ояла та глухая, непроницаемая тишина, какая опускается на 
русскую землю только зимой. 
В предбаннике Ванька раздел молодого князя и проводил в парную, где на мозаичном 
турецком полу орудовал банщик Семен - кривоногий чернобородый мужик с лицом, 
изуродованным ударом лошадиного копыта, отчего лицо его всегда имело 
грозно-плаксивое выражение, Он был голый по пояс, в исподних портах, мокрых от 
пара и пота. 
- Здравия желаем, вашество, - поклонился Семен, держа в узловатых руках пушистое 
лыковое мочало. 
- Здравствуй, Семен, - проговорил Борис, усаживаясь на самый низкий из четырех 
полков и с удовольствием вдыхая густой и крепкий пар. 
- Какого парку изволите - мятного, аль квасного? 
- Давай квасного. 
Семен зачерпнул ковш кваса и стал плескать на раскаленную каменку. Булыжники 
загудели, и Борис сразу почувствовал запах свежевыпеченного ржаного хлеба. 
- Как изволите выпариться, вашество, по-простому, аль со стоном? - спросил из 
облака пара Семен. 
- Давай уж со стоном. 
Семен сунул в свой перекошенный рот два мокрых пальца и свистнул. Дверь кладовой 
отворилась, и в парную вошла Акуля - невысокая шестнадцатилетняя девка в паневе, 
с красивым правильным лицом, большими карими глазами и густыми распущенными 
каштановыми волосами. Она поклонилась князю и неподвижно встала, глядя на него 
исподлобья совсем по-детски. 
- Раздевайси! - скомандовал Семен. 
Девка сняла паневу с исподницей, свернула валиком и положила на подоконник. 
Несмотря на малый рост, она была прекрасно сложена и имела большую развитую 
грудь с розовыми пятнами вокруг коричневых, уже сосанных не одним ребенком 
сосков. 
Князь влез на самую верхнюю проступню полка и лег на нагретое сухое дерево. 
Акуля взошла по проступням и ничком легла на спину князя, так что ее живот 
прижался к его пояснице, а грудь - к голове и шее. Голова Акули оказалась рядом 
с головой князя и ее густые, свежевымытые волосы накрыли лицо Бориса. Своими 
маленькими, но крепкими ногами и руками она оплела его тело и еще теснее 
прижалась к нему. Ее белая кожа оттеняла смуглую, мускулистую фигуру князя, 
маленький круглый зад лежал рядом с плоским задом князя. 
Семен вытянул из деревянного корыта с водой березовый веник и толстый ивовый 
прут, встряхнул веником над каменкой и новое облако пара окутало лежащих. 
- Виноватая, ох, виноватая! - захныкала Акуля и, придавленный ее нетяжелым 
телом, князь улыбнулся, вспомнив старый добрый обычай дома Арзамасовых. 
Семен взял прут в левую руку, веник в правую и принялся проворно и сильно бить 
прутом по заду Акули, а веником - по заду князя. 
- Виноватая, ох и винова-а-а-тая! - сильней и протяжней запричитала Акуля, 
вздрагивая всем телом. 
Ее ноги терлись о бедра князя, руки тискали его плечи, прохладная грудь давила 
ему на шею. Ее волосы заслонили глаза князю, и в узких просветах этих густых, 
рассыпчатых волос мелькали блестящие мускулистые руки Семена. Если дышащий паром 
веник опускался на зад Бориса с глухим шорохом, то моченый прут сек плоть 
девушки со свистом. 
Борис оцепенел от неизъяснимого блаженства, целиком отдавшись своим ощущениям. 
Ему было невероятно приятно лежать в клубах пара, придавленным к горячему полку 
