За неделю произошло несколько подрывов.  Один идиот
прострелил себе голову из АГСа, и только лишь единственный солдат погиб.
     В ночном  переходе молодого бойца пятой роты снял засевший в развалинах
чумного кишлака  снайпер-одиночка. Парнишку подвела самонадеянно  закуренная
на привале сигарета. Он, поймав пулю в рот, видимо, так и не успел осознать,
что же с ним такое приключилось.

x x x

     Вообще в Афганистане многие погибали или  получали  увечья именно из-за
собственной  безалаберности,   расхлябанности  и  непредусмотрительности.  В
каждой колонне и в каждом рейде несколько человек обязательно подрывалось на
окруженных сплошным минным барьером точках, и,  кстати,  не только молодняк,
но даже  прапорщики и офицеры. "Замок" Дмитрий Метеля полтора года назад был
свидетелем того,  как на Третьем Мосту прогулялся  по минному полю отошедший
по малой нужде на два шага от тропы командир взвода химической защиты. Тогда
всех   поразило,   как,   не   потеряв   самообладания,   старший  лейтенант
самостоятельно наложил себе жгут на культю ноги и выполз из опасной зоны.
     Частенько  случались  и  самострелы,   в  основном,  при   неосторожном
обращении с оружием или при  самом обыкновенном  баловстве. В одном из таких
случаев  у  парня,  решившего  почистить  свой  автомат прямо  в  танке,  от
случайного  выстрела трассирующей пулей взорвалась гильза танкового снаряда,
и все трое членов экипажа получили смертельные ожоги.
     Случались и  вовсе  "комические" происшествия, например, история о том,
как  стоявший  при прогоне  колонны в боевом  охранении молодой  лейтенантик
залез на два близлежащих  валуна, дабы оправиться.  Падая с метровой высоты,
каловый   массы   замкнули   контакты    установленной   меж   двух   камней
противопехотной мины и мужику не только  разворотило  задницу,  но  вдобавок
взрывной  волной, как  бритвой, начисто снесло  половые органы.  Впрочем, он
остался жив...
     Другой боец  кастрировал  себя  еще более  действенным  способом. Найдя
где-то крупнокалиберный патрон  от зенитной установки, этот тыловой  связист
решил подготовить себе на дембель оригинальный сувенир. Усевшись на табурет,
он принялся демонтировать красивую, покрытую латунными и никелевыми ободками
пулю, зажав ее между ног. Ко всему прочему, он остался частично без  пальцев
на обеих руках и без одного глаза.
     В  завершение  этой безрадостной темы стоит упомянуть, что  за пять лет
дислокации части  под Файзабадом около тридцати  человек по  разным причинам
утонули в грозной, стремительно  омывавшей треть периметра  лагеря,  ледяной
Кокче. И тонули в ней не только люди...
     Буквально за  месяц  до  выхода  в Аргу  два механика-водителя саперной
роты, не желая возиться, облегчили себе работу  тем,  что загнали  свой БРДМ
прямо  в   реку.   Правда,   помыть  его   они   так  и  не  успели.  Легкий
бронетранспортер,  подхваченный течением, выкорчевал  внушительную  каменную
глыбу,  за которую  его  заблаговременно  зацепили  тросом,  и,  как  гордый
"Варяг",  набирая  скорость,   помчался  вниз  по  реке.  Машину  попытались
перехватить   на  точке  Каракамар,   но  полтора  десятка   километров  для
бронетранспортера,   не  приспособленного   к   такому   неординарному  виду
передвижения,  оказались  непосильной  дистанцией,  и  он где-то  по  дороге
затонул.  А  его  незадачливые водители  три  с  лишним  недели  провели  на
гауптвахте. Выпустили их лишь благодаря начавшемуся рейду.
     В общем,  дисциплинка в  полку  была  еще  та.  Смирнова,  рвавшегося к
полководческим  лаврам, она  не  могла  не  беспокоить.  И  он вскоре  нашел
довольно  оригинальный выход из создавшегося положения. Погибших по глупости
проводили как боевые  потери,  в штаб армии  отправлялись липовые  отчеты  и
наградные листы, а родители в виде компенсации за цинковый гроб получали еще
и орден Красной Звезды  (стандартная посмертная награда  убитому солдату,  в
отличие от офицеров, награждаемых в случае гибели орденом Красного Знамени).

x x x

     Проанализировав ситуацию. Подполковник внес в план рейда дополнительные
коррективы. Теперь усиленный разведротой и саперами второй батальон  занялся
исключительно прочесыванием  кишлаков, тогда как все остальные  медленно, но
упорно продвигались по старой дороге. Танки и "шилки" встали на "блок-посты"
в ключевых точках урочища. А реактивщики и гаубичники расположились в центре
долины  и при  необходимости могли  теперь  накрывать любой  участок на всем
протяжении района боевых действий.
     Для  пехоты наступили горячие денечки, подогреваемые обещанием любимого
отца-командира встретить здесь, при желании, Новый год.



