ую систему парашюта, инструктор бегло осмотрел каждого.  Затем  все
поднялись на самолет. Вытяжные  тросы  парашютов  пристегнули  к  стальной
рейке над трапом. Внутри фюзеляжа было почти темно. Гай сел  следующим  за
Джилпином, который должен был  прыгать  перед  ним.  Джилпин  был  седьмым
номером,  Гай  -  восьмым.  Тот  же  порядок,  в  каком  они  прыгали   на
тренировках.
   - Хорошо, если у них все получится... - начал было Гай,  но  продолжать
разговор из-за рева двигателей стало невозможно. У Джилпина был такой вид,
как будто его вот-вот стошнит.
   Одна  из  целей  данной  тренировки  состояла  в  том,  чтобы  приучить
обучаемых к условиям полета; поэтому самолет не  пошел  сразу  к  учебному
парашютному аэродрому, а пролетел по отлогой дуге над морем и  возвратился
к берегу лишь по прошествии  некоторого  времени.  Рассмотреть  что-нибудь
через бортовые иллюминаторы почти не удавалось. Подвесная система парашюта
оказалась значительно большей помехой для движения, чем это представлялось
на земле. Согнувшись, они сидели как скованные  в  полумраке,  в  шуме,  в
бензиновых парах. Наконец инструктор по  прыжкам  и  его  сержант  открыли
выходной люк.
   - Входим в зону прыжков! - подал он предварительную команду.  -  Первой
паре приготовиться!
   Де Сауза стоял первым номером. Как только инструктор махнул  рукой,  он
чисто соскользнул в люк. Его место занял третий номер.
   - Подожди, - сказал инструктор. Между  прыжками  выдерживался  минутный
интервал,  во  время  которого  самолет,  накренившись,  разворачивался  и
занимал необходимое положение для следующего прыжка. Вскоре у  люка  лицом
друг к другу оказались Джилпин и Гай. Земля под самолетом поворачивалась с
головокружительной скоростью. - Не смотрите вниз! - крикнул инструктор.  -
Смотрите на мою руку! - Однако Джилпин не отрывал взгляда от  земли  и  не
мог видеть никакого сигнала. Инструктор подал команду:  -  Седьмой  номер!
Пошел!
   Но Джилпин никуда не "пошел".  Сжавшись  в  комочек  и  крепко  держась
руками за край люка, он по прежнему смотрел не на инструктора, а в  бездну
под самолетом. Инструктор молчал до тех пор, пока самолет  не  развернулся
на обратный курс. Затем он крикнул Гаю:
   - Номер восьмой! Пошел!
   Гай прыгнул. На какое-то мгновение,  когда  по  нему  ударил  встречный
поток воздуха, он потерял сознание, но затем быстро  пришел  в  себя.  Его
органы чувств не ощущали больше ни гула двигателей, ни запаха бензина,  ни
вибрации.  Он  как  бы  купался  в  ласковых  золотистых   лучах   слабого
ноябрьского солнца. Одиночество было абсолютным.
   Гай пришел в невероятный восторг; он чувствовал  себя  так,  будто  его
душа еще при жизни попала в рай господний. Самолет, казалось, был таким же
далеким от него, какой, наверное, показалась бы земля в момент смерти. Гай
парил в воздухе так легко и свободно, как будто его мышцы, кости  и  нервы
утратили  всякую  связь  между  собой.  Подвесная  система,  которая   так
раздражала его в тесном, темном и заполненном шумом самолете, теперь почти
неощутимо поддерживала его. Гай чувствовал себя так легко и свободно,  как
будто только что родился на свет божий.
   Однако секунды душевного подъема промелькнули  слишком  быстро.  Он  не
просто висел в воздухе, а стремительно  падал  вниз.  С  земли  из  мощных
динамиков до него донесся голос: "Вы  раскачиваетесь.  Остановите  качание
при помощи стропов. Ноги держите вместе!" В какой-то  момент  в  поле  его
зрения было только бесконечное небо, а  в  следующий  -  только  земля,  к
которой он приближался, словно сброшенный  лошадью  наездник.  Как  только
ноги коснулись земли, Гай покатился по ней, как его учили.  Что-то  сильно
ударило по колену, как будто он приземлился на камень. В следующий  момент
он понял, что лежит  в  осоке,  ошеломленный,  затаив  дыхание.  Затем,  в
соответствии  с  тем,  как  его  учили,  он  отстегнул  подвесную  систему
парашюта. Он попробовал встать, но, почувствовав  острую  боль  в  колене,
снова повалился на землю. К нему подбежал инструктор.