молодым, полным сил и жажды жизни телом девушки, которую он видел впервые и, 
вероятно, никогда больше не увидит, и чувствовать и слышать, как содрогается и 
стонет на нем ее беззащитное тело, как дергается она от каждого удара 
урода-банщика, а затем и самому принимать удар, но другой - нежный, опьяняющий, 
пробирающий бархатным жаром до костей. 
Князь закрыл глаза. 
Три совершенно разных звука возникали попеременно в пространстве парной, 
переплетаясь, сливаясь в сложный аккорд совсем нечеловеческой, неземной музыки, 
разделялись снова и снова соединялись воедино: хлесткий удар прута, стон, шорох 
веника, снова прут, веник и стон, вскрик протяжный, прут и веник. 
"Боже, Боже мой, как же это все хорошо, - думал Борис в полузабытьи. - Здесь, в 
этой нелепой бане, в пару, отъединившись и запершись от всего мира, от зимы и 
заледенелых деревьев, от глухой деревни и заметенных дорог, от крепко спящих 
мужиков, от собак, от снежной долины, от далеких людей в далеких городах, от 
родных и незнакомых, от звенящего морозного воздуха и этой круглой мутной луны, 
висящей над всем миром, - как чудесно нам, трем теплым и голым людям делать то, 
что так необъяснимо опьяняет и потрясает нас". 
Семен стал бить сильнее, и Акуля уже не вздрагивала, а непрерывно тряслась, 
ерзая от боли на пояснице Бориса, крики ее переходили в протяжный стон: 
- Винова-а-а-а-атая! Мамушка, ох и винова-а-а-а-атая! Ее детские пальцы намертво 
вцепились в плечи Бориса, голова билась о полок. 
- Винова-а-а-а-атая! Винова-а-а-а-атая! - кричала она все громче и громче и, 
вдруг смолкнув, забилась на спине Бориса, как в припадке падучей. 
Семен вмиг отшвырнул прут и веник, схватил шайку, полную ледяной воды с 
плавающим в ней снегом, и окатил этой водой лежащих. Девушка сразу оцепенела, 
словно заснула. Ледяная вода шумно потекла вниз по проступням. 
"Наверно можно и умереть от этого", - подумал Борис и открыл глаза. 
Кусок снега лежал на полке возле его лица. Он дотянулся до него губами и взял в 
рот. Ему сразу заломило зубы. 
Акуля лежала, не дыша, как мертвая. 
Вода стекала и капала на мозаику. Пунцовый Семен сел на пол и тяжело дышал От 
пара и работы лицо его стало страшным. 
Вдруг девушка вздрогнула, приходя в себя. Пальцы и ноги ее разжались и из груди 
вырвался стон слабости. Она заворочалась, силясь приподняться, но снова замерла, 
и князь почувствовал, как струя ее горячей мочи ударила ему в поясницу. Моча 
протекла по его телу, смешалась с ледяной водой и закапала вниз. 
Акуля с трудом приподнялась и сползла с полка. Зад ее светился сплошным розовым 
пятном с косыми багровеющими следами кровоподтеков. Хромая и морщась от боли, 
Акуля взяла свой валик с подоконника и скрылась в кладовой. 
- Ну как, вашество, исправно выпарил, аль нет? - спросил Семен, готовя шайку для 
омовения. 
- Хорошо, - ответил Борис, с трудом сползая с полка и чувствуя, что начинает 
терять сознание. 
Семен кинулся ему помогать. 
Радужные круги поплыли в глазах князя, он шагнул в предбанник, как пробующий 
ходить младенец и, потеряв силы, опустился на спасительный холодный пол. 
- Никак головушка закружилась? - захлопотал вокруг него Семен, приподнимая его, 
