кустарнике  и  ровный
посвист пространства.
     - Что ты? -спросила Хуана.
     - Молчи,- сказал он.
     - Тебе приснилось.
     - Может быть.- Но Кино  не  успокоился,  и  когда  Хуана  дала  ему
кукурузную лепешку из своих припасов, он то и дело переставал  жевать  и
все прислушивался к чему-то. Тревога  не  оставляла  его;  он  оглянулся
через плечо, поднял свой большой нож с земли, потрогал лезвие. И,  когда
Койотнто снова заворковал, Кино сказал Хуане: - Уйми его.
     - Что случилось? -спросила она.
     - Не знаю.
     Он снова прислушался, по-звериному сверкнув глазами. Потом бесшумно
встал и, низко пригнувшись, пробрался сквозь заросли к дороге. Но дальше
он не пошел, а лег под колючим кустом и посмотрел в ту  сторону,  откуда
они с Хуаной пришли.
     И он увидел их. И, застыв всем телом, опустил голову под прикрытием
низких ветвей. Вдали показались трое двое пеших,  третий  всадник.  Кино
знал, что это за люди, и весь похолодел от страха. Даже отсюда,  издали,
ему было видно, что двое пеших идут медленно, низко склоняясь  к  земле.
Один остановится, приглядится к чему-то, другой подойдет к нему  и  тоже
посмотрит. Это были следопыты, ищейки, те самые,  что  выслеживают  даже
горных баранов на каменистых склонах. Чутье у них - как  у  собак.  Быть
может, Хуана или он сам ступили где-нибудь в сторону от дорожной  колеи,
и эти люди, эти охотники найдут их по следам - по сломанной травинке, по
еле заметной осыпи в песке. За  ними  верхом  на  лошади  ехал  какой-то
темнокожий, ноздри у него были прикрыты краем одеяла,  а  поперек  седла
поблескивало на солнце дуло винтовки.
     Кино лежал так тихо, что его нельзя было отличить от кустов. Затаив
дыхание, он перевел глаза туда, где недавно разравнивал свои следы. Даже
гладкий, ровно раскиданный песок может много о чем  сказать  следопытам.
Он знал этих горцев-охотников, этих ищеек. В местах, где дичи  мало,  им
приходится применять свое умение по-другому, и вот теперь  они  охотятся
за ним. Двое пеших рыскали по дороге, точно звери,  и,  находя  какие-то
приметы, склонялись к земле, и всадник тоже останавливался.
     Охотники повизгивали, точно собаки, напавшие на горячий след.  Кино
медленно протянул руку к своему большому ножу  и  положил  его  рядом  с
собой. Он знал, что ему делать. Если  эти  ищейки  задержат  шаги  около
заметенных следов,  он  кинется  на  всадника,  убьет  его  и  завладеет
винтовкой. Это единственный путь к спасению.  И,  подпустив  всех  троих
поближе, он вырыл носками сандалий ямки в  песке,  так,  чтобы  вскочить
сразу, так, чтобы у ног была опора  для  прыжка.  Низко  нависшая  ветка
мешала ему смотреть, загораживая дорогу.
     Хуана, сидевшая в глубине зарослей, услышала мягкий стук подков,  и
в эту минуту Койотито  снова  заворковал.  Она  схватила  его  на  руки,
прикрыла с головой шалью, дала ему грудь, и он умолк.
     Когда следопыты подошли еще  ближе,  Кино  увидел  из-под  нависшей
ветки только их ноги и ноги лошади. Он увидел темные заскорузлые ступни,
белые лохмотья брюк, услышал поскрипывание кожаного седла,  позвякивание
шпор. У заметенных следов пешие остановились и внимательно оглядели  это
место, и всадник тоже остановился. Лошадь мотнула головой, прося повода,
и  мундштук  звякнул  ей  о  зубы,  и  она  захрапела.  Тогда  следопыты
выпрямились, посмотрели на лошадь и особенно внимательно на ее уши.
