- Даже ужасно смешным.
   - Проклятие! - сказал Эпторп. - Я совсем не  подумал  об  этой  стороне
вопроса.
   - Мне хотелось бы услышать правду о каске, Эпторп.
   - Ну что ж, если ты считаешь, что должен знать это, знай - я _носил_ ее
последнее время. По-моему, это объясняется тоской по дому, старина.  Каска
создает ощущение, как будто над тобой не  пустое  пространство,  а  что-то
материальное. Не знаю, поймешь  ли  ты  меня.  Мой  автономный  химический
клозет становится от этого более уютным.
   - Ты и выходишь оттуда в каске?
   - Нет. Я снимаю ее и беру под мышку.
   - А когда ты ее надеваешь: до или после того, как спустишь  штаны?  Мне
важно знать это.
   - Обычно на пороге. К счастью, и сегодня утром я надел ее на пороге. Но
знаешь, старина, я в самом деле никак не пойму  тебя.  К  чему  весь  этот
интерес?
   - Я  должен  живо  представить  себе  всю  картину,  Эпторп.  Когда  мы
состаримся, воспоминание о подобных вещах будет нашим главным утешением.
   - Послушай, Краучбек, временами мне кажется, что ты говоришь  обо  всем
этом так, как будто считаешь это дело смешным.
   - Пожалуйста, не думай так, Эпторп. Умоляю, думай что угодно, но только
не это.
   Однако подозрения не покинули Эпторпа  и  после  этого  немногословного
примирения. Ему и хотелось бы обидеться, да он не рискнул. Он имел дело  с
безжалостным и изобретательным противником, и это вынуждало его  держаться
поближе к Гаю. В противном случае Эпторпа ожидало только поражение.
   - Итак, каков же наш следующий шаг? - спросил он.
   Вечером этого дня  они  прокрались  к  кладовке  садовника,  и  Эпторп,
включив свой  карманный  фонарик,  молча  показал  Гаю  разбитые  черепки,
развалившиеся  комки  земли  и  завядшую  герань  -  свидетельства   этого
страшного  утреннего  происшествия.  Не  говоря  ни  слова,  они   подняли
"гром-бокс"  и  перенесли,  как  и  договорились  предварительно,  на  его
первоначальное место, в сарайчик для спортивного инвентаря.
   На следующий день бригадир пришел на первое утреннее построение.
   - Наставление по боевой подготовке армии  номер  двадцать  четыре,  как
вам, без сомнения, известно, - сказал он, -  рекомендует  проводить  игры,
имеющие  своей  целью  развитие  наблюдательности  и  умения   всесторонне
использовать местность. Сегодня, джентльмены,  вы  проведете  такую  игру.
Где-то  поблизости  на  окружающей  нас  местности  спрятан   старомодный,
вышедший из употребления походный сортир, который,  без  сомнения,  брошен
здесь бывшими обитателями этого места как совершенно бесполезная вещь.  По
внешнему виду - это простой квадратный ящик.  Действуйте  поодиночке.  Кто
первый найдет его, сразу же доложить мне. Разойдись!
   - Его наглость потрясает меня, - сказал Эпторп. - Краучбек, ты  охраняй
сарайчик, а я отвлеку офицеров.
   Эпторп был полон новых сил. Он чувствовал себя в этот  момент  хозяином
положения. Он  намеренно  большими  шагами  отправился  в  район  угольных
бункеров и складов жидкого топлива. Бригадир,  как  и  следовало  ожидать,
пошел через некоторое время в ту же сторону. Гай направился окольным путем
к сарайчику и  стал  медленно  ходить  вокруг  него.  К  сарайчику  дважды
приближались другие офицеры, но Гай в обоих случаях отвлекал  их  словами:
"Я только что заглядывал туда. Сарайчик пуст".
