для него комнату. Из горшка на окне  тянулось
вверх гигантское  растение,  явно  стремящееся  добраться  до  люстры  и
задушить ее.
   - Он замечательно принялся, - гордо сказала Кристина. - Нам  прислали
его из Англии в бутылке из-под молока.
   - В двухметровой? Ничего себе бутылочка, - отозвался Фицдуэйн.
   - Просто с тех пор он вырос.
   - А как он называется?
   - Это папирус, - сообщила Кристина. -  Такой  же,  только  маленький,
стоит у изголовья вашей кровати.
   - О Господи! - воскликнул Фицдуэйн. - Надеюсь, эти штуки  не  слишком
быстро растут?

***

   Кадар молчал. В мозгу его проносились воспоминания. Должен ли он  был
почувствовать раскаяние? Честно говоря, сразу  после  содеянного  он  не
чувствовал ничего, кроме невероятной усталости, смешанной  со  спокойным
удовлетворением: ведь все было сделано так, как надо.  Он  выдержал  эту
проверку. На такое способны очень немногие люди.  Он  рожден  для  того,
чтобы властвовать.
   Он пытался не вспоминать о том, что перенес на следующий  день  после
убийства. Проснувшись, он никак не мог унять дрожь, и его трясло чуть ли
не до вечера. "Классический шоковый симптом", - сочувственно  сказал  об
этом доктор. Тогда Кадар лежал в постели, охваченный тихим отчаянием. Он
не мог совладать с собственным телом, которое предало его. В последующие
годы, постигнув премудрости некоторых  восточных  боевых  дисциплин,  он
научился объединять свои Душевные и физические силы, и активные действия
стали проходить для него без подобных последствий. Иногда, хотя и весьма
нечасто, Кадар задавал себе вопрос, избавился ли он от  стрессов  вообще
или просто загнал их куда-то вглубь, где они все  равно  оставляют  свои
следы, похожие на микроскопические трещины  в  фюзеляже  видавшего  виды
самолета.
   Тишина  не  нарушалась  в  течение  нескольких  минут.  Кадар   снова
переживал то радостное возбуждение, которое  почти  не  покидало  его  в
первое время после переезда в Штаты. Самым большим  сюрпризом  той  поры
оказалась не роскошь его нового дома, не внезапно открывшийся доступ  ко
всем мыслимым материальным благам и даже не сама атмосфера  иной  жизни,
где было возможно почти все. Да,  это  тоже  радовало,  но  удивительнее
всего сложились его отношения с отцом.
   На их первой встрече в Гаване Генри Бриджнорт Лодж был холоден, тверд
и циничен. Он почти не проявлял каких бы то ни было  чувств.  Ему  нужен
был сын, дабы удовлетворить прихоть жены. Но и только. Впоследствии же -
хотя он  продолжал  держаться  с  Кадаром  несколько  прохладно,  а  его
твердость и цинизм оказались отнюдь не напускными, - Лодж стал  искренне
заботиться о благополучии сына и интересоваться его успехами,  что  едва
не вывело последнего из равновесия.
   Шестнадцатилетнему Кадару пришлось напрячь всю свою незаурядную волю,
чтобы не допустить зарождения в своей душе  ответной  привязанности.  Он
снова и снова напоминал себе, что для выработки  самообладания,  полного
самообладания, необходимо стать выше обычных  эмоций.  В  глухие  ночные
часы он повторял это в тиши своей комнаты, а по щекам его бежали слезы и
в груди теснились чувства, в  которых  он  не  мог  -  или  не  хотел  -
разобраться.
   Вскоре после того, как он обжился в своем новом  доме,  расположенном
всего в двадцати минутах езды от Лэнгли,  ему  пришлось  выдержать  уйму
экзаменов и проверок, с помощью которых его родители хотели  определить,
где ему следует продолжить образование.
   Обнаружилось, что он необыкновенно  одаренный  юноша.  Таким  высоким
коэффициентом умственного развития обладала лишь одна  десятая  процента
всего населения страны. Он легко усваивал иностранные языки. У него были
явные художественные наклонности. Он обладал  великолепной  координацией
движений и был если  не  выдающимся,  то,  во  всяком  случае,  неплохим
спортсменом.
