он произнес:
     - Рыба-лоцман исчезла... Земля!..
     Мы  поднялись на палубу всплывшего "Моревизора".  Но густой туман мешал
нам узнать,  близок ли на самом деле берег. Возле меня тяжело сопел капитан.
Еще бы  -  он  волновался!  Где же  его помощники-птицы,  на  которых он так
надеялся?
     Но  чу!  В  тумане послышались крики чаек.  Я  приложил руки ко  рту  и
протрубил:
     - Берег близко! Слышу голоса чаек!
     - Держать на чаек! - повеселел капитан.
     Когда туман рассеялся,  мы увидели берег, поросший лесом. Но нас ждал и
другой сюрприз.  Видно,  Невидимка под прикрытием тумана побывал на корабле,
подслушал наш разговор и оставил записку:

     Кто хочет узнать о подводных дорогах, пусть ищет рыбу с кольцом.
     Невидимка

     Да это прямо как в сказке про Ивана-царевича: сыщи в море кольцо.


РЫБИЙ ТАНЕЦ

     И  вот мы шагаем с Молчуном по морскому берегу,  идем разыскивать рыбье
кольцо.  В  рыбачьем поселке на берегу Охотского моря,  где мы остановились,
собрались люди со  всех окрестностей.  Они ожидали косяков горбуши,  которая
приходит из моря нереститься в реки.
     У  многих рыбаков я  спрашивал,  не попадалось ли им рыбье кольцо.  Мне
рассказали,  что,  бывает,  попадаются в  сети рыбы с пластинкой-кольцом.  А
зачем  надевают на  рыбу  кольца,  лучше всего объяснят ученые с  рыбоводной
станции,  которым эти кольца сдают. Идти к станции надо тропкой по берегу, а
потом вверх по реке.
     - Пойдем?  -  спросил я Молчуна. (Девочки увлеклись осмотром рыболовных
снастей. )
     Он улыбнулся и кивнул головой. Мы взяли хлеб, ведерко, сачок и пошли.
     Шли,  шли до  вечера.  Молчун потянул носом:  запахло речной водой.  Но
откуда этот глухой,  странный шум?  Казалось,  что за  кустами,  в  просветы
которых блеснула речная  синь,  без  дыма,  без  огня  кипит-бурлит огромный
котел. Мы подошли ближе, раздвинули ветви и тут даже Молчун не выдержал:
     - Рыбы танцуют, гляди!
     Река  дыбилась  рыбой.   Против  течения  двигались  несметные  полчища
прибывших из  моря  горбуш.  Запрудив реку,  они  теснили друг  друга.  Иных
выпирало на  берег,  а  тем,  кого затерло на середине реки,  -  приходилось
"танцевать".
     То  одна,  то  другая рыба в  фейерверке брызг выбрасывалась из воды и,
сверкнув чешуей на солнце,  падала обратно в реку.  Рыбий танец сопровождала
диковинная музыка:  бульканье,  шум,  плеск,  свист  рассекающих воду  тысяч
горбатых спин, шорох трущихся друг о друга плавников.
     Конечно,  бывают давки и  похуже.  Лет  сто назад в  Балаклавскую бухту
привалило столько хамсы,  что воды не  было видно из-за рыбы.  Залив казался
серебряным.  Хамса и  сама задохлась,  и всю другую рыбу передушила.  Только
раки спаслись: успели удрать на берег.
     Но  о   балаклавской  давке  я   только  слышал  от  дедушки,   который
перерассказывал эту историю со слов прадедушки,  а здесь мне посчастливилось
своими  глазами увидеть "танец" рыб.  И  до  чего  же  странно выглядели эти
танцоры!  Я просто не узнавал горбуш,  которых раньше видел на рисунках. Что
стало с ними за время путешествия!  Спина поднялась горбом, морда загнулась,
как клюв; теперь рыба уже не могла закрывать рот.
     Мы без труда изловили парочку этих чудищ. Их можно было глушить палкой,
хватать руками.  У  одной из  горбуш к  тому же  еще оказались куцые грудные
плавники. Положив в ведерко улов, мы зашагали дальше.
     Идем по-над берегом.  Тайга шумит, и река шумит, а человеческого голоса
не  слышно.  Хоть  бы  встретился  охотник  или  рыбак,  чтобы  расспросить,
правильно ли мы идем!  И вдруг в кустах, у реки, шевельнулась темная фигура.
Должно быть, вроде нас рыболов: ловит рыбу руками. Я крикнул:
     - Дяденька-а!
     Рыболов вздрогнул и,  ломая кусты,  бросился наутек,  а  мы с  Молчуном
присели от страха. Знаете, кого я назвал "дяденькой"? Медведя!
     Когда гул от топота "дяденьки" стих,  мы осмелели и  спустились к  воде
взглянуть на  медвежью рыбалку.  В  траве  трепетали измятые  когтями  рыбы,
которым косолапый рыболов еще не успел отгрызть головы. И в лучах заходящего
солнца на чешуе одной из рыб словно сверкнул огонек.  Я  наклонился и увидел
пластинку на серебряной проволоке. Вот оно, кольцо, плывущее по морям!
     На  радостях мы с  Молчуном исполнили дикий танец,  подпрыгивая не хуже
танцоров-горбуш.
     Уже  в  сумерках мы  добрались до  рыбоводной станции  и  постучались в
ближайший домик.
     - Кто стучит? - отозвался мужской голос.
     - Стучит рыбье кольцо!
     Нам открыл человек в очках и белом халате. Поздоровались. Ученый позвал
нас в комнату и стал рассматривать наши находки.
     - Эта горбуша - воспитанница наших рыбьих яслей, - сказал он про чудище
с  плавниками-культяпками.  -  А  что  касается другой  путешественницы,  мы
сделаем запись в книге,  а ее паспорт,  -  он показал на пластинку-кольцо, -
отправим по месту прописки.
     - Только без выкупа мы кольцо не отдадим, - неожиданно выпалил Молчун.
     Ох уж этот Молчун! Молчит, молчит, а потом как брякнет!
     - Без выкупа? - Ученый нахмурился. - Вам нужны деньги?
     - Н-нет, - затряс головой Молчун, - не деньги - рассказ.
     - Про подводные дороги...  Про...  как вы сказали?..  про рыбьи ясли...
про рыбью прописку... - наперебой стали выкладывать мы с Молчуном.
     - Ничего не  поделаешь,  -  уже  с  улыбкой сказал ученый.  -  Придется
выкупать кольцо.


