ло  сделано  так,  что
возбудило бы даже слепого.
   - Мне нравится ваше имя, - сказала она.  -  Вы  хотите  поговорить  о
Руди?
   - За этим я и приехал, - ответил он.
   Эрика улыбнулась долгой, понимающей улыбкой и, протянув над тарелками
руку, погладила его пальцами по тыльной  стороне  ладони.  Чувственность
исходила от нее волнами, как электричество.
   - Ну что вам сказать, - промолвила она. - У этого мальчика была  уйма
проблем. Его самоубийство никого не удивило.
   - А какие  это  были  проблемы?  -  спросил  Фицдуэйн.  Эрика  пожала
плечами, точно не находя нужных слов.
   - О Господи! - сказала она, воздев руки вверх. - Да самые разные.  Он
ненавидел  отца,  он  ссорился  с  родными,  ему   не   нравилось   наше
правительство, у него не ладилась половая жизнь. - Она улыбнулась. -  Но
так ли уж это необычно для тинэйджера?
   Фицдуэйн попробовал вытянуть у Эрики еще что-нибудь, относящееся к ее
погибшему пасынку, но  его  старания  практически  не  принесли  успеха.
Разговор перекинулся на других членов семьи. Здесь Эрика была  ненамного
более  откровенна.  После  кофе  и  ликеров  она  извинилась  и   вышла.
Откинувшись на спинку дивана, Фицдуэйн потягивал "куантро"  <Французский
апельсиновый  ликер.  >.  До  сих  пор  ему  не  слишком  везло  с   фон
Граффенлаубами - во всяком случае, в том, что касалось самого главного.
   Все лампы в комнате были потушены Эрикой. От  двух  свечей  на  столе
лился неверный золотистый свет. Эрика вернулась в гостиную. Он слышал ее
мягкие, приглушенные толстым ковром шаги, обонял  ее  мускусный  аромат.
Она подошла и встала рядом.
   Он повернул к ней голову и начал было говорить.
   - Уже поздно, - сказал он. - Наверное, мне лучше... - Слова замерли у
него на губах.
   Она нагнулась, прижала его к себе и поцеловала. Он почувствовал,  как
ее соски скользнули по его щекам, потом ее язык нырнул  к  нему  в  рот,
заигрывая с его языком, и она уселась к нему на колени, абсолютно голая.
   Она покрыла поцелуями его  лицо  и  шею,  затем  потянулась  рукой  к
ширинке, и Фицдуэйн почувствовал, как разъехалась молния.  Он  испытывал
нестерпимое желание. Она расстегнула ему рубашку, пробежалась языком  по
груди - все ниже, ниже, - и наконец поймала губами его набухший член.
   По телу Фицдуэйна прошла судорога; затем он с  недоумением  уставился
на подпрыгивающую перед ним голову. Ее волосы были такого же цвета,  как
у Руди, хотя их и не связывало кровное родство. Желание в нем  улеглось.
Он попытался отодвинуться. Она схватила его рукой, не  прекращая  своего
занятия. Он оттолкнул ее насильно.
   - Эй, милая, ты что, рехнулась? - сказал  он.  Наверное,  можно  было
подобрать и более удачные слова.
   - Ты очень симпатичный мужчина, Хьюго, - сказала она.  Ее  губы  были
мокры, помада на них смазана. - Я хочу тебя трахнуть.
   Фицдуэйн кое-как поднялся на ноги - они у него  подкашивались.  Затем
потряс головой. Говорить было нечего.  Он  посмотрел  на  нее.  Она  уже
выпрямилась и стояла перед  ним  с  величественным  видом,  точно  живое
воплощение сексуальности. Потом рассмеялась.
   - Добро пожаловать в Берн, -  сказала  она.  Он  торопливо  застегнул
штаны, попрощался и выскочил на улицу. Прохладный ночной воздух  освежил
его. Вполне вероятно, подумал он, что из ушей у него идет пар. Он побрел
обратно к гостинице, ополоснув по  дороге  лицо  в  фонтане  Правосудия.
