал встретить в ней девушку, столь же непривычную к обществу мужчин, как он сам - к обществу женщин, однако ее недавний страстный поцелуи говорил о солидном опыте - со сколькими мужчинами? - что по какой-то непонятной причине его больше всего и бесило.
     - Итак? - произнес он.
     Лили вздернула подбородок и коротко, отрывисто кивнула.
     - Что ж, превосходно, - ответила она храбро. - Будем считать, что я предупреждена.

Глава 13

     Лили и впрямь чувствовала себя подавленной. Она ясно ощущала на себе взгляд Эйвери Торна, прикованный к ее затылку, и пламя унижения пробегало по ее коже. Она зажала рот рукой, чтобы сдержать стон. Ей приходилось делать над собой усилие, чтобы не обратиться в бегство. Она подняла умоляющий взор к небесам.
     Боже правый, и что только на нее нашло?! В первое мгновение она была в восторге от своей вольнодумной идеи. Сейчас же ее поведение казалось ей низким, недостойным, а он... о Господи, он чувствовал себя таким оскорбленным!
     Что он там ей говорил? Будто из того, что он мужчина, вовсе не следует, что он не способен воспринимать обиду. Правда, был момент, когда он ответил на ее поцелуй. Как бы ни была она сосредоточена на собственных переживаниях, это не могло отвлечь ее внимания от того обстоятельства, что он тоже принимал в этом участие, пусть даже против своей воли.
     Всю свою короткую жизнь Лили отстаивала равенство прав между мужчинами и женщинами и вот теперь дошла до того, что, по сути, навязала себя Эйвери Торну. Какая низость! Какое лицемерие! На сей раз ей не удалось заглушить стон.
     - Вы что-то сказали, мисс Бид? - спросил Эйвери, следовавший за ней на порядочном расстоянии.
     И неудивительно: он должен был опасаться подходить к ней ближе чем на длину вытянутой руки.
     - Нет, ничего.
     По крайней мере она поступила правильно, признав за ним право требовать возмездия. Она сплела пальцы, задаваясь вопросом, какого рода "запретный прием" он намеревался пустить в ход. Единственное, что она могла утверждать с уверенностью, так это то, что он не станет брать пример с нее.
     Поцелуй Эйвери скорее всего явился следствием того неодолимого физического влечения, которое, по слухам, двигало всеми мужчинами. Ему не оставалось ничего другого, как согласиться с ней, что она вела себя по-хамски. И если в его ответе на ее поцелуй и были какие-то следы этого влечения или страстной тоски, то это получилось помимо его воли. Вряд ли она обрадуется, если кто-нибудь сумеет пробудить в ней желания, которые лишний раз доказывали бы ее зависимость от низменных инстинктов. И только его пресловутые джентльменские манеры, которые, похоже, появлялись и исчезали, когда ему это было выгодно, помешали ему применить к ней силу. Учитывая его рост и физическую мощь, она, пожалуй, должна быть признательна ему за это. Однако, как ни странно, Лили не испытывала в данный момент ничего похожего на благодарность. Напротив, она предпочла бы, чтобы он ее ударил - и как можно сильнее, чтобы она лишилась чувств.
     Так, предаваясь самобичеванию, Лили продолжала путь, пока они не оказались возле небольшого каменного строения, в котором когда-то располагалась сыроварня, а теперь, после некоторых переделок, контора Драммонда. Она поднялась по единственной ступеньке к перекошенной, видавшей виды двери и постучала. Громко. Чем скорее она забудет об этом злополучном эпизоде, тем лучше. Она постучала снова.
     - Да иду же, иду! Чтобы вас черти в ад упекли... - Дверь чуть приоткрылась, и один из подернутых дымкой голубых глаз Драммонда злобно уставился на нее. - Ох, извините! Я не знал, кто здесь.
     Старый негодник прекрасно знал, кто здесь. Лили всегда являлась к нему в контору точно в назначенный срок, а Драммонд в ответ на ее стук неизменно разражался потоком яростной брани. Сегодня он был еще довольно сдержан - ведь, как правило, ей приходилось выслушивать такую ругань, которая у любой другой женщины раз и навсегда отбила бы охоту показываться ему на глаза.
     Драммонд, шаркая ногами, снова скрылся в глубине конторы, оставив дверь болтающейся на петлях. По крайней мере на этот раз он не захлопнул ее перед самым ее носом, обвиняя потом во всем свою "старческую забывчивость".
     Лили распахнула дверь и переступила через порог, рискнув углубиться в комнату на несколько дюймов. Драммонд тяжело опустился в кресло рядом с обшарпанным письменным столом, на котором были в беспорядке разбросаны бумаги, огрызки карандашей и потрепанный гроссбух. Невзирая на удушающую жару в тесном помещении, старик накинул поверх сгорбленных плеч тонкий плед. Впрочем, впечатление внешней слабости было обманчивым. Лили однажды видела, как этот старик нес на своих плечах сломавшего ногу ягненка целую милю по неровной дороге.
     - И вам тоже добрый день, мистер Драммонд, - обратилась к нему Лили. - Надеюсь, вы не забыли, что у нас с вами на сегодня назначена встреча?