ДОРОЖНЫЕ НЕПРИЯТНОСТИ ИВАСИ

     - Знаете рыбу иваси?  Это  наши дальневосточные сардины.  Лет  тридцать
назад валом валила сардина к нашим берегам,  была главной рыбой промысла.  И
вдруг пропали иваси.  В  тех  же  местах,  где  подымали туго набитый невод,
плеснут хвостом лишь две-три сардины. Что за наваждение!
     И наконец допытались ученые,  в чем дело: испортилась подводная дорога,
по которой ходили к  нам иваси.  Случись на шоссе авария -  приедут дорожные
бригады,  починят:  пожалуйста,  следуйте  дальше.  А  вот  подводную дорогу
человек починить не в силах.
     Бывает:  плывешь по реке, и вдруг... полоснет по груди холодом. Проплыл
дальше -  вода словно парное молоко.  Тут и поймешь,  испытав на своей коже,
что есть в реке разные подводные дороги: теплые и холодные течения.
     А в океане они куда могучей. В Атлантическом океане самое важное теплое
течение Гольфстрим.  Начинается эта  синяя теплоцентраль двух  континентов у
берегов Мексики,  потом идет  поток воды  на  север,  вдоль берегов Америки.
Здесь  дуют  западные  ветры,   они  уносят  теплые  воды  к   Европе.   Так
Атлантическое течение  достигает  Европы.  Благодаря  ему  не  замерзает наш
Мурманский порт. Дальневосточные берега Азии омывает другое теплое течение -
Куросиво.  Изменились ветры,  Куросиво ослабело,  и  пересекла Японское море
стометровая толща холодной воды.  Дошли до нее иваси -  и стоп!  Как в стену
уткнулись.
     Мы различаем дорогу глазами. А у рыб свои путеводные знаки. Это: тепло,
холод,  большая или  меньшая соленость воды.  Для  теплолюбивых рыб холодная
вода - все равно что опущенный шлагбаум: дальше дороги нет.
     Вот какая история случилась с иваси. Но пройдет время, изменится ветер,
исправит подводную дорогу,  потеплеет море,  и  опять станут ходить к нам по
старой памяти иваси.
     Крепка рыбья память на невидимые глазу дороги, потому что распознает их
рыба особым, шестым чувством - всем своим существом.
     Когда весной на реках взломает лед и хлынут в море потоки пресной воды,
рыба их  чует за  тысячи километров.  Для нее эта пресная струйка -  вестник
весны.  Это зов,  против которого не  устоять.  Пора отправляться в  далекое
путешествие.
     Есть люди, которые думают, что рыба не заботится о потомстве. Не то что
птица.  Птица гнездо вьет,  птенцов кормит.  Так-то  оно  так,  но  у  самой
многодетной птицы,  куропатки,  двадцать четыре птенца, а лосось мечет сорок
тысяч икринок, рыба-луна - триста миллионов. Может ли лосось свить гнездо на
сорок тысяч лососят, а рыба-луна прокормить триста миллионов детенышей?
     И рыбья забота в том,  чтобы поместить икру в такое место, где бы лучше
всего -  и теплей и сытней -  жилось малькам, А где ж всего лучше, как не на
родине!
     Путь на родину может быть очень далек.  Чавыче из моря в  реку и дальше
вверх по реке нужно проплыть четыре тысячи километров,  угрю из реки в океан
- восемь тысяч километров. Но они плывут.
     Путь  на  родину может  быть  очень  труден.  Что  делает нерка,  если,
подымаясь вверх по реке,  она наткнется на водопад? Прижав плавники к бокам,
нерка взвивается в прыжке и берет барьер в метр высотой.  А горбуши? Ведь на
мели им  приходится чуть ли  не  на  брюхе ползти.  И  они  ползут,  тащатся
волоком,  вцепившись зубами в  хвосты идущих впереди.  Как бы  ни был труден
путь, никто не повернет назад.
     Путь  на  родину может быть последним.  Если сельди придут с  нереста с
рубцами от голода на чешуе,  то лососи и угри уже не вернутся. За время пути
изменилась  не  только  наружность лосося  -  горбуши,  ставшей  чудищем,  -
изменился весь организм.  Рыба уже  не  может переваривать пищу.  "Сненка" -
зовут рыбаки выметавшую икру горбушу.  У нее нет больше сил, она засыпает на
воде.
     Но  свое дело "сненка" сделала.  Последним усилием она забросала песком
ямку на дне,  где выметала икру. И вырос этот песчаный бугорок на дне той же
самой реки,  в том же самом протоке,  где когда-то сама "сненка" вывелась из
икры, на ее подводной родине.


