Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
тво встретилось на каком-нибудь
торжественном обеде, который можно было бы устроить на средства моего
семейства. Кто-нибудь из солидных членов моего семейства мог бы поднять тост
за здоровье и процветание мистера Микобера, а мистер Микобер воспользовался
бы удобным случаем и изложил свои взгляды.
- Позвольте мне, моя дорогая, заявить сразу, что, если я изложу свои
взгляды перед таким собранием, - с горячностью сказал мистер Микобер, - это
будет, возможно, им неприятно. У меня такое впечатление, что члены вашего
семейства в целом - нахальные снобы, а по одиночке - отъявленные плуты.
- О нет, Микобер! - потрясая головой, сказала миссис Микобер. - Вы
никогда их не понимали, а они не понимали вас.
Мистер Микобер легонько кашлянул.
- Они никогда не понимали вас, Микобер, - повторила его супруга. -
Возможно, они на это не способны. В таком случае это их несчастье. Я им
сочувствую в их несчастье.
- Мне очень жаль, дорогая моя Эмма, - смягчившись, сказал мистер
Микобер, - что я употребил выражения, которые могут быть сочтены грубыми. Я
хотел только сказать, что, уезжая за границу, я обойдусь как-нибудь и без
того, чтобы ваше семейство брало на себя почин и чествовало меня...
хладнокровно выталкивая на прощанье. Я предпочел бы покинуть Англию с такой
быстротой, которую сам сочту нужной, и не получать пинка от этих людей.
Однако, моя дорогая, если они отзовутся на ваше сообщение, что мне кажется
невероятным, судя по нашему с вами опыту, я совсем не хочу быть помехой
вашему желанию.
Уладив таким образом вопрос, мистер Микобер предложил миссис Микобер
руку, взглянул на книги и бумаги, нагроможденные на столе перед Трэдлсом,
заявил, что они больше не станут нам мешать, и вместе с миссис Микобер
церемонно покинул комнату.
- Дорогой мой Копперфилд, - сказал Трэдлс, откидываясь на спинку кресла
и поглядывая на меня с таким сочувствием, что глаза его покраснели, а
прическа показалась еще более нелепой, - я не прошу прощенья за то, что
заведу деловой разговор. Я знаю, вас это очень интересует и, может быть,
хоть немного отвлечет. Вы не слишком утомлены, мой милый?
- Я в полном порядке, - ответил я после паузы. - Но нам надо прежде
всего подумать о бабушке. Вы ведь знаете, что она вынесла.
- Да, да... Разве это можно забыть, - поспешно согласился Трэдлс.
- Но это еще не все, - продолжал я. - В течение последних двух недель у
нее были какие-то новые тревоги, и она ежедневно бывала в Лондоне. Часто она
уходила рано утром, а приходила вечером. Перед этой нашей поездкой она
пришла домой только в полночь. Вы знаете, как она печется о других. Она мне
не говорила ни слова о том, что ее сокрушает.
Лицо бабушки, изборожденное глубокими морщинами, было бледно. Она
сидела, не шевелясь, пока я не кончил, и тут по щекам ее потекли слезинки, и
она мягко положила свою руку на мою.
- Это пустяки, Трот, пустяки. Все уже позади. Как-нибудь ты все
узнаешь. А теперь, Агнес, моя дорогая, займемся нашими делами.
- Я должен воздать должное мистеру Микоберу, - начал Трэдлс. - Для
собственной своей выгоды он не привык трудиться, но когда речь идет о
других, он поистине неутомим. Мне никогда не приходилось встречать подобного
человека. Той работы, которую он проделал теперь, хватило бы лет на двести.
Прямо поразительно, с каким жаром он трудился, как стремительно, не жалея
себя, днем и ночью нырял в груды бумаг и книг! Я уже не говорю о
бесчисленных письмах на мое имя, которые курсировали между этим домом и
домом мистера Уикфилда, не говорю о письмах, которые он мне писал, сидя
напротив меня за столом, хотя так легко было сказать устно...
- Письма! - воскликнула бабушка. - Готова поручиться, что он и во сне
пишет письма!