     Она обернулась к Эйвери, который подозрительно уставился на нее. Очевидно, у него уже возникал вопрос, сумеет ли он вступить во владение Милл-Хаусом раньше срока, добившись, чтобы ее признали невменяемой. А если она и дальше будет находить его таким привлекательным - поскольку от одного взгляда в его сторону по коже ее пробегал быстрый легкий жар, - то, пожалуй, тем самым он еще и окажет ей услугу.
     - Вы так и собираетесь стоять здесь, словно тупоумная корова, или пройдете в комнату? - проворчал Драммонд. - А это что за юный бегемот торчит у вас за спиной? Новый управляющий фермой? - Он, прищурившись, взглянул на Эйвери. - Нет. Вряд ли мне может так повезти. Кроме того, наша барышня не берет на службу лиц вашего пола.
     Вот мерзкий старикан! Лили, не сдержавшись, выступила вперед:
     - Послушайте, мистер Драммонд, я здесь не для того, чтобы...
     - Быть может, у вас достанет глупости, чтобы жениться на ней? - продолжал Драммонд с надеждой в голосе, ткнув пальцем в ее сторону. - Что ж, это было бы неплохо. Тогда, быть может, вам удастся убрать ее с моей дороги. Хотя бы на несколько дней, - добавил он со своей обычной гаденькой ухмылкой.
     Лили вонзила ногти в ладонь, довольная тем, что тусклый свет помогал скрыть румянец, вспыхнувший у нее на Щеках. Все оказалось даже хуже, чем она предполагала.
     - Я не новый управляющий, - отозвался Эйвери, - и я вовсе не собираюсь на ней жениться, старик.
     - Тогда что вы тут делаете? Я не стану тратить время на бездельников.
     Драммонд насупил брови, редкие пряди его седых волос торчали, подобно проволоке, вокруг выжженной солнцем лысины.
     - Я здесь для того, чтобы убедиться, как долго может прожить человек исключительно за счет собственной скаредности.
     - Послушай, парень! - Драммонд вскочил с кресла, отшвырнув в сторону плед, а вместе с ним и маску старого брюзги, как змея сбрасывает кожу. - Возможно, ты и выше меня ростом, однако не настолько, чтобы я не мог задать тебе хорошую трепку, чтобы поучить уму-разуму.
     Он перегнулся через стол, сердито уставившись на Эйвери, пока гнев на его морщинистом лице не сменился недоверием. С тихим возгласом он ударил своей крупной шишковатой ладонью по столу.
     - Эйвери Торн, не так ли? Все тот же грубый, упрямый, дурно воспитанный шалопай, только теперь ты достаточно прибавил в теле, чтобы наверстать упущенное.
     - Я никогда не был грубым.
     - Ха!
     На морщинистом лице старика промелькнуло нечто вроде улыбки - или, скорее, тени улыбки, поскольку Лили еще ни разу не видела Драммонда улыбающимся. Выскочив из-за стола и оттолкнув девушку в сторону, он схватил Эйвери за руку и от души ее потряс.
     - Стало быть, ты приехал, чтобы избавить меня от ее невежества и вечного желания лезть не в свое дело, не правда ли, сынок? - осведомился управляющий. - Я не мог бы радоваться больше, даже если бы передо мной предстал сам апостол Петр!
     - Как будто такое и впрямь возможно, - пробормотала себе под нос Лили.
     - Значит, она уже решила сдаться? - продолжал свои расспросы Драммонд, ухмыляясь, словно злобный седовласый гоблин.
     О Боже, до чего же ей невыносимо было слышать, как Драммонд говорил о ней в третьем лице! Иногда он делал это даже в тех случаях, когда, кроме них двоих, рядом никого не было.
     - Что ж, тем лучше для всех. - Драммонд наконец отпустил руку Эйвери. - Женщина, ведущая дела на ферме! Ба! В жизни не слышал ничего нелепее!
     - Я вовсе не намерена сдаваться! - гордо заявила Лили. - А мистер Торн согласился сопровождать меня лишь для того, чтобы проведать своего старого знакомого.
     - Что? - Драммонд пронзил Эйвери испытующим взглядом.
     Молодой человек утвердительно кивнул.
     - О, черт! - С видом человека, обманутого в своих лучших ожиданиях, Драммонд повернулся к ним спиной и снова поплелся к столу, по пути как бы нечаянно наступив ей на ногу.
     - Ой!
     Драммонд плюхнулся в кресло и пробормотал с несчастным видом:
     - Полагаю, это означает, что мне следует ждать от вас новых "поручений", так, что ли? Ну ладно, выкладывайте. Что вы хотите?
     - Хочу, мистер Драммонд? - Лили прошла к столу и ухватилась за его край с такой силой, что от ее ногтей на дереве наверняка должны были остаться вмятины. Подавшись вперед, она смерила Драммонда сердитым взглядом. - Я хочу, чтобы эта ферма приносила хороший доход. Что мне от вас нужно, так это знать, когда вы собираетесь смыть с овец охру. Все приметы свидетельствуют о том, что наступающее лето будет не особенно жарким, и...
     - И что же это за "приметы" такие, мисс Всезнайка? Вы что, опять читали сельскохозяйственные журналы? По