ЗНАК ЧЕЛОВЕКА

     Но  как же о  рыбьих дорогах узнал человек?  Да так же,  как он узнал о
птичьих дорогах.  Ведь было время,  когда люди думали,  что кукушка на  зиму
превращается в ястреба, а ласточки по-лягушечьи закапываются в ил.
     А теперь спроси:  где проводит ласточка зиму?  Мы дадим адрес:  Египет.
Нам известны адрес и путь любой перелетной птицы.
     Может,  ученые на самолете летят вслед за птицей?  Нет, не летят. Птица
сама через горы, леса и моря проносит на себе знак человека.
     Птенцу надевают на лапку кольцо. Это как бы его птичий паспорт: и номер
на нем,  и  название места,  где кольцо было надето.  Кому попадется меченая
птица, тот, прочитав адрес на кольце, сообщает о находке.
     Человек закинул кольцо под облака,  человек опустил кольцо в море.  Кит
не птенчик, ему кольцо не надеть, его метят, не прикасаясь руками. Выстрелом
из гарпунного ружья всадят в  спину кита металлический диск.  Носи эту метку
до встречи с китобоями!
     Опускают обратно  в  море  и  меченую  взрослую рыбу,  пропустив сквозь
жаберные крышки  пластинку с  номером.  И,  когда  эти  рыбьи  "паспорта" из
морских глубин опять попадают в руки ученых, по ним можно установить, откуда
рыба пришла,  куда и  с  какой скоростью рыба плывет,  -  всю  ее  подводную
биографию.
     Малька не отметишь пластинкой - тяжела. На эту малявку человек налагает
свой  знак по-другому:  обстригая мальку жировые или  грудные плавники.  Для
рыбы они неважны, а метка верная: культяпки не отрастут.
     Эти куцые плавники уже сослужили службу науке.  Они доказали, что с той
же  великой верностью,  с  какой  птица  возвращается на  старое место  вить
гнездо, приходит метать икру к родным берегам и бывший малек.
     Зная эту  неизменную рыбью привычку,  наши рыбоводы устроили "подводные
ясли"  для  лососят,  осетрят,  севрюжат и  другой  ценной рыбьей молоди.  В
прудах,  озерах и  водохранилищах искусственно выращивают из  икры  мальков.
Мальков выпускают в море. А когда воспитанники "рыбьих яслей" подрастут, они
вернутся обратно,  придут табуном в родные им воды. Тут и закидывай невода и
рыбозавод строй.
     Все  больше  и  больше  забирает наша  советская наука  в  свои  умные,
властные руки невидимое хозяйство, скрытое от глаз человека синью воды.
     Кто  бы  раньше поверил,  что  можно  устроить в  море  рыбью  кормушку
тридцать тысяч километров длиной и шириной? Да еще такую, что корма в ней не
убывает,  а  что ни год прибывает?  Такая кормушка впервые в мире заведена у
нас  на  Каспийском море.  Профессор Л.  А.  Зенкевич  предложил завезти  из
Азовского моря на  Каспий червей -  нереисов -  лучший корм для осетров.  За
семнадцать  лет  размножились нереисы;  осетрам  прибавилось столько  корма,
словно подвезли товарный состав в тринадцать тысяч вагонов.
     Вот и  получается,  что не  только море кормит человека,  но и  человек
кормит море, управляет им, заселяет моря новыми жителями.
     По   замыслу  наших   ученых  дальневосточная  горбуша  переселилась  в
Баренцево море,  балтийская салака -  на Арал,  а  черноморская кефаль -  на
Каспий.   И  так  хорошо  прижилась  черноморка  на  новоселье,  что  теперь
каспийские рыбаки ловят ее, как и своих коренных рыб.
     А  наши  "морские управляющие" -  ученые  задумывают новое:  переселить
балтийскую треску в Черное море,  а камчатского краба -  в Белое и Баренцево
моря Пусть живут и множатся в новых для них морях по человеческому велению!