   Вскоре  прозвучал  сигнал  горниста,  призывающий  возвращаться  назад.
Бригадир принял доклад о безуспешных поисках, уселся на  свой  мотоцикл  и
укатил, бросив вокруг зловещий, угрожающий взгляд, но не сказав ни  слова.
В школе в этот день он больше не появлялся.
   - Расстроился, что ничего не вышло, старина,  -  удовлетворенно  сказал
Эпторп.
   Однако на следующий день на двери сарайчика  снова  появилась  надпись:
"Всем чинам ниже бригадира вход запрещен".
   Как Гай и предвидел, суматошные дни  и  вечера  того  марта,  дни  этой
забавной игры в прятки, стали для него своеобразным источником бодрости  и
душевного  успокоения,  однако   в   ретроспективном   плане   подробности
чередовавшихся уловок и контруловок из  памяти,  разумеется,  выветрились.
Гаю никогда больше не приходилось вдыхать аромат влажных лавровых  листьев
или пробираться между колючих сосновых ветвей без того, чтобы не вспомнить
эти ночные вылазки с  Эпторпом  и  пережитое  на  следующий  день  чувство
торжества или разочарования. Но точная последовательность эпизодов и  даже
их количество в памяти не сохранились. Они затерялись среди более поздних,
не столь ребяческих событий.
   Кульминационного развития события достигли в  страстную  неделю,  когда
курс боевой подготовки в Кут-эль-Амаре подошел к концу. Бригадир в течение
трех дней  находился  в  Лондоне,  занятый  выяснением  дальнейшей  судьбы
стажирующихся офицеров. Автономный химический клозет Эпторпа стоял на углу
спортивной площадки, вне какого-либо помещения, но хорошо  замаскированный
между ветвистым вязом и большим катком. Здесь, никем в течение  трех  дней
не тревожимый, Эпторп пользовался безоговорочным правом  собственности  на
свой "гром-бокс".
   Бригадир возвратился из Лондона в подозрительно хорошем настроении.  Он
побывал в магазине игрушек и приобрел в нем стаканчики-сюрпризы. Когда  их
поднесешь ко рту, они становятся дырявыми, и все содержимое выливается  на
подбородок пьющего. Перед обедом бригадир незаметно  расставил  стаканчики
на столах, чтобы подшутить над офицерами. После обеда все  довольно  долго
играли в лото. Когда бригадир выкликнул последний номер, он  обратился  ко
всем офицерам.
   - Джентльмены, - сказал он, - все, кроме начальника  штаба  и  меня,  с
завтрашнего дня находятся в отпуске. Мы снова встретимся в полевом лагере,
расположенном в одной из долин южной части  Шотландии,  где  будет  вполне
достаточно места, чтобы применить на практике приобретенные здесь  знания.
Подробности вашего перебазирования  и  устройства  на  новом  месте  будут
указаны  в  документах  на  доске  объявлений  сразу  же,  как  только  их
подготовит начальник штаба. Обратите особое внимание на пункт,  в  котором
разъясняется,  что  количество   личных   вещей   офицера   ограничивается
определенными    пределами,    установленными    военным    министерством.
Рекомендации  этого  пункта  подлежат  неукоснительному  выполнению.  Вот,
кажется, и все, что я хотел сказать, так ведь, начальник  штаба?  Впрочем,
нет, подождите, есть еще одно дело. Вы все сейчас одеты  не  по  форме.  С
сегодняшнего дня вам присвоен новый чин. Прежде чем  уехать  отсюда,  всем
необходимо приколоть на погоны по второй звездочке.
   В этот вечер в комнатах стажирующихся  офицеров  то  и  дело  слышалась
сочиненная Ленардом песенка:

