принялась  тыкать
пальцем в лица. - Эти вот с твоего курса, этот учился на  четвертом,  он
тебе не нужен...
   Дуня оборвала ее, она воспротивилась такому методу отбора и  заявила,
что ей нужны все,  решительно  все.  Слава  Богу,  секретарша  не  стала
выяснять, как же в таком случае будет выглядеть альбом и для кого он,  в
конце концов, предназначен?
   Света продолжала разглядывать фотографии, многих называя по фамилиям,
некоторых - по именам. Была одна девушка, которую она помнила  только  в
лицо, и ничего другого о ней не знала. Она искренне огорчалась по  этому
поводу и в конце  концов  достала  из  ящика  стола  ключи  и  принялась
отпирать большой рассохшийся шкаф:
   - Придется покопаться. Когда же она училась?
   - Мне нужны все, все! - напомнила Дуня, очень  взволнованная.  -  Ну,
кроме нашей  компании,  ты  понимаешь,  этих  я  достану  без  труда.  И
сокурсники, которые учатся с нами  сейчас,  мне  тоже  не  нужны.  Я  их
насквозь знаю, можно просто договориться... Мне нужны...
   Она указала на некоторые лица на снимках. В общей сложности набралось
человек восемь. Светка вздохнула, сделала кислое лицо,  но,  видимо,  не
нашла в  себе  решимости  отказать.  Дуня  мягко  на  нее  нажимала,  не
переставая говорить комплименты - дескать, кто бы еще в целом  институте
мог бы ей помочь? О, она даже не сомневалась, к кому обратиться!
   В коридорах давно было тихо. Процокали по паркету  каблучки  какой-то
опоздавшей студентки, проехала за окном машина. А Светка, сосредоточенно
сопя и ругаясь на пыль, продолжала копаться в шкафу. На  стол,  одна  за
другой, ложились тонкие картонные папки с надписанными на них фамилиями.
Дуня  жадно  отслеживала  каждую.  Наконец  на  стопку  шлепнулись   две
последние папки, и Светка захлопнула шкаф.
   - Ну  вот,  -  довольно  улыбаясь,  сказала  она.  -  Сейчас  выпишем
телефончики...
   Дуня пробормотала,  что  очень,  очень  благодарна.  Она  следила  за
движениями секретарши, которая с подчеркнутой важностью раскрывала папку
за папкой и списывала оттуда домашние телефоны.
   - И адреса тоже, - попросила Дуня, не отрывая  взгляда  от  одной  из
папок.
   Света  немного  удивилась,  но  сопротивляться   не   стала.   Только
поворчала, что у нее и без того много срочной работы. И в конце  концов,
сейчас вовсю идут лекции, почему Дуня здесь, а не в аудитории?
   Девушка даже, не стала отвечать. Она чувствовала  себя  как  человек,
который всю жизнь  убеждал  других,  что  привидений  не  существует,  и
наконец встретил призрака лицом к лицу. Она с  трудом  дождалась,  когда
Светка закончит свое многотрудное дело и выдаст ей листок  с  фамилиями.
Помогла  ей  уложить  папки  обратно  в  шкаф.  Пока  Светка   возилась,
расставляя папки по алфавиту, Дуня быстро развязала тесемки одной из них
и всмотрелась в снимок. Это лицо она помнила, как не помнить.
   - Огромное тебе спасибо, - сказала она, стараясь, чтобы голос  звучал
жизнерадостно.  Но  видно,  благодарность  получилась  слишком  тусклой,
наигранной. Светка с удивлением подняла на нее глаза, но Дуня уже  вышла
из кабинета.
   На лестнице, примостившись возле урны  с  сигаретой,  она  развернула
список. Впрочем, ее интересовал только один пункт. Четвертый.  Под  этим
номером педантичным, угловатым почерком секретарши было выведено: "Врач,
Василий Николаевич". Московский адрес и телефон. И пометка:  отчислен  в
1998 году.
 
*** 
 
   В эти праздничные дни, когда ей не нужно  было  выходить  на  работу,
Татьяна впервые за последнее время поняла, что покой ей вовсе не  нужен.
А она так мечтала о покое, когда начался весь этот кошмар!  Исчезновение
дочери, ее смерть, похороны,  нелепая  история  с  пропавшими  деньгами,
розыски Петра, дознания, слухи, смерть и похороны Леонида, уход  мужа...
Тогда  у  нее  не  было  времени  опомниться,  присесть,  оглядеться  по
сторонам.