     Кино перестал дышать, но спина у него чуть  выгнулась,  мускулы  на
руках и ногах резко напружинились, и на верхней губе полоской  проступил
пот. Следопыты долго разглядывали дорогу, потом медленно  пошли  дальше,
не сводя глаз с песка, а всадник  двинулся  следом  за  ними.  Следопыты
пошли быстрее - пройдут несколько  шагов,  остановятся,  посмотрят  -  и
снова чуть не бегом. Кино знал, что  они  вернутся.  Они  будут  кружить
около  этого  места,  будут  замедлять  шаги,  нагибаться  над  дорогой,
разглядывать ее, они все обшарят  и  рано  или  поздно  придут  назад  к
заметенным следам.
     Он скользнул в заросли, даже не потрудившись  уничтожить  отпечатки
своих ног.  К  чему?  Слишком  много  оставлено  примет,  слишком  много
сломанных веток, и взрыхленного песка, и  сдвинутых  с  места  камешков.
Теперь им владела только одна мысль - о бегстве, безоглядном бегстве. Он
знал, что эти ищейки найдут его следы. Осталось одно бежать.  Пробираясь
сквозь кусты быстрыми, неслышными шагами, он вышел  к  тому  месту,  где
сидела Хуана. Она вопрошающе подняла на него глаза.
     - Ищейки,- сказал он.- Пойдем.
     И внезапно его охватило чувство беспомощности, безнадежности, и  он
почернел лицом и печально посмотрел на Хуану.
     - Может, мне лучше сдаться им?
     Хуана вскочила, и ее рука легла на его руку.
     - А жемчужина?- хрипло вскрикнула она.- Неужели же эти люди  уведут
тебя живым, чтобы ты уличил их в краже?
     Его рука вяло потянулась за пазуху, где была спрятана жемчужина.
     - Все равно отнимут,- чуть слышно проговорил он.
     - Пойдем!- крикнула  она.-  Пойдем!-  И  не  дождавшись  ответа:  -
Неужели ты думаешь, что меня отпустят живой?  Неужели  ты  думаешь,  что
отпустят живым ребенка?
     И смысл этих слов дошел до сознания Кино,  и  он  оскалил  зубы,  и
глаза у него бешено вспыхнули.
     - Пойдем,- сказал он.- Мы поднимемся в горы. Может  быть,  в  горах
они потеряют нас.
     С лихорадочной быстротой собрал Кино  лежащие  на  земле  тыквенные
бутыли и мешочек со всеми их припасами. Узел он взял в левую руку,  а  в
правой у него был нож. Он развел кусты, пропуская Хуану  вперед,  и  они
свернули к западу туда, где  поднимались  высокие  голые  горы.  Быстро,
почти бегом, шли они сквозь  заросли  кустарника.  Это  было  бегство  -
безоглядное бегство. Кино даже не  пытался  соблюдать  осторожность.  Он
отшвыривал камни, попадавшиеся под ноги, продираясь сквозь чащу;  сбивал
листья с ветвей, и они предательски отмечали его путь. Полуденное солнце
заливало потрескавшуюся землю таким зноем, что  даже  растительность  не
выдерживала этого  и  негодующе  позванивала  под  палящими  лучами.  Но
впереди были голые гранитные горы они поднимались  над  обломками  скал,
уходя вершинами прямо в небо. И Кино бежал к этим вершинам,  как  делают
почти все звери, скрываясь от преследования.