Гигантская  раскрашенная  статуя  женщины  с   завязанными   глазами   и
полуобнаженными ногами, маячившая в полутьме у него над головой,  чем-то
напомнила ему Эрику.

***

   Полицейский сержант первого ранга Хайнц Рауфман, более известный  как
Медведь, сел на трамвай номер  три,  идущий  в  Саали,  пригород  Берна:
именно там, всего в пятнадцати минутах езды от  центра,  находилась  его
новая комфортабельная квартира.
   Если быть честным перед самим собой  -  а  он  всегда  старался  быть
честным, - стоило признать, что он еще легко  отделался.  Наказание  он,
конечно, заслужил. А ему всего-навсего погрозили пальчиком и  фактически
дали отпуск с сохранением зарплаты.  Расследование  мелких  преступлений
может быть  довольно  приятным:  оно  позволяет  спокойно,  в  свободном
временном режиме поизучать хитросплетения преступного мира Берна.
   - Тилли, лапочка, - сказал он, насыпая  корм  своим  любимым  золотым
рыбкам Густавусу и Адольфусу, - оказывается, я поступил не так уж глупо,
когда стукнул этого хулигана-немца. - Приходя в свою пустую квартиру, он
часто обращался к Тилли вслух. Они поселились здесь меньше чем за год до
ее смерти. Она была так счастлива, когда  убирала  и  украшала  комнаты,
стараясь создать настоящий домашний  уют.  "Жилье  должно  быть  уютным,
Хейни, - повторяла она, - не просто удобным, а именно уютным".
   Медведь слегка перекусил: кусок телятины в  белом  соусе  с  грибами,
rosti  <Жареный  картофель  (швеиц.).  >,   овощной   салат,   небольшая
французская булка со сливочным  маслом  и  камамбер,  -  запив  все  это
каким-то жалким литром итальянского "мерло" вполне приемлемого качества.
Он подумал,  не  поесть  ли  фруктов,  и  ограничился  одной-двумя-тремя
грушами.  Потом  сварил  себе  кофейку  и  завершил   трапезу   рюмочкой
апельсинового ликера. Пожалуй, это могло даже сойти за ужин.
   Затем он посмотрел по телевизору футбольный матч с участием  бернской
клубной  команды,  закончившийся  ее  проигрышем.  Бернский  характер  и
европейский футбол всегда казались Медведю несовместимыми вещами.  Потом
начались новости. Бобби Сэндс в Северной Ирландии объявил голодовку,  да
и вообще, в мире было неспокойно. Репортаж об Ольстере напомнил Медведю,
что завтра  надо  бы  заняться  этим  приезжим  ирландцем.  Он  выключил
телевизор и стал слушать радио.  Густавус  и  Адольфус,  похоже,  питали
слабость к классической музыке:  они  плавали  с  нею  в  такт.  Медведь
почистил свой пистолет. Пускай он немного ворчлив и тяжеловат, зато руки
у него работают как надо. Сервант  в  его  гостиной  украшали  призы  за
меткую стрельбу. Стрелять Медведь любил.
   Потом он улегся в большую  двуспальную  кровать,  подоткнул  со  всех
сторон одеяло с электроподогревом, взял с ночного столика чашку горячего
шоколада и неспешно проглядел кое-какие бумаги,  чтобы  подготовиться  к
завтрашней встрече с ирландцем.
   - Доброй ночи, малютка, - пробормотал  он,  поворачиваясь  на  бок  и
смежая глаза:  он  еще  ни  разу  не  изменял  своему  обычному  ритуалу
ежевечернего прощания с Тилли.