- А какие чудеса творил мистер Дик! - продолжал Трэдлс. - Когда его
освободили от наблюдения над Урией Хипом, которого он сторожил так, как я и
не предполагал, он посвятил себя всего делу мистера Уикфилда. Он оказал нам
огромную услугу в нашем расследовании - делал извлечения из документов,
переписывал, получал все, что нам было нужно.
- Дик - человек замечательный! - воскликнула бабушка. - Я это всегда
говорила. Тебе это известно, Трот.
- Я рад сообщить вам, мисс Уикфилд, - продолжал Трэдлс мягко и вместе с
тем очень серьезно, - что за время вашего отсутствия состояние мистера
Уикфилда значительно улучшилось. Когда он освободился от кошмара, который
так долго его угнетал, и от страха, в котором жил, он стал совсем другим
человеком. По временам к нему даже возвращается его прежняя исключительная
способность сосредоточивать внимание и память на деловых вопросах: он
помогает нам выяснить то или иное обстоятельство, и, надо прямо сказать, без
него мы не раз стали бы в тупик. Но мне нужно познакомить вас поскорей с
выводами; это можно сделать быстро, а то я никогда не кончу, если стану
болтать обо всем, что сулит нам удачу.
Он был очаровательно простодушен, и было ясно, что говорит он все это
для того, чтобы внушить нам бодрость и чтобы Агнес поверила его
обнадеживающему сообщению об отце; и все же нам было очень приятно его
слушать.
- Итак, поглядим! - сказал Трэдлс, взглянув на бумаги, разложенные на
столе. - Мы подсчитали наши ресурсы и привели в порядок счета - сперва те,
которые были запутаны неумышленно, а затем запутанные преднамеренно или
просто фальшивые. И мы выяснили, что мистер Уикфилд может ликвидировать свою
фирму, отнюдь не объявляя себя несостоятельным.
- Благодаренье богу! - взволнованно воскликнула Агнес.
- Но средства, которые ему удастся сохранить, - продолжал Трэдлс, - так
незначительны - несколько сот фонтов, не больше, даже если продать дом, а
его, конечно, продать необходимо, - что, мне думается, мисс Уикфилд, будет
лучше, если он оставит за собой управление имуществом, которое принял на
себя так давно. Теперь он избавился от затруднений, и его друзья могли бы
помогать ему советами. Вы сами, мисс Уикфилд... Копперфилд... я...
- Я думала об этом, Тротвуд, - глядя на меня, сказала Агнес, - и
чувствую, что делать это не нужно... Даже в том случае, если такова
рекомендация друга, которому я стольким обязана...
- Я не хотел сказать, что я это рекомендую, - заметил Трэдлс. - Я
просто считал правильным упомянуть об этом. Не больше.
- Я рада это слышать, - твердо сказала Агнес. - Потому что я надеюсь, -
даже уверена, - что у нас нет разногласий. Дорогой мистер Трэдлс, дорогой
Тротвуд, чего мне еще желать, раз мой отец спасен от такой опасности и
сохранил свое доброе имя? Я всегда мечтала о том, что когда-нибудь освобожу
его от работы и посвящу ему всю мою жизнь, чтобы хоть как-нибудь отплатить
за любовь и заботы. В течение многих лет я только об этом и думала. Какое
это будет для меня счастье освободить его от лежащих на нем обязанностей, а
затем взять на себя заботу о нашем будущем!
- А вы думали, Агнес, как это сделать?
- Часто! Я не боюсь, Тротвуд. Я уверена в успехе. Уверена потому, что
здесь многие меня знают и хорошо ко мне относятся. Не бойтесь за меня. Нам
много не нужно. Если я смогу снять старый, милый дом и открыть школу, я
принесу пользу и буду счастлива.
Ее нежный голос, взволнованный и вместе с тем спокойный, пробудил во
мне воспоминание о старом, милом доме, а потом и о моем опустевшем доме, и
на сердце у меня стало так тяжело, что я не мог произнести ни слова. Трэдлс
сделал вид, будто роется в бумагах.
- А теперь перейдем к вашим деньгам, мисс Тротвуд, - сказал он.
- Ну, что ж! - вздохнула бабушка. - Я могу только одно сказать: если
они пропали, ничего не поделаешь, я как-нибудь это вынесу, а если они не
пропали, я была бы рада получить их обратно.
