, который
определяет успешность "метафорического" мышления,
непосредственное обращение к смыслам.

Как показали исследования, в целом по популяции наиболее слабо
представлен математический интеллект, у большинства людей его
уровень невысок. Парадокс заключается в том, что все традиционные
формы массового обучения ориентированы именно на него,
практически не задействуя пространственную и семантическую
составляющие. Дело в том, что ФОРМАЛЬНЫЙ характер обучения, без
учета личных особенностей развития и структуры интеллекта, как
нельзя лучше подходил для новой эпохи, связанной с переходом от
ручного к машинному производству. Формализация и алгоритмизация
начинает определять поведение самых широких слоев населения.

"Промышленный переворот был апофеозом неолитического
индивидуализма, но и началом его кризиса. Продуктом трех великих
столетий оказался идеологизированный человек, утративший
личность, передоверивший суверенитет группе (обычно классу или
государству) и объявивший себя винтиком организующей системы.
Индустриальный мир, увы, стремится стать миром тоталитарным"
[54].

В. И. Ульянов-Ленин: "...неграмотный человек вне политики". Иными
словами - вне идеологии. Для "винтика" участие в слаженной работе
огромного государственного механизма (Голема), как хорошо понимал
один из его основателей, невозможно без способности грамотно
прочитать и выполнить приказ. Тоталитарное общество и в самом
деле напоминает гигантский компьютер, управляемый заложенной в
него программой (например, программой КПСС)

Подобный принцип распространяется и на все социальные структуры.
Та же история образования сводится, по существу, к периодической
замене одного стандарта на другой. По данным Института Гэллапа,
все современные школы - от Японии до США, включая страны СНГ -
учат с одинаковым эффектом. Только максимум десять процентов ее
выпускников могут справиться с задачей из учебника, которую они
когда-то решали. Этот поразительный вывод до сих пор как следует
не осмыслен: "сегодняшняя десяти-двенадцатилетняя,
многопредметная, вооруженная новейшими стандартами и технологиями
"школа-сервис" дает по-прежнему только основы грамоты и счета -
ровно столько, сколько давала триста лет назад двухклассная
церковно-приходская "школа грамоты" Коменского!" [55].

Таким образом, "пропускная способность" среднестатистического
современника относительно колоссально возросшего информационного
потока находится на том же уровне, что и триста лет назад.
Подавляющее большинство просто не в силах противостоять этому
информационному урагану, стремительно "выдувающему" из сознания
все, что не поддается кодированию в принятых стандартах.

"Человек теперь утверждает себя путем постоянного заполнения
информационного вакуума, превращаясь в интеллектуальную сущность,
которая взаимодействует со своим окружением. <...> Поведение
становится все более конформным. Происходит сдвиг в сторону
повторяющихся ритмов жизни, признания пользы и удобства
общепризнанных тривиальностей" [56].

Самодовлеющая инфосфера превращается в непроницаемый экран,
перекрывающий доступ к культурной оболочке. Один за другим
блокируются каналы в область высшего бессознательного - метаэго,
- постепенно сводя к нулю возможности для творческой
самореализации. Поскольку для созидателей жизнь тождественна
творчеству, они становятся главной мишенью губительного
воздействия. Данная драматическая коллизия исследуется в повести
А. и Б. Стругацких "За миллиард лет до конца света" [57]. Каждый
из шести ее персонажей, подвергшихся загадочному "давлению" -
высококлассный специалист, стоящий на пороге какого-то
незаурядного открытия в своей области. Разнообразие этих областей
свидетельствует о том, что истинной причиной необъяснимого и
тотального прессинга является сам творческий процесс.