Глава 11.



     За прошедшие с  начала операции полторы недели Саша на деле познал, что
имел  в  виду Шурик, говоря:  "Главное в горах - не войнушка, главное  -  до
войны доползти... Да, Гора?" На что тот, соглашаясь, молча кивал головой. От
Матаича  Саша узнал  о случае, который  под  этим  подразумевался и который,
тщательнейшим образом все старательно обходили молчанием.
     Шесть месяцев назад еще не  вполне "очухавшемуся"  после госпиталя Горе
пришлось принять участие в тяжелейшем рейде в район Зуба. И на  седьмой день
длительных  высокогорных   переходов  он  сломался.  Сутки  еще  шел  сам  -
поддерживаемый товарищами  под руки, без вещмешка,  бронежилета и оружия.  А
ночью у него открылась кровавая рвота, и его в полубессознательном состоянии
еще два дня тащили практически на себе. Благо, в  последний вечер наткнулись
на  обитаемый  кишлак,  где  взяли осла,  на нем-то  и довезли  полумертвого
снайпера к  посадочной  площадке.  Еще одному парню в  роте  повезло намного
меньше: к  вертолету  его  принесли  уже остывшим.  Это  был  третий  солдат
батальона, погибший на этой операции от истощения сил и переохлаждения.
     По  возвращении  в полк  Гора  неделю  пролежал в  санчасти,  слетал на
обследование в кундузский медсанбат и  через трое  суток, потеряв за эти дни
двадцать  килограммов  веса,  вернулся  в роту. Несмотря,  в  общем-то,  для
высокогорного  региона  довольно  заурядный  случай,  приключившаяся  с ним,
история  больно  ударила по  самомнению  Горы,  и теперь  только  Шурик  мог
позволить себе, и  то лишь намеком, такую  роскошь, как наступить  другу  на
любимую мозоль.
     Один  раз,  уже  в  Аргу, шеф сказал  Саше:  "Смотри. Вначале  подыхают
морально,  а уж потом отказывают  ноги,  причем  тут же! Так что знай! Будет
невмоготу - сразу говори!"  После чего  он  дважды на  затяжных переходах по
собственному почину брал  у подопечного ПК, хотя тот его не просил и  вполне
еще мог самостоятельно тащить свой пулемет.
     Переходы в  горах -  самая настоящая  изуверская,  изощреннейшая пытка.
Считая оружие,  огромный  боекомплект,  бронежилет,  каску, сухпай,  вещи  и
прочее снаряжение, выходило в  среднем до сорока  килограммов; у пулеметчика
чуть  больше, у снайпера чуточку меньше Хуже всех приходилось расчетам АГС -
те, ко всему своему еще тащили гранатомет, станину и ленты.
     Через три-четыре часа  после выхода в горы казалось, что еще пять минут
- и солдаты попадают на месте. Но эти пять минут складывались в часы, часы в
сутки, а бойцы понуро опустив головы и не глядя по сторонам - да пусть лучше
пристрелят! - все шли и шли. Как тогда говорили, "на автопилоте".
     После подобных переходов на привалах  Саша,  очумело уставившись пустым
взглядом в  небо, думал, что  еще одного такого марша ему  не вынести и его,
так  же, как  Гору, понесут на руках, и  с  содроганием слушал смешки дедов,
утверждавших, что летние операции - прогулка; то ли дело - зима! И, несмотря
на сорокаградусную жару,  это действительно было именно так.  Самое главное,
летом несли меньше  вещей, к тому же к жаре быстро привыкали, а  вот зимой к
снегу, налипавшему  на  сапоги пудовыми  гирями  грязи, промокшей  одежде  и
пронизывающим  сырым  ветрам,  неизбежно  прибавлялись  невыразимые  ледяные
ночевки  в   заснеженных,   промозглых  окопах;   а  отсюда   -   неминуемые
переохлаждения,  обмороженные  ноги  и   прочие   "прелести"   любительского
альпинизма.
     Неизвестно  почему,   но  доблестное  и   умудренное  воинским   опытом
командование славной  Сороковой армии ну никак не могло понять,  что ведущим
боевые действия в  высокогорных  провинциях частям жизненно необходима такая
мелочь, как свитера, банальнейшие шерстяные носки  и нормальная  обувь и что
состоявшие  на  вооружении  нашей  непобедимой  армии с восемнадцатого  года
бушлаты, кирзовые  сапоги, байковые  портянки и хлопчатобумажное  белье - не
лучшая амуниция для этих регионов.
     Но  сейчас  стояла  иссушающая  осень,  район  Аргу  к  высокогорью  не
относился,  и Саше  оставалось только безрадостно гадать,  что же  его  ждет
впереди.



