ушла в свою  комнату.  Наконец  я  смогла  переодеться,
ближе к вечеру стало холодать, и в одном халатике я замерзла.
   С удовольствием натянув мягкий пушистый свитер, я сладко  потянулась,
подумав, что неплохо было бы завалиться в кровать,  но  Ефим  придет  за
коробкой, так что смысла ложиться все равно нет. Чтобы  не  трястись  от
страха, заново переживая неожиданную встречу, я решила, пока есть время,
навести  порядок  в  своем  письменном  столе.  Давно  собиралась   этим
заняться, да все не доходили руки.
   Перетряхнув пару ящиков, я посмотрела на  часы,  прикидывая,  сколько
еще ждать. Не терпелось поделиться с Ефимом всеми  ужасами  сегодняшнего
дня, к тому же давным-давно пора  меня  кому-нибудь  пожалеть.  Глядя  в
окошко,  я  задумалась,  машинально  перевела  взгляд  на  пол  и  вдруг
почувствовала какое-то смутное беспокойство.
   Оно нарастало, хотя я никак не могла сообразить, в чем дело, встала и
подошла к окну. Наконец поняла. Пол был чист. Конечно, не сам этот  факт
меня обеспокоил, это как раз было совсем неплохо, плохо было другое:  на
чистом полу не было моего грязного свитера и джинсов.
   Потоптавшись вокруг и ничего не обнаружив, я заглянула  под  кровать,
под стол, сунулась даже в шкаф, хотя была абсолютно уверена, что не суну
туда грязные вещи даже под наркозом. Но их нигде не  было,  и  это  было
довольно странно, деваться из комнаты грязному белью было некуда.
   "Может, бабка взяла? Зачем? Хочет постирать, чтобы  помириться?  Нет,
на нее это не похоже. Если бы мы не поругались, тогда возможно, а так...
Стас? Это уж совсем невероятно. Он бы их не заметил, даже если бы на них
стоял... Тогда в чем дело? Или я и правда свихнулась?"
   Занятая  своими  мыслями,  я  настолько  увлеклась,  что   не   сразу
расслышала, как в окно осторожно стукнули.
   Потом еще раз, я прислушалась  и  наконец  сообразила,  что  к  чему.
"Ефим!" Я рванула к окошку  и  через  несколько  мгновений  оказалась  в
жарких объятиях, позабыв на время все свои проблемы.
   - Я так соскучился, - шептал мне Ефим на ушко, закрыв глаза, я кивала
и улыбалась. - Я так по тебе соскучился...
   Прижавшись к его  груди,  я  думала  о  том,  что  все  неприятности,
случившиеся за сегодняшний день, вполне могут немного подождать.
   - Как дела, малышка? - коснувшись губами моего виска, спросил  он.  -
Чем ты сегодня занималась?
   В общем-то, можно отвлечься  ненадолго,  все-таки  у  меня  есть  что
рассказать. Ефим сел в кресло, я устроилась у него  на  коленях.  Однако
сейчас все, о чем я говорила,  уже  не  казалось  таким  непоправимым  и
страшным.
   Рассказывая о встрече с весьма нелюбезными типами, я даже  потихоньку
начала веселиться, но, глянув на возлюбленного,  вдруг  обнаружила,  что
глаза у него сделались странными, словно больными.
   - Ефим, - запнулась я, - ты что?
   Он улыбнулся, но довольно кисло, я всполошилась и стала допытываться,
что его так расстроило. И, несмотря на то, что он старался убедить  меня
в обратном, поняла, что у нас неприятности.
   - Ты нашел деньги? А того, кто их подменил?  Что  же  теперь  делать?
Придется вернуть камни, да? Слушай, может быть, что-то можно  исправить?
Хочешь, я тебе помогу?
   Тут Ефим против воли фыркнул и покрутил головой:
   - Настенька.., спасибо, конечно. Я тебе благодарен за помощь, правда,
очень. Ты у меня самая лучшая... Иди сюда! - он  крепко  прижал  меня  к
себе и, уткнувшись лбом в мою грудь, вздохнул.