   Стало ясно, что простой школы для него недостаточно.  Первый  год  он
обучался у частных преподавателей. Лодж воспользовался своими  обширными
связями в среде высокопрофессиональных ученых и аналитиков, работавших в
аппарате ЦРУ, и Кадар попал в хорошие руки: о такой тонкости мышления  и
остроте интеллекта, какой обладали его  новые  наставники,  он  знал  до
этого разве что понаслышке. Это было интересно. Это было увлекательно. И
он стремительно развивался как умственно, так и физически.
   На второй год обучения его послали  в  специальную  школу  для  особо
одаренных с дополнением в виде частных уроков. Так все и продолжалось до
тех пор, пока он не окончил Гарвард. Именно  на  втором  году  учебы  он
открыл, что обладает незаурядным обаянием и  естественной  магнетической
силой и может использовать их,  чтобы  манипулировать  другими  в  своих
собственных целях.
   Он понимал, что его опыт общения с  людьми  небогат  и  что  нехватка
такого опыта может привести к неприятным  последствиям.  Он  внимательно
изучал реакции окружающих на его поступки и очень много работал над тем,
чтобы стать более привлекательным в чужих глазах. Раскол между внешней и
внутренней сторонами его личности постепенно углублялся. Он  стал  одной
из самых популярных фигур в классе.
   Лодж обладал  неким  инстинктивным  пониманием  натуры  своего  вновь
обретенного сына. Он отдавал себе отчет в том, что  на  пути  воспитания
возможно всякое,  однако  его  проницательность  компенсировалась  одной
слабостью:
   Лоджа всегда восхищали таланты. Такой человек не  мог  устоять  перед
Кадаром,  который   необычайно   чутко   и   динамично   реагировал   на
интеллектуальные и прочие стимулы. Иметь подобного сына было  все  равно
что иметь сад, где из любого брошенного в землю семени вырастал чудесный
цветок.  Учить,  физически   развивать   и   всячески   поощрять   этого
удивительного чужака, его сына, стало для Лоджа настоящей страстью.
   Генри Бриджнорт Лодж происходил из такого старинного и богатого рода,
что уже не мог  достичь  удовлетворения  путем  банального  сколачивания
капитала. Да, Лоджи делали деньги, и в немалых количествах - больше, чем
им удавалось потратить на обеспечение своего личного  комфорта,  и  этот
дар, похоже, передавался из поколения в поколение, - но основные  усилия
они всегда направляли на более высокие цели,  и  главным  образом  -  на
служение родине. Бриджнорты Лоджи отстаивали интересы Соединенных Штатов
- как они их понимали - с пылом  и  решительностью  иезуитов.  Они  были
уверены, что  для  представителей  их  Рода  цели  воистину  оправдывают
средства.
   Многие неудачники приходят к концу своего  жизненного  пути,  так  ни
разу и не попав под влияние действительно  большого  учителя.  Кадару  в
этом отношении повезло дважды.  Вентура,  хоть  и  ненамеренно,  заложил
главную базу, преподав ему основы жизненной науки в форме  стремления  к
власти, применения насилия, маневрирования и вымогательства. Лодж и  его
коллеги научили Кадара мыслить более стратегически, снабдили  его  целой
сетью знакомств во влиятельных кругах, ознакомили с правилами  поведения
в высшем свете и  помогли  приобрести  множество  полезных  навыков,  от
владения языками до умения спланировать бюджет, от  способности  оценить
произведение искусства до мастерского обращения с пистолетом.
   Возможно, Лодж имел отдаленное представление о бушующих в душе Кадара
противоречивых чувствах, однако он надеялся,  что  в  конце  концов  они
будут направлены в  обычное  для  Бриджнортов  Лоджей  русло.  Его  сына
готовили к великолепной карьере в ЦРУ  и  к  дальнейшему  своевременному
переходу в мирное государственное учреждение.
   Годы спустя Кадар, который в  более  свободной  атмосфере  Америки  с
удивлением  обнаружил,  что  обладает  и  незаурядным  чувством   юмора,
забавлялся мыслью, что эта подготовка к государственной  службе  помогла
ему стать одним из самых опасных преступников века,  втайне  презирающим
все, что было так дорого Бриджнортам Лоджам. За исключением, разумеется,
одного - денег.

***

   Утром Фицдуэйн проснулся в пустой квартире.  Сквозь  двойные  оконные
стекла проникал слабый шум уличного движения. На  столе  был  сервирован
легкий завтрак. Винтовка исчезла - по-видимому, ее убрали на место.