Глава 12

   Фицдуэйн  был  из  тех  людей,  которые  пристально   изучают   чужие
верительные грамоты, - с такими Медведь сталкивался нечасто. Обычно  ему
стоило лишь помахать  удостоверением,  и  человек  сразу  тушевался.  На
пластиковой карточке, которую рассматривал Фицдуэйн - а он мог считаться
знатоком подобных документов, - стояло: "Sicherheits und Kriminalpolizei
der Stadt Bern" <Органы безопасности и уголовная  полиция  города  Берна
(нем.). >. Он вернул ее владельцу.
   - Слова "уголовная полиция" способны отбить аппетит перед  завтраком,
- сказал он. Медведь заметно удивился.
   -  Так  ведь  уже  девять,  -  сказал  он.  -  Я  думал,  вы   успели
позавтракать. Отнюдь не собирался мешать вам. У нас в  Швейцарии  встают
рано. Сам я завтракал часа два назад, а то и больше.
   Фицдуэйн сочувственно поглядел на него.
   - У каждого из нас свои причуды, - сказал он. - Сейчас вы,  наверное,
уже умираете с голоду. Составьте мне компанию.
   Медведю не надо было повторять дважды.  Честно  говоря,  он  как  раз
направлялся в "Беренграбен", чтобы попить там кофейку с  печеньем:  этот
ресторан славился своей выпечкой. По дороге он сообразил, что  его  путь
лежит мимо гостиницы ирландца, и решил заглянуть к нему не откладывая.
   - Как вы меня нашли? - поинтересовался Фицдуэйн.
   - По  регистрационной  карточке  постояльца,  -  ответил  Медведь.  -
Помните, вы заполняли ее, когда снимали номер? Каждый день  их  забирают
из всех гостиниц и пансионов и сортируют в полицейском управлении.
   - А если бы я остановился у приятеля?
   - Если бы вы были в Берне, я отыскал бы  вас,  -  сказал  Медведь,  -
хотя, может быть, и не так скоро. - Он отвечал  немного  рассеянно,  так
как был занят: намазывал на булочку масло и мед.  Фицдуэйн  наблюдал  за
ним  заинтригованный.   Медведь   продемонстрировал   ловкость   рук   и
конструкторскую смекалку. Он оценил результаты своих усилий  критическим
взглядом; затем, удовлетворенный, принялся жевать.
   - Чему обязан честью вашего визита? - Фицдуэйн сделал официанту знак,
показывающий, что приспело время подавать вторую корзинку с булочками.
   - Ваш друг, полковник Килмара, знаком с моим шефом, - сказал Медведь.
- Он сообщил, что вы приезжаете в Берн  и  что  вам  может  понадобиться
небольшая помощь в ознакомлении со здешними условиями.  Разве  полковник
Килмара не говорил вам об этом?
   - Вроде бы говорил, - сказал Фицдуэйн, - но как-то  между  делом.  Он
дал мне  имя  и  телефон  майора  Буиссо,  чтобы  позвонить  ему,  когда
понадобится.
   - Его фамилия Буизар, - сказал Медведь. - Макс Буизар.  Он  начальник
"крипо" - то есть уголовной полиции - и мой шеф.  Неплохой  человек,  но
занятой, вот он и попросил меня позаботиться о вас. Передает вам  привет
и надеется, что сможет повидать  вас  до  того,  как  вы  уедете.  -  Он
улыбнулся. - Неофициально, конечно.
   Фицдуэйн вежливо улыбнулся в ответ.
   - Конечно. Поблагодарите его от меня, но скажите, что я не  собираюсь
долго оставаться в Берне, хорошо? Медведь кивнул.
   - Жаль, - сказал он. Потом взял чашку с дымящимся кофе обеими руками,
словно согревая их. Поднес ее ко рту и подул, но пить не стал. Его глаза
над чашкой смотрели умно и проницательно.
   - Скажите, мистер Фицдуэйн, - небрежным тоном спросил он,  -  а  что,
собственно, привело вас в Берн? Ирландец широко улыбнулся.
   - Мне почему-то кажется, сержант Рауфман, что вы уже знаете ответ  на
этот вопрос.