Еще одно важное наблюдение, содержащееся в повести: только
один-единственный герой из шести оказался способен на
противостояние безликой силе. Как истинный неоантроп, Филипп
Вечеровский готов взять на себя всю ответственность: "За мою
работу они меня лупят уже вторую неделю. Вы здесь совсем не при
чем, бедные мои барашки, котики-песики". Действительно,
врожденный конформизм диффузных заставляет их пасовать и перед
менее серьезными проблемами. "Жизнь надо выбирать! Что же еще? Не
телескопы же ваши, не пробирки же... Да пусть они ими подавятся,
телескопами вашими! Диффузными газами!" Глухов, столь
темпераментно ратующий за "философию жизни", сам давно
превратился в диффузный газ. А ведь в свое время и он подавал
большие надежды.

" - Ну, так когда это было... - сказал Глухов. - Бароны, знаете
ли, стареют...
  - Бароны также и воюют, - сказал Вечеровский. - Не так уж давно
это было".

Информационное давление среды на новом витке развития вновь
обозначило проблему, актуальную для самых архаических сообществ.
"Страх общины перед независимыми индивидами, игнорирующими общие
структуры поведения, не случаен. Индивид, следующий лишь своим
личным устремлениям, своей воле, способен привести к гибели всю
общину, принести ее себе в жертву" [56]. Гомеостатическое
Мироздание в повести Стругацких моделирует незримое, но от того
не менее сильное усредняющее влияние массового общества, ведущего
к снижению индивидуальности как самостоятельной ценности. Отсюда
можно сделать вывод, что подлинная граница отбора проходит по
совсем другой шкале - шкале воли. Неоантропы и "хищники",
наиболее яркие и независимые личности среди всех человеческих
видов, являются и наиболее нежелательными элементами
информационной цивилизации ближайшего будущего.

Сходные обстоятельства, вынуждающие лучших и худших представители
Homo sapiens оказаться по одну сторону баррикад, возникают в
романе Джозефа Дилэни "Новые неприкасаемые" [58]. Открытие
особого фермента, чье присутствие в крови предполагалось
связанным с потенциальными преступными наклонностями, разделило
людей на две категории - обычных и "ферм-позитивов" (то есть
имеющих позитивную реакцию при прохождении теста на наличие этого
фермента). Но что могла определить примитивная химическая
реакция? В лучшем случае она оценивала характеристику волевого
потенциала, фиксируя его какое-то пороговое значение. Позитивов
же по сути однозначно отождествили с "хищниками" - людьми,
которые не силах контролировать волевые автоматизмы. Они были
существенно ограничены в правах и фактически составили касту
"неприкасаемых".

Но вместо ожидаемого благоденствия в американском обществе, где
происходит действие романа, едва не разразилась гражданская
война. Ведь "хищники" главным образом концентрируются во властных
структурах, поэтому в категорию позитивов наряду с настоящими
преступниками попало немало высокопоставленных чиновников. Общая
беда заставила сплотиться и образовать подпольную организацию с
целью захвата власти. "Позитивы в большинстве своем умны, со
средним коэффициентом интеллекта 125, а у многих он впечатляюще
выше". А если учесть, что многие из них благодаря высокому
положению сумели скрыть результаты тестирования... И вообще, как
справедливо подметил Б. Диденко: "Весь вопрос в том, кто кого
будет идентифицировать!"

Не миновать Америке социальной катастрофы, если бы на помощь
героям романа не пришли неоантропы, также числящиеся среди "новых
неприкасаемых". Благодаря их воле и разуму была нейтрализована
деятельность преступного синдиката и восстановлена социальная
справедливость в отношении позитивов.

" - ...Человечество уже столько раз стояло на пороге гибели, но
каждый раз у людей хватало сил продержаться, пока разум не
выводит их к спасению. Сейчас система сработала безотказно.
  - А сработала она по той причине, что множество людей, которым
сказали, что они сумасшедшие, в это просто не поверили" [58].

У Громова, если присмотреться, Т-фактором также отмечены не
только заведомые негодяи. Прежде всего это сам первооткрыватель
единого психополя Филин и его соратник Кручкович. Здесь возникает
определенная параллель с Вечеровским, на что указывает, в
частности, и фамилия Филина (дружеское прозвище Вечеровского -
Фил). Оба они - математики, специалисты экстра-класса, вплотную
подошедшие к разгадке фундаментальной тайны Мироздания. (Странный
же смех Кручковича - "как будто ухала лесная сова" - напоминает
"марсианское" уханье Вечеровского.)