   Теперь свободного времени оказалось слишком много. И это  время  было
заполнено только одним - пустотой. Она впервые  поняла,  как  грустно  и
тихо стало в ее доме. Теперь уже навсегда.
   Изредка звонили родственники, но разговоры не клеились.  Татьяна  уже
сказала им по телефону, что осталась одна.  Так  она  избежала  визитов,
слез, выражений сочувствия. Она сообщала об этом так сухо и  равнодушно,
что у многих создалось впечатление, что это ее ничуть  не  тронуло,  что
она была подготовлена к этому  заранее.  Но  это  было  далеко  не  так.
Оцепенение первых дней после ухода Алексея уже прошло. Его сменила боль,
ровная и постоянная. Все равно  как  если  бы  ныла  рука,  предчувствуя
перемену погоды. У нее до сих пор не было нового телефона  Алексея,  она
не знала, где его искать, если бы вдруг возникла  необходимость.  Он  не
звонил.
   "Не позвонил ни разу, даже чтобы спросить, жива  я  еще  или  нет..."
Татьяна кусала губы, лежа на разобранной постели. Был ясный день, но  ей
и в голову не приходило встать, умыться, привести себя в порядок.
   Она даже не смотрела на часы.  "Нет,  это  бесчеловечно!  Что  я  ему
сделала, за что меня  так  ненавидеть!  Я  не  узнаю  его...  Эта  дрянь
заморочила ему голову, держит его на расстоянии от  меня,  чтобы  он  не
передумал. Ну  конечно,  первые  дни  самые  опасные,  он  еще  тоскует,
наверное..." И тут же яростно возражала сама себе: "Если бы тосковал, то
вернулся бы! Нет, он не вернется... Эгоист! Зверь!
   Тряпка!"
   Осыпая мужа этими противоречивыми прозвищами, Татьяна  не  испытывала
никакого облегчения. Вот если бы можно было выкрикнуть  все  это  ему  в
лицо...
   Алина позвонила ей только раз. Видно, женщина была немного обижена на
нее за то, что Татьяна отослала ее, пожелав остаться наедине с Петром.
   Женщина поинтересовалась, не слышно ли  чего  нового?  Сообщила,  что
теперь ведет пристальное наблюдение за дверью квартиры напротив. Но  тем
не менее Петра видела только раз во дворе, столкнулись возле подъезда  -
она выходила на улицу, он как раз входил.
   - И он, гад, даже не поздоровался, - заметила Алина.
   Татьяна подумала, что ничуть этим не удивлена.
   Знакомство получилось  очень  уж  сумбурным  и  неприятным  для  всех
сторон. Также Алина сообщила, что еще раз  навестила  прежнюю  подружку,
мать Жени Будановой. На этот раз застала дома и ее супруга.  Девицы,  по
ее словам, дома не было  -  где-то  шлялась.  Родители  не  стали  особо
откровенничать, держались сухо и настороженно. Немногое  удалось  у  них
вытянуть, только что дочь ведет себя как ей  вздумается  и,  конечно,  в
ее-то нежном возрасте это ужасно. Но ничего  не  поделаешь,  нужно  было
браться за нее раньше, а теперь уже поздно.
   - Как послушаешь их - волосы дыбом становятся, - заметила Алина. -  Я
же сама мать и боюсь за своих девчонок. Но я всегда держала их вот так!
   И Татьяна очень ясно представила себе крепко сжатый  кулак  Алины.  А
руки  у  этой  женщины  были  сильные,  неженские.  Разговор  свелся   к
воспитанию детей, а эта тема  была  неприятна  Татьяне,  которой  больше
некого было воспитывать. Они попрощались как-то  отрывисто,  словно  обе
сомневались,  будут  ли  созваниваться  еще.  Однако  Алина   напоследок
заверила, что все держит под контролем и как только  что-то  узнает,  то
непременно сообщит. Татьяна поблагодарила.
   И еще звонила Нелли. Женщина никак не думала, что ее просьба о помощи
найдет, в конце концов, такой  живой  отклик  у  этой  девушки,  которая
сперва показалась ей наивным ребенком, который способен утешиться так же
быстро, как и заплакать. Но видно, ее слова  на  поминках  произвели  на
девушку более глубокое впечатление, чем ей думалось вначале.
   Нелли задавала ей по телефону самые разнообразные вопросы, касающиеся
Иры. Татьяна даже встревожилась - так много  пришлось  рассказать  почти
постороннему человеку. Но она понимала, что ей  не  под  силу  разузнать
что-то самой о той вечеринке. А Нелли была одной из приглашенных -  кому
же верить, как не ей? С ее высокой белокурой подругой Татьяна бы  ни  за
что не откровенничала, а вот эта милая толстушка  внушила  ей  некоторое
доверие.