- Поначалу их было восемь тысяч фунтов в государственных облигациях? -
спросил Трэдлс.
- Совершенно верно, - отозвалась бабушка.
- Я мог найти данные только о пяти, - смущенно сказал Трэдлс.
- ...тысячах или фунтах? - спросила бабушка с необычайным спокойствием.
- О пяти тысячах фунтов, - сказал Трэдлс.
- Да их там столько и было, - сказала бабушка. - На три тысячи фунтов я
продала сама. Одну тысячу, дорогой мой Трот, я уплатила за твое обучение, а
две тысячи оставила у себя. Когда я потеряла остальные деньги, я решила, что
лучше об этой сумме не упоминать и хранить ее на черный день. Мне хотелось
поглядеть, как ты, Трот, перенесешь это испытание. Ты его перенес достойно -
стойко, самоотреченно, с верой в себя. Так же перенес его и Дик. Помолчи, а
то нервы у меня немножко не в порядке!
Никто не мог бы этого предположить, видя, как она сидит совершенно
прямо, скрестив руки; она удивительно владела собой.
- А теперь я счастлив вам сообщить, что мы получили назад все ваши
деньги! - воскликнул Трэдлс, сияя от радости.
- Не поздравляйте, пусть никто не поздравляет! - вскричала бабушка. -
Как же это произошло, сэр?
- Вы думали, что эти деньги присвоил мистер Уикфилд? - спросил Трэдлс.
- Конечно, - ответила бабушка. - И потому мне нетрудно было молчать.
Агнес, не говори мне ни слова!
- А на самом деле облигации были проданы на основании полученной от вас
общей доверенности. Едва ли стоит говорить, кем они были проданы и кто
подписал документ. Затем этот негодяй заявил мистеру Уикфилду и сумел это
доказать цифрами, что распорядился указанной суммой (получив общие указания
мистера Уикфилда, как он говорил) для того, чтобы покрыть другие недостачи и
скрыть затруднительное положение фирмы. А потом мистер Уикфилд, совершенно
беспомощный в его руках, якобы уплачивая вам проценты на капитал, которого,
как он знал, не существует, стал, несчастный, соучастником мошенничества.
- И в конце концов обвинил самого себя, - перебила бабушка, - и написал
мне сумасшедшее письмо, признал себя виновным в грабеже и в неслыханных
преступлениях! В ответ на это я как-то утром пришла к нему, потребовала
свечу, сожгла письмо, а ему заявила, что если он когда-нибудь сможет
загладить вину перед собой и передо мной, пусть это сделает, а если не
сможет, пусть заботится о своих делах ради дочери... Если кто скажет мне
хоть слово, я уйду!
Мы молчали. Агнес закрыла лицо руками.
- Значит, мой друг, - после паузы продолжала бабушка, - вы в самом деле
заставили его вернуть деньги?
- Мистер Микобер так припер его к стене, и когда Хип опровергал одно
доказательство, приводил столько новых, что тот не смог увильнуть. А самым
замечательным мне кажется то, что эту сумму он украл не столько из жадности,
которая, правда, у него непомерна, сколько из ненависти к Копперфилду. Он
прямо так и сказал. Сказал, что готов заплатить столько же, лишь бы только
навредить Копперфилду.
- Скажите пожалуйста! - Тут бабушка задумчиво нахмурила брови и
взглянула на Агнес. - А что с ним сталось?
- Не знаю, - ответил Трэдлс. - Он уехал вместе с матерью, которая все
время причитала, умоляла и винилась. Они уехали ночной лондонской каретой, и
больше ничего я о нем не знаю. Разве только то, что, уезжая, он держал себя
нагло и не скрывал свою ненависть ко мне.
Должно быть, он считал, что всем обязан мне не меньше, чем мистеру
Микоберу. Это я считаю комплиментом - так я ему и объявил.
- А как вы думаете, Трэдлс, у него есть деньги? - спросил я.
