его пришлось недолго. Он  отворил
калитку ровно настолько, чтобы бумажка пролезла в щель.
     - Доктор ушел,- сказал он.- Его позвали к тяжелобольному.- И быстро
захлопнул калитку, потому что ему было стыдно.
     И стыд волной прокатился по толпе. Она стала таять. Нищие вернулись
на ступеньки  паперти,  слоняющиеся  бездельники  отправились  слоняться
дальше, а соседи разошлись, чтобы Кино, которого так опозорили у всех на
глазах, нс было стыдно перед ними.
     Кино долго стоял у ограды докторского дома, и рядом  с  ним  стояла
Хуана. Медленно надел он свою просительно снятую шляпу. И вдруг наотмашь
ударил кулаком по калитке. И удивленно посмотрел на рассеченные  суставы
и на кровь, струившуюся у него между пальцами.
-==II==-
     Город теснился у широкого речного устья, подступая  своими  старыми
желтыми домами к самому берегу Залива. А на берегу лежали вытащенные  из
воды найаритские лодки - белые и голубые лодки, служившие уже не  одному
поколению, потому что  их  смолили  особым  водонепроницаемым  составом,
секрет изготовления которого  принадлежал  ловцам  жемчуга.  Лодки  были
высокобортные, стройные, с закругленным  носом,  закругленной  кормой  и
мидель-шпангоутом, где крепилась мачта с маленьким треугольным парусом.
     Желтый песок подходил  почти  к  самой  воде,  и  там  его  сменяли
водоросли и измельченная прибоем ракушка. В  песке  сновали,  копошились
крабы, а на  отмелях  среди  битой  ракушки  то  выскакивали,  то  снова
прятались по своим крохотным норкам маленькие омары. Морское дно  кишело
всем ползающим, плавающим, тянущим ростки кверху. Тихая  волна  колыхала
бурые водоросли, покачивала длинные листья зеленой зостеры,  за  которые
цеплялись морские коньки. Ядовитые рыбы - пятнистые ботете -  лежали  на
мягком слое зостеры, а над  ними  шныряли  взад  и  вперед  разноцветные
крабы.
     Голодные городские собаки и свиньи неустанно рыскали  по  берегу  в
надежде на то, что наступающий прилив выбросит на отмель дохлую рыбу или
морскую птицу.
     Утро было еще совсем молодое, но мглистый мираж уже возникал вдали.
Дрожащий воздух, который одно  увеличивает,  а  другое  стирает  совсем,
стлался над Заливом, и в этой дрожащей  зыби  все  казалось  призрачным,
обманывающим зрение; все в ней - и море и  земля  -  обретало  и  четкую
ясность, и смутность сновидения. Может быть,  поэтому  люди,  живущие  у
Залива, полагаются больше на то, что им подсказывает  внутренний  голос,
на то, что им подсказывает воображение, и не  доверяют  глазам  -  глаза
обманывают, они сокращают даль и видят резкие контуры там, где их нет. В
мангровой роще за городом с одного края стволы  деревьев  обрисовывались
четко, как в линзе телескопа, а с другого -  расплывались  черно-зеленым
пятном. Дальний берег Залива таял в зыбком тумане, похожем на  воду.  Во
всем, что охватывал глаз, не  было  ни  малейшей  достоверности,  нельзя
было,  положившись  на  зрение,  знать,  действительно  ли   ты   видишь
что-нибудь или перед тобой пустота. И люди, жившие  у  Залива,  считали,
что так бывает повсюду, и это не казалось им странным. Над водой нависла
медно-мглистая дымка, и  знойное  солнце  пронизывало  ее  и  заставляло
мерцать слепящими отсветами.
     Тростниковые хижины ловцов жемчуга стояли в глубине отмели,  справа
от города, и лодки были вытащены на берег неподалеку от них.
     Кино и Хуана медленно спустились к берегу и подошли к своей лодке -
единственной ценности, которую Кино имел в этом мире. Лодка  была  очень
старая, дед Кино привел ее из Найарита, а после него она досталась  отцу
Кино а от отца перешла  к  Кино.  Эта  лодка  была  одновременно  и  его
достоянием, и его кормилицей, ибо мужчина, имеющий лодку, может  обещать
женщине, что у нее будет хоть какая-то еда.  Лодка  -  это  спасение  от
голода. Каждый год Кино заново покрывал ее  водонепроницаемым  составом,
способ изготовления которого тоже достался ему  от  отца.  И  сейчас  он
подошел к ней и, как всегда, нежно коснулся рукой ее  носа.  Он  положил
водолазный камень, корзинку и веревки  на  песок.  Потом  свернул  вдвое
одеяло и бросил его на нос лодки.
