диса с Богом соотносится Е-поведение, тогда как за
стабильность социума отвечает Люцифер (один из псевдонимов
Шагора), но сути дела это не меняет. И Бог, и Люцифер здесь не
имеют никакого отношения к символам Добра и Зла (обозначаемых
теми же именами), являясь внеэтическими категориями. Более всего
им соответствует китайский символизм Инь-Ян - высший архетип всех
полярных оппозиций.

Насколько нелегко поддерживать баланс противоположных сил,
показывает эволюция уже знакомой нам "Группы спасения мира".
Возникнув первоначально как благотворительный фонд (приоритет
А-поведения), она быстро трансформировалась в группу
индивидуалистов, заботящихся лишь об удовлетворении собственных
интересов.

Еще более парадоксальным образом оба типа поведения воплотились
одновременно в главном герое "Года Лемминга" - функционере
Михаиле Малахове. С одной стороны, он обладает врожденным "чутьем
правильного пути" - личным "демонием", который безошибочно
сигнализирует (внезапной головной болью) о всех угрожающих
опасностях. По этой причине степень физической выживаемости
Малахова близка к абсолютной, ему просто невозможно причинить
хоть какой-то значительный вред. С другой стороны, в роли
функционера он обязан заботиться об общем благе. При этом высокая
степень социальной ответственности имеет свою оборотную сторону -
ценой ошибки, измеряемой, как правило, человеческими жизнями
может оказаться собственная жизнь Малахова.

"Демонию" наплевать на человечество - он заботится лишь о
хозяине. Функционер, чтобы выжить, должен не щадить себя в
служении людям. В этом странном мире все взаимосвязано. Благо
функционера есть общее благо, и никуда ты от этого не денешься,
хоть тресни" [11].

Симон Грай, по-видимому, также обладает подобным "демонием".
Как-то у него подозрительно часто в моменты, требующие принятия
решения, болит голова... Только в отличие от Малахова он всячески
бежит осознавания этого феномена. "Этого не может быть, - убеждал
он себя. - Боль не может отвечать на мои мысли. Так не бывает"
[7]. Следует учесть и широкое распространение в мире Симона
хэдейкина - препарата, подавляющего головную боль.

"Между тем Бог обладает двумя абсолютными функциями: не только
Спасителя - но и Создателя" [10]. Бог-Создатель - символ еще
одного инстинкта. Назовем его исследовательским. Один из
важнейших инстинктов с точки зрения выживания: ЗНАНИЕ окружающей
среды дает неоспоримое преимущество его обладателю. Однако
знаний, как правило, недостаточно, аппарат для их обработки слаб,
а Природа в очередной раз демонстрирует свою непостижимость...
Но ответный инстинкт в генах требует объяснимости происходящего,
поэтому появление фигуры Создателя становится неизбежным. Все,
что непонятно, что не вписывается в имеющиеся представления - от
Него.

Обратим внимание, что функции Спасителя и Создателя практически
не пересекаются. Ведь они воплощают противоположные типы
поведения (исследовательский инстинкт входит в комплекс базового
инстинкта самосохранения). Только на этапе появления
монотеистических религий произошло "великое объединение", ставшее
важнейшим рубежом в эволюции человеческого сознания. Абсолютное
всемогущество здесь тождественно обретению целостности
человеческой психикой, и тем самым - власти над инстинктами. В
историческом масштабе это произошло совсем недавно, а во всей
своей полноте и вовсе доступно единицам. До сих пор сохраняет
актуальность более древняя (гностическая) модель, когда в роли
Созидателя выступает один из богов, по определению лишенный
всемогущества.

"Мир создали Демиурги. Или один Демиург, что несущественно, как
станет ясно из дальнейшего... Просто Великий Скульптор, он же
Демиург, создал мир, далекий от совершенства, чтобы людям тоже
осталось с чем повозиться" [7]. Примечательно, что Демиурга из
"Отягощенных злом" отличает "измученное, но неутолимое
любопытство" - тот же исследовательский инстинкт! И в обоих
произведениях Демиурги ОГРАНИЧЕННО совершенны (как и созданные
ими миры).