   - Все хорошо, номер седьмой. О, это вы, Краучбек! Что-нибудь случилось?
   - Кажется, я ушиб колено, - сказал Гай.
   Это было то же колено, которое  он  вывихнул  на  прощальном  вечере  в
алебардийском казарменном городке.
   - Ну ладно,  посидите  здесь,  пока  не  закончатся  прыжки.  Потом  мы
подберем вас.
   Над ним то в одном направлении, то в  обратном  пролетал  самолет,  под
которым всякий раз появлялся новый раскрывшийся парашют. Наконец  рядом  с
Гаем неожиданно приземлился Джилпин; от его  нерешительности  не  осталось
никакого следа. К Гаю бодро приблизился  совершенно  неузнаваемый,  полный
самодовольства и беспечности человек.
   - Ну как? Не так уж страшен черт, как его малюют, правда? - сказал он.
   - Очень даже приятно до известного момента, - согласился Гай.
   - Я сначала не услышал команду, - сказал Джилпин. - Просто не  понимаю,
почему так произошло. У меня и на строевых  занятиях  получалось  так  же.
Потому,  наверное,  что  никак  не  могу  привыкнуть   к   инстинктивному,
беспрекословному выполнению команды.
   Гай хотел спросить Джилпина, как он покинул самолет - сам или с помощью
инструктора, - но воздержался. Поскольку Джилпин прыгал последним, об этом
не  узнает  никто,  кроме  тех,  кто  прочитает  секретный  доклад  о  его
подготовке.
   - Надеюсь, что мы сегодня совершим  еще  по  одному  прыжку,  -  сказал
Джилпин. - Я вполне готов к этому.
   - А я вот уж никак не смогу, - сказал Гай.


   Вечером капитан Фримантл доложил Людовичу:
   - Один выбыл из строя, сэр. Краучбек.
   - Краучбек? - спросил Людович рассеянно, как  будто  он  не  знал  этой
фамилии. - Краучбек?
   - Один из алебардистов, сэр. Мы считали, что в его возрасте  прыгать  с
парашютом, пожалуй, поздновато.
   - Да? Один из тех случаев, когда не раскрылся парашют?
   - О, нет. Не столь уж страшно. Простое растяжение сустава, по-моему.  -
Услышав  эти  слова,  Людович  постарался  скрыть  свое  огорчение.  -  Мы
отправили  его   в   госпиталь   военно-воздушных   сил,   чтобы   сделать
рентгеновский снимок. Возможно, он задержится там на  несколько  дней.  Вы
поедете навестить его?
   - Нет, боюсь, мне это не удастся. У меня очень много работы.  Позвоните
по телефону и узнайте результат рентгеновского  обследования.  Позднее  вы
или кто-нибудь из инструкторов можете посетить его и узнать,  как  у  него
дела.
   Капитан Фримантл хорошо знал, сколько  работы  у  Людовича.  Предыдущий
начальник всегда посещал "клиентов", получивших травмы, а в редких случаях
даже участвовал в их похоронах.
   - Слушаюсь, сэр, - сказал капитан Фримантл.
   - Да,  кстати,  -  продолжал  Людович,  -  можете  сказать  заведующему
столовой, что ужинать сегодня я буду в столовой.


   В комнате отдыха в тот вечер царило безудержное  веселье  и  ликование.
Одиннадцать членов группы совершили в тот день второй  прыжок  в  условиях
прекрасной погоды. Все они полностью преодолели страх перед прыжком и были
абсолютно  уверены,  что  закончат  курс  подготовки  с  высокой  оценкой.
Некоторые непринужденно развалились в креслах или на диване, другие стояли
группами, громко разговаривая и весело  смеясь.  Даже  Джилпин  и  тот  не
остался равнодушным к общему веселью. Он заявил во всеуслышание:
   -  Теперь  я  сознаюсь,  что  перед  первым  прыжком   я-таки   здорово
побаивался.  -  С  видом  равного  принял  бокал  пива,  предложенный  ему
инструктором  по  прыжкам,  бесцеремонно  спихнувшим  Джилпина   утром   с
самолета, наступив ногой на его пальцы, когда он  судорожно  схватился  за
край люка.