   Впрочем, женщина особенно в подробности не  вдавалась.  Она  сообщала
только самую нужную для розысков информацию. Рассказала об  исчезновении
и смерти своей дочки, о своих предположениях, какие у нее были отношения
с Петром Врачом. А в последнем разговоре обмолвилась, что смерть Леонида
тоже не  кажется  ей  случайной.  Ира  погибла  на  глазах  у  множества
свидетелей, было ясно, что ее не убивали. А вот где, как попался  парень
- было совершенно неясно. Татьяна намекнула, что  Петр  Врач  также  мог
иметь к  этому  какое-то  отношение.  Рассказала,  что  Леня  был  очень
озабочен тем, чтобы вывести на чистую воду этого  типа.  Он  подозревал,
что тот лжет и что-то знает об исчезновении и смерти Иры.
   Нелли, услышав это, очень испугалась. У нее даже изменился голос:
   - Вы думаете, он мог избить Леню?!
   - Я не рискую его обвинять, - уклончиво ответила женщина. - Но как-то
странно  все  совпало  по  времени...  Буквально  за  день  до  этого  я
отговаривала его от разборок, просила не связываться...
   Но он был так агрессивно  настроен,  что  вряд  ли  послушал  доброго
совета...
   - Леня - агрессивно настроен? - Нелли была совершенно растеряна. -  А
его мама знает обо всем этом?
   - Нет, и я очень вас прошу, не говорите ей пока. Она тоже  ничего  не
сможет сделать, а вот отношения у нас окончательно испортятся.
   И, помявшись, Татьяна пояснила, что Антонина Григорьевна  была  вовсе
не в восторге от того, что се сын собирался жениться на девушке, которая
была беременна от другого.
   - Она и так уже позволила себе обвинять Иру во всех смертных  грехах.
А уж если узнает, что Леня мог  пострадать  из-за  нее...  Знаете,  есть
люди, которые только и ищут, кого обвинить в своих несчастьях. Так  вот,
она из их числа.
   Нелли что-то пробормотала, пообещала позвонить еще и повесила трубку.
Но так больше и не позвонила. Татьяна решила было, что девушка, наконец,
отказалась  от  своих  розысков.  Возможно,  испугалась  -  ей  пришлось
выслушать немало пугающих намеков... И может,  это  даже  и  к  лучшему,
Татьяна уже начала переживать, что втравила бедняжку в такую  запутанную
историю. В конце концов, какое она  имеет  право  взваливать  на  чьи-то
плечи подобное дело? И все же ей грело душу ощущение, что она  не  одна,
что кто-то искренне желает ей помочь.
   Но в тот день, когда она узнала об  исчезновении  девушки,  последняя
надежда исчезла. Поговорив с Дуней,  Татьяна  долгое  время  сидела  как
пришибленная и даже не могла подняться со  стула.  В  голове  отчетливо,
словно повинуясь неведомому метроному, стучало одно: "Опять я  виновата,
опять я..."
   Она промучилась весь вечер, строила разные догадки,  пытаясь  понять,
что могло случиться с девушкой и чем тут можно помочь. Но что она  могла
сделать? Ведь она почти не  знала  Нелли,  не  имела  понятия,  чем  она
занималась все эти дни. Оставалось только ужасное сознание  своей  вины.
Тем более ужасное, что она ни с кем не могла этим поделиться. Будь рядом
Алексей... Но об этом она старалась даже не думать.
   "Слава Богу, что я не дала ей адрес Петра! - повторяла она про  себя,
пытаясь хоть немного успокоиться. - Если бы дала - тогда точно  была  бы
виновата... А так... Может, девушка пропала вовсе не из-за этого. Может,
просто загостилась у кого-то, нашла парня..." Но ей тут же вспоминалось,
как точно такими же утешениями она нянчила свою тревогу,  когда  пропала
дочь. И чем все это кончилось.
   На другой день Татьяна не выдержала и решила  выяснить  хоть  что-то.
Она решила было позвонить родителям Жени, спросить, как  и  когда  можно
встретиться с их дочкой. Она желала разговора при свидетелях,  при  них.
Так Жене было  бы  труднее  вывернуться.  От  звонка  ее  удержало  одно
соображение, оно пришло,  когда  Татьяна  уже  набирала  номер.  Женщина
медленно повесила трубку:
   "А что, если они ее покрывают? Не знают, дескать, что дочка ночует на
третьем этаже? Надеются, что она выйдет замуж? Или умыли руки, решили ни
во что не вмешиваться? Или тщательно скрывают от всех, какую  разгульную
жизнь ведет Женя? Нет, им звонить  незачем.  Мне  они  точно  ничего  не
скажут".