ЧАЙКИН ПРОГНОЗ

     Мы бы еще погостили на рыбоводной станции,  знакомясь с  тихим озером -
"рыбьими яслями", слушая рассказы ученых, да наш Славка прислал телеграмму:

НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ТЧК КАПИТАН

     И мы вернулись.  Когда мы подходили к рыбачьему поселку,  по-штормовому
крепчал ветер,  вспыхивали пеной  гребни волн,  многие рыбаки возвращались с
промысла.  Только могучие корабли могут спорить с  бурными волнами.  Знаете,
какие  бывают  волны  во  время  сильного  шторма?  В  открытом океане  -  с
трехэтажный дом высотой.
     Нас встретили девочки и отвели в дом, в котором они поселились.
     Славка жил на другом конце поселка, и мы не могли с ним переговорить.
     - Что случилось? - спросил я
     - Капитан получил чайкин прогноз на бурю, - ответила Майя.
     - Опять птички!  -  вздохнул я.  -  Ну,  раз  самого предсказателя нет,
рассказывайте вы.
     И под шум нарастающей бури мы услышали рассказ про чайкин прогноз.
     Кто смышлен и зорок,  у того всюду помощники -  и в воздухе,  и в воде.
Морские животные -  медузы.  дельфины -  служат ему  живыми барометрами.  Но
самое  лучшее  морское бюро  погоды -  это  чайки  В  зависимости от  погоды
крылатые рыболовы охотятся по-разному.
     Смотри:  чайки парят в воздухе.  Хитрые, они пользуются токами воздуха,
которые,   подымаясь  от  теплой  воды,  подпирают  крыло.  А  твое  дело  -
расшифровать сигнал парящего барометра.  Если вода теплее воздуха,  давление
низкое: погода должна перемениться.
     Иной день -  иная охота Смотри:  чайки сидят на воде. Значит, им трудно
парить: воздух теплее воды давление высокое - хорошая погода устоит.
     Ну,  а  если чайки бегают по  берегу,  что  означает такой сигнал?  Это
сигнал  шторма.  Недаром моряки сложили поговорку:  "Чайка ходит  по  песку,
моряку сулит тоску". Во время шторма чайкам лучше всего охотиться на берегу:
волны наверняка выбросят поживу.
     Как  могут чайки заранее чуять шторм?  Ученые объясняют это по-разному.
Одни говорят,  что ноют перед штормом полые внутри Чайкины косточки.  Другие
думают,  что  чайки различают "голос моря" -  далекие колебания,  неуловимые
человеческим ухом.
     - Прогноз правильный,  -  подтвердил я, прислушиваясь к грохоту волн за
окном, - но хотел бы я узнать и другое: когда кончится шторм.
     Думаю,  что  об  этом хотелось знать не  только мне.  О  чем бы  мы  ни
пробовали говорить, все равно возвращались к тому же - к буре.
     - Рыбаки рассказывают,  -  помолчав, сказала Майя, - что лет шестьдесят
назад на Сахалине был очень сильный шторм. А в это время нерестилась сельдь.
Волны  повыкидывали столько  икры,  что  после  шторма  берег  на  несколько
километров был словно бутерброд, намазанный икрой. Так по икре и ходили. Вот
какая буря вредная.
     - Кому как,  -  отозвалась Катя.  - Морским обитателям буря нужна. Она,
словно  форточка,  проветривает морские  этажи.  Жителям  нижних  этажей  не
хватает кислорода,  верхние этажи бедней пищей. А в бурю все перемешивается:
кому прибавится воздуха и тепла, кому корма.
     - Что буря, - вдруг подал голос Молчун. - Наши ученые уже стали думать,
как сделать, чтобы в верхних этажах моря было больше пищи. Может, будут море
удобрять, может, без бури будут море перемешивать...
     - Повтори, что ты сказал! - подскочили мы к Молчуну.
     Но он забился в угол и накрепко замолчал.