   Завтра утром бригадир
   Здесь останется один.
   Ни занятий, ни стрельбы,
   Ни вечерней вдаль ходьбы.

   - Послушай-ка, - обратился Гай к Эпторпу, - твои личные вещи  наверняка
выйдут за пределы дозволенного количества.
   - Я знаю, старина. Меня это очень беспокоит.
   - А главное - куда девать твой "гром-бокс"?
   - Я найду место для него.  Какое-нибудь  совершенно  безопасное  место.
Тайник или надежное хранилище. Надо спрятать  его  где-нибудь  так,  чтобы
быть в  полной  уверенности,  что  он  будет  лежать  на  месте  до  моего
возвращения после окончания войны.

   ...Ни в болота лезть не надо,
   Ни шагать со всей бригадой...

   Веселые звонкие голоса донеслись в комнату с надписью: "Штаб  бригады",
в которой трудились бригадир и начальник штаба.
   - Эти голоса напомнили мне, - сказал бригадир, - что меня ждет еще одно
дело вне стен этого дома.
   Утром следующего дня, когда солнечный луч коснулся незашторенного  окна
в комнате "Пашендейль", Эпторп был уже на ногах  и  ножницами  для  ногтей
прокалывал дырочки на погонах" для новых звездочек. Через несколько  минут
Эпторп стал лейтенантом. В это утро расставания Эпторп ничего не сказал  и
не сделал такого, что можно было бы отнести к  категории  имеющего  важное
значение. Последнее, действие Эпторпа перед тем,  как  выйти  из  комнаты,
было сугубо дружественным: он предложил Гаю пару звездочек, которые достал
из аккуратной кожаной коробки для запонок. Гай заметил  при  этом,  что  в
коробочке много различных украшений,  в  том  числе  и  короны  для  погон
старшего офицерского состава. Затем, еще до того как Гай  кончил  бриться,
Эпторп, одетый теперь по форме и со стальной каской под мышкой,  вышел  из
комнаты и направился в угол спортивной площадки.
   До угла площадки было не более фарлонга [мера длины, примерно  200  м].
Минут через пять школьное здание Кут-эль-Амары  задрожало  от  сильнейшего
взрыва.  В  комнатах-спальнях  раздалось  несколько  тревожных  возгласов:
"Воздушное нападение!", "Всем в укрытие!", "Надеть противогазы!".
   Гай застегнул на себе ремень и поспешил на улицу - туда, где,  как  ему
казалось, произошла катастрофа. Над спортплощадкой вились клубы дыма.  Гай
пересек площадку. Сначала никаких признаков Эпторпа видно не  было.  Затем
Гай увидел его: прислонившись к вязу, с каской на голове, Эпторп рассеянно
шарил по пуговицам на своих штанах  и  с  ужасом  взирал  на  разбросанные
вокруг обломки.
   - Послушай, Эпторп, ты не ранен?
   - Кто это? Краучбек? Я не знаю. Я просто ничего не знаю, старина.
   От автономного  химического  клозета  остались  только  куча  дымящихся
деревянных обломков, медные  краники  и  трубочки,  разлетевшийся  во  все
стороны розоватый  химический  порошок  и  большой  осколок  надтреснутого
фарфора.
   - Что случилось?
   - Не знаю, старина. Только я уселся, как последовал ужасный взрыв...  и
я оказался на четвереньках вон там, на траве.
   - Тебя ранило? - спросил Гай еще раз.
   - Шоковое состояние, - ответил Эпторп. - Я ничего не чувствую.
   Гай  осмотрел  обломки  тщательнее.  Что  произошло,  Гай  ясно  понял,
вспомнив отдельные места из последней лекции бригадира.
   Эпторп снял стальную каску,  надел  фуражку,  одернул  на  себе  форму,
пощупал рукой плечи и убедился, что новые звездочки на месте. Он  еще  раз
взглянул на все, что осталось от его "гром-бокса".
   "Mot juste" [точное слово, точное определение (фр.)], - подумал Гай.
   Эпторп, казалось, был слишком ошеломлен, чтобы горевать о потере.
   Гаю не пришли в голову никакие слова утешения.
   - Давай-ка лучше пойдем завтракать.
   Они молча повернулись и пошли к дому.
   Эпторп шел по влажному игровому  полю,  шатаясь,  неуверенно,  устремив
взгляд в невидимую точку впереди себя.
   На ступеньках крыльца он остановился и оглянулся назад.
   В произнесенном  им  надгробном  слове  было  больше  трагичности,  чем
горечи:
   - _Уничтожил_!