- Ох, да! Думаю, что есть, - ответил Трэдлс, насупившись и покачивая
головой. - Не тем, так другим способом он, конечно, прикарманил немалую
толику. Но если вы проследите, Копперфилд, его путь, вы убедитесь, что
деньги никогда не отвратят такого человека от зла. Он воплощенное лицемерие
и к любой цели будет идти кривой дорогой. Это его единственное
вознаграждение за то, что внешне он вынужден себя обуздывать. К любой цели
он ползет, пресмыкаясь, и каждое препятствие кажется ему огромным. Потому он
и ненавидит всякого, кто, без какого бы то ни было злого умысла, оказывается
между ним и его целью. И в любой момент, даже без малейшего на то основания,
может избрать еще более кривой путь. Чтобы это понять, следует только
поразмыслить, как он себя здесь вел.
- Это какое-то чудовище подлости, - сказала бабушка.
- Право, не знаю, - задумчиво проговорил Трэдлс. - Многие могут стать
подлецами, если только захотят.
- Ну, а теперь перейдем к мистеру Микоберу, - сказала бабушка.
- С удовольствием! - заулыбавшись, сказал Трэдлс. - Еще раз я должен
сказать, что восхищаюсь мистером Микобером. Если бы не его терпение и
настойчивость, нам не удалось бы сделать ничего заслуживающего внимания. А
если мы представим себе, какую цену он мог бы потребовать от Урии Хипа за
свое молчание, нам станет ясно, что мистер Микобер добивался только
справедливости, одной справедливости.
- Совершенно верно, - сказал я.
- Сколько же мы ему предложим? - спросила бабушка.
- Ох! Прежде чем к этому перейти, - сказал Трэдлс, слегка смущенный, -
должен вам сообщить, что я счел благоразумным в этой незаконной проверке
сложных дел - а проверка эта совершенно незаконная с начала до конца! -
обойти два пункта, ибо не в силах был охватить всего разом, это долговые
расписки, выданные Урии Хипу мистером Микобером по получении авансов...
- Ну что ж, их надо погасить, - сказала бабушка.
- Совершенно верно, но я не знаю, когда их могут подать ко взысканию, а
также, где эти расписки, - вытаращив глаза, сказал Трэдлс, - и предчувствую,
что мистера Микобера до его отъезда будут постоянно арестовывать или
накладывать арест на его имущество.
- Тогда надо будет его каждый раз освобождать или снимать арест с
имущества, - заметила бабушка. - На какую сумму они выданы?
- Мистер Микобер по всей форме заносил в книгу эти сделки - он называет
это "сделками", - смеясь, ответил Трэдлс, - и подвел общий итог: сто три
фунта пять шиллингов.
- Сколько же мы ему дадим, включая эту сумму? - спросила бабушка. -
Агнес, дорогая, мы поговорим с вами потом о вашей доле. Ну, сколько же мы
дадим? Пятьсот фунтов?
На этот вопрос мы с Трэдлсом ответили вместе. Мы оба порекомендовали
ограничиться небольшой суммой наличными и уплатой по исполнительным листам
Урии Хипа, когда они поступят. Мы предложили также оплатить проезд всего
семейства, экипировку и дать на дорогу сто фунтов, а с мистером Микобером
заключить соглашение о возврате полученных им денег, ибо для него будет
весьма полезно сознавать свою ответственность. К этому я добавил, что сообщу
мистеру Пегготи, на которого можно полагаться, необходимые сведения о
мистере Микобере, и что мистер Пегготи мог бы потом ему передать от нас еще
сотню фунтов. Предложил я также заинтересовать мистера Микобера судьбой
мистера Пегготи, сообщив ему историю последнего в тех пределах, в каких это
будет сочтено разумным и целесообразным, и, таким образом, побудить их обоих
помогать друг другу для их общей пользы. Все это мы обсудили, и, забегая
вперед, я должен сказать, что вскоре после нашего обсуждения установились
прекрасные отношения и полное согласие между теми, о ком мы говорили.
Трэдлс снова поглядел с беспокойством на бабушку и я напомнил ему, что
он хотел коснуться еще второго, последнего, пункта.
- Прошу прощенья, Копперфилд, у вас и у вашей бабушки, если я затрону
один, очень болезненный, вопрос, но, боюсь, я это должен сделать, -
нерешительно сказал Трэдлс, - и о нем необходимо вам напомнить. В тот день,
когда мистер Микобер выступил с памятным разоблачением, Урия Хип угрожающе
намекнул на супруга вашей... бабушки.