   Она припомнила, в какое время Женя назначала  ей  встречу.  Если  она
где-то работает, то возвращается домой приблизительно в  одно  и  то  же
время. И  се  можно  подкараулить  у  единственного  входа  во  двор,  в
подворотне.
   И Татьяна отправилась туда. Она приехала пораньше - часам к  четырем.
В такое время Женя точно была еще на работе. Татьяна  на  всякий  случай
взяла с собой фотоаппарат. Она очень сомневалась, что ей удастся заснять
Петра, да еще  так  удачно,  чтобы  его  потом  смогли  узнать.  Снимать
пришлось бы тайно, иначе он бы  на  это  не  согласился.  Ясно  же,  что
Татьяна хочет получить снимок не на добрую память, а для  каких-то  иных
целей.
   Но если снимок все-таки получится - его можно будет показать Дуне.
   Татьяна стояла в подворотне, вглядываясь  в  каждую  фигуру,  которая
появлялась то с одной, то с другой стороны. Она понимала,  что  выглядит
подозрительно, несмотря на свой приличный вид, чистую одежду...  Татьяна
впервые кого-то выслеживала, и это было унизительно...
   Шло время. Наконец со стороны улицы появилась Женя. Девушка шла  едва
волоча ноги. Усталой походкой человека, который идет  автоматически,  по
раз и навсегда заученному пути. Татьяна отделилась от стены и подошла  к
девушке вплотную. Только  тогда  Женя  подняла  голову  и  остановилась.
Татьяна встретила ее взгляд... Обычный взгляд,  который  она  знала  так
давно, - испуг, недоверие и  как  будто  мольба  о  пощаде.  Прежде  она
сочувствовала девушке. Теперь эти глаза ее невероятно раздражали, взгляд
казался наигранным. Она грубо взяла ее под локоть:
   - Пойдем.
   - Куда? - Девушка слабо дернулась, пытаясь высвободить руку.
   - Туда, где ты живешь. К родителям? Или к Петру?
   Женя рванулась сильнее и высвободила локоть.
   Однако не убежала, как опасалась Татьяна.  Ее  лицо  приняло  детское
плаксивое выражение.
   - Почему вы меня мучаете? Что вам нужно?
   - Я хочу наконец знать, где моя дочь провела три дня, после того  как
ушла из дома. И что с ней случилось на самом деле.
   Девушка умоляюще смотрела  на  нее,  ее  глаза  наполнились  слезами.
Татьяна с изумлением подумала: неужели это всего лишь игра? Или  же  она
настолько истерична, что легко пускает слезу по любому поводу?
   - Я ничего не знаю... - прошептала Женя. - Правда,  ничего...  Почему
вы думаете, что я...
   Мимо прошла пожилая женщина, нагруженная сумками  с  продуктами.  Она
раздраженно плечом толкнула  Татьяну,  стоявшую  у  нее  на  пути.  Таня
отшатнулась, но снова взяла Женю за руку - на этот раз крепче, чтобы она
не вздумала вырываться.
   - Идем к Петру, на третий этаж.
   Девушка открыла рот, собираясь что-то ответить, но, помедлив секунду,
опустила голову и покорно двинулась  вперед.  Татьяна,  не  отпуская  ее
руки, шла рядом. Они вошли в подъезд, поднялись  на  третий  этаж.  Женя
помедлила у двери и наконец попросила ее отпустить. Татьяна  послушалась
- все равно она бы не позволила девице  сбежать.  Женя  шмыгнула  носом,
проглотив последние слезы, раскрыла сумку и достала оттуда ключи.
   Отперла дверь и вошла. Татьяна молча последовала за ней.
   - Ну вот, - сказала она, оказавшись в уже знакомой прихожей. - А твои
родители утверждают, что ты  здесь  никогда  не  бываешь.  У  тебя  даже
собственные ключи есть.
   Женя затравленно взглянула на нее:
   - Мои родители... Они ничего не знают.
   - Ты же сама говорила,  что  они  признали  Петра  твоим  официальным
женихом. И позволяют тебе здесь жить. Это были твои собственные слова, и
ты их сказала при свидетелях. Женя, имей совесть!
   Девушка покачала головой:
   - Я сказала это вам просто так. А на самом деле они не знают.
   - Но это продолжается уже давно, как тебе удается скрывать? Они  ведь
живут всего этажом выше!