     Хуана опустила Койотито на одеяло и прикрыла шалью,  чтобы  уберечь
от палящего солнца. Койотито молчал, не плакал,  но  отек  поднимался  у
него с плеча на шею и за ухо, лицо  было  опухшее,  щеки  горели.  Хуана
сошла в воду. Она собрала  со  дна  бурых  водорослей,  сделала  из  них
плоскую лепешку и приложила ее к отечному плечу мальчика, и это средство
было ничем не хуже, а то и лучше тех, которые мог  посоветовать  доктор.
Средству этому не хватало только одного - докторского авторитета, потому
что оно было совсем бесхитростное и ничего не стоило. Желудочные  колики
не появились у Койотито. Вероятно, Хуана успела вовремя высосать  яд  из
ранки, но высосать вместе с ядом собственную тревогу за их  первенца  ей
не удалось. В ее молитвах не было прямой просьбы о выздоровлении ребенка
- она молила о том, чтобы Кино нашел жемчужину,  которой  они  могли  бы
расплатиться с доктором за лечение Койотито, ибо  ход  мыслей  у  людей,
живущих около Залива, так же зыбок, как мираж, что встает над ним.
     Кино и Хуана протащили лодку  по  песку  к  Заливу,  и,  когда  она
всплыла, Хуана села в нее, а Кино пошел рядом, подталкивая корму до  тех
пор, пока лодка не скользнула по воде всем корпусом, чуть подрагивая  на
прибрежной волне. Тогда они дружно опустили двусторонние весла, и  лодка
с шипением рванулась вперед, покрывая морщинками морскую  гладь.  Другие
ловцы жемчуга уже давно вышли в море. Через несколько минут Кино  увидел
их сквозь дымку, стоявшую над тем местом, где была жемчужная банка.
     Солнечный свет проникал сквозь воду  до  самой  банки,  и  там,  на
каменистом  дне,  усеянном  разломанными  открытыми  раковинами,  лежали
фестончатые жемчужницы. Это была та самая банка, которая в прошлые  века
вознесла короля Испании на первое место в Европе, банка, которая  давала
ему деньги на ведение войн и одела богатыми ризами не  одну  церковь  за
упокой его души. Серые жемчужницы с похожими  на  юбку  фестончиками  по
краям, облепленные  рачками  и  маленькими  крабами,  оплетенные  нитями
водорослей жемчужницы. Случайности подстерегают жемчужницу ежеминутно  -
крохотная  песчинка  может  попасть  в  складки  мантии  и  вызвать  там
раздражение, и тогда мякоть, защищаясь от песчинки,  будет  обволакивать
ее ровным  слоем  перламутрового  вещества.  И,  раз  начав,  мякоть  не
перестанет обволакивать инородное тело до тех пор, пока его не  выбросит
оттуда волной или пока не погибнет сама жемчужница. Из века в  век  люди
ныряли под воду и собирали жемчужницы с банок и вскрывали их  створки  в
поисках песчинок, одетых слоем перламутрового  вещества.  Рыбы  косяками
держались поблизости от этих  мест,  поблизости  от  раковин,  брошенных
ловцами жемчуга, и выедали мякоть, заключенную под блестящей  гладью  их
створок. Но зарождение жемчуга - дело случая,  такая  находка  -  редкое
счастье, легкое похлопывание по плечу, которым удостаивает человека бог,
или боги, или все они вместе.
     У Кино было две веревки: одна - привязанная к  камню,  другая  -  к
корзинке. Он сиял с себя рубашку и брюки и положил шляпу на  дно  лодки.
Вода была гладкая, словно подернутая маслом. В одну руку он взял камень,
в другую - корзинку и скользнул через борт ногами вперед, и камень увлек
его на дно. Пузырьки воздуха вскипели над ним и рассеялись, и толща воды
прояснилась. Наверху, сквозь ее волнистую зеркальную чистоту, он  увидел
днища лодок, скользивших по ней.
     Кино двигался осторожно, чтобы не замутить воду илом и  песком.  Он
продел правую ступню под веревку, которой был обвязан камень, и его руки
заработали быстро, срывая жемчужницы с их ложа то по одной, то сразу  по
нескольку штук. Он клал их  в  корзинку.  В  некоторых  местах  раковины
сидели так тесно одна к другой, что отставали сразу целыми сростками.