Не изменяя позы, - она сидела все так же прямо, внешне спокойная, -
бабушка кивнула головой.
- Это не просто наглость? - спросил Трэдлс.
- Нет, - сказала бабушка.
- Простите меня... Но в его власти действительно находится... подобное
лицо? - спросил Трэдлс.
- Да, мой дорогой друг, - ответила бабушка.
У Трэдлса заметно вытянулось лицо, и он сказал, что не считает себя
вправе касаться этой темы, что судьба этих долговых обязательств пока ему
неизвестна, как и судьба расписок мистера Микобера, что Урия Хип нам
неподвластен, и если он сможет причинить кому-нибудь из нас вред, то,
разумеется, причинит.
Бабушка была по-прежнему спокойна; только по щекам ее текли слезинки.
- Вы совершенно правы, - сказала она. - Вы поступили разумно, упомянув
об этом.
- Могу ли я или Копперфилд... что-нибудь сделать? - осторожно
осведомился Трэдлс.
- Нет, - коротко ответила бабушка. - Благодарю. Это пустая угроза,
дорогой Трот. Но пусть войдут мистер и миссис Микобер. А об этом со мной не
говорите.
Она оправила платье и взглянула на дверь, продолжая сидеть все так же
прямо.
- Простите, мистер и миссис Микобер, - сказала она, когда те появились,
- что мы так долго вас задержали. Мы говорили о вашей эмиграции. И вот что
мы вам предлагаем.
Она изложила им наши предложения к вящей радости всего семейства - дети
также были налицо, - и немедленно в мистере Микобере с такой силой
пробудилась его привычка к аккуратности на начальной стадии всех его
денежных обязательств, что он с ликующим видом тотчас побежал за гербовой
бумагой для своих расписок. Но его радости суждено было тотчас же
испариться, ибо минут через пять он появился в сопровождении агента шерифа
и, заливаясь слезами, объявил, что все кончено. Мы были вполне подготовлены
к этому событию, последовавшему в результате мер, принятых Урией Хипом, и
уплатили требуемую сумму. А спустя еще минут пять мистер Микобер, сидя у
стола, строчил по гербовой бумаге с таким восторгом, который появлялся на
его сияющей физиономии только в подобных случаях либо во время приготовления
пунша. Забавно было видеть, как он водит пером по гербовой бумаге, смакуя,
точно художник, каждое прикосновение пера к бумаге, как поглядывает на нее
сбоку, как заносит в записную книжку весьма для него важные даты и суммы и с
каким задумчивым видом созерцает эти документы, глубоко уверенный в их
огромной ценности.
- А теперь, сэр, позвольте мне вам дать совет, - сказала бабушка, молча
наблюдавшая за ним. - Вам лучше навсегда бросить это занятие.
- Я бы хотел, сударыня, начертать этот торжественный обет на чистой
странице будущего. Миссис Микобер да будет свидетельницей. Я верю, -
продолжал торжественно мистер Микобер, - мой сын Уилкинс навсегда запомнит,
что лучше ему сунуть кулак в огонь, чем прикоснуться к змеям, отравившим
жизнь его несчастного родителя!
Во мгновение ока превратившись в воплощение отчаяния, глубоко
потрясенный мистер Микобер поглядел на этих "змей" с мрачным отвращением (по
правде сказать, недавнее восхищение ими еще не совсем погасло), сложил их
пополам и сунул в карман.
На этом закончились события того вечера. Мы устали, нам было нелегко
после всех душевных волнений, и мы решили вернуться в Лондон на следующий
день. Было решено также, что Микоберы последуют за нами, как только продадут
свои вещи старьевщику, что дела мистера Уикфилда как можно скорее будут
приведены в порядок под руководством Трэдлса и что Агнес, покончив с этим,
тоже приедет в Лондон. Эту ночь мы провели в старом, милом доме. Теперь,
когда Урии Хина не было, казалось, он выздоровел после болезни. И я лежал в
своей прежней комнате, словно путник, вернувшийся