   Медведь молчал. Он выглядел смущенным.
   - Хррамф, - наконец произнес он - во всяком  случае,  прозвучало  это
примерно так. Разобрать  точнее  мешала  булочка,  которую  он  как  раз
запихнул в рот. - Однажды, - сказал он, прожевав  ее,  -  я  имел  честь
арестовать юного Руда фон Граффенлауба.
   - Расскажите мне об этом, -  попросил  Фицдуэйн.  Медведь  слизнул  с
большого пальца капельку меда. Его лицо, с которого  обычно  не  сходило
мрачное выражение, расплылось в обаятельнейшей улыбке.
   - Только если вы тоже поделитесь со мной своими секретами,  -  сказал
он. И  принялся  тихо  напевать  старинный  бернский  марш:  "Пом,  пом,
тра-ри-ди-ра, все в поход, ура, ура!"
   Фицдуэйн задумался. Медведь не мешал ему: он спокойно сидел  напротив
и с довольным видом мурлыкал себе под нос. И Фицдуэйн заговорил.
   - Почему бы и нет? - произнес он, и, скорее доверяясь  интуиции,  чем
по необходимости, рассказал Медведю все с самого  начала.  Закончив,  он
сам себе удивился.
   Медведь был квалифицированным слушателем. Он  сидел,  откинувшись  на
спинку стула, время от времени кивая и издавая звуки, показывающие,  что
интерес его к повествованию не ослабевает. Минуты шли.  Зал  вокруг  них
опустел, служащие готовились к наплыву посетителей в час ленча. Фицдуэйн
в очередной раз заказал кофе.
   Когда ирландец закончил. Медведь продолжал хранить молчание. Он вынул
из внутреннего кармана блокнот и  принялся  что-то  набрасывать  в  нем.
Потом показал рисунок Фицдуэйну. В блокноте была изображена буква "А"  в
цветочном венке.
   - Примерно так? - спросил он. Ирландец кивнул. - Понятно, - промолвил
Медведь и рассказал Фицдуэйну о трупе, найденном в реке Ааре. -  Что  вы
думаете на этот счет? - поинтересовался он.
   - По-моему, вы еще не все мне рассказали, - заметил Фицдуэйн. - Вы не
предложили мне действовать официальным путем. О чем вы умалчиваете?
   Теперь настала  очередь  Медведя  раскрыть  гораздо  больше,  чем  он
предполагал, - и он тоже поверил своему внутреннему голосу  и  признался
во всем. Поведал о том, что наградил оплеухой  гостя  из  Германии,  что
Буизар рассердился и перевел его на расследование  мелких  преступлений.
Объяснил, какие тут кроются возможности, если взяться за  дело  с  умом,
потом сказал, что одна голова - хорошо, а  две  лучше,  и  добавил,  что
сочетание  официального  и  неофициального  подхода   всегда   приносило
неплохие плоды.
   Потом между ними воцарилась тишина; а потом  -  правда,  с  некоторой
осторожностью, так как они еще мало  знали  друг  друга,  -  собеседники
обменялись рукопожатием  в  знак  скрепления  их  неожиданно  возникшего
союза.
   - Ладно, с этим разобрались, - после паузы сказал Фицдуэйн. -  А  где
тут можно взять в аренду машину?
   -  Есть  такое  заведение  Херца  -  вверх  по  улице,  недалеко   от
Театерплац, - ответил Медведь. - Пойдемте, я  провожу  вас  до  башни  с
часами, а там покажу дорогу. Отсюда и километра не будет.
   Когда они выходили из ресторана, мимо проехал  человек  на  роликовых
коньках.  Они  поднялись  по  Крамгассе,  миновав  по   пути   еще   два
раскрашенных фонтана. День был жаркий, и они старались держаться в тени.
Вторые этажи  домов  выдавались  над  тротуарами,  защищая  прохожих  от
солнца;  благодаря  этому  улица  выглядела  по-домашнему  уютной,   что
располагало  к  доверительным  разговорам.  На  каждом  шагу  попадались
открытые рестораны и кафе с вынесенными наружу столиками.