   Людович появился в этой компании, как некий  пришелец  с  неба.  Никто,
конечно, не верил в буквальную правдоподобность фантастических выдумок  де
Саузы о начальнике, однако неоднократное повторение таких выдумок  во  все
более мрачных красках оставило в сознании "клиентов" непроизвольный  страх
перед этим таинственным, скрывавшимся на верхнем этаже человеком, которого
никто ни разу не видел и не слышал. Появление Людовича никоим  образом  не
рассеяло испытываемого "клиентами" страха перед ним.
   Он был на несколько дюймов выше самого рослого "клиента". В те  времена
наблюдалось заметное различие во  внешности  счастливых  военных,  которым
предстояло участвовать  в  боях,  и  тех,  кто  подвергал  опасности  свое
пищеварение и здравомыслие, просиживая за письменным столом  и  имея  дело
главным образом  с  бумажками  и  телефонами.  Внешний  вид  бледного,  но
упитанного Людовича, стоявшего перед и над худыми и возбужденными молодыми
людьми, вряд ли подтверждал теорию о том, что работа за письменным  столом
- это медленное приближение к могиле. В комнате отдыха  с  его  появлением
наступила полная тишина.
   - Представьте мне джентльменов, - обратился он к своему заместителю.
   Капитан Фримантл церемонно познакомил его со всеми "клиентами". Людович
протягивал каждому свою холодную и влажную руку  и  повторял  произносимую
Фримантлом фамилию: "...де Сауза... Джилпин..." - как будто он  перечислял
названия книг на полке, которые не намеревался читать.
   - Не желаете ли выпить с нами? - храбро предложил де Сауза.
   - Нет, нет, - ответил Людович из глубины своего невидимого саркофага. -
У меня слишком много забот о вашей подготовке. - Затем он  медленно  обвел
взглядом всех "клиентов". - Один из вас, как мне доложили, выбыл из строя.
Вас теперь только одиннадцать. Фримантл, как дела у _этого капитана_?..
   - Краучбека, сэр. Ничего нового с момента моего доклада вам. Результаты
рентгеновского обследования мы получим только завтра.
   - Держите меня в курсе. Я очень обеспокоен состоянием  здоровья  _этого
капитана_. Прошу вас, продолжайте веселиться,  джентльмены.  Я  слышал  со
второго этажа, у вас тут было очень шумно.  Продолжайте.  Мое  присутствие
здесь совершенно неофициальное.
   Однако молодые офицеры опорожнили свои бокалы и отставили их в сторону.
   Джилпин внимательно смотрел на грудь Людовича.
   - Вас,  наверное,  интересует,  за  что  я  получил  военную-медаль?  -
неожиданно спросил строгим голосом Людович.
   - Нет, - смущенно ответил "Джилпин. - Я просто интересуюсь, что это  за
награда.
   - Это награда за героизм, проявляемый  рядовыми  солдатами  и  младшими
офицерами. Я заслужил ее за вылет - не за такой, в  каком  вы  участвовали
сегодня. Меня наградили за то, что я вместе с другими с треском вылетел  с
Крита во время поспешного отступления под напором сил противника.
   Будь в словах Людовича хоть  малейшие  признаки  юмора,  его  слушатели
наверняка рассмеялись бы. По в данном случае эти слова лишь вызвали у  них
молчаливое недоумение. Людович достал из кармашка под орденскими  планками
большие стальные часы и сказал:
   - Пора ужинать. Действуйте, Фримантл.
   В заведении Людовича до сего времени придерживались обычая  заходить  в
столовую  в  любое  время  за  полчаса  до  ужина  и  занимать  места   по
собственному  выбору.  Сегодня  Людович  сел  во  главе   стола.   Главный
инструктор сел  за  другой  конец  стола,  и  между  "клиентами"  возникло
своеобразное соревнование за то, чтобы занять  место  как  можно  ближе  к
инструктору. В конечном итоге двум несчастливцам пришлось сесть  на  места
справа и слева от Людовича.
   - Вы читаете молитву перед едой? - спросил он одного из них.
   - Только когда к ужину приглашены гости, сэр.
   - Но сегодня у нас день без  гостей.  Как  раз  наоборот.  Мы  отмечаем
отсутствие вашего двенадцатого коллеги. Вы знаете молитву, Фримантл? Никто
не знает молитвы? Ну хорошо, приступим к трапезе без молитвы.