4

   На страстную неделю Гай собрался было  поехать  в  Даунсайд,  но  затем
передумал и отправился  в  Мэтчет.  Отель  "Морской  берег"  был  все  еще
переполнен, но шума и  оживления  теперь  уже  не  было.  Администрация  и
обслуживающий  персонал  стали  придерживаться  очень  простого   правила:
делать, меньше, чем они делали  раньше,  и  получать  за  это  значительно
большую плату. В холле висела доска для объявлений. Если не  считать,  что
объявления  обычно  начинались  со  слов:  "Уважаемые  гости,   напоминаем
вам...", "Уважаемые гости,  просим  вас...",  "Уважаемые  гости,  сообщаем
вам...", то они до смешного походили на военные приказы, и в каждом из них
сообщалось о каком-нибудь небольшом сокращении удобств.
   - Мне кажется, что здесь с каждым днем становится все хуже  и  хуже,  -
заметил Тиккеридж, ставший теперь подполковником.
   - Я уверен, они делают все, что возможно, - сказал мистер Краучбек.
   - Они даже цены на все повысили.
   - По-моему, они сталкиваются во всем с огромными трудностями.
   По великим постам мистер Краучбек неизменно  воздерживался  от  вина  и
табака, однако на его столе по-прежнему всегда стоял графин с портвейном и
чета Тиккериджей каждый вечер пользовалась возможностью отведать вина.
   Когда вечером в четверг на страстной неделе Гай и его  отец  стояли  на
ветру у парадной двери отеля, а Феликс резвился в  темноте  где-то  рядом,
мистер Краучбек сказал:
   - Я очень рад, что ты попал в батальон  Тиккериджа.  Он  такой  хороший
человек. Его жена  и  маленькая  девочка  ужасно  скучают  по  нему...  Он
говорит, что тебя, вероятно, назначат командиром роты.
   - Вряд  ли.  По-моему,  в  лучшем  случае  меня  назначат  заместителем
командира роты.
   - Он сказал, что ты получишь роту. Он очень хорошего мнения о  тебе.  Я
очень рад. А ты носишь тот медальон?
   - Да, конечно, ношу.
   - Я очень доволен, что у тебя все  идет  так  хорошо.  Впрочем,  ничего
неожиданного в этом, конечно, нет. Кстати, завтра успение, утром я пойду в
церковь. Не думаю, что ты тоже пожелаешь пойти...
   - А в какое время?
   - Видишь ли, в ранние утренние часы люди идут туда с наименьшей охотой.
Для меня же это не имеет никакого значения, поэтому я буду там от пяти  до
семи.
   - Это для меня, пожалуй, многовато. Может  быть,  я  загляну  всего  на
полчасика.
   - Обязательно приходи. В этом году у них там все очень красиво.
   Утром в страстную пятницу Гай вошел в маленькую  церковь.  Уже  брезжил
рассвет, но в самой церкви стояла ночная тьма. В нос ударял  резкий  запах
цветов и свечей. В церкви находился  только  его  отец.  Он  опустился  на
колени у аналоя, перед импровизированным  алтарем,  выпрямился  и  застыл,
устремив взгляд прямо  перед  собой.  Когда  вошел  Гай,  мистер  Краучбек
повернулся к нему, улыбнулся и снова погрузился в молитву.
   Гай опустился на колени неподалеку от отца и тоже начал молиться.
   Вскоре пришел ризничий и  сдвинул  черные  занавеси  с  окон  восточной
стороны. Яркий солнечный свет на мгновение ослепил глаза.


   В те же минуты в Лондоне (в этом сверхсекретном штабе считалось, что  в
целях сохранения тайны следует работать  в  необычные  часы)  шел  большой
разговор о Гае.
   - По делу в Саутсанде, сэр, поступают новые материалы.
   - Это относительно валлийского профессора?
   - Нет, сэр. Вы помните перехваченное нами донесение  радиофицированного
агента "L-18"? Вот оно: " Два офицера-алебардиста заявляют,  что  Саутсанд
тайно посетил видный  политический  деятель  Бокс  [игра  слов:  вспомните
"гром-бокс"  Эпторпа  и  разговор  о   нем   в   ресторане   "Гарибальди",
подслушанный Пелеччи],  который  совещался  с  высокопоставленным  военным
чиновником".
   - Я никогда  не  думал,  что  это  донесение  может  оказаться  важным.
Насколько мне известно, у нас нет  ни  одного  подозреваемого  по  фамилии
Бокс, а в районе Саутсанда  нет  ни  одного  высокопоставленного  военного
чиновника. Впрочем, конечно, это может быть какое-то кодовое имя.
   - Да, сэр. Мы начали поиски в этом направлении, как вы приказали тогда,
и обнаружили, что есть  член  парламента  по  фамилии  Бокс-Бендер,  шурин
которого, по  фамилии  Краучбек,  служит  в  алебардийском  полку.  Раньше
фамилия Бокс-Бендера была просто Бокс. Добавление  "Бендер"  было  принято
его отцом в тысяча восемьсот девяносто седьмом году.
   - Что ж, это, кажется, опровергает подозрение, а? Нет  никаких  причин,
по которым этот человек не мог бы посетить своего шурина.
   - Тайно, сэр?
   - А у нас есть что-нибудь по  этому  Боксу?  В  том,  что  его  фамилия
пишется через черточку, надеюсь, нет ничего особо подозрительного?
   - Ничего важного у нас нет, сэр, - ответил младший  офицер  по  фамилии
Грейс-Граундлинг-Марчпоул,  каждая  черточка  в   которой   указывала   на
расчетливую женитьбу в век земельной собственности. - Он ездил два раза  в
Зальцбург. Якобы на какой-то музыкальный фестиваль. Но зато Краучбек - это
совсем другое дело. До сентября прошлого года он жил в Италии  и,  как  мы
узнали, был в хороших  отношениях  с  местными  фашистскими  властями.  Не
считаете ли вы необходимым завести на него досье, сэр?
   - Да, пожалуй, стоит завести.
   - На обоих, сэр?
   - Да. Заведите на всех.
   Эти двое тоже раздвинули светомаскировочные шторы и впустили в  кабинет
первые лучи восходящего солнца.
   Так совершенно секретный индекс  пополнился  двумя  фамилиями.  Позднее
такие добавления переснимались на микропленку, размножались и  рассылались
для внесения в десяток  индексов  в  штабах  контрразведывательной  службы
свободного мира  и  становились  постоянной  составной  частью  совершенно
секретных архивов второй мировой войны.
   -  Мой   брат   служит   в   алебардийском   полку,   сэр,   -   сказал
Грейс-Граундлинг-Марчпоул неизвестно к чему. -  Краучбек,  по  их  мнению,
ничего особенного из себя не представляет.