   Я сидела, кусая губы и раздумывая, кого мне надо убить, чтобы  помочь
любимому. Не сумев добиться от Ефима всей правды,  я  немного  помялась,
прикидывая, насколько уместно сейчас лезть к нему со своими заморочками,
и все же решилась:
   - Послушай, мне очень надо... Я о том коттедже...
   Мы с Надькой туда ходили, только днем я запуталась,  что  где.  Давай
вместе сходим, а то я совсем с ума сойду.
   Тут еще вещи грязные пропали...
   Я растерянно заморгала, Ефим глянул на  меня  исподлобья  и  хмыкнул.
Несколько мгновений он рассматривал мое лицо, потом губы его дрогнули, и
он широко улыбнулся:
   - Ладно... Раз уж ты чего вбила себе в  голову...  Только  сначала  я
должен  отдать  коробку,  ладно?  А   потом   будем   выкапывать   твоих
покойников...
   Мы аккуратно махнули через подоконник, осторожно шагнув к окну Стаса,
я прислушалась. Тихо. Я удовлетворенно кивнула и поманила  Ефима.  Когда
он приблизился, я глянула вверх и шепнула:
   - Дождь будет.
   - Почему? - удивился Ефим, разглядывая небо.
   - Вот увидишь, - пообещала я. - Послушай как следует...
   - Что послушать? - не понял Ефим.
   - Небо.
   Он только головой покачал. Меж тем я добралась до  досок,  в  которые
вчера спрятала пакет с коробкой, и уже собралась  лезть  к  забору,  как
вдруг под ногой звонко хрустнула сухая доска.  Мы  моментально  застыли,
словно каменные изваяния, я в напряжении скосилась на окна,  ожидая,  не
вспыхнет  ли  там  свет.  Тянулись  томительные   секунды,   ничего   не
происходило,  и  я  облегченно   выдохнула.   Ефим   тоже   шевельнулся,
укоризненно качая головой. Он прав:  следует  быть  осторожнее.  Что  мы
будем врать, если нас здесь застукают, я просто не представляю.
   "Скажем, что хотели помочь Стасу достроить баню",  -  усмехнулась  я,
шаря рукой под досками. Прошло какое-то время, прежде чем до меня  дошло
- коробки на месте нет. Я попыталась изогнуться,  чтобы  просунуть  туда
голову и посмотреть, но это было невозможно - для  такой  умной  головы,
как моя, щель была слишком узка.
   Развернувшись к Ефиму, я хотела открыть рот, но он меня опередил:
   - Настенька, где коробка? - Я поняла, что он  волнуется,  потому  что
голос у него вдруг сел и ему пришлось повторить снова:
   - Коробка где?
   Я  все  еще  молчала,  ожидая,  что  найдется  какое-нибудь  разумное
объяснение ее отсутствию, но, увидев, как  побелело  вдруг  лицо  Ефима,
поняла, что случилось страшное.
   - Ты кому-нибудь говорила?
   Я отрицательно мотнула головой, забормотав торопливо:
   - Нет, нет, честное слово...
   Ефим помог мне вылезти и полез туда сам, но, сколько ни шарил, ничего
не изменилось.  Наконец  он  выпрямился,  отошел  в  сторону  и  сел  на
спиленную чурку. Я кинулась к нему, позабыв об  осторожности.  Остановив
меня жестом, он прижал палец к губам.
   - Куда она делась, Ефим? Я никому не говорила, клянусь тебе, ни одной
живой душе... Ефим, что будет? Кто мог ее взять?
   Прерывая поток моего нервного красноречия, Ефим притянул меня к себе,
обнял за плечи и пробормотал:
   - Тихо... Дай подумать...