усаживая на скамью и накрывая простыней. - За снегом сбегать, вашество? 
- Не надо, - прошептал князь, приходя в себя. В предбаннике было холодно, 
несмотря на то, что он отапливался общей печью. Три оплывшие свечи в шандале 
скупо освещали грубые каменные стены, по-турецки обмазанные белой, сильно 
истрескавшейся глиной. Здесь пахло сухими вениками и нежилым каменным домом. 
- Вашество, позвольте снежку принесть, - бормотал Семен. - К головушке 
приложить, чтоб кровя враз отошли. 
- Не надо, ступай, - князь потянулся к жбану с квасом и вдруг поморщился от 
резкой боли в левом боку. 
"Рана!" - подумал он и глянул вниз, себе под левую руку. На прилипшей к телу 
простыне проступило маленькое алое пятно. 
- Sacre nom... - пробормотал, морщась, князь. 
- Чевоито? - повернулся Семен, уже было шагнувший через порог в адский белый 
воздух парной. 
Борис раскрыл простыню. 
Рана, полученная им на дуэли с Несвицким и вот уже месяц как затянувшаяся 
розовым рубцом, неожиданно напомнила о себе: в рубце появилась тонкая трещина и 
сочилась сукровицей. 
- Царица небесная! - с неподдельным притворным крестьянским испугом, будто это 
он и только он нанес князю рану, воскликнул Семен. 
- Никак на охоте, вашество? 
- Нет, брат, это не на охоте, - Борис дотянулся до жбана, зачерпнул ковшом квасу 
и с удовольствием осушил ковш до дна. 
- А как же теперя-то? - тоскливо почесал Семен свой плоский живот. - Нешто за 
корпией сходить? 
Борис смотрел на сочащийся шрам, не думая ни о чем; его телом овладел тот ни с 
чем не сравнимый, легкий и бессловесный покой, приходящий только после русской 
бани. Ему было совершенно все равно, кто он, зачем он здесь и что это за рана в 
боку, - просто хотелось сидеть в прохладном предбаннике, пить квас и до слез в 
глазах смотреть, смотреть на свою сочащуюся кровь. 
Зато Семен всерьез, но ненадолго задумался, шевеля отвислыми губами. И его 
осенило: 
- Вашество! А на рожна корпию? Пущай Ноздря залижет! Он надысь его сиятельству 
волдырь так разлизал - и следов не осталось! 
Борис с трудом вспомнил, кто такой Ноздря, но не вышел из своего забытья. А 
вокруг него засуетились люди, заскрипели просевшие двери и мерзлые половицы, 
завизжал от радости Ноздря, подведенный на заиндевелой цепи, поднесли еще огня, 
стали осторожно спрашивать о чем-то важном, но князь не отвечал. И лишь когда 
широкий, влажный и теплый язык Ноздри коснулся его раны и жадно слизал кровь, 
Борис вздрогнул и пришел в себя. 
Ноздря стоял перед ним на коленях и быстро лизал, похрюкивая от удовольствия 
приплюснутым лиловым носом; глаза его были полуприкрыты, а поросшее клочковатой, 
серой бородой лицо выражало сосредоточенность и переживание высшей благодати, 
которая в очередной раз снизошла на него от господ, осветив суровую жизнь давилы 
божественным светом. Нежный, но сильный язык его словно отрезвил князя, и Борис 
вспомнил все - и бессмысленно-страшную встречу с Татьяной, и белое, с трясущейся 
нижней челюстью лицо Несвицкого, и два выстрела в Сеченой роще, и быстрые руки 
Морозова с холеными женскими ногтями, и свою кровь на желтом кленовом листе. 
"Как все быстро разрешилось", - подумал он и положил руку на косматую голову 
Ноздри. 
Молоток из Соня шкап убери. 
  