"Стремление изменить мир в конечном счете ведет к его гибели. Во
всяком случае, это один из законов, которым наделил свой мир
Демиург, когда создавал его... Но люди истолковали все по-своему,
то есть с точностью до наоборот: мир погибнет, если не будет
меняться" [7].

Вся история жизни может рассматриваться как непрекращающая борьба
против энтропии.

Поддержание внутреннего гомеостаза - первейшая задача любого
организма. Оборотной стороной становится отношение устойчивого
неравновесия с физическим миром, для сохранения которого
необходима постоянная работа, противостоящая давлению среды. Для
ее совершения требуется энергия, высвобождаемая при разрушении
каких-то других систем (гомеостатов). То есть созидательный
процесс всегда оплачивается разрушением, что в принципе исключает
плавный характер эволюции. Вот почему "на смену плавному движению
пришла последовательность скачков: накопление критической массы -
взрыв, опять накопление критической массы..." [7].

Согласно неравенству Клаузиуса-Бриллюэна, выработка информации и
полезной энергии неизбежно сопровождается ростом энтропии
окружающей среды, причем деградационные процессы в ней не могут
быть компенсированы с использованием тех же самых источников
полезной энергии и информации.

"И уже природа обнаруживает контуры того порочного круга, который
в полной мере реализовался на социальной стадии: кризис
неравновесия преодолевается системой за счет повышения уровня
неравновесия. Ведь суть конструктивного ответа в том, что
внутренняя стабилизация достигалась очередным усложнением
организации, а в результате биосфера последовательно удалялась от
наиболее вероятного состояния с физической средой, отношения
между ними становились все более напряженными и чреватыми
будущими кризисами" [12].

В полной мере это относится к одному из самых сложных
биологических объектов - человеческому мозгу, "гомеостату второго
рода".

Внутренний конфликт - основная движущая сила человеческого
поведения. Сейчас психология вплотную подошла к идее, что
конфликт есть всегда, но становится явным лишь в тех случаях,
когда психологической защиты недостаточно. Поэтому правильнее
говорить не о "конфликте", а о проявлениях здоровой полярности
человека, переживание которой, несмотря на всю дискомфортность
процесса, ведет человека к большей цельности.

Этот процесс, обычный и универсальный для всех людей,
сопровождает любое нормальное развитие, не говоря уже о личной
эволюции сознания. На архетипичном уровне он воплощается опытом
"смерть - воскресение" ("новое рождение"), говоря современным
языком - "дезинтеграция - реинтеграция".

В масштабе человечества извечным источником розни между
отдельными человеческими сообществами являются национальные,
этнические фобии. "Ведь если вдуматься, любая религиозная,
кастовая, клановая, профессиональная и даже придуманная Марксом
классовая нетерпимость - это лишь другая сторона, следствие или
уродливое отображение нетерпимости этнической" [7].

Попытка сгладить этот конфликт (подавить этническую нетерпимость
в глобальном масштабе) в "Заговоре Посвященных" привела к
неожиданному результату. Наряду с макроинтеграцией, когда все
страны объединились в две супердержавы (*), возникло "неожиданно
острое противостояние двух половинок Ойкумены". Исчез прежний
объект для ненависти, но не сама ненависть в душах людей. "Их
ненависть, их нетерпимость просто перетекла в иные формы, но она
сохранилась, она снова зреет, крепнет..." [7]. Слишком прочны
ее корни - "какая-то гадость, лежащая на генетическом уровне.
Или еще глубже".

------------------------------
(*) Интересно, что деление мира у Скаландиса на Российскую и
Британскую Империи безупречно с геополитической точки зрения. Оно
полностью соответствует диспозиции основных планетарных сил,
традиционно ассоциируемых с образами библейских монстров -
Бегемота (континентальные силы, евразийство, "Срединная Земля") и
Левиафана (морские державы, атлантизм, "Мировой Остров").
------------------------------



Глава 3.