x x x



     Последние три  дня  рота  буквально  падала с  ног;  три,  четыре, пять
прочесываний за день выматывали  не  хуже любого перехода. Все время  бегом:
машина -  кишлак - дувалы, дувалы, дувалы... опять машина и вновь  - дувалы,
дувалы...
     Если в первый день "шмонального марафона" еще как-то было интересно, то
на третий Сашу  уже мутило  от встречавших его на  подходе к селению терпкой
пряной  смеси  кизячного  дыма,  козьей  вони  и  стойкого,  всепроникающего
навозного смрада. Дедушки, разумеется, держались намного лучше - попривыкли,
ну  и, конечно,  не  упускали возможности перехватить  в  кишлаках  местного
айрана,  лепешек  и  всевозможных  бакшишей.  Правда,  приходилось  им  тоже
несладко  -  дабы  не  нарваться  на  неприятности  со  стороны  офицеров  и
особистов. Номинально эти  вещи считались мародерством и теоретически вполне
могли подвести под трибунал.
     Несколько раз третий взвод налетал на бахчи, и тогда десанты БМП бывали
доверху забиты сочными, но не очень сладкими арбузами и  дынями. Два раза по
ночам ели мясо. Первый раз Валерка ухитрился под носом у комбата подстрелить
овцу. Шурик и Гора, тут же в селении,  в течение каких-то пяти-семи минут ее
мастерски разделали, а вечером, уже в другом  кишлаке,  сварили  целое ведро
аппетитнейшего, процентов на семьдесят состоявшего из одного отборного мяса,
жирнейшего   плова.   Во   второй   раз,  дня  через   два,   взводу   после
друзей-разведчиков  досталась внушительная телячья ляжка.  В тот  день,  как
назло,  ни  одной  усадьбы, даже  самой затрапезной, на пути не  попалось, и
телятину ели, жаря на углях костра. Молодая половина взвода до утра мучалась
от поноса.
     Поскольку сухпай сбрасывали нерегулярно, на  подобные вещи офицеры роты
смотрели сквозь пальцы, главное - чтобы большое начальство не видело.
     Особых  достижений  у  четвертой  МСР  не  было,  и  ротный  вместе   с
замполитами и командирами взводов, возвращаясь после встреч  с комбатом, все
более и более терял  настроение  и цвет  лица. Солдаты эту  перемену ощущали
незамедлительно.
     На четвертый день  кишлачного  супермарафона  подразделению  наконец-то
повезло.  Второй  взвод  чисто  случайно  зацепил какого-то  подозрительного
дедка,  и не просто  бабаишку, как потом  выяснилось,  начальника  снабжения
самого Джумалутдина, этакого главного интенданта. Быстренько посовещавшись и
ничего не сообщив в штаб  батальона, правоверного передали на  ночь третьему
взводу.  Пономарев сразу  отвел  свои  машины подальше  от роты и  встал  на
небольшой, открытой со всех сторон сопочке на ночевку.
     Духа,  по  афганским  меркам  прилично одетого, но  внешне неказистого,
неопределенного возраста старика, немного побили - больше для острастки - и,
связав так,  что пятки  оказались  прижаты  к  локтям, на полночи бросили  в
свободный окоп, естественно, очень убедительно пообещав пристрелить утром.
     Саша отдежурил первую  половину ночи, а вторую проспал, различая сквозь
поверхностный сон приглушенные плащ-палаткой голоса взводного, Шурика, Горы,
глухие  звуки  ударов,   невнятное   бормотание  и   всхлипывания   насмерть
перепуганного  бабая  и высокий  голос  Шовката  Шерназарова  -  переводчика
взвода.
     Через  пару часов к  Саше под плащ-палатку втиснулся Гора и, прижавшись
спиной к спине, сказал:
     - Спи, спи. Завтра тяжелый день.
     Саша поинтересовался:
     - Ну что он... Заложил своих?
     - А куда ему, ублюдку, на х... деваться?!