  
Вот и все тексты. Как тебе? По-моему - топ-директ. 
Это поинтересней, чем тексты проекта ГС-1. Там, как ты помнишь, было ТРИ 
реконструкта: Цветаева-1, Маршак-4 и Булгаков-2. Что из этого вышло - знают два 
пеньтань шагуа из МИНОБО, шесть чуньжень из ГЕНРОСа, двадцать три пиньфади дао 
бай син в синей униформе и один мошуцзя, шлющий тебе гнилые письма. 
Теперь ОЧЕНЬ серьезно: я безусловно люблю тебя, как собственную селезенку, но 
если ты не сбережешь эти каракули, я тебя выверну наизнанку и на каждом твоем 
внутреннем органе черной японской тушью напишу по-русски его китайское название. 

Думай, рипс хушо бадао. 
  
Boris.

  
  
P.S. Письмо это понесет тебе последний клон-голубь из бетонной голубятни ефр. 
Неделина. Новый выводок этих тварей проклюнется только через месяц - инкубатор 
уже заряжен. Еще через пару месяцев они смогут подняться в наше линялое небо. У 
нас будет время НЕ думать друг о друге. 
  
  
8 апреля. 
Привет, милый. Вот и я. 
СНОВА! 
Ах, как топ-директно начался день! 
Встал поздно - 11.40. 
Сделал волновую гимнастику, пошел завтракать, там уже все в сборе. Шумный 
разговор, деловое предложение (Карпенкофф, конечно) устроить сразу, здесь и 
теперь cocktail-party. 
Я присоединился без страха и упрека. Пить с утра cocktails иногда необходимо. Не 
для L-гармонии, конечно, рипс нимада, а ПРОСТО ТАК, Переместились в наш 
простетский solarium: я, Карпенкофф, полковник, Агвидор, Бочвар, Витте, Андрей 
Романович и Наталья Бок. 
Карпенкофф (о, эта извилистая дама) решила убить сразу двух клон-медведей: 
1. посадить нас в замерзшую лужу нашей cocktail-невменяемости и воспарить над 
нами гнилою бабочкой. 
2. нажраться как Чжу Ба Цзе и втянуть нас в оргию. Ну-ну, лошадиная o, давай с 
тобой тряхнем шейкерами, весело подумал я. 
Она первой зашла за стойку, подпрыгнула и села на нее. Оделась госпожа 
Карпенкофф соответствующе: рискованно узкий комBINезон из живородящего шелка, 
хрустальные туфли, белое ожерелье из сверхпроводников, левитирующее вокруг ее 
нестарой шеи. 
- Благородные ваны! - обратилась она ко всем. - Есть чистое предложение. Мы все, 
вершители проекта ГС-3, теперь, когда процесс плюс-директно перетек в фазу 
накопления, имеем полное L-право отдыхать не только бетонно, но и прозрачно. Я 
объявляю сегодняшний день ПЕРВЫМ ДНЕМ ПРОЗРАЧНОГО ОТДЫХА. Сейчас каждый из нас 
приготовит свой cocktail. Для того чтобы? Да! Выпить его со всеми вместе. А 
затем, рипс лаовай? Получить приз ВЫСШЕЙ ПРОЗРАЧНОСТИ за лучший напиток. Вы 
спросите - что это за приз? Справедливый вопрос, рипс, Проясню: ВЫСШАЯ 
ПРОЗРАЧНОСТЬ - исполнение любого желания победителя. Только одного, естественно. 
Согласны? 
Все одобрительно задвигались. 
- Тогда начнем, рипс уебох! Господин полковник, вы трясете первым. 
- Я? - спросил полковник, расстегивая свой не очень чистый ошейник. 
- Да, вы. И не спорьте с ex-амазонкой. 
- Да нет, я не спорю. Просто я не большой любитель cocktails, ...я пробирую 
чистые продукты. А из cocktails - только классику... да и то... - он М-убого 
почесался, - в основном один-единственный mix. Старый как... как... не знаю что. 