   И вы никогда не сталкивались на лестнице?
   - Никогда, - сипло ответила Женя.
   Татьяна вздохнула и решила больше не копаться в этой истории. В конце
концов, первостепенного значения все это не имело. Она поинтересовалась,
где сейчас Петр. Девушка ответила, что, должно быть, на работе.
   - Он приедет с работы сюда?
   Женя покачала головой:
   - Он приезжает когда хочет и никогда не  предупреждает  заранее...  У
него есть и другая квартира. Но если  он  и  приедет  сюда,  то  намного
позже.
   - Где он работает?
   - То здесь, то там, - уклончиво ответила девушка. - Где придется. Его
часто увольняют, или он сам уходит. Характер у него неуживчивый, а  руки
золотые.
   Татьяна усмехнулась:
   - Как у  всех  хороших  парней,  которые  наставляют  своим  невестам
синяки. Это ведь он тебя бьет, своими золотыми руками?
   Женя ничего не ответила. Прошла в комнату и  бросила  на  пол  сумку,
переменила  уличные  туфли  на  домашние  тапочки.  Татьяна   машинально
отметила, что тапочки были довольно потрепанные и как раз по ноге  Жене.
Значит, она  жила  здесь  давно,  и  тапочки  были  ее  собственные,  не
"гостевые".
   Девушка отправилась ставить чайник, Татьяна неотступно  следовала  за
ней.
   - Я имела разговор с твоим женихом, совсем  недавно,  -  начала  она,
усаживаясь к столу и зажигая сигарету. В последние дни она  стала  много
курить, зато от спиртного ей пока удавалось воздерживаться. -  Не  знаю,
рассказал он тебе об этом или нет.
   - Он мне ничего не говорил.
   - Так вот, Петр утверждает, что ты бываешь тут от случая к случаю, да
и сам он постоянно здесь не живет. Это правда?
   - Да.
   - А еще он мне сказал, что вовсе не собирается на тебе жениться.
   Девушка обернулась через плечо и как-то загадочно на нее  посмотрела.
Без  удивления  и  гнева,  очень  спокойно,   почти   холодно.   Татьяна
занервничала:
   - Это правда или нет? Зачем ты тогда зовешь его своим женихом?
   Ответ поразил ее своим цинизмом - такого она от Жени еще не  слышала,
хотя последние новости о девушке могли бы  ее  к  этому  подготовить.  С
непревзойденным, почти философским спокойствием Женя ответила:
   - Надо же как-то называть тех, с кем спишь.
   Пустяк, а приятно.
   И ни следа наивности не было на этот раз в ее  взгляде.  Серые  глаза
больше не казались детскими, взгляд - запуганным, а округлое нежное лицо
неожиданно показалось  истасканным  и  жестким.  Татьяна  оторопела,  но
спустя секунду нашлась с ответом:
   - Так, значит, вы просто встречаетесь здесь иногда? И  давно,  как  я
поняла, потому что Ира водила своего жениха именно сюда.
   - Ну да, - спокойно  ответила  девица  и  сняла  с  плиты  вскипевший
чайник. - Встречаемся, если вам нравится это выражение.
   - Ты больше не отрицаешь, что была знакома с Леней?
   - С этим рыжим? Ага, была. - Теперь она почти смеялась, и  этот  смех
не был наигранным. Девушка явно забавлялась происходящим,  наливая  себе
чаю. Правда, она не забыла предложить чашку и Татьяне.
   - Этот рыжий погиб, моя милая, - ответила гостья, не притрагиваясь  к
чаю. - Его жестоко избили, он едва дошел до  своей  квартиры  и  тут  же
умер. Разрыв селезенки. И это случилось всего две недели назад.
   Женя нахмурилась и открыла сахарницу:
   - Я не знала. Ужас. - И, помедлив минуту, нехотя добавила:
   - Не хочу сказать, что он мне нравился,  но  все  равно  жаль.  Такой
молодой. А как это случилось?
   - Тебе лучше знать, - ответила Татьяна.
   Женя в этот момент размешивала сахар. Она  сделала  резкое  движение,
ложечка звякнула, и чай выплеснулся на столешницу. Она застыла, глядя на
гостью неверящими глазами:
   - Что-что? Мне-то откуда знать?! Я только что узнала!
   - Он еще приходил сюда?  -  резко  спросила  Татьяна.  -  И  не  ври,
слышишь? Если соврешь - я немедленно иду в милицию, мне уже есть что  им
рассказать!
   Женя вскочила со стула:
   - Что вы болтае