   Ужин в этот вечер был необыкновенно вкусным и обильным. Стесненность от
присутствия Людовича не помешала проголодавшимся молодым людям  опорожнить
тарелки.  В  конце  стола,  где  сидел   главный   инструктор,   завязался
приглушенный обмен мнениями, соседи же Людовича сидели как немые.  Людович
ел много, с присущей ему педантичностью, строго следя за манерой обращения
с вилкой и ножом ("Как зубной врач", отозвался о нем позднее де Сауза),  в
им же самом созданном одиночестве, подобном тому, в каком чувствовал  себя
Гай в ходе кратковременного спуска на  парашюте.  Покончив  с  ужином,  он
встал и, не сказав ни слова, вышел из столовой.  Однако  общее  настроение
после его ухода заметно не повысилось.  Все  почувствовали,  что  порядком
устали за  день,  и  поэтому,  прослушав  девятичасовую  сводку  известий,
разошлись по своим комнатам и легли спать. Де  Сауза  очень  сожалел,  что
отсутствовал Гай, с которым можно было бы обсудить  неожиданное  появление
начальника. Он уже присвоил начальнику прозвище Майор  Дракула,  а  в  его
сознании роились различные мысли из области  некрофилии,  которые  Джилпин
наверняка назвал бы буржуазными.
   Сотрудники учебного центра задержались внизу. Это была немногочисленная
группа  дружных  людей.  Благоговение,  которое   они   испытывали   перед
Людовичем, почти не нарушало их уютной и спокойной жизни.  Но  теперь  все
они были  в  той  или  иной  мере  встревожены  -  кто  абсурдностью,  кто
чудовищностью  происходящего,  чем-то,  во  всяком  случае,  что   заметно
нарушало их привычную и спокойную жизнь.
   - Я не совсем представляю, как поступают  в  таких  случаях,  -  заявил
главный инструктор. - Что должны делать  подчиненные,  если  их  начальник
сошел с ума? Кто и кому должен доложить об этом?
   - Но может быть, это у него пройдет?
   - Сегодня он был намного хуже, чем вчера.
   - А "клиенты", по-вашему, заметили это?
   - По-моему, такие вещи не могут  остаться  незамеченными.  Ведь  группа
состоит не из каких-нибудь там беженцев.
   - Но пока он ничего особенного, собственно, _не сделал_.
   - А вы представляете, что будет, если он-таки сделает что-нибудь?
   Следующий день выдался тоже хорошим, тренировки прошли  по  заведенному
порядку, однако вечером такого веселья и возбуждения, как  вчера,  уже  не
было.  Даже  самые  молодые  и  самые  здоровые  жаловались  на  ушибы   и
переутомление, и все считали, что вчерашнее посвящение в парашютисты вовсе
не  устранило  присущее  человеку  естественное  нежелание  бросаться   из
самолета в воздушное пространство. Людович присутствовал на завтраке и  на
обеде, но уже без  всяких  церемоний  и  разговоров.  Во  время  обеда  он
произнес всего несколько слов, обратившись к капитану Фримантлу:
   - Я думаю, мне надо завести собаку.
   - Да, сэр. Это забавно иметь около себя шустренькое животное.
   - Собака мне нужна не для забавы.
   - О, понимаю, понимаю, сэр. Вы хотите собаку,  которая  будет  охранять
вас.
   - И _не_ для охраны. -  Людович  помолчал  немного,  бросил  испытующий
взгляд на своего заместителя и на  озадаченных,  притихших  "клиентов".  -
Собака нужна мне для _любви_.
   Никто не сказал ни слова. Людовичу подали острейшее блюдо,  которое  не
всякий осмелился бы отведать. Уничтожив его одним духом, он сказал:
   - У капитана Клэра был китайский мопс.  -  И  добавил  после  небольшой
паузы: - Вы не знаете капитана Клэра. Он тоже отступал с Крита, но _медали
не удостоен_. - Еще одна пауза  -  несколько  секунд,  которые  показались
слушателям целыми часами. - Мне нужен красивый китайский мопс.
   Затем, как бы не желая вступать в дискуссию по вопросу, который он  уже
решил, Людович встал из-за стола так же неожиданно, как и вчера, и зашагал
прочь с таким видом, будто выбранный им  пес  уже  ожидает  его  с  другой
стороны дубовой двери и  он  возьмет  его  сейчас  на  руки  и  понесет  в
привычные для себя и пса покои.
   Людович закрыл за собой дверь, но и сквозь толстые дубовые  доски  было
слышно, как он запел песенку. Это была  песенка,  которую  папа  когда-то,
должно  быть,  напевал  своему  необыкновенному  малышу,  ставшему  теперь
Людовичем:

   Папа не купит ни лука, ни стрел,
   У тебя есть маленький кот.
   Зачем тебе лук, пострел?