- Трясите, не теряйте время, - подстегнула его Карпенкофф. 
- Давай, Serge, не стесняйся, рипс байчи! - закричал Бочвар, уже успевший 
спиться и, как мне кажется, стереться с полковником. - Мы все хотим выпить! 
- Ну, я вас разочарую, - засмеялся полковник и полез за стойку. - Чего ждать от 
нас, простых защитников нашей многострадальной Родины? 
- И чего же? - поинтересовался Агвидор, закуривая. - Водки с русской кровью? 
- Если с моей - пожалуйста, - полковник неловко открыл шейкер. 
- Бьюсь об заклад - это SHADY LADY, - заметила Бок (невзрачная лао бай син с 
нерусским носом). 
- Я слышал ВВС пьет исключительно ROB ROY, - зевнул Романович 
(V-сбалансированный шагуа). 
- Не смущайте меня, господа, - полковник ливанул виски, лимонного сока, добавил 
gomme syrop, вставил в мультишейкер и из стойки выросли восемь стаканов с желтым 
содержимым. 
- WHISKY SOUR, господа! - засмеялся он. - Вы этого хотели от старого сапога? 
- Мой дедушка любил этот сяоши, - взял первым стакан Агвидор. 
- Топ-директ, - пригубила Карпенкофф. - Напиток для одиноких мужчин, пробирующих 
раз в месяц АЭРОSEX и предпочитающих книги голо-пузырям. Prosit, Herr Witte! 
- А тост? - спросил Витте. - Нельзя же пить просто так. 
- Правильно! - потянул носом и харкнул на пол Бочвар. - Мы не якуты, чтобы пить 
молча! Тост, полковник! 
- Ну, - усмехнулся, старея, полковник, - давайте вот что. Давайте выпьем за 
Восточную Сибирь. Здесь еще говорят по-русски. Хотя в Иркутске и даже в Бодайбо 
уже китайцы. За север Восточной Сибири. 
- Я не против, - пробормотал Агвидор. - Хотя не понимаю какое вам дело до 
Бодайбо. Ну, Бодайбо и Бодайбо. И Бодайбо с ним со всем. 
- Мне плевать на ваше непонимание, - выпил полковник. - Мои дети не знают слова 
собака. 
- Собака - не русское слово, - вставил я. Полковник тоскливо покосился на меня. 
- Зато дурак - русское, - заметила Карпенкофф, подходя к Агвидору и беря его в 
поле. 
Агвидор тут же зло и сине вывернулся. 
- Ну, господин наиглавнейший термодинамик! - засмеялась она, пуская 
оранжево-желтые радуги - Мы здесь все друзья, не будьте фынцыхуа. Хушо бадао 
уместно нести на службе. Мы же мягко и прозрачно отдыхаем, nicht wahr, Witte? 
- Я уже выпил! - засмеялся Витте, показывая пустой стакан. - Не понимаю о чем вы 
спорите? 
- Мы не спорим, - усмехнулся полковник. - Мы просто выпили за русскую Сибирь. 
- Okay! - подпрыгнул Бочвар. - Тогда следующий mix за мной! 
- Я не против, - Карпенкофф выбросила лед из стакана на пол и раздавила 
хрустальным каблуком. 
- Я сделаю такое, что вы все запоете арию горбатой Хэ из оперы "Шелковый путь"! 
- Тьфу! - выплюнул лимонную косточку полковник. - Хоть сегодня можно обойтись 
без китайщины?! 
- Молчу, молчу, Serge! - загремел льдом Бочвар - Итак! Говорю вслух, чтобы все 
знали и пробировали до гробового стука: одна унция любой водки, одна унция любою 
джина, одна унция любого виски, одна унция любого коньяка, одна унция любой 
текилы, одна унция любой граппы, одна унция любого... да... кальвадоса здесь 
нет. Ну и ладно. Please! 
Возникли стаканы с жидкостью цвета вчерашнего чая. 
- А лед? - спросила наивная Бок. Ни в коем случае! - подал ей стакан Бочвар. - 
Лед все унифицирует. Как ваш BIOS-120-K. 
- За что? - Карпенкофф поднесла стакан к глазам. 
- Подождите! Он не сказал, как это называется! - завопил уже захмелевший 
Романович. 
- Я бы назвал это УДАР ПО ПЕЧЕНИ N1, - предложил Агвидор. 
- Господин Бочвар, не нарушайте традиции и нашей L-гармонии, - предупредила 
Карпенкофф. - Называйте, называйте, называйте. 
- Ну... название... - Бочвар почесал надбровия, - Давайте назовем это... ЖИДКИЙ 
ПАМЯТНИК ПРОЕКТУ ГС-3. 
- Вполне лин жэнь маньи-ди, - одобрил я. 
- А что будет твердым памятником проекту? - осторожно спросила Бок. 
- Солдатский кал на белом снегу! - хохотнул Бочвар. 
- Твердый памятник ГС-3 - двадцать кило голубого сала, ради которых мы собрались 
здесь, - с тупой серьезностью проговорил полковник. - Двадцать кило ждет от нас 
наша измученная страна. 
- Двадцать кило вы никогда не дождетесь, - заметил Агвидор, играя свободной 
рукой с ворсинками живородящих обоев. - Шестнадцать - в лучшем случае. 
- Почему - вы, а не - мы? - тупо спросил его полковник. 
- Stop it, рипс пиньфади тудин! - подпрыгнула и коснулась плавающего потолка 
Карпенкофф. - Если кто еще раз заговорит о проекте - я сделаю ему малый 
тип-тирип по трэйсу! Мы пьем ЖИДКИЙ ПАМЯТНИК! Кстати, а где музыка? 
- Да, да, - вспомнил Витте. - Где музыка? 
- Где музыка? - заревел Бочвар. 
- Музыка! Музыка! - требовал Романович. 
- Я хочу 45-МООТ! 45-МООТ! - прыгала, расплескивая ПАМЯТНИК, Карпенкофф. 
- Марта, только не ГЕРО-ТЕХНО! - завизжал Бочвар. - Я тер на это в десятилетнем 
возрасте! 
- Тогда BEATREX! И ничего другого для начала! Сегодня я сосу и направляю, рипс 
нимада! 
- Слово дамы! Бэнхуй! - ввернул полковник. Бочвар сочно плюнул в потолок, и 
вскоре мы уже терлись спинами, прихлебывая чудовищный ПАМЯТНИК, под "GNOY AND 
SOPLY". Карпенкофф пробовала подмахивать полем, но у нее получалось не в волне. 
Когда через 19 минут это убожество закончилось, Бочвар подтолкнул Витте к 
стойке: 
- Гюнтер, не стройте из себя Гитлера-45! Machen das fertig! 
Витте долго и нудно гремел бутылками и предложил нам слоистую мечту русского 
немца середины века. CHI CHI: 