     Народ Кино пел обо  всем,  что  с  ним  случалось,  обо  всем,  что
существовало в мире. Он сложил песни рыбам, разгневанному морю и  тихому
морю, свету и тьме, луне  и  солнцу,  и  песни  эти  таились  в  глубине
сознания Кино и его народа все до единой, даже забытые. И сейчас,  когда
Кино наполнял свою корзинку раковинами, в нем зазвучала песнь, и  ритмом
этой песни было его гулко стучащее сердце,  которому  подавало  кислород
дыхание, задержанное в груди, а мелодией песни были стайки рыб - они  то
соберутся облачком, то снова исчезнут,- и серо-зеленая вода, и кишащая в
ней мелкая живность. Но в глубине этой песни,  в  самой  ее  сердцевине,
подголоском звучала другая, еле слышная и  все  же  неугасимая,  тайная,
нежная, настойчивая и временами прячущаяся за основной голос.  Это  была
Песнь в честь Жемчужины, в честь Той, что вдруг найдется, ибо  жемчужину
могла  подарить  любая  раковина,  брошенная   в   корзинку.   Удача   и
неудача-дело случая, и удача-это когда боги на  твоей  стороне.  И  Кино
знал, что в лодке, там, наверху, его жена Хуана творит чудо  молитвы,  и
лицо у нее застывшее, мускулы напряжены - она готова взять удачу  силой,
вырвать ее из рук у богов, ибо удача нужна ей, чтобы  отек  на  плече  у
Койотито опал и не распространялся дальше. И так как нужда в удаче  была
велика и жажда удачи была велика, тоненькая тайная мелодия  жемчужины  -
Той, что вдруг найдется,- звучала громче в это утро. Она ясно  и  нежно,
целыми фразами вплеталась в Песнь подводного мира.
     Гордость, молодость и сила позволяли Кино  без  всякого  напряжения
оставаться под водой больше двух минут, и он работал не  спеша,  выбирая
самые  крупные  раковины.  Потревоженные  моллюски   лежали   с   плотно
сомкнутыми створками. Чуть правее от  Кино  громоздились  камни,  сплошь
покрытые жемчужницами, но молодыми, еще негодными. Кино поплыл к камням,
и там, под небольшим выступом, он увидел очень большую раковину, которая
лежала одна, без своих сородичей. Створки у этой древней жемчужницы были
приоткрыты, потому что ее охранял каменный выступ. И между  похожими  на
губы кожными складками что-то блеснуло призрачным блеском -  блеснуло  и
тут же исчезло, потому что створки раковины захлопнулись. Сердце у  Кино
забилось тугими толчками, и в ушах у него  пронзительно  запела  мелодия
Той, что вдруг найдется. Медленным движением он оторвал раковину  от  ее
ложа  и  крепко  прижал  к  груди.  Он  высвободил  ногу   из   веревки,
опоясывающей камень, и его тело поднялось на поверхность, черные  волосы
сверкнули на солнце. Он протянул руку через борт и положил  раковину  на
дно лодки.
     Хуана откинулась к правому борту, выравнивая лодку, пока он  влезал
в нее. Глаза у него горели,  но,  подчиняясь  требованиям  приличий,  он
вытянул из воды сначала  камень,  потом  корзинку  с  раковинами.  Хуана
почувствовала его волнение и отвела взгляд в сторону. Не годится слишком
сильно желать чего-нибудь. Иной раз это гонит удачу прочь. Желай, но  не
очень настойчиво, и будь деликатен по отношению к богу или богам.  Хуана
перестала дышать. Не спеша Кино открыл свой короткий острый  нож.  Он  в
раздумье посмотрел на корзинку. Может быть, лучше  вскрыть  ту  раковину
последней? Он вынул  из  корзинки  маленькую  жемчужницу,  перерезал  ей
замыкательный мускул, ощупал пальцем складки мантии и бросил  жемчужницу
за борт. И тут он словно впервые увидел большую раковину.  Он  опустился
на корточки, взял ее в руки и осмотрел со всех сторон. Бороздки раковины
поблескивали на свету, переходя из черного цвета в коричневый, и на  ней
сидели только два-три маленьких рачка. Кино не решался открыть  се.  То,
что  он  видел,  могло  быть  просто   отсветом,   случайно   приставшим
перламутровым осколком, а то и чистой игрой воображения. В этом Заливе с
его неверным светом иллюзий больше, чем реальностей.
     Но взгляд Хуаны не отрывался от Кино. Хуана не могла больше  ждать.
Она коснулась ладонью головы Койотито, прикрытой шалью.
     - Открой,- чуть слышно проговорила она.