   Думал он довольно долго, я замерла, с напряжением вглядываясь  в  его
глаза. Молчать и бездействовать  у  меня  не  хватало  нервов,  я  очень
опасалась, что сейчас как минимум взвою или заклацаю зубами.
   - Настя, - прошептал он, - мне придется уехать... на какое-то  время.
Я разберусь со своими проблемами и вернусь. Здесь остаться  я  не  могу,
мне нужно съездить в Москву - Тут я заскулила, он пригрозил пальцем:
   - Тихо! Обещаю, что вернусь...
   - А вдруг что-нибудь случится, - не  вытерпела  я,  -  и  я  не  буду
знать... Я так не могу, понимаешь?
   Он вдруг улыбнулся:
   - Понимаю, почему нет... Пойми и ты, глупышка, я  же  не  могу  взять
тебя с собой. Если удастся выбраться на большак (я охнула и похолодела),
мой "мерин" ночью только ленивый гаишник не приметит. Здесь не Москва, я
здесь чужак, и если меня ищут, то  каждый  пень  вдоль  дороги  об  этом
знает... Хотя не думаю, что они раньше утра хватятся...
   Не знаю, пытался ли он таким образом меня успокоить. Если так, это  у
него не получилось. Закрыв глаза и представив, как за Ефимом гонятся все
местные гаишники и бандиты, я не просто испугалась, я ужаснулась.
   - Тем более, - впившись пальцами в его коленку,  торопливо  зашептала
я, - тебе даже из области не выехать.., на "Мерседесе" своем... А я могу
взять Стасов "жигуленок"... И ты не знаешь,  как  посты  объехать,  а  я
знаю, два года подряд с пацанятами  по  местам  боевой  славы  в  походы
ходили...
   Так я вцепилась в него, словно бульдог,  мертвой  хваткой,  не  давая
вставить слова, с жаром доказывая, что без меня ему  не  обойтись.  Ефим
слушал,  временами  оглядываясь  на  темные  окна  и   пытаясь   убавить
громкость, я отталкивала его руку, злясь на то, что он не понимает таких
очевидных вещей. Я здорово разошлась, в конце концов, и сама не знаю как
толкнула чурку, на которой сидел Ефим, он всплеснул руками, и они упали:
и он и чурка.
   Я, не удержавшись, свалилась на  них  сверху,  отбив  при  этом  себе
локоть и стукнувшись лбом об Ефимову коленку. Шума не было, чурка стояла
на  травке,  и  завалились  мы  молча,   самым   громким   звуком   было
соприкосновение лба с коленом.  Оказавшись  на  земле,  я  первым  делом
перевернулась на спину и уставилась на  окна.  Любимый  проделал  то  же
самое. Встретившись с ним взглядом, я поняла, что выиграла.
   Ефим сидел на моей кровати, наблюдая за сборами, я бесшумно  носилась
по комнате, заталкивая в сумку самое необходимое,  все-таки  не  ближний
свет, всякое может случиться.  Однако  самое  сложное  было  впереди,  я
собиралась взять ключи от Стасовой "девятки", обычно они лежали на полке
в горнице, но если он их вдруг убрал, придется идти к нему в комнату.  О
таком варианте даже думать не хотелось, и Ефиму  я  об  этом  ничего  не
сказала. Пока собирала вещи, мучительно размышляла, не оставить ли бабке
и Стасу записку, но мысль о том, что кто-то  посторонний  может  узнать,
куда мы направились, останавливала. Когда собралась, подошла к  двери  и
осторожно выглянула. В горнице было темно и тихо, я тенью  скользнула  к
полке, чувствуя, что от волнения  сердце  перестало  работать  вовсе.  Я
протянула руку и замерла, прислушиваясь,  потом  пошарила  в  стеклянной
вазочке, тихо звякнув, ключи  сами  очутились  в  ладони.  Вернувшись  в
комнату, я гордо продемонстрировала результат своих усилий. Ефим  кивнул
и поднялся; направляясь очередной раз  к  окну,  я  оглянулась  назад  и
почему-то вздохнула.