  
      1 vodka 
      1 blue Curacao 
      1 березовый сок 
      2 coconut cream 
      1 Kahlua 
      1 ложка овечьих сливок 
      1 Aventinos (оччччччччень темное пиво) 
         плюс фиолетовый (??) лазер 


  
Мы пили с трудом и молча. Витте радостно подмигивал. Дверь хлюпнула и вошел Фань 
Фэй. Его приветствовали облегченным визгом. 
- Так! Все уже пьяные! - с шанхайской прямолинейностью заметил он. 
- Фань, ваша очередь! - поцеловала его голое плечо Карпенкофф. 
Он понял все сразу и смело взялся за шейкер: 

  
      5 томатный сок 
      3 spiritus vini 
      2 красные муравьи 
      1 salty ice 
      1 стручок красного перца 


  
Это сильно, рипс бэйцаньди. Как и все, чего бы в наше спазматическое время ни 
касалась рука китайца. Все теперь работает на них, как в XX веке на американцев, 
в XIX на французов, в XVIII на англичан, в XVII на немцев, в XVI на итальянцев, 
а XV на русских, в XIV на испанцев и в I (кажется) на евреев. Говорю без тени 
зависти. Хотя и не без раздражения. 
Всем настолько понравилось, что забыли спросить название. Я бы назвал CHINA XXI. 
Ты не против, сморкач? 
- А вот теперь - 45-МООТ! И готовится Борис Глогер! - захрустела красными 
муравьями Карпенкофф. Как бы не так, фынцыхуа: 
- Марта, я трясу только после вас. 
Я не раскрашу носорога. А ее выставлю на желание, как дважды два. Мы все уже 
были немного в футляре, оставалось принять еще 2-3 дозы, чтобы съехать в печь. 
Карпенкофф, как опытная апсара, почувствовала во мне конкурента, но давить не 
стала - рявкнул ее любимый 45-МООТ. Она согнулась и просунула мне руку между 
своих плотных шелковых ног. Делать нечего, я ответно наклонился, и наши руки 
встретились прямо под моей простатой. Мы отМООТили с ней три круга. 
Чистый Космос, неуже