     Места  эти  были  засушливые;  здесь  росли  одни   кактусы   долго
сохраняющие воду, да  кустарник  с  длинными  корнями,  которые  глубоко
проникают в почву за влагой и довольствуются малым. Земли в этой пустыне
не было видно - один камень, и большие глыбы его, и осколки любой формы,
не отшлифованные водой. Между камнями пробивалась унылая сухая  трава  -
трава, которой достаточно одного дождя, чтобы пустить ростки, образовать
семенную коробочку, уронить семена в почву и  умереть.  Рогатые  лягушки
провожали  глазами  семью  Кино,  поворачивая,  как  на  стержне,   свои
маленькие драконьи головы. Время от времени крупные зайцы, прятавшиеся в
тени, выскакивали на звук шагов и, отбежав немного в сторону,  прятались
за ближайшим же камнем. Звенящий зной дрожал над пустыней,  и  гранитные
горы вдали казались такими прохладными и желанными.
     Кино спасался бегством. Он знал, как все это будет. Ищейки  пройдут
по дороге еще немного и, убедившись, что след исчез,  вернутся  назад  и
снова начнут осматривать, обшаривать каждый  куст  и  вскоре  найдут  то
место, где он и Хуана остановились на отдых. А дальше дело пойдет совсем
легко-мелкие  камешки,  сбитые  листья,   сломанные   ветки,   маленькие
углубленьица в песке, там, где неверно ступила нога. Кино будто видел их
перед собой: торопятся пo следу, чуть повизгивая от нетерпения, а позади
них  темнокожий  всадник  с  винтовкой,  как  бы  равнодушный  ко  всему
происходящему. Напоследок и он сделает свое дело,  потому  что  назад  в
город им никому не вернуться. О, как ясно звучала  теперь  Песнь  зла  в
ушах у Кино, мешаясь со звоном зноя и сухим  треском  змеиных  гремушек.
Ширь и мощь  мелодии  исчезла,  она  стала  вкрадчивой,  гибельной,  как
отрава, и биение сердца Кино было ее призвуком, ее ритмом.
     Путь становился все круче, камни - все крупнее и крупнее. Но теперь
расстояние между  следопытами  и  семьей  Кино  увеличилось.  И  посреди
крутого  подъема  Кино  остановился  передохнуть.  Он  влез  на  большую
каменную глыбу и посмотрел назад - туда, где над  зарослями  переливался
дрожащий от зноя воздух. Но врагов своих - ни пеших, ни даже всадника  -
он не увидел. Хуана присела на корточки в  тени,  падающей  от  каменной
глыбы. Она поднесла к губам Койотито  бутыль  с  водой;  его  пересохший
язычок жадно прильнул  к  горлышку.  Когда  Кино  спрыгнул  вниз,  Хуана
подняла на него  глаза;  она  заметила,  что  он  смотрит  на  ее  ноги,
исцарапанные, изрезанные о камни и кусты, и быстро  прикрыла  их  юбкой.
Потом протянула ему бутыль, но он  покачал  головой.  Глаза  Хуаны  ярко
блестели на побледневшем  от  усталости  лице.  Кино  провел  языком  по
пересохшим губам.
     - Хуана,- сказал он.- Я пойду дальше, а ты спрячься, пережди здесь.
Я заведу их в горы, и  когда  они  минуют  тебя,  ступай  в  Лорето  или
Санта-Росалию. А потом, если мне удастся уйти от них, я приду за  тобой.
Это наш единственный путь к спасению.
     Хуана глубоко заглянула ему в глаза.
     - Нет,- сказала она.- Мы будем вместе.
     - Один я пойду быстрее,- резко проговорил Кино. Если  идти  вместе,
для ребенка это будет еще опаснее.
     - Нет,- сказала Хуана.
     - Не спорь. Так надо, и такова моя воля.
     - Нет,- сказала Хуана.
     Он искал хоть намека на  слабость  в  ее  лице,  намека  на  страх,
колебания - и не нашел. Глаза Хуаны ярко блестели. Тогда  он  беспомощно
пожал плечами, но ее сила передалась нему. Когда они  пошли  дальше,  их
бегство уже нельзя было назвать безоглядным.