   Сарай у бабки  не  запирался.  Открыв  двери,  я  на  ощупь  отыскала
выключатель и зажгла свет.
   - Выключи, - зашипел Ефим.
   - Из дома не видно, - возразила я, но он повторил:
   - Выключи, кому сказал! Из дома не видно, зато с улицы видно. Дверь в
машине  открой,  этого  вполне  достаточно.  -  Он   подошел   ближе   и
пробормотал:
   - Надо глянуть, неплохо было бы ее отсюда накатом  вытолкнуть,  чтобы
не шуметь.
   Я послушалась, открыла дверцу и  уселась  на  водительское  место,  а
машина  почему-то  качнулась.   Ефим   тем   временем   внимательно   ее
разглядывал, особенно вмятины,  которыми  так  некстати  украсил  машину
Стас.
   Ему что-то не нравилось, он хмурился, потом долго разглядывал  номера
и качал головой. Как я ни старалась, но все-таки нервничала - и чего  он
возится, не ровен час Стас проснется. Налюбовавшись наконец  на  номера,
Ефим обошел машину, поднял глаза и поманил  меня  пальцем.  Я  торопливо
вылезла и, подойдя, растерянно ойкнула. Заднего  колеса  у  "жигуля"  не
было, он по-прежнему был на домкрате. Мало того, колеса  не  наблюдалось
вообще, куда его дел Стас, я понятия не имела.
   Сунулась в багажник и развела  руками.  Пусто.  Все  еще  не  веря  в
неудачу, я пошарила по сараю, но ничего не нашла.
   - В этой машине,  пожалуй,  далеко  не  уедешь,  -  буркнул  Ефим,  я
виновато кивнула, лихорадочно скрипя мозгами.
   - Послушай, плевать на "жигуленок", поедем  на  твоей...  Главное  из
области выбраться, а там разберемся.
   Грунтовками ночью, конечно, быстро  не  проедешь,  зато  безопасно...
Поедем! Где твой "мерс"?
   Однако Ефим не торопился  отвечать,  монотонно  постукивая  ногой  по
полу, он смотрел в одну точку, словно меня и не было. Тут я толкнула его
в плечо и отчеканила:
   - Или ты берешь меня с собой, или я сейчас так заору,  что  сюда  вся
деревня сбежится...
   - Это называется шантаж, - он вздохнул.
   - Точно, - подтвердила я, бросая ключи на переднее сиденье, -  пошли,
шантажируемый...
   Если бы меня попросили угадать, куда в нашей деревне  можно  спрятать
"Мерседес", чтобы никто его не нашел, я сроду бы не  отгадала.  Ефим  же
особо не мудрил, загнав машину в старую  конюшню  возле  речки.  Конюшня
преспокойно разваливалась уже не первый год и так примелькалась жителям,
что как строение ее давно не воспринимали.
   - Здорово, - сказала я, усаживаясь на переднее пассажирское  сиденье,
- это, оказывается, теперь не конюшня, а гараж. А почему ты ее  у  друга
во дворе не ставил, все надежнее, чем за гнилой калиткой?
   Ефим покосился и неохотно пояснил:
   - Машина всегда должна быть под рукой. И чтоб никого не дергать, если
отъехать надо.
   Я задумалась над его ответом, и язык у меня просто чесался  спросить,
не Ефим ли подъехал в ту жуткую ночку к дому Савченко. И  силуэт  машины
похож, и повадка та же - мы почти бесшумно выкатывались  без  габаритов.
Но вскоре я  отвлеклась  от  своих  мыслей,  потому  что  заметила,  как
нервничает Ефим: губы сжаты, и глаза-щелки так смотрят, что прямо  страх
берет. Я помимо воли стала косить по  сторонам,  нервно  сжимая  кулаки,
хотя толком и не понимала, что может случиться. И кто теперь стал  нашим
врагом, надеюсь, у Ефима будет время меня просветить.