   Спи. Закрой глазки и рот.

   Позднее главный инструктор предложил капитану Фримантлу:
   - По-моему, было бы неплохо спросить у  одного  из  наиболее  серьезных
"клиентов", что они думают о нашем начальнике.
   На следующий день дул сильный восточный ветер. Всю первую половину  дня
"клиенты" сидели в готовности к  тренировке  и  в  ожидании  сообщения  об
улучшении погоды. В полдень главный  инструктор  объявил,  что  тренировка
отменяется. Капитан Фримантл, который за последние  тридцать  шесть  часов
все более и более беспокоился в связи с очевидным  регрессом  в  состоянии
Людовича,  решил  воспользоваться  передышкой  в  занятиях  и  осуществить
предложение главного инструктора.
   Он выбрал де Саузу.
   - Надо кому-нибудь съездить в госпиталь, - сказал Фримантл. - Не хотите
ли вы повидать своего товарища-алебардиста? Мы сможем пообедать где-нибудь
за пределами нашего центра. На пути  в  госпиталь  есть  вполне  приличная
придорожная закусочная.
   Они поехали вдвоем, без водителя. Как  только  вилла  осталась  позади,
капитан Фримантл сказал:
   - Я, разумеется, понимаю, что вести с вами разговор о  старшем  офицере
не положено, но мне кажется, вы вполне разумный человек, и я хочу спросить
вас неофициально, в конфиденциальном порядке,  заметил  ли  кто-нибудь  из
вас, "клиентов", что-нибудь необычное в поведении нашего начальника?
   - Майора Дракулы?
   - Майора Людовича. Почему вы называете его Дракулой?
   - Так его прозвали офицеры нашей группы. Кажется, его настоящую фамилию
нам никто не сообщал. Он, конечно, странноватый. А что, он не  всегда  был
таким?
   - Нет. Особенно странно он ведет себя лишь в последние несколько  дней.
Он никогда не был очень общительным и добродушным, предпочитал  находиться
в одиночестве, но в его поведении не  было  замечено  ничего  такого,  что
могло бы показаться странным.
   - А теперь такое есть?
   - Вы же видели его два последних вечера.
   - Да, но, понимаете ли, я ведь не знал его раньше.  У  меня  было  одно
предположение, но, судя по тому, что вы сказали, я, видимо, ошибался.
   - А что именно вы предполагали?
   - Я думал, что он мертв.
   - Я вас не совсем понимаю.
   - На Гаити таких называют "зомби". Оживающие  мертвецы.  Люди,  которых
выкапывают, заставляют работать, а потом снова хоронят. Я думал, что  его,
возможно, убили на Крите  или  где-нибудь  еще.  Но  теперь  ясно,  что  я
ошибался.
   Капитан Фримантл начал сомневаться в правильности своего выбора.
   - Я не завел бы  разговор  с  вами  об  этом,  если  бы  знал,  что  вы
превратите все в шутку, - сказал он сердито.
   - Это всего-навсего гипотеза, - произнес примирительным тоном де Сауза,
- и конечно же она базируется на впечатлениях слишком короткого периода, в
течение которого я наблюдал его. По-моему, действительное  объяснение  его
поведения весьма прозаическое: он просто-напросто сходит с ума.
   - Вы хотите сказать, что ему необходимо обратиться к психиатру?
   - О нет, ни в коем случае! Ни к чему хорошему  _они_  не  приведут.  На
вашем месте я раздобыл бы ему китайского мопса и держал бы его подальше от
всех, насколько это возможно. Мой  опыт  подсказывает  мне,  что  наиболее
ответственные посты в армии занимают главным образом засвидетельствованные
лунатики. И беспокойства от них нисколько не  больше,  чем  от  нормальных
людей.
   - Если вы намерены превращать все это в шутку... - начал  было  капитан
Фримантл.
   - Для Гая Краучбека это наверняка окажется шуткой, - сказал де Сауза. -
Я надеюсь,  она  пригодится  ему.  В  военно-воздушных  силах  шутки,  как
правило, только тоску наводят.
   Вскоре они подъехали к госпиталю,  который  располагался  во  временной
неприглядной постройке. На крыше хлопал  раскачиваемый  ветром  флаг  ВВС.
Согнувшись навстречу  ветру,  они  прошли  по  наклонному  бетонированному
въезду и вошли в здание.
   За столом около входа  сидел  длинноволосый  молодой  человек  в  форме
военно-воздушных сил, перед ним стояла кружка