Когда-то темный и косматый зверь,
Сойдя с ума, очнулся человеком, -
Опаснейшим и злейшим из зверей...

М. Волошин.


Все, что имеет начало, имеет и свой конец. Это справедливо и для
человеческой цивилизации. Но прежде чем говорить о завершении,
необходимо выяснить природу ее возникновения, что напрямую
связано с появлением самого вида Homo sapiens.

Вся необходимая для нормального существования животного
информация заключена в генах. Врожденные программы
жизнедеятельности требуют лишь незначительной коррекции
посредством обучения. В случае же человека включение природных
механизмов вообще не происходит в "автоматическом" режиме. Не
пройдя курса социализации, ребенок заведомо нежизнеспособен.

Приходиться констатировать, что "человек наследует биологические
потребности, но не наследует информации о том, как их
удовлетворить, - инстинктов способа деятельности, образа жизни.
Эта самоочевидная истина и дает нам ключ к тайне происхождения
человека. Приматы - не венец эволюции. Прачеловек - это очень
пластичное, слабо специализированное, т. е. как и другие приматы
относительно низко стоящее на лесенке биологической эволюции,
существо, в отличие от других обезьян утратившее достаточно
надежную коммуникацию с природной средой и себе подобными:
инстинктивную видовую программу жизнедеятельности" [13].

Подобная утрата (или резкое ослабление) стала причиной
первоначального ОТЧУЖДЕНИЯ - исключения прачеловека из
природной целостности. Библейское "изгнание из рая": трагедия
вида, внезапно обретшего свободу от любых видовых запретов, но не
имеющего позитивной программы существования.

Таким образом, прачеловек - действительно "больное животное"
(Ф. Ницше). Компенсировать свою ущербность он мог единственным
способом - за счет подражания "нормальным" животным, заимствуя у
них необходимые для выживания программы. Соответствующие животные
виды оказывались будущими тотемами: "образами, но существующими
не идеально, в голове, а вовне, реально и объективно". Как
паразит использует чужой организм, так прачеловек использовал
чужие программы, носителем которых для него отныне являлся ОБРАЗ
- задаток прамышления.

Едва не состоявшаяся катастрофа, "частичный регресс" в эволюции
одной из биологических линий, на деле оказался источником
принципиально новых приспособительных реакций. Но могло ли быть
иначе? Одно только усложнение путем чисто количественных
накоплений не способно дать переход в новое качество. Всегда
необходим какой-то скачок, разрыв непрерывности в цепи эволюции.
Его может дать только инверсия.

Профессор Б. Ф. Поршнев одним из первых использовал этот подход
для объяснения загадки антропогенеза: "Последовательный историзм
ведет к выводу, что в начале нашей истории все в человеческой
натуре было наоборот, чем сейчас (если отвлечься от того, что и
сейчас мы еще влачим немало наследства древности): ход истории
представлял собой перевертывание исходного состояния. А этому
последнему предшествовала и к нему привела другая инверсия:
"перевертывание" животной натуры в такую, с какой люди начали
свою историю. Следовательно, история вполне подпадает под формулу
Фейербаха "выворачивание вывернутого" [14].

Нашим предком было животное-паразит, лишенное своей экологической
ниши и поэтому вынужденное довольствоваться чужой, вступая в
симбиоз с ее хозяином. Чаще всего ими становились хищники (в те
времена как раз переживавшие период расцвета), в биоценозе которых
троглодиты занимали роль падальщиков и некрофагов. Для
добывания костного и головного мозга им приходилось прибегать к
подручным инструментам - "орудиям труда", столь долго вводивших
палеоантропологов в заблуждение. Хотя неизменность примитивной
технологии обработки каменных обломков на протяжении миллионов
лет уже одним этим фактом должна поставить жирную точку на
"трудовой" гипотезе антропогенеза...