   Меж тем мы медленно объехали Горелки вдоль реки.
   Чтобы попасть на шоссе, необходимо было проехать  по  улице  Миляева,
она выходит к окраине  на  грунтовку,  а  там,  через  поля,  еще  около
километра. Ехать ночью без света через ржаные поля - то еще занятие,  мы
едва двигались, словно пробираясь на ощупь. Я тщетно пыталась разглядеть
что-нибудь впереди, дорога, так же, как и шоссе,  была  пуста,  но  Ефим
вдруг в сердцах ударил по рулю и выругался:
   - Черт!
   Оглянувшись  назад,  я  увидела  фары  автомобиля,  выруливавшего  из
Горелок на грунтовку; в отличие от нас сидящие в ней не прятались  и  не
осторожничали. Машина резво вылетела на дорогу, лучи света то  пропадали
на мгновение, то дрожащими столбами врывались в  черную  ночную  бездну.
Решив, вероятно, не выяснять, кто же находится  за  рулем,  Ефим  врубил
фары и нажал на газ.
   "Мерседес" рванул вперед,  словно  только  и  ждал  этого  мгновения.
Мужественно  пережидая  горячую  волну  страха,  я   защелкнула   ремень
безопасности  и  закрыла  глаза.  Выехав  на  асфальт,   который,   надо
признаться, изобиловал многочисленными колдобинами, и не обращая на  них
никакого внимания, мы полетели в сторону города.  Ефим  молчал,  изредка
бросая быстрые взгляды в зеркало заднего вида, подпрыгивая на  очередной
кочке, я с тоской думала о том, чем все это может закончиться.
   Вскоре шоссе нырнет в лес. Робко мечтая в душе,  чтобы  любимый  хоть
чуть-чуть сбросил скорость, я  снова  оглянулась.  Дорога  здесь  делала
поворот и уходила вверх. Через  мгновение  я  увидела  то,  что  хотела.
Выехавшая вслед за нами машина неслась на предельной скорости,  и,  если
только за рулем не сидел сумасшедший, было очевидно,  что  это  по  нашу
душу.
   - Это за нами? - не выдержала я в конце концов, Ефим кивнул. - А  кто
это?
   - Не знаю, - процедил он сквозь зубы, и я сообразила, что  беседовать
он не настроен вовсе. Однако обстоятельства вынуждали,  и,  если  только
Ефим не собирался лететь подобным образом до  самой  Москвы,  пора  было
вмешаться.
   - Через  четыре  километра  левый  поворот,  метров  пятьдесят  после
моста... Мостик дохленький, на такой скорости... И вообще, сейчас дорога
петлять начнет...
   Не думаю, что Ефим ко мне особенно прислушивался, он и сам все видел,
не сбросить скорость здесь было нельзя. Мне сильно полегчало, тем  более
машины сзади видно не  было,  наверное,  тягаться  с  "Мерседесом"  было
сложновато.
   - Пока оторвались, - бросил Ефим сквозь зубы, -  но  как  приклеился,
собака, как репей...
   Я вглядывалась в окно. Как я и предполагала, погодка  вскоре  дала  о
себе знать, небо обложило полностью, и начал накрапывать дождь. Дождь  в
подобных обстоятельствах дополнение крайне неприятное, но я утешала себя
мыслью, что мы сумеем оторваться от преследователей и  свернем  с  шоссе
раньше, чем они сообразят, в чем  дело.  Сейчас  мы  снова  окажемся  на
открытой местности и увидим слева огни города. Дорога здесь проходит  по
равнине километра три, потом снова начинается лес, перед самым  лесом  -
мост. Если мы успеем добраться до моста до того, как та машина покажется
на равнине, то гонку мы выиграли. Ни один умник не  догадается,  что  мы
уйдем на проселочную дорогу.