   Он заглянул в кухонный шкафчик в поисках джема. Там стоял  джем  двух
сортов и  вазочка  с  английским  мармеладом,  а  за  ними  -  запаянный
контейнер с двадцатью четырьмя  винтовочными  патронами.  Контейнер  был
похож на банку с газированной водой.
   За завтраком он бегло просмотрел оставленные ему  Гвидо  материалы  и
пленки,  касающиеся   фон   Граффенлаубов.   Потом,   временно   отложив
магнитофонные записи, вплотную занялся документами. Гвидо излагал  факты
четким и ясным языком:
   Род фон Граффенлаубов принадлежит к. самым старинным  и  уважаемым  в
Берне. Существует многовековая традиция участия его членов в  управлении
городом и кантоном. Нынешний  глава  семейства,  Беат  фон  Граффенлауб,
является  столпом  швейцарского   истэблишмента   -   то   есть   высших
гражданских, военных и деловых кругов.
   Своими успехами Беат обязан не  только  происхождению:  основы  своей
блестящей карьеры он заложил во время  второй  мировой  войны,  выполнив
несколько поручений швейцарской военной разведки. Если говорить коротко,
он работал связным между источниками из высшего немецкого командования и
швейцарской разведкой. Под прикрытием занятий лыжным  и  другими  видами
спорта он передавал сюда важнейшую  информацию  -  в  частности,  детали
операции "Елочка", немецко-итальянского плана вторжения в Швейцарию.
   Рисковавший жизнью ради своей родины  в  весьма  молодом  возрасте  -
тогда ему было всего около двадцати лет, - Беат был награжден  скорейшим
продвижением по служебной лестнице как в  армии,  так  и  в  гражданской
сфере.
   Несколько послевоенных лет  он  посвятил  занятиям  бизнесом,  однако
потом переключился на изучение права. Получив звание адвоката, он открыл
собственную практику, с течением времени  став  консультантом  некоторых
крупных швейцарских корпораций. Параллельно с этим он продолжал  и  свою
армейскую карьеру, специализируясь на военной разведке. В 1978  году  он
официально вышел в отставку в чине полковника главного штаба.
   Влияние фон Г. в деловых кругах еще сильнее возросло благодаря  тому,
что он стал доверительным собственником нескольких частных  владений.  В
результате его голос при решении многих важных вопросов приобрел гораздо
больший вес, чем могло бы обеспечить простое жизненное везение,  которым
он тоже не был обделен, и теперь фон Г. обладает вполне реальной властью
в швейцарских деловых кругах...
   Записи продолжались, страница за страницей. Беат фон Граффенлауб  был
живым воплощением швейцарского истэблишмента. Как Руди мог относиться  к
такому отцу? Действие вызывает противодействие. Может быть, этот древний
как мир закон каким-то образом применим к отношениям двух представителей
старинного бернского рода?
   - К дьяволу, - тихо сказал он себе под нос, когда  от  мертвого  Руди
его мысли перекинулись на полуживого Гвидо. - Хватит думать о мертвых  и
умирающих. - Ему здорово не хватало Итен.
   Он собрал вещи, доехал на трамвае до центра города  и  сел  в  поезд,
идущий в Берн.

Глава 10

   В шесть часов утра Макс  Буизар,  начальник  уголовной  полиции  (или
"крипо" - сокращение от немецкого  Kriminalpolizei)  города  Берна,  уже
сидел  за   своим   столом   в   главном   полицейском   управлении   на
Вайзенхаусплац. Иногда он начинал рабочий день и раньше.
   Уже   одни   подобные   деловые    привычки    служили    достаточным
доказательством того, что в жилах шефа "крипо" нет ни  капли  ирландской
крови.  В  Ирландии  -  по  крайней  мере,  к  югу  от  границы  -   для
бодрствования, не говоря уж  работы,  в  такой  неподходящий  час  могли
считаться извинительными только  три  причины:  затянувшаяся  вечеринка,
сумасшествие или секс. Даже  ирландские  коровы  не  просыпались  раньше
восьми, а по воскресеньям и того позже.
