-
служанке надо все убрать, прежде чем мы уйдем. Она тоже пойдет  с  нами  в
церковь.
     Клара проглотила остатки шоколада и отдала  чашку  высокой  серьезной
женщине, которую близняшки привезли  с  собой  из  каракаса.  Она  была  с
Канарских островов и вела  в  доме  хозяйство.  Эмилию  это  нисколько  не
огорчало, и ее единственная забота заключалась в том, чтобы готовить  пищу
для дона луиса. Он категорически отказывался  есть  вегетарианские  блюда,
обожаемые тетушками. - даже собаки не будут есть эту дрянь, -  говорил  он
всякий раз, когда они приступали к трапезе.
     Кларе тоже не очень нравились вегетарианские блюда,  но  она  считала
верхом  элегантности  ежедневные  поездки  Марии  дель  Розарио  на   поля
португальских фермеров, где она сама собирала  растения  для  еды,  причем
платила за них вдвое больше, чем Эмилия на субботнем открытом рынке.
  
  
     Как только Клара услышала в коридоре легкий  стук  костылей  Луизито,
она выскочила в окно и побежала на холм  к  манговому  дереву,  росшему  у
стены.
     Не заботясь о своем желтом платье, она вытянулась  во  всю  длину  на
земле и сбросила башмачки. Не находя удобной позы,  она  поворачивалась  и
так и этак. Кровь стучала в ее висках, в груди и бедрах. Это наполняло  ее
странным желанием, которого она не  могла  понять.  Услышав,  что  Луизито
подходит, Клара резко села.
     - Почему ты не отзывалась? - спросил он, опускаясь на землю  рядом  с
ней. Он положил костыли и добавил: - они все ушли, кроме дедушки, конечно.
     Улыбаясь, она смотрела ему  в  лицо  с  нежным  восхищением.  Луизито
выглядел сонным, тихим, милым, и в  то  же  время  отважным.  Ей  хотелось
рассказать ему так много вещей, но она не могла  выразить  их.  -  поцелуй
меня, как это делают в кино, - потребовала она.
     - Хорошо, - шепнул он, и это слово было ответом на все  ее  смятение,
на то странное желание, которого она не понимала. - ах, Негрита, -  шептал
он, зарываясь лицом в ее шею. Она пахла землей и солнцем.
     Его губы шептали, но звука не было. С широко  открытыми  глазами  она
наблюдала, как он снимает свои брюки. Она не могла оторвать взгляда.
     Его лицо разгоралось  растущим  воодушевлением,  его  глаза  казалось
таяли между длинных ресниц. Бережно, чтобы стальные тяги  его  протеза  не
причинили ей боль, он лег на нее.
  
  
     - Мы  останемся  вместе  навсегда,  -  говорил  Луизито.  -  я  скажу
родителям, что  только  в  эль  ринко  мое  счастье.  И  они  пришлют  мне
репетитора сюда.
     Клара закрыла глаза. Последние три месяца ее любовь к  Луизито  стала
безумной. Каждый день  они  наслаждались  друг  другом  в  тени  мангового
дерева. - да, - шептала она, - мы всегда будем вместе. - она обняла его  и
прижала к себе.
     Клара не поняла, что услышала первым: приглушенный вздох Луизито  или
ужасный  вопль  Марии  дель  Розарио.  Тетушка  заходилась  в  крике.  Она
подбежала поближе  и,  понизив  голос,  грозно  зашипела:  -  Луизито,  ты
опозорил честь нашей семьи. То, что ты сделал, нельзя даже выразить. -  ее
строгие, неумолимые глаза ни на секунду не отрывались от красного и белого
цветения, нависшего над стеной. - и все из-за тебя,  Клара,  -  продолжала
она, - твое поведение не удивительно. Я не сомневаюсь, что ты кончишь  той
же сточной канавой, откуда и вылезла. - она засеменила по  ступенькам.  На
самом верху тетушка остановилась. - мы  вернемся  в  каракас  сегодня  же,
луис. И можешь не закатывать своих истерик. Теперь они  тебе  не  помогут.
Все твои жесты противные, вся ругань - это ничто по сравнению с  тем,  что
ты натворил.
     Луизито зарыдал. Клара обхватила ладонями  его  побледневшее  лицо  и
вытерла кончиками пальцев слезы на его ресницах. - мы  будем  любить  друг
друга вечно. Мы  всегда  будем  вместе,  -  сказала  она  и  только  тогда
позволила ему уйти.
  
  
     Только сейчас Клара заметила вечерние  тени,  омрачившие  все  вокруг
нее. Сквозь пелену слез  она  посмотрела  на  дерево  перед  ней.  Листва,
отпечатанная на звездном небе, сплетала неожиданные непредсказуемые формы.
Быстрый ветер тут же стирал узоры, и все, что  запоминалось,  было  звуком
ветра - одинокого плача о прошедшем лете.
     - Клара, - позвал дедушка.
     Рыдая от угрызений совести и тревоги, она не ответила.  Огонек  среди
фруктовых деревьев больше не шевелился. Уверенность  в  том,  что  дедушка
будет ожидать ее ответа всю ночь, наполнила ее благодарностью.
     Она медленно поднялась, стряхивая листья и сырость со своего  платья.
- дедушка, - тихо позвала она, направляясь к огоньку - любви и пониманию -
который ожидал ее.
     - Взгляни на эту яблоню, - шепнул дон луис.  -  я  думаю,  она  снова
зацветет следующим летом.
  
  
  
                                    28  
  
     Двумя неделями позже, в воскресный полдень, донья  Мерседес  сообщила
нам, что собирается навестить эль ринко.
     - Клара снова больна? - встревоженно спросила я.
     - Нет, - успокоила меня донья Мерседес, поднимаясь с гамака. - я хочу
проверить, как она выполняет  мои  инструкции.  Она  довольно  своенравная
пациентка.
     Донья Мерседес опустила руки мне на  плечи.  -  сегодня  мы  с  тобой
должны помочь Кларе. Мы повернем для нее колесо случая. - она  повернулась
к платяному шкафу, который закрывал  дверь,  ведущую  на  улицу,  нашарила
ключ, но прежде чем отпереть его, взглянула на меня и  сказала:  -  собери
все свои вещи и отнеси их  в  джип.  Увидев,  что  ты  упаковалась,  Клара
подумает  о  твоем  отъезде  в  каракас.  Это  натолкнет  ее  на   решение
воспользоваться твоей поездкой. В глубине души она  знает,  что  ей  будет
лучше только в том случае, если она покинет эль ринко.
     Сначала я была поражена тем, что многие из  моих  вещей  пропали,  но
затем вспомнила, как отдала большинство из них юным пациентам Августина.
     - История Клары для тебя просто счастливая находка, - говорила  донья
Мерседес, помогая мне укладывать чемодан. - по крайней мере я  не  ожидала
такого. История возникла  из  ничего,  но  она  очень  кстати.  Поэтому  я
поощряла тебя говорить с Кларой и проводить с ней время. Я уверена, что  в
ее тени ты наконец смогла ощутить движение колеса случая в ее жизни. Она -
это человек с врожденным даром, естественным контролем над тенью ведьмы.
     Действительно,  Клара  была  очень  сильной  личностью.   Правда,   я
чувствовала, что эмоциональные конфликты делали ее несколько мрачной;  