Но гораздо важнее информационный паразитизм - рабская зависимость
от поведенченских программ хозяина-кормильца, что достигалось
доминированием подражательного инстинкта, подавляющего и
блокирующего остальные. Поскольку план отношений прачеловек также
был вынужден заимствовать у животных, предчеловеческое стадо по
своей природе являлось бесструктурным и хаосоподобным
образованием. В свою очередь, способность последовать, не
раздумывая, импульсу коллективной воли, рождало совершенно
уникальное образование - Пратолпу (предковую форму толпы) [15].

Особенно ярко это проявлялось в минуты опасности. В нарастающем
темпе происходила унификация жестов и выкриков, устанавливался
единый ритм действий. Каждый индивид превращался в автомат,
повторяющий движение Пратолпы. Одновременно нарастало
эмоциональное возбуждение до той пороговой отметки, когда
индивидуальные сознания окончательно сливались в пароксизме
экстаза...

Фактически это была огромная Сверхличность, действующая и
чувствующая как один индивид. По скорость реакций и мощи Пратолпы
с ней не могло сравняться ни одно живое существо. Когда же
опасность миновала, она вновь распадалась на отдельных членов с
зачаточным самосознанием. Любая современная толпа до сих пор,
пусть в значительно ослабленной форме, воспроизводит это
рудиментарное ощущение первобытной свободы от всех социальных
связей и запретов, столь притягательное для многих.

"Даже толпа умников - все равно единый бестолковый организм с
животными инстинктами" [11]. Явными признаками Пратолпы обладают
стаи адаптантов в "Мягкой посадке".

Чем дальше вглубь истории, тем сильнее проявляется подчиненность
людей коллективному сознанию. На самой ранней из зафиксированных
стадий развития общества инстинкты вообще были полностью
вытеснены внешними нормативными регуляторами. У подобных племен
этнографы всегда отмечали крайний, какой-то "антибиологический"
альтруизм. Готовность пожертвовать индивидуальными потребностями
ради интересов племени, иногда просто по требованию ритуала
(вплоть до ритуальных самоубийств): абсолютное торжество
А-поведения.

"Жизнь по чужому плану порождала множество запретов, ограничений,
совершенно бессмысленных для человека как природного существа, не
имеющего никаких биологических оснований. Таковы, например,
половые табу, синхронизировавшие, как можно предположить, брачные
отношения в сообществе с течками и брачными играми у тотема" [13].

Но табу не распространялись на членов других тотемов, что
послужило одной из причин возникновения экзогамии - способе
обхода запрета. В свою очередь, практика экзогамии в значительной
степени повлияла на биологию вида, "расшатав" его изнутри.
"Опасность вырождения - всего вероятней - следствие, а не причина
инцестных табу. Она появилась из-за того, что в результате
инцестных табу человек сохранял и накапливал рецессивные
признаки, становясь биологически неустойчивым существом" [13].
Селекционерам хорошо известен этот эффект: элитные породы
растений и животных особенно подвержены опасности вырождения.

Не здесь ли причина исчезновения, одного за другим, десятков
видов гоминид, не объяснимого никакими природными катаклизмами?
В условиях противоестественного отбора не всегда помогали даже
исключительные адаптивные возможности. К тому же "вывернутость"
животной природы открыла дорогу аномалиям, не имеющим аналогов в
животном мире (по крайней мере, среди высших млекопитающих).
Например, сейчас обнаруживается все больше свидетельств, что
каннибализм был присущ практически всем прачеловеческим и
человеческим обществам.

Симбиоз с животным-тотемом был для прачеловека не только
спасительным, но и крайне тягостным и мучительным. Жизнь по
искусственному плану требовала подавления собственных инстинктов
(которые хотя и в ослабленном виде, но все же сохранились), что
порождало сильнейшее напряжение психических структур. Иными
словами, наши предки пребывали в состоянии хронического
психоэмоционального стресса. С целью блокирования автоматических
реакций возникали особые тормозные императивы, переносящие
внешнюю активность на нейтральный объект. Подобное демонстративно
неестественное поведение (неадекватные рефлексы) послужило
основным материалом для появления знаковой системы - языка.