   Вообще-то Буизар был швейцарцем романского происхождения  из  кантона
Во, где говорят по-французски, но  тридцать  из  сорока  с  лишним  лет,
отданных им службе в органах, он провел  на  посту  начальника  бернской
полиции и вполне здесь ассимилировался. Имея жену  и  как  минимум  двух
любовниц одновременно,  Буизар  весьма  преуспел  в  овладении  бернским
диалектом немецкого, хотя  избранный  им  для  этого  способ  -  правда,
чрезвычайно эффективный - потребовал немалых затрат энергии.
   Его трудолюбие не осталось незамеченным. Недавно он слышал, как  один
из влиятельных членов городской общины, говоря о нем, употребил словечко
bodenstandig <Коренной, оседлый, буквально - "стоящий на земле"  (нем.).
> - этим очень лестным  эпитетом  бернцы  награждают  разумных  людей  с
практической сметкой, стоящих на земле  обеими  ногами.  Сначала  Буизар
подумал, уж не просочились ли в общество слухи о его привычке заниматься
любовью стоя - такой вариант  сочетания  секса  с  физической  разминкой
родился у него благодаря напряженному режиму  работы  в  полиции,  -  но
потом отмел эту мысль. Он считал своих женщин достаточно благоразумными,
а стены бернских домов - в достаточной степени звуконепроницаемыми.
   Шеф полиции смотрел на лежащий перед ним журнал регистрации приводов.
Он не  знал,  как  быть  с  проблемой,  требующей  от  него  решительных
действий. Проблема эта была большая, грузная, с толстыми, как  у  моржа,
усами, грубоватыми манерами и характером, который постепенно  становился
все более непредсказуемым.
   Он пририсовал намалеванному на обложке журнала человечку усы;  затем,
поразмыслив,  украсил  его  толстый  живот  пистолетом  в  кобуре.   Что
прикажете делать с детективом высшего класса,  ветераном,  который  стал
угрюмым, раздражительным, доставляет множество хлопот  и  при  этом  еще
связан с вами многолетней дружбой?
   Буизар заключил нарисованного человечка  в  клетку,  некоторое  время
смотрел на него, затем добавил к клетке дверцу с  ручками  и  внутри,  и
снаружи. Медведя надо держать в узде, но так, чтобы  он  не  задохнулся.
Когда дело касается хорошего человека, даже в Швейцарии - и, уж конечно,
в Берне - законы можно слегка повернуть в нужную сторону. Но на этот раз
что-нибудь сделать придется. После того, как у Медведя умерла  жена,  он
навлек на них уже немало неприятностей,  а  теперь  поставил  Буизара  и
вовсе в неудобное положение.
   Как правило, Медведь работал в бригаде по борьбе  с  наркотиками.  Он
был самым опытным сержантом в отряде  и,  подобно  большинству  бернских
полицейских, регулярно выполнял задания, связанные с обеспечением охраны
дипломатов и всяких приезжих сановников. Последнее было скучной работой,
но на это мало кто сетовал; потому что деньги за переработку  никому  не
мешали. А поскольку в городе было больше  сотни  разных  дипломатических
миссий, полицейские выступали в роли охранников довольно  часто.  Одному
Богу известно, на что убивали время все эти послы,  вторые  секретари  и
атташе по вопросам культуры, вечно болтающиеся среди зеленых  насаждений
Эльфенау, - ведь центром дипломатической жизни была Женева, - но полиции
это, в конце концов, не касалось.
   Прежде  Медведь  пользовался  отличной  репутацией.  Он  был  хорошим
работником и вместе с тем обладал способностью к  состраданию,  а  такие
люди нечасто попадаются в бригадах  по  борьбе  с  наркотиками.  Он  был
надежен, весел, усерден и покладист - словом, идеальный товарищ, хотя  и
не без своих маленьких причуд.  Например,  предпочитал  носить  с  собой
очень  большие  пистолеты  -  последним  его   выбором   был   револьвер
"смит-и-вессон-магнум" калибра  0,41  с  шестидюймовым  стволом.  Буизар
содрогался при одной мысли о  том,  что  будет,  если  Медведю  придется
выпалить из него в общественном месте.
   Все  изменил  "мерседес",  за  рулем  которого  сидел  двадцатилетний
наркоман, жаждущий поскорее продать  что-нибудь  и  раздобыть  денег  на
дозу.
   Тилли закончила рабочий день в "Мигро", купила продуктов  на  ужин  и
ждала троллейбуса. Медведь вот-вот  должен  был  к  ней  присоединиться.