   Таким образом, я почти  праздновала  победу,  размышляя  о  том,  что
гоняться с "Мерседесом" по ночному лесу - дело зряшное, а три  километра
по прямой для него и вовсе пара  пустяков.  Я  уже  открыла  рот,  чтобы
изложить  Ефиму  свой  "план  захвата  Парижа",  но  тот  вдруг   громко
чертыхнулся. Сзади за поворотом мелькнул луч света. Ефим затормозил  так
резко, что я чуть не удавилась на ремне безопасности, выключил  габариты
и вывернул руль влево. На мгновение перед глазами мелькнул знак "кирпич"
на облезлом деревянном шлагбауме, задние колеса взвыли вместе со мной. С
чувством приложившись головой о стекло, пару секунд я вообще  ничего  не
соображала. Я схватилась за голову  и  икнула.  Пока  я  отвлекалась  на
успокоение организма, машина продолжала лететь  вперед.  Я  с  некоторым
удивлением заметила,  что  двигаемся  мы  почему-то  боком.  После  чего
осознала, что поводов для веселья у  нас  очень  мало.  Ефим,  матерясь,
тщетно пытался выровнять машину, но все было бесполезно. Мокрая глина на
дороге превратилась в  каток.  "Мерседес"  вдруг  тряхнуло,  он  взлетел
ввысь, я заорала, пытаясь во что-нибудь вцепиться руками. Тут мы влетели
в какой-то странный кустарник, лобовое стекло вдруг дрогнуло и покрылось
десятками мелких трещин.
   Мне  показалось,  что  на  машину  сверху   что-то   рухнуло,   крыша
загрохотала, нас перестало вертеть, но не  успела  я  обрадоваться,  что
осталась жива, как "Мерседес" начал заваливаться вперед,  словно  кто-то
поднимал его за багажник.
   Это было очень странно. Сжавшись в комок, я пыталась сообразить,  что
случилось, и неожиданно  увидела,  как  капот  машины  стал  необъяснимо
меняться. Пока я моргала на все это через треснувшее стекло, Ефим открыл
свою дверцу и вывалился вон. На меня же напало странное оцепенение, я не
могла оторвать глаз от темного мерцающего пятна, неумолимо  наползающего
на капот. Меж тем машина накренилась еще больше, я начала соскальзывать,
теперь меня удерживали  лишь  ремни  безопасности.  Уперевшись  рукой  в
торпеду, я попыталась  отстегнуть  ремень,  но  собственный  вес  мешал.
Пугающая чернота поползла вдруг по лобовому  стеклу,  покрытое  тысячами
трещин, оно долго не  выдержит,  это  я  понимала,  поэтому  предприняла
попытку вылезти из-под ремня. Но тот, кто  пробовал  когда-нибудь  такое
проделать, знает, что это дохлый номер.
   Тут моя дверца распахнулась. Не  задавая  вопросов,  свободной  рукой
Ефим с силой вдавил меня в спинку сиденья  и  перехватил  ножом  плотную
ленту ремня. Сухо чмокнув, лента мгновенно исчезла. Ефим швырнул нож  на
землю и, ухватив меня двумя руками за грудки, рывком выдернул из машины,
словно  репку  из  известной  сказки.  Не   удержав   равновесия,   Ефим
опрокинулся навзничь, я, естественно, снова упала сверху. Однако шуму  в
этот раз было гораздо больше, мало того, что Ефим  беспрестанно  выдавал
ругательства одно виртуознее другого, за моей спиной  раздавалось  такое
шлепанье и хлюпанье, словно там  резвилась  парочка  бегемотов.  Я  живо
вскочила на ноги и оглянулась туда, где десять  секунд  назад  находился
"Мерседес". Трудно было разобрать что-либо в такой темнотище да вдобавок
при проливном дожде,  но  то,  что  я  смогла  разглядеть,  меня  просто
потрясло. Перед глазами слабо блеснули отражатели задних фар, и багажник
машины медленно скрылся в черной вязкой жи