5

   Мысль о событии  огромной  важности  -  когда  сформируется  бригада  -
теплилась в сознании Гая, как и в сознании всех его  сослуживцев,  пять  с
лишним месяцев. Божественная идея! Никто не знал, как, в сущности, все это
произойдет.
   По окончании пасхального отпуска они  собрались  в  долине  Пенкирк,  в
южной части Шотландии, приблизительно в двадцати милях  от  Эдинбурга,  на
земле, покрытой возделанными полями, с небольшими крестьянскими усадьбами.
В начале долины стоял небольшой каменный замок  эпохи  королевы  Виктории.
Первые два дня они столовались и спали  в  этом  замке.  Количество  людей
увеличилось за счет многих незнакомых  кадровых  военнослужащих  различных
рангов. Появились начальник медицинской части, неконфессиональный  военный
священник и придирчивый, имеющий много орденских ленточек ветеран, который
командовал саперами. Но это были только офицеры.  Набор  рядовых  пока  не
производился, потому что еще не была решена проблема их размещения.
   Предполагалось, что саперы развернут лагерь, однако в назначенный  день
ничего существенного на поверхности отведенного участка не появилось.  Они
пробыли здесь всю зиму, уютно устроившись в конюшнях замка.  Некоторые  из
них просто полюбили это место, особенно  резервисты,  которые  нашли  себе
друзей и подруг в соседних населенных  пунктах,  просиживали  все  рабочие
часы у их домашних очагов и  платили  за  гостеприимство  инструментами  и
провизией из ротных складов. Предполагалось,  что  эти  ветераны  составят
костяк соединения, в которое помимо них войдут настроенные против фашистов
виолончелисты и продавцы абстрактных картин из стран Дунайского бассейна.
   - Если бы  мне  дали  что-нибудь  около  взвода  _фашистов_,  -  сказал
командир этих ветеранов, - я закончил бы все работы здесь в течение  одной
недели.
   Но он нисколько не жаловался. Ему вовсе не плохо жилось в  сравнительно
комфортабельном привокзальном отеле, который находился  в  трех  милях  от
лагеря. Он был непревзойденным знатоком  всех  тайн  финансовой  службы  и
ухитрялся получать  множество  необычных  специальных  надбавок  к  своему
окладу. Если новый командир понравится ему,  то  он  готов  оставаться  на
своем посту до конца лета.
   Пять минут, проведенные командиром саперов  с  бригадиром  Ритчи-Хуком,
заставили его без колебаний принять решение оставить это теплое местечко и
уехать. Ветераны не только горячо принялись за работу сами, но и  склонили
к этому антифашистов. За строительство лагеря взялись  довольно  серьезно,
но не настолько серьезно, чтобы удовлетворить Ритчи-Хука.


   В первое же утро в Пенкирке он приказал своим молодым офицерам копать и
таскать землю. Накануне вечером, он, к несчастью приказал сделать офицерам
все противовирусные прививки, которые имелись в санчасти бригады.  Заметив
отсутствие энтузиазма, бригадир попытался  развернуть  соревнование  между
алебардистами и саперами. Музыканты начали работать с  огоньком;  продавцы
картин абстрактных художников - менее рьяно, но  зато  вполне  серьезно  и
качественно; алебардисты же не  проявили  никакого  энтузиазма,  ибо  едва
передвигали ноги.
   Они рыли дренажные канавы и таскали доски для настила полов в  палатках
(самая нескладная ноша из всех придуманных человеком), сгружали с грузовых
машин печки "Сойера" и оцинкованные  водопроводные  трубы.