Когда машина сбила ее, он был меньше чем в ста  метрах  от  остановки  и
слышал звук удара.  Он  видел,  как  ее  тело  подбросило  вверх  и  оно
врезалось в большую стеклянную витрину. По стеклу побежали  трещины,  но
оно не разбилось. Тилли упала  под  витриной,  одна  рука  ее  судорожно
подергивалась, тротуар был залит ее кровью.
   Она пролежала в коме три месяца. Ее мозг был мертв.
   Медведь сидел с ней целыми сутками. Он держал ее за руку. Он  целовал
ее. Он рассказывал ей разные истории и читал вслух газеты.  Он  приносил
ей букеты цветов, составленные особым образом, как она любила. В системе
жизнеобеспечения что-то тихо свистело,  гудело  и  переливалось.  С  ним
заговаривали люди. Иногда он подписывал по их просьбе какие-то бумаги. И
однажды ее выключили. И сердце Медведя разбилось.

***

   Беат фон Граффенлауб не мог  заснуть  почти  до  рассвета.  Когда  он
впервые услышал о смерти Руди, все в нем словно онемело; теперь  же  его
преследовали боль, чувство вины и ощущение растущей пустоты.
   Почему Руди наложил на себя руки? Что произошло с ним в  Ирландии?  О
чем Руди думал в тот краткий последний миг? Долго ли он  умирал?  Сильно
ли мучился? Почему он ничего никому  не  сказал?  Наверняка  можно  было
заметить, что он задумал: ведь должен же был быть какой-нибудь  признак,
легкое изменение в поведении.
   Мог ли он, Беат фон Граффенлауб - богатый, влиятельный,  уважаемый  и
превозносимый людьми, равными ему по положению,  -  сделать  что-нибудь,
дабы сохранить жизнь своему сыну? А если  мог,  то  он  обязан  был  это
сделать! Чувства подсказывали ему, что он просмотрел, упустил  что-то  -
но что же именно?
   Включившееся по часам радио окончательно разбудило фон  Граффенлауба.
Некоторое время он лежал с  закрытыми  глазами,  слушая  новости.  Эрика
возражала против этой неудобной привычки, но они уже давно  не  спали  в
одной постели и еще дольше не занимались любовью. Теперь Эрика  ночевала
в  своей  новой  квартире  неподалеку  отсюда.  Ей  нужен  простор   для
удовлетворения творческих потребностей - она сформулировала это так.  Он
не стал возражать. От этого не было бы никакого проку. Ее  разочарование
начало проявляться несколько лет назад и с тех пор все росло.
   Его пронзила  острая  боль  при  воспоминании  о  тех  далеких  годах
близости и чувственности, когда они просто не могли  не  быть  вместе  и
развод с Клер - с милой, скучной, консервативной Клер, ныне покойной,  -
казался не такой уж дорогой платой за совместную жизнь.  Да,  он  охотно
принес эту жертву и отринул от себя мысли о том, как опасно  вступать  в
брак с женщиной, которая моложе тебя почти на  тридцать  лет.  Но  время
взяло свое. Хотя для своих шестидесяти одного фон  Граффенлауб  был  еще
вполне здоров и крепок, он чувствовал, что Эрика ускользает от  него,  а
возможно, уже и потеряна навсегда.
   Он вспомнил исходящий от Эрики особый мускусный  аромат,  и  рот  его
наполнился  горячей  влагой.  Он   почти   слышал   возгласы,   которыми
сопровождалось ее возбуждение. Он почувствовал, как напрягся его член, и
повернулся, чтобы увидеть ее смуглые черты,  искаженные  страстью,  -  и
войти в нее.
   В течение одного кратчайшего мига Эрика оставалась с ним  даже  после
того, как он открыл глаза  и  обвел  взглядом  комнату.  А  потом  снова
нахлынули горечь и одиночество.
   Пол маленькой комнаты  был  устлан  грязными  матрасами,  на  которых
вповалку спали люди. Иво не смущал  запах,  исходивший  от  четырнадцати
немытых тел. Полчаса назад одна пара проснулась и тихо занялась любовью,
но в последние десять минут Иво не слышал звуков, говорящих о том, что в
комнате бодрствует не он один.
   Он решил еще чуть-чуть обождать. Этот голландец, Ван д„р Грийн, выпил
столько, что обычный человек на его месте вырубился  б