Кручкович поразил Малахова способностью противостоять воздействию
мозгокрута в режиме подавления воли: "никогда еще я не видел
человека, пытающегося по собственной воле ползти даже при
минимальной интенсивности подавления" [11]. Незаурядная воля
свойственна и Малахову, к финалу романа обнаружившего все
признаки Т-поведения. Подобно позитивам, он не собирается покорно
дожидаться "самовыбраковки", предпочитая бороться за свою жизнь
до последнего вздоха. Но вытеснение из популяции наиболее волевых
ее представителей в данном случае - объективный процесс, что
исключает возможность счастливой развязки в духе Дилэни.
Человечество ожидает период глобальной смуты: "последние
конвульсии отсекаемой гангренозной массы" (*).

------------------------------
(*) Наиболее оптимальным вариантом, по мнению Громова, стала бы
космическая экспансия, так и не состоявшаяся альтернатива
развития человеческой цивилизации: "Куда уйти людям? Если бы сто
лет назад человечество начало вкладывать безумные деньги в
космические программы, ходило голое и босое..."
------------------------------

Символом этой тенденции во "Всех способных держать оружие..."
служит деятельность "агентов будущего", разжигающих все
мыслимые конфликты. Невозможно найти внятное объяснение атмосфере
"жути, наползающей на мир - густой иррациональной жути скорой
неизбежной войны, которой никто не хочет, но которая все равно
намерена начаться" [4]. И словно по заказу, во всех наиболее
развитых странах (где плотность информационного потока
максимальна) за последние десятилетия произошла инверсия
социальных механизмом, обеспечивающих снижение агрессивности.
Имеется в виду легализация гомосексуализма и непрекращающиеся
попытки запрета всех мало-мальски наркосодержащих препаратов.

В "Годе Лемминга" упоминается связь Т-фактора с нарушением
баланса гамма-аминомасляной кислоты в клетках мозга. Наиболее
логичным для нейтрализации давления поля было бы создание
препарата, этот баланс восстанавливающего... Для справки:
химическое соединение GABA (гамма-аминобутират, в отечественной
литературе известный как гамма-аминомасляная кислота - ГАМК)
относится к числу нейромедиаторов, ответственных за обмен
сигналов между нервными клетками. Тридцать лет назад французкий
ученый Лаборит синтезировал вещество под названием GHB
(гамма-гидроксибутират), близкое по свойствам GABA, но при этом
обладающее целым рядом совершенно новых фармакологических
эффектов.

"В последние годы GHB снискал себе репутацию легкого наркотика,
который вызывает состояние эйфории, похожее на опьянение, но без
неприятных эффектов на следующее утро. На протяжении более чем
двух десятков лет медицинские статьи, посвященные GHB, в один
голос восхваляли его положительное влияние на психику при низкой
токсичности и отсутствии ярко выраженных побочных эффектов" [59].
Симптоматично, что в настоящее время в США и Канаде развернулась
компания по его запрещению. Можно предположить, что нужда в
подобных препаратах возникнет не раньше, чем завершится
предварительный отбор - "максимум выживания агнцев при минимуме
козлищ". Зато на на следующем этапе, не исключено, GHB (или его
аналог) получит повсеместное распространение, подобно хэдейкину
из "Заговора Посвященных".

Кстати, по признанию Шумахера, в качестве ширмы главного
воздействия хэдейкина обезболивающий эффект был выбран не
случайно: "Наверное, тут повлиял мой российский менталитет. Ведь
в студенческие годы я за компанию со всеми баловался портвешком и
очень хорошо помнил, как мерзко по утрам раскалывается голова".
Ему бы наверняка понравился GHB, который вдобавок ко всему
"снижает проявления похмельного синдрома: улучшается
самочувствие, нормализуется реакция на раздражители и ослабевает
желание опохмелиться" [59].