Глава 12.



     Командир  роты,  словно  легендарный  Эней  на  краю  утеса,  стоял  на
ребристоре  сто  сорок  девятой  БМП и,  начиная  от  полкача  и  заканчивая
Джумалутдином,  крыл отборным  матом всех и  вся.  Стрелки  часов давно  уже
перескочили  за  четыре  тридцать,  а они все  еще  не выдвигались  -  ждали
Хозяина...
     Неизвестно  каким  образом,  но  о  том, что  четвертая  мотострелковая
"прихватила   болтуна",  Смирнов  узнал  той  же  ночью.  В   три   тридцать
подполковник  лично связался  со старшим  лейтенантом и  в  самых изысканных
выражениях порадовал  обещанием: "...  в  назидание  неблагодарным  потомкам
вывернуть очко наизнанку".  Как  чуть  позже  сообщил комбат,  две машины со
штабистами,  возглавляемые   Самим,  спешили  присоединиться  к  роте,  дабы
непосредственно руководить захватом базы оружия в кишлаке Хоксари.
     Через  тридцать  минут   обшитый   автоматными   магазинами,  увешанный
гранатами, дымами, ракетами  и  прочими  цацками,  небрежно перекинув  через
левую  руку новехонький АКС, к 149-й  подошел комполка. Кинув  пронзительный
взгляд на издерганного, обезумевшего от страха пленного, он прошипел  в лицо
старшему лейтенанту:
     - Я смотрю, он у вас плохо спал...
     - А у  него бессонница,  товарищ  подполковник! - попробовал за ротного
отшутиться стоявший поодаль Пономарев.
     - Ты бы заткнулся, с-сучка! Сопляк вонючий, - не сводя злобного взгляда
с  командира  четвертой мотострелковой,  при всех неожиданно  громко рявкнул
Смирнов. Выдержав паузу, он резко повернулся  на окованных сталью каблуках и
пошел  прочь.  Но  через пять  шагов опять  резко  остановился  и,  медленно
повернув голову, с угрозой в голосе, раздельно произнес:
     - Если вы мне, недоношенные, провалите дело... - сгною!
     К шести часам утра  БМП четвертой роты и  машины штаба  полка  вошли  в
небольшой, аккуратненький населенный пункт.