   - Куда вы собираетесь ехать?
   - Хочу осмотреть окрестности города,  -  ответил  Фицдуэйн.  -  Может
быть, съезжу на озеро Тун, а потом поднимусь в горы.
   - А вы умеете ездить по снегу и льду? - спросил Медведь. - Чем выше в
горы, тем опасней дорога. Вам понадобятся специальные  покрышки.  Сам  я
пользуюсь могильными плитами.
   - Чем-чем?
   -  Надгробиями,  -  сказал  Медведь.  -  Кладу  в  багажник  разбитые
могильные плиты. У меня есть приятель, который с ними работает.  Они  не
слишком большие, зато тяжелые. С таким  грузом  ехать  по  льду  гораздо
легче.
   - Весьма разумно, - сказал Фицдуэйн без особого энтузиазма.
   Рядом  с  Циттлоггетурмом,  знаменитой  бернской  башней  с   часами,
собралась  небольшая  толпа.  Стрелки  узорных  часов   приближались   к
двенадцати. Когда Фицдуэйн поднял глаза,  наверху  раздвинулся  занавес.
Прокукарекал и захлопал крыльями петух; прозвенел бубенцами  шут;  снова
запел петух, после чего на сцене появилась процессия медведей  в  разных
нарядах: у одного были дудочка и барабан, у второго шпага, следующим был
рыцарь в доспехах, за ним  двигались  еще  три  медвежонка,  а  завершал
шествие медведь в короне. Хронос перевернул  песочные  часы.  Человек  в
золотом костюме ударил в колокол на  башне.  Лев  кивнул  головой  ровно
двенадцать раз, и в заключение снова пропел петух.
   Фицдуэйн застыл в изумлении.
   - С ума сойти, - сказал он.
   Медведь помахал ему на прощание и направился  в  сторону  Марктгассе;
через несколько шагов он обернулся.
   - Могильные плиты, - крикнул он, - не забудьте.
   У Херца не выдавали могильных плит - даже в обмен на  чеки  "Америкой
экспресс",    -    поэтому    Фицдуэйну     пришлось     удовлетвориться
"фольксвагеном-гольф" с передним приводом.
   Прежде чем покинуть Берн, Фицдуэйн спросил в гостинице, не звонил  ли
ему кто-нибудь. Фон Граффенлауб еще не  объявлялся,  но  Фицдуэйн  решил
дать ему несколько дней и лишь потом начать  розыски  на  свой  страх  и
риск.  Действия,  предпринятые  без  поддержки  адвоката,  могли   сразу
ухудшить ситуацию. Фицдуэйну пришлось бы вступить  в  общение  с  тесным
кругом родственников и друзей погибшего,  где  новости  распространяются
очень быстро. Если эта публика узнает, что отец  Руди  отнесся  к  затее
ирландца отрицательно, ему нечего рассчитывать на откровенность. Как это
ни печально, лучшей тактикой пока оставалось выжидание;  а  между  делом
можно было ознакомиться с местными  достопримечательностями.  Правда,  с
одним человеком стоило наладить контакт  сразу:  этим  исключением  была
сестра Руди, Врени.
   По еще не выясненным причинам Врени была не в ладу  со  своим  отцом.
Она оставила  комфортабельную  жизнь  в  Берне,  разорвала  отношения  с
большинством друзей и перебралась в экологически чистый район, на старую
ферму  в  холмах  Бернского  нагорья  рядом  с  маленьким  поселком  под
названием Хайлигеншвенди. Жить естественной жизнью не значило  соблюдать
обет  целомудрия.  Фицдуэйн  разузнал,   что   ей   составлял   компанию
двадцатичетырехлетний лыжный инструктор Петер Хааг. Если верить Эрике  -
а какая приемная мать могла быть более искушенной  в  вопросах  пола,  -
Петер не брезговал и связями  на  стороне,  особенно  во  время  лыжного
сезона. "Такие уж они, лыжные инструкторы. Наверное, тут виноваты свежий
воздух, физические упражнения и вообще здоровая жизнь. Все это разжигает
чувственность, а ведь там столько возможностей  для  ее  удовлетворения.