     Чем ближе к горам, тем больше менялось все вокруг. Каменная  крошка
уступала место длинным пластам гранита  с  глубокими  расселинами  между
ними, и Кино перепрыгивал с одного пласта на другой, стараясь ступать по
их гладкой поверхности, на которой не остается  никаких  отпечатков.  Он
знал, что, потеряв след, ищейки будут кружить  там,  где  он  оборвался,
пока снова не нападут на него, и это отнимет у  них  немало  времени.  И
теперь он шел к горам не напрямик, а зигзагами и то и дело сворачивал на
юг и оставлял за собой какую-нибудь отметку, а потом снова возвращался к
голым гранитным пластам. Подъем становился все круче и круче, и  у  Кино
появилась легкая одышка.
     Солнце приближалось к голым зубцам гранитных гор, когда  Кино,  уже
никуда больше не сворачивая, пошел прямо к  черневшей  впереди  глубокой
расселине в горной гряде. Если в этих местах  есть  вода.  так  ее  надо
искать только там, ибо там что-то растет - он видел зелень даже  издали.
И если в гладкой гранитной гряде есть проход, его  тоже  надо  искать  у
глубокой расселины. Правда, это не безопасно,  потому  что  такая  мысль
может прийти в голову и следопытам,  но  пустая  бутыль  не  давала  ему
свободы выбора. И когда солнце спустилось к линии  гор,  Кино  и  Хуана,
устало  волоча  ноги,  начали  трудный  подъем  к  видневшейся   впереди
расселине.
     Высоко в горах, из узкой  трещины  под  серым  гранитным  выступом,
журча, бежал маленький ручеек. Его питал снег, сохраняющийся все лето  в
затененных  уголках  среди  утесов.  Ручеек  этот  временами  пересыхал,
обнажая свое каменистое, устланное  водорослями  ложе,  но  потом  опять
накапливал холодную, чистую, свежую водичку. В дни  коротких  ливней  он
даже превращался в поток и обрушивал вниз по расселине  пенящуюся  белую
струю. Но сил ему хватало ненадолго,  и  большую  часть  года  он  бежал
тонкой ниточкой. Местами вода собиралась в маленькие  бочажки,  а  потом
падала с высоты ста футов в другой такой же бочажок и,  переполнив  его,
снова струилась вниз от бочажка к бочажку и наконец уходила в каменистую
почву предгорья и исчезала там без следа. Собственно и исчезать-то  было
почти  нечему,  потому  что,  пока  вода  бежала  по  отвесным  склонам,
раскаленный  воздух  утолял  ею  свою  жажду,  а  брызгами  ее  питалась
истомившаяся без влаги  растительность.  Звери  постоянно  навещали  эти
маленькие бочажки. Горные бараны и олени, пумы, еноты  и  мыши  издалека
приходили  сюда  на  водопой.  Птицы,  прятавшиеся   днем   в   зарослях
кустарника, слетались вечерами к этим бочажкам,  похожим  на  ступеньки,
вырубленные  в  крутом  горном  склоне.  Вдоль  ложа   ручейка   местами
собирались наносы песка и земли, и там, где только можно было  запустить
в них корни, сразу что-нибудь вырастало - дикий  виноград  и  карликовые
пальмы, папоротник, гибискус и трава с пушистыми  метелками  на  длинных
стеблях. А в бочажках жили лягушки и  плавунцы,  и  по  дну  их  ползали
черви. Все, что любит воду, стремилось  к  этим  мелким  лужицам.  Дикие
кошки приходили сюда на охоту и лакали воду, омывая в ней  окровавленные
зубы, и после каждого их посещения все вокруг было усеяно перьями. Около
маленьких бочажков не угасала жизнь, потому что здесь была  вода,  и  по
той же самой причине здесь изо. дня в день шло смертоубийство.