КАК МОРЕ ОБОКРАЛО КАПИТАНА

     Наконец море успокоилось. Чайки, словно белые лепестки, покачивались на
воде.  Можно было бы плыть дальше,  да капитан все не появлялся,  и мы пошли
его разыскивать.
     По берегу между кучками выброшенных волнами водорослей бродила одинокая
фигура. Это наш предсказатель бури разыскивал ракушки.
     - Привет!  -  остановила капитана Катя.  -  Не пора ли в путь? Кажется,
птички дают хороший прогноз.
     - Угу, - подтвердил капитан, нагибаясь за новой ракушкой.
     - Да,  кстати,  -  сказал я,  -  пора переписать в  путевой журнал твою
птичью лоцию. Где она?
     Капитан засунул руку в карман,  пошарил,  проверил другой карман. Глаза
его замигали, ракушки посыпались из рук, а сам он бросился бы в море, если б
я не успел схватить его за штаны.
     - Пусти!.. Она там!.. - вопил капитан, показывая на волны.
     Эх,  капитан, капитан! Лоцию пишешь, а про прилив и отлив забыл. Дважды
в сутки в часы отлива море отступает,  уходит, чтоб вернуться обратно в часы
прилива.  Морской  прилив  великая сила.  Как  ее  покорить,  как  заставить
работать  на   людей?   Инженеры  придумали.   Есть  во   Франции  приливная
электростанция. Морские волны зажигают в домах свет.
     У растений и животных, поселившихся в прибрежной части моря - литорали,
- удивительная жизнь.  За  одни и  те  же сутки они живут то на земле,  то в
воде.
     В  "сухие часы"  у  моллюска дом  на  запоре -  створки раковины плотно
сомкнуты;  рачки  залезли под  камни,  бессильно обвисли водоросли.  Но  вот
наступили  "часы  воды",   и  распрямились  водоросли,   заплескались  рыбы,
засуетились рачки.
     И  про все про это забыл капитан.  Он начал сбор ракушек в часы отлива,
бродя по бывшему дну.  Там он и  оставил на камне свои знаменитые записи.  А
сейчас море вернулось,  и камень исчез под водой.  Может, это листки птичьей
лоции белеют в волнах или это просто морская пена?
     К  шуму  волн присоединилось какое-то  подозрительное всхлипывание.  Мы
отвернулись.  Можно,  конечно,  всплакнуть оттого,  что  море украло у  тебя
птичью лоцию. Но поплакал, и хватит.
     - Брось расстраиваться,  - сказали мы капитану. - Напишешь новую. А то,
что ты узнал, что запомнил, никакое море не унесет.


ЧУДО-ЮДО

     Миновали  Курильские  острова,  где  мостят  улицы  каменными  бомбами,
выброшенными вулканом,  где на  пляже дымятся-курятся струйки пара настолько
горячие, что без плиты, без печки можно на струйке сварить себе рис.
     Новое море волнуется перед нами, самое большое, самое глубокое из наших
морей.  Оно  носит  имя  знаменитого  русского  путешественника  XVIII  века
командора Беринга.
     "Моревизор" все время плывет на  поверхности,  и  вахтенный не отрывает
бинокля от  глаз:  вдруг  встретится советская китобойная флотилия "Алеут" -
летом она охотится в этих водах,  -  а вдруг и сам кит Он уже нарисован мной
на  нашем  новом флаге Берингова моря.  Я  рисовал флаг,  слушая рассказ про
чудо-юдо морского богатыря.
     Раз в два или три года родится в море-океане чудо-малыш, самый огромный
из всех малышей. От роду ему всего несколько часов, он еще плавать не может,
торчит в  воде  стоймя,  как  поплавок,  но  длиной этот  новорожденный семь
метров,  а весом пять тонн. Из всех вскормленных материнским молоком малышей
он единственный родится не на земле, не на льду, а в открытом море.
     И  начнет чудо-малыш расти не  по дням,  а  по часам.  Да как же ему не
расти,  не мужать,  когда он выпивает за день двести - триста литров молока.
Да  какого  молока!  Словно  сметана,  в  пятнадц