x x x

     То,  что  в Хоксари живут "крутые перцы", виделось во  всем. Добротные,
немаленькие дома, откормленный и ухоженный скот, несуетливые местные жители,
а главное - спокойные,  уверенные лица. Идиллию обломали за несколько минут.
Не прошло и  четверти  часа,  как все  жители, до  единого,  были  согнаны к
площадке напротив мечети.
     В  первую очередь  занялись усадьбой  "парняги  номер  один"  -  муллы.
Сокрушая  все  на своем  пути, взламывая стены, дверные и оконные  проемы, в
результате   обыска  обнаружили  две   мелкокалиберные  винтовки  советского
производства и  несколько пачек  патронов к ним. Кроме того, нашли небольшой
пистолет  и  крупную  сумму  денег  -  около восьмидесяти  тысяч.  Почему-то
считалось, что  более  десяти тысяч афгани может быть  только у духа. Муллу,
благообразного,  белобородого  старца, смотревшего на  шмон  с  нескрываемым
презрением, арестовывать все же не стали.
     Пока  потрошили  усадьбу,  первые два взвода роты заняли господствующие
позиции на самых высоких крышах селения, в то время как штабисты с  полкачем
и начальником особого  отдела остались во дворе дома муллы, куда было решено
сносить остальное оружие. С ним остался и командир четвертой мотострелковой.
Пономарев, взяв с собой переводчика и Гору, погнал по кишлаку еле волокущего
ноги пленного, который показывал на людей, прячущих, по  его словам, оружие.
За ними увязался и Саша.
     Некоторые  отдавали  стволы  сами,  у  иных приходилось искать.  Иногда
находили. За пару  часов  насобирали два десятка единиц.  Но все -  не то: в
солидной куче не было ни одной по-настоящему боевой модели.  В лучшем случае
охотничье,  спортивное или  подобное ржавое старье, а в  основном допотопные
шомпольные  ружья.  Не   улучшил  положения  и  добровольно  кем-то  сданный
симпатичный австрийский револьвер.
     Взводный, заведенный  с подъема,  напоминал грозовую тучу и  даже  чуть
потемнел лицом. Во время очередной ходки он затащил верещавшего благим матом
бабая в крошечную  клуню  и, видимо,  хорошенько  там на  него надавил.  Эти
несколько  минут, пока  Шовкат  и  Гора стояли на шухере, стали единственной
передышкой,  когда  Саша  смог  перевести дыхание.  Все  время до  этого  он
безучастно  исполнял почетную, но неблагодарную миссию  носильщика вражеских
трофеев  и  как  угорелый  мотался между  домом  муллы и командой "сборщиков
подати". Саша даже отдал свой пулемет Валерке - невмоготу стало...
     После  очередной  встряски еще более  пошатывающийся  болтун  указал на
высокого,   степенного  дехканина  средних   лет.   По   словам   отставного
суперинтенданта, выходило, что у этого мордоворота припрятано два АКМа и еще
кой-чего  - по  мелочам.  Прибыв на его усадьбу,  порядком замученные мужики
ничего  там не обнаружили, хоть и постарались на славу, а  сам хозяин явно и
не собирался расставаться с припасенным якобы арсеналом...
     Потерявший уже всякое терпение Пономарев резко  ткнул его обеими руками
в грудь и заорал в лицо:
     - Ну ты, тварь, где стволы?! Падла!!!
     Мужчина, улыбнувшись и спокойно разведя руками в  стороны, отрицательно
покачал головой.
     - А ну, дай ему пару раз!
     Вторично  взведенного солдата просить не пришлось. Перекинув винтовку в
левую руку,  Гора, широко шагнув, всадил дехканину ногой в центр  живота,  а
когда  тот, с хрустом ударившись всем телом о  стену своего дома, согнувшись
падал  на него,  он  встретил бесчувственное тело  страшным ударом  локтя  в
голову. Раздался  специфический треск ломающейся  кости, и  сметенный наземь
афганец,  словно  в  эпилептическом  припадке,  судорожно  выгибаясь  дугой,
быстро-быстро засучил ногами по пыли.
     Взводный окончательно взбесился:
     - Ты, идиот! Ты что?! Бля! Да  ты что, ох...?! Ты его убил на х...!  Да
ты нас всех... Посадят!
     Гора, не вполне понимая, что произошло, яростно прохрипел:
     - Та паш-ш-шел он!
     Лейтенант и вовсе взревел:
     -  Заткнись!!! Все, тихо!  Тихо... Давай, кретин,  поднимай.  Поднимай,
б...! Говорю! Понесли! Быстро!
     Подхватив под руки агонизирующее тело, они, выбиваясь из сил, поволокли
его  по  крышам. Видимо,  не  сориентировавшись  в суматохе,  взводный,  его
напарник  и  тяжело умиравший  мужчина  через минуту оказались над  усадьбой
муллы. Начальство, увлеченно о чем-то переговариваясь, стояло к ним спиной.
     - Толкай! - прошипел Пономарев. И когда Гора наклонил почти затихнувшее
тело  над  двухметровым дувалом,  лейтенант  с  силой  пихнул труп  ногой  в
поясницу.  Толпа,  услышав  тупой удар тела  оземь, как  по  команде,  разом
повернулась. Взводный, сколь можно естественней, промолвил:
     - Вот б..., сорвался...
     - Пономарев, где автоматы? - холодно поинтересовался полкач.
     - Пока нет, товарищ подполковник.
     - Все четверо - ко мне... Бегом!
     Широко  расставив ноги, подполковник  Смирнов, покачиваясь взад-вперед,
стоял перед замученной, парализованной страхом четверкой и, явно наслаждаясь
производимым на них впечатлением, медленно и нарочито спокойно перечислял:
     -  Так,  красавцы...   Издевательство  над   пленным  -  раз,  сокрытие
оперативной информации  в боевых условиях - два, зверское убийство мирного -
оружия нет?... Нет! - мирного жителя - три... Не до х... ли? А?  Пономарев?!
Чего молчишь, сученка?
     - Он сам сорвался, товарищ подполковник, - промямлил взводный.
     - Ты мне брось, лейтенант, по ушам ездить. Я уже лет двадцать как кулак
разрабатывать бросил! Понял!!! Ты кого нае... хочешь?! Мне что - сраку тобой
подтереть, а? В общем,  так... Ищи!!! Хорошо  ищи! Как хочешь! Не найдешь...
Ну, ты знаешь. Кру-гом! Свободны!!!



x x x