В свое время именно таким представлял себе идеальный наркотик
О. Хаксли: "Он должен быть менее токсичным, чем опий или кокаин,
менее социально опасным, чем алкоголь или барбитураты, менее
вредным для сердца и легких, чем сигаретные смолы и никотин"
[60]. А самое главное, он должен обеспечить каждому индивидууму
максимально комфортный выход за пределы своей личности.
Объединенные сознания миллионов, слившихся в пароксизме восторга,
дадут качественно новое состояние человеческого психополя.
Возможно, произойдет пробуждение его самосознания...



Глава 12.


Но чем дальше, тем будет быстрей...

Б. Гребенщиков.


Даже если мы объединим всех "хищников", гибридов-пассионариев и
неоантропов в одну группу, она никак не составит двух третей
населения - численность "группы риска" в романе Громова. Сама
необходимость столь массовой гекатомбы попахивает абсурдом. Тогда
какой же смысл может иметь эта цифра?

Алвин Тоффлер, автор интеллектуального бестселлера начала
семидесятых "Футурошок" [61], предложил оригинальный критерий
деления людей - в зависимости от их реального темпа жизни. В этом
случае все население Земли можно разделить на три группы.

Большая часть наших современников - 70 процентов - до сих пор
существует в условиях доиндустриального общества, их жизнь почти
не изменилась за последние столетия. Они принадлежат прошлому
человечества, поэтому для них грядущие перемены могут иметь самые
катастрофические последствия.

Обитатели промышленно развитых центров - чуть более 25 процентов
- ведут образ жизни, сформированный достижениями индустриальной
цивилизации. "Это продукт первой половины двадцатого века,
смоделированный механизацией и всеобщим образованием...
В результате, они - люди настоящего" [61].

Наконец, остаются несколько процентов мировой популяции - люди,
которые в своей жизни воплощают тенденции завтрашнего дня.
Основным отличительным признаком "агентов будущего" является
ускоренный темп жизни. Они максимально открыты новым переменам,
немедленно становясь их активными проводниками и адептами. "Они -
авангард человечества, пионеры мирового постиндустриального
общества, которое только нарождается" [61].

Учитывая скорость происходящих изменений, человечество рискует
оказаться перед серьезнейшим кризисом, в чем-то даже
превосходящим ситуацию "Года Лемминга". Основная проблема
обозначена уже самим названием исследования Тоффлера.

"Тезисом этой книги является утверждение, что существует некий
лимит изменений, которые может вынести человеческий организм. При
бесконечном увеличении изменений без соблюдения этих границ мы
можем начать требовать от масс того, чего они не смогут вынести.
Мы находимся под угрозой поставить их в такое положение, которое
я называю шоком будущего" [61].

Весьма символично, что повесть "Улитка на склоне" - одно из самых
глубоких произведений А. и Б. Стругацких - появилась едва ли не
одновременно с книгой А. Тоффлера. (Повесть была написана еще в
1965 году и публиковалась по частям во второй половине
шестидесятых.) По признанию Б. Стругацкого: "Улитка" - это тоже
повесть о будущем. Вся символика этой вещи - и на это дается
намек эпиграфами - заключается в том, что Управление - это мы,
сегодняшний день, а Лес - это будущее. В "Улитке" мы впервые,
по-моему, высказали предположение, даже ОПАСЕНИЕ, что будущее
может оказаться совсем не таким, каким мы его себе
представляем. <...> Будущее будет просто абсолютно чуждо нам...
То есть до такой степени чуждо, что мы даже не сможем сказать про
него, хорошее оно или плохое" [62].