"Психология человека - это физиология нервной деятельности на
уровне существования второй сигнальной системы" [14].

Более того, взаимосвязь психологии и физиологии обнаруживает
вполне материальную подоплеку невероятно быстрого формирования
генотипа Homo sapiens. В этом отношении крайне любопытна гипотеза
академика Д. К. Беляева. "Совершить подобное чудо, по мнению
академика, может лишь действие механизма гормональной,
нейроэндокринной регуляции функциональной активности генов.
Фактором, включающим этот механизм, является психоэмоциональный
стресс" [13].

Извечная мука селекционеров - сцепленность признаков - резко
снижает число необходимых мутаций, поскольку за целый набор
изменений отвечает гиперфункция одного типа клеток. То есть
опять же болезнь - аномальное действие нейроэндокринной системы.
Впрочем, на сходство микроцефалов с троглодитидами обратили
внимание еще в прошлом веке. Еще поразительнее внешнее сходство
больных акромегалией (гормональное заболевание, обусловленное
развитием опухоли гипофиза) с реконструированным обликом
неандертальцев.

Минус на минус дает плюс: источник стресса и критерий отбора
порождаемых им генетических аномалий взаимосвязаны необходимостью
существования по чужому "образу и подобию". Но по мере развития
коры больших полушарий (морфологической базы компенсирующей
стрессы второй сигнальной системы) дестабилизирующая роль
гормонов неуклонно снижалась. Человеческий вид обретал некое
подобие призрачной автономности от природной среды, что в итоге
обернулось невозможностью существовать вне условий искусственных
(то есть противоестественных для любого из животных).

Потребность преодолеть отчуждение, нарушенное единство с природой
- одна из важнейших для ущербного существа. Заменой утраченной
инстинктивной связи стала особая форма деятельности, "поиск
образа", породившая такой феномен, как творчество. Подобное
"возвращение" на самом деле означало еще большее удаление,
завершившееся созданием "второй природы" - культуры. Этот импульс
никогда не ослабевал: на протяжении всей человеческой истории за
право на творчество (создание собственных образов) люди готовы
были жертвовать самым необходимым. Ведь в моменты творческого
подъема человек преодолевает ощущение отъединенности, переживая
ни с чем не сравнимое чувство гармонии с миром. Не случайно
пещерная живопись первых кроманьонцев (самые древние наскальные
рисунки, обнаруженные в пещере Шавэ во Франции, созданы 31
тысячелетие назад) даже на сегодняшний взгляд считается
гениальным произведением искусства.

Но преодолеть "первородный грех" отчуждения можно было и другим
путем. Стрессовое состояние, вызванное необходимостью подчиняться
системе искусственных регуляторов, разряжалось в невротической
реакции разрушения. Во вспышке безумия человек крушил все вокруг
(предметы материальной культуры, как и культура вообще,
бессознательно воспринимались им в этот момент в качестве
источника отчуждения), переступал самые страшные табу и получал
величайшее наслаждение - "потерянный рай" животной
естественности.

Гениальность и безумие всегда шли рука об руку (*). Стремление к
разрушению - изнанка творческого вдохновения, преступный путь в
"рай". Исток же обоих состояний, их первоначальный движущий
импульс порождается одной общей - первой человеческой -
потребностью. Примером этой амбивалентности служит эффект
катарсиса (очищение трагедией), одновременно задействующий
противоположные регистры на шкале чувств. Впечатляющее
свидетельство того, что уже в самых началах человеческой природы
присутствует какая-то неразрешимость, вечный источник трагедии,
которую вечно пытается преодолеть культура...

------------------------------
(*) Впервые утверждение