Понимаете, Хьюго?" - сказала она. И накрыла его руку своей.
   Еще утром Фицдуэйн позвонил Врени из гостиницы.  Да,  она  не  против
увидеться с ним. Она будет ждать его после ленча. В поселке  ему  всякий
скажет, как  проехать  на  ферму.  Она  говорила  по  телефону  чересчур
отрывисто - это граничило с  невежливостью,  но  Фицдуэйн  не  обиделся.
Похоже было, что ее  мысли  заняты  чем-то  другим  и  что  она  недавно
плакала.
   В путеводителе Мишлена поселка Хайлигеншвенди не было вовсе. Фицдуэйн
взял Бедекера  -  то  же  самое.  Он  уже  начал  подозревать,  что  его
одурачили, но тут к нему на помощь пришла одна из  работниц  Херца.  Она
жила на озере Тун,  всего  в  нескольких  километрах  от  разыскиваемого
поселка. Она  извлекла  откуда-то  крупномасштабную  карту  Швейцарии  и
торжествующе обвела название "Хайлигеншвенди" красным фломастером.
   Рассказывая о красоте этого поселка, девушка из  заведения  Херца  не
преувеличивала. Когда Фицдуэйн миновал озеро Тун и начал подниматься  по
петляющей горной дороге, он не мог не  восхититься  здешними  видами.  В
чистом голубом небе сияло солнце. Забравшись  повыше,  он  увидел  внизу
сверкающую гладь озера.
   Машину он оставил в Хайлигеншвенди. Отсюда к дому  Врени  вела  узкая
дорога - ему сказали, что идти туда всего минут десять и  что  добраться
до места пешком легче, чем на  автомобиле.  Кругом  еще  лежал  снег,  и
развернуть машину на узкой аллее было бы довольно трудно.
   Около дома стоял  новый  на  вид  дровяной  сарай.  Благодаря  щелям,
специально оставленным в боковых стенах, сарай продувался ветром,  чтобы
дрова лучше  сохли.  Внутри  лежали  аккуратно  наколотые  поленья,  все
одинаковой длины - для  глаз  ирландца  это  представляло  собой  весьма
непривычное  зрелище.  Уложены  они  были  тоже   очень   аккуратно,   с
правильными промежутками, даже края  выровнены  -  ни  одно  поленце  не
вылезало ни на сантиметр.
   Сам дом стоял на склоне холма и выглядел  так,  словно  был  выстроен
несколько веков тому назад.  За  бессчетное  количество  суровых  зим  и
жарких лет бревна,  из  которых  он  был  сложен,  выцвели  и  покрылись
крапинками. С крыши капало: это таял снег.
   Когда Врени  открыла  дверь,  Фицдуэйн  почувствовал  запах  имбирных
пряников. Облик самой хозяйки неожиданно тронул его, и на  мгновенье  он
лишился дара речи. Она была так похожа  на  Руди  и  вместе  с  тем  так
отличалась от него. Глядя на нее, Фицдуэйн сообразил, в  чем  тут  дело.
Руди он видел только мертвым. А Врени была румяной, юной,  прекрасной  и
самой что ни на есть живой. Одна ее щека была испачкана в муке.
   В Берне Фицдуэйн запасся цветами. Сейчас  он  хотел  вручить  их  ей.
Врени улыбнулась и подняла руки ладонями вперед. Они тоже были в муке.
   - Вы очень внимательны, - сказала она, - но подержите их еще минутку,
пока я помою руки, ладно? Я пеку пряники на Пасху для своих кузенов.
   В прихожей выстроились в ряд ботинки и башмаки на дере