     На самой нижней ступеньке, где ручеек разливался вширь, прежде  чем
ринуться вниз с высоты ста  футов  и  бесследно  пропасть  в  каменистой
пустыне, была небольшая площадка - гранит и  слой  песка  на  нем.  Вода
струилась сюда тонкой  ниточкой,  но  и  этого  было  достаточно,  чтобы
бочажок  не  пересыхал,  чтобы  под  навесом  скалы  находили  приют   и
низкорослые травы, и папоротник, и дикий виноград, который полз вверх по
склону, цепляясь своими усиками за гранит.  Весенние  потоки  образовали
здесь нечто вроде песчаной отмели, и во  влажном  песке  вокруг  бочажка
зеленел водяной кресс. Отмель  была  вся  изрыта,  истоптана,  взрыхлена
ногами животных, приходивших сюда на водопой и на охоту.
     Солнце уже спустилось за гранитный кряж, когда Кино и Хуана одолели
крутой, неровный подъем и наконец-то подошли к  воде.  С  этой  площадки
была видна вся пустыня вплоть до Залива, голубеющего  вдали.  К  бочажку
они добрались из последних сил, и Хуана, рухнув на колени, прежде  всего
умыла Койотито, а потом наполнила бутыль водой и  напоила  его.  Ребенок
тоже был измучен и капризничал и все плакал,  пока  Хуана  не  дала  ему
грудь, и тогда он прильнул к ней и зачмокал, громко  насасывая  язычком.
Кино долго и жадно пил прямо из бочажка. Потом  он  прилег,  глядя,  как
Хуана кормит ребенка, и дал отдых мышцам, но через минуту встал, подошел
к тому месту, где ручеек переливался через край  гранитного  выступа,  и
пристально оглядел расстилавшуюся внизу пустыню. Его взгляд  остановился
на чем-то, и  он  замер.  Далеко  внизу  виднелись  оба  следопыта;  они
виднелись точечками, будто это ползли муравьи, а сзади них  полз  третий
муравей - побольше.
     Хуана повернула голову и увидела, как напряглись у него плечи.
     - Далеко? - спокойно спросила Хуана.
     - К ночи будут здесь,- ответил Кино. Он взглянул вверх, на  длинную
отвесную трещину в скалах, откуда  текла  вода.-  Надо  идти  на  запад,
сказал он и внимательно пригляделся к серому  гранитному  уступу  правее
трещины. И на высоте тридцати футов  он  увидел  на  нем  ряд  небольших
впадин, нечто вроде пещер. Он снял сандалии и, цепляясь пальцами ног  за
неровности гранитного уступа, поднялся к пещерам и заглянул в  них.  Это
были небольшие эрозионные углубления с идущими под  уклон  сводами  Кино
влез в самую большую пещеру, лег там и, убедившись, что снаружи  его  не
видно, быстро вернулся к Хуане.- Лезь  туда.  Может  быть,  там  нас  не
найдут,- сказал он.
     Не говоря ни слова, Хуана налила доверху тыквенную бутыль,  и  Кино
помог ей подняться в пещеру, потом собрал  все  их  съестные  припасы  и
переправил туда же. Сидя у входа в пещеру, Хуана наблюдала за  ним.  Она
заметила, что он не стал уничтожать их следы на песке, а полез вверх  по
утесу левее бочажка, ломая и  обрывая  виноградные  лозы  и  папоротник.
Поднявшись до следующего гранитного выступа, он таким же путем спустился
вниз, оглядел гладкий уступ со впадинами - не осталось ли там их следов,
и наконец взобрался по нему и пролез мимо Хуаны в пещеру.
     - Когда они придут,- сказал  он,-  мы  незаметно  выйдем  отсюда  и
спустимся в предгорья. Как бы только ребенок не заплакал. Смотри,  чтобы
он у тебя молчал.
     - Он не заплачет,- сказала она и, обеими руками  приподняв  головку
Койотито, глубоко заглянула ему в  глаза,  и  он  ответил  ей  величавым
взглядом.- Он знает. что нельзя,- сказала Хуана.