     Кино  ловким  движением  всунул  нож  между  створок  раковины.  Он
почувствовал, как напрягся у моллюска  мускул.  Он  повел  черенок  ножа
книзу, действуя им, как рычагом; замыкательный мускул,  стягивающий  обе
створки, лопнул, и верхняя створка  отскочила  прочь.  Похожий  на  губы
моллюск съежился и тут же обмяк. Кино приподнял кожную  складку,  и  там
лежала она - огромная жемчужина,  не  уступающая  в  совершенстве  самой
луне. Она вбирала в себя свет и словно очищала его  и  отдавала  обратно
серебристым излучением. Она была большая - с  яйцо  морской  чайки.  Она
была самая большая в мире.
     У Хуаны перехватило дыхание, и она чуть застонала. А в ушах у  Кино
звенела  тайная  музыка  Той,  что  вдруг  найдется,   звенела   чистая,
прекрасная, теплая и сладостная, сияющая и полная торжества. И в глубине
огромной жемчужины проступали его мечты, его сновидения. Он  отделил  ее
от умирающего моллюска, и положил на ладонь,  и  покатал  на  ладони,  и
увидел, что она совершенна по форме. Хуана подвинулась к нему, не  сводя
глаз с жемчужины, лежащей в его руке. Это была та самая рука, которую он
разбил о калитку в ограде докторского дома, и  рассеченная  кожа  на  се
суставах посерела от соленой морской воды.
     И Хуана бессознательно потянулась к Койотито, спавшему на отцовском
одеяле. Она сняла примочку из водорослей и посмотрела на его плечо.
     - Кино! - пронзительно крикнула Хуана.
     Он отвел глаза от  своей  жемчужины  и  увидел,  что  отек  у  сына
спадает, что его тельце побороло яд. И тогда пальцы Кино сомкнулись  над
жемчужиной, и он не совладал с собой. Он запрокинул  голову  и  протяжно
взвыл. Глаза у него закатились под лоб, из горла вырвался крик, тело по-
вело судорогой.
     Люди на других лодках испуганно оглянулись и тут же ударили веслами
и наперегонки понеслись к лодке Хуаны и Кино.
-==Ill==-
     Каждый город схож с живым организмом. У каждого города есть нервная
система, голова, плечи, ноги. Города  разнятся  один  от  другого,  двух
одинаковых не бывает. И эмоциональная жизнь их идет полным ходом.  Каким
образом вести  распространяются  по  городу  -  это  загадка,  разрешить
которую нелегко. Вести летят быстрее, чем мальчишки  могут  сорваться  с
места и побежать раззванивать их; быстрее, чем женщины могут  обменяться
ими, переговариваясь через ограду.
     Не успели Кино с Хуаной и  с  другими  ловцами  жемчуга  подойти  к
тростниковым хижинам,  как  нервы  города  напряглись  и  завибрировали,
принимая поразительную весть: Кино выловил Жемчужину - самую  большую  в
мире. Не успели мальчишки, еле переводя дух, выговорить эти  слова,  как
их  матери  уже  все  узнали.   Поразительная   весть   пролетела   мимо
тростниковых хижин и пенящейся волной обрушилась на  город  с  каменными
кирпичными домами. Она докатилась до  священника,  гуляющего  по  своему
саду, поселила задумчивость в его очах  и  напомнила  ему,  что  церковь
нуждается в ремонте. Священник  прикинул,  сколько  может  стоить  такая
жемчужина, и стал припоминать - крестил ли он младенца Кино,  венчал  ли
Кино с женой? Весть пришла к хозяевам магазинов, и  они  поглядывали  на
залежавшуюся на полках мужскую одежду.
     Весть пришла и к доктору, в то время как на приеме  у  него  сидела
женщина, которую мучили не болезни, а старость, хотя  ни  она  сама,  ни
доктор не хотели признать это.  И  когда  выяснилось,  кто  такой  Кино,
доктор принял вид строгий, но доступный.
     - Его ребенок - мой пациент,- сказал доктор. Я лечу  его  от  укуса
скорпиона.
     И он закатил заплывшие  жиром  глаза  и  вспомнил  Париж.  Комната,
которую он снимал в Париже, представилась ему роскошной,  его  скуластая
сожительница - прелестной, доброй девушкой, хотя  про  нее  нельзя  было
сказать ни того, ни другого, ни третьего. Доктор устремил взгляд куда-то
в пространство, мимо своей пожилой пациентки, и увидел себя в  парижском
ресторане, и гарсон откупоривал ему бутылку вина.