Казалось бы, Управление - типичный административный голем
(разновидность низкоуровневого эгрегора). "...Оно очень любит так
называемые простые решения, библиотеки, внутреннюю связь,
географические и другие карты. Пути, которые оно почитает
кратчайшими, чтобы думать о смысле жизни сразу за всех людей..."
Но в этом отлаженном механизме все чаще появляются какие-то
непонятные сбои: "позавчера не было директивы, вчера не было
директивы... Как ты думаешь, сколько времени может стоять
Управление без директив?" [40].

"Как отмечал Макс Вебер, до наступления индустриализации на
Западе бюрократия не являлась доминирующей моделью человеческого
управления... Тремя основными чертами бюрократии были и являются
стабильность, иерархия и разделение труда. Эти черты сформировали
людей, которые заняли позиции в организации" [61]. Гигантские
управленческие бюрократии, достигшие в середине двадцатого века
невероятного могущества, теперь начинают разрушаться под
собственной тяжестью. Ускорение производства, вызванное
автоматизацией, привело к нарастающему потоку изменений во всех
сферах жизни. Отношения человека и организации также утратили
стабильность, решающими факторами отныне стали объем информации и
скорость ее обработки.

"Было время, когда табель о рангах (table of organization) -
более известный как ТО - представлял собой аккуратные ряды папок,
каждая из которых означала какого-либо служащего и обязанности,
за выполнение которых он нес ответственность. Любая форма
бюрократии, будь то корпорация, университет или правительственный
отдел, имела такого рода ТО, обеспечивавший управление с помощью
подробной географической карты учреждения. Эта карта являлась
неотъемлемой частью правил и оставалась в употреблении долгие
годы. Сегодня же организационные отношения меняются так часто,
что такая таблица трехмесячной давности становится историческим
памятником, своего рода свитками Мертвого моря.

Учреждения меняют внутренний строй с головокружительной частотой
и стремительностью. Должности, работа и обязанности изменяются
день ото дня... Отделы и филиалы возникают за ночь на пустом
месте, чтобы раствориться в других" [61].

"Так это всегда так, - сказал Тузик. - Кто ж в этом лесу по карте
ездит? Во-первых, карты все враные, а во-вторых, и не нужны они
тут. Тут ведь сегодня, скажем, дорога, а завтра река, сегодня
болото, а завтра колючую проволоку нацепят и вышку поставят"
[40].

Лес можно рассматривать как образец сверхмобильности, там даже
деревья - прыгающие... Огромное неповоротливое Управление изо
всех сил пытается приспособиться под бешеный темп изменений. Идет
непрерывная чехарда перестановок и переездов, так что ничего не
подозревающий рядовой сотрудник, придя утром на работу, рискует
обнаружить свой кабинет... в туалете. Причем соответствующие
приказы могут быть изданы в любое время суток: "В четыре утра всем
объявили, что нас переведут на второй этаж, - сказал Ким. - А ты
где был?"

Тоффлер специально отмечает: "Для общества высоких технологий, в
особенности, для тех, кого я охарактеризовал как "людей
будущего", ежедневные поездки, путешествия и постоянная перемена
места жительства стали второй натурой". Без этих качеств сложно
выдержать непрерывные организационные перемены, поэтому в мире
Управления они котируются весьма высоко. Косвенным свидетельством
является анкета, которую необходимо заполнить для получения
"допуска в лес". Первый вопрос там такой: "Какие расстояния вы
преодолели в промежуток между двадцатью пятью и тридцатью годами:
а - на ногах, бэ - наземным транспортом, це - воздушным
транспортом?"

В плане межличностных связей "люди будущего" вынуждены
ограничиваться частичными и поверхностными контактами. Для
глубоких и длительных отношений у них просто нет времени. Все
подчиненено сугубо частным и локальным задачам, определяемым
спецификой данного конкретного момента. Этого вполне достаточно,
чтобы получить или оказать квалифицированную услугу, а большего и
не требуется - в следующий момент станут актуальными совсем
другие проблемы. Зато в управленческом плане такой человек -
Тоффлер называет его Ассоциативным Человеком - обладает
неоспоримым преимуществом. Деятельность человека администрации
предопределена правилами о