     Кино лежал у входа в пещеру, уткнувшись  подбородком  в  скрещенные
руки, и смотрел, как синяя тень от горного кряжа двигалась  по  зарослям
кустарника  внизу,  достигла  Залива  и   длинным   сумеречным   пологом
протянулась над землей.
     Ищейки долго не появлялись - следы Кино,  видимо,  было  не  так-то
легко  отыскивать.  Уже  начинало  темнеть,  когда  они   добрались   до
маленького бочажка на гранитном выступе. И теперь  все  трое  следопытов
шли пешком, потому что лошадь не  смогла  бы  одолеть  последний  крутой
склон. Сверху они казались маленькими, щуплыми. Двое, не успев напиться,
стали обследовать небольшую песчаную отмель и увидели следы, оставленные
Кино на утесе левее бочажка. Третий, с винтовкой, отдыхал, и, напившись,
те двое присели рядом с ним на  корточки,  и  огоньки  трех  сигарет  то
разгорались, то затухали в  сумерках.  А  потом  Кино  увидел,  что  они
принялись за еду, и до него долетели их смягченные расстоянием голоса.
     Вскоре на горный кряж надвинулась тьма  -  густая,  черная.  Звери,
навещавшие бочажок, пришли и в этот вечер, но учуяв людей,  скрылись  во
тьме.
     Кино услышал шепот у себя за спиной.
     -Койотито!- прошептала Хуана. Она  успокаивала  его.  Кино  услышал
хныканье и по звуку понял, что Хуана прикрыла ребенка шалью.
     Внизу на отмели вспыхнула спичка, и  в  ее  мгновенном  свете  Кино
увидел, что двое следопытов уже спят, свернувшись клубком, по-собачьи, а
третий караулит, и огонек спички отблеском скользнул  по  его  винтовке.
Спичка погасла, но глаза Кино все запомнили. Он еще  видел  этих  людей,
каждого в отдельности: двое спят, свернувшись клубком, а третий сидит на
корточках, поставив винтовку между колен.
     Кино бесшумно подался в глубь пещеры.  В  глазах  Хуаны  отражалась
низко стоявшая в небе звезда, и они светились, как две искры. Кино  тихо
подполз к ней и почти коснулся губами ее щеки.
     - Я знаю, что делать.
     - Тебя убьют.
     - Если подкрасться к тому, что с винтовкой...- шептал  Кино.-  Надо
покончить с ним первым... тогда не убьют. Те двое спят.
     Пальцы Хуаны выбрались из-под шали и схватили его за руку.
     - Ты в белом... они увидят тебя при звездах.
     - Нет,- сказал он.-Но надо сделать это до того, как выйдет луна.
     Он поискал ласкового слова и не нашел его.
     - Если меня убьют,- сказал он,- ты так и сиди здесь. А потом, когда
их не будет, ступай в Лорето.
     Пальцы, сжимавшие ему кисть, чуть дрогнули.
     - Что же делать?- сказал он.- Выбора нет. Все равно утром  они  нас
разыщут.
     И голос у нее тоже чуть дрогнул.
     - Да хранит тебя господь,- сказала она.
     Он пригляделся к ней в темноте и увидел ее большие глаза. Его  рука
протянулась и ощупью нашла ребенка  и  секунду  задержалась  ладонью  на
головке Койотито. А потом Кино поднял руку  и  коснулся  щеки  Хуаны,  и
дыхание занялось у нее в груди.
     В полукруге свода, на фоне звездного неба, Хуана увидела, что  Кино
снимает с себя свою белую одежду. Грязная,  рваная,  она  все  же  могла
выдать его в ночной темноте. Бронзовая кожа будет ему лучшей защитой.  А
потом она увидела, как он обмотал шнурок амулета вокруг роговой рукоятки
ножа, так что нож повис у него на груди, оставляя обе  руки  свободными.
Он не вернулся к ней. Его