     Раньше всех весть дошла до нищих на церковной паперти,  и,  услышав
ее, нищие удовлетворенно захихикали, ибо  они  знали,  что  нет  даятеля
более щедрого, чем бедняк, которому привалило нежданное счастье.
     Кино выловил  Жемчужину  -  самую  большую  в  мире.  В  городе  по
маленьким конторам сидели  агенты,  скупщики  жемчуга.  Скупщики  сидели
каждый в своей конторе и ждали, когда  им  принесут  жемчужины,  и  лишь
только  продавцы  появлялись,  они  начинали  тараторить,   торговаться,
кричать и грозить, и это продолжалось до тех пор, пока цена не падала до
такого уровня, ниже которого ловец жемчуга  уже  не  мог  пойти.  И  для
низкой цены был свой предел, и преступать его  скупщики  не  смели,  ибо
бывали  случаи,  что,  отчаявшись,  человек  уходил  и  жертвовал   свои
жемчужины церкви. А когда  сделка  совершалась,  скупщики  оставались  в
конторе одни, и пальцы их нервно поигрывали жемчужинами, и  они  жалели,
что эти драгоценности принадлежат не им. Ибо на самом-то деле  скупщиков
было немного - скупщик  был  только  один,  и  он,  этот  один  человек,
рассадил своих агентов  по  разным  конторам,  чтобы  создать  видимость
конкуренции. Поразительная весть проникла и в скупочные конторы, и глаза
у скупщиков сузились, в кончиках пальцев появился легкий зуд,  и  каждый
скупщик подумал,  что  не  вечно  же  будет  жить  их  хозяин,  придется
кому-нибудь со временем занять его место. И каждый  из  них  представлял
себе, как при наличии некоторого капитала  он  начнет  свое  собственное
дело.
     Многие вдруг воспылали интересом к Кино - им заинтересовались люди,
занимающиеся торговлей, и люди, чающие подачек и  помощи.  Кино  выловил
Жемчужину - самую большую в мире. Сущность жемчужины смешалась с людской
сущностью, и эта смесь выделила  странный,  мутный  осадок.  От  каждого
человека вдруг потянулись какие-то нити к жемчужине  Кино,  и  жемчужина
Кино проникла в чужие сны, желания, вожделения, расчеты, планы, замыслы,
мечты о будущем, нужды, страсти, и лишь один человек стоял на пути к  их
утолению, и этот  человек  был  Кино.  И,  как  ни  странно,  все  вдруг
почувствовали в нем врага. Поразительная весть  подняла  со  дна  города
нечто бесконечно злое и темное; темная муть была как  скорпион  или  как
чувство голода, когда голодного дразнит  запах  пищи,  или  как  чувство
одиночества у влюбленного, когда его любовь безответна. Ядоносные железы
города начали выделять яд, и город вспухал и тяжело  отдувался  под  его
напором.
     Но Кино и Хуана ничего этого  не  знали.  Им,  таким  счастливым  и
взволнованным, казалось, что все радуются  их  радостью.  Хуан  Томас  и
Аполония радовались, а ведь они оба тоже были частью того мира. Вечером,
когда солнце спряталось за горами Полуострова и  опустилось  в  открытое
море. Кино присел на корточки у себя  в  хижине  рядом  с  Хуаной.  И  в
тростниковую хижину набились соседи. Кино держал в  руке  свою  огромную
жемчужину, и она лежала, теплая и живая, у него  на  ладони.  И  мелодия
жемчужины, сливалась с Песнью семьи, и обе они звучали еще сладостнее от
этого. Соседи  разглядывали  жемчужин;  лежащую  на  ладони  у  Кино,  и
дивились - бывают же такие счастливцы на свете!
     И Хуан Томас, который сидел на корточках по правую  руку  от  Кино,
ибо он приходился ему братом, сказал:
     - Ты богач! Что же ты теперь будешь делать?
     Кино ушел взглядом в свою жемчужину, а  Хуана  опустила  ресницы  и
прикрыла лицо шалью, чтобы никто не заметил,  как  она  волнуется.  И  в
мерцающей жемчужине проступило все то, о чем Кино  мечтал  раньше  и  от
чего отказался, ибо все это было несбыточно. Он увидел в жемчужине,  как
Хуана с Койотито на руках и сам он, Кино,  стоят,  преклонив  колени,  у
высокого алтаря и священник венчает их, потому  что  теперь  они  смогут
заплатить ему. Он тихо проговорил:
     - Мы обвенчаемся... в церкви.
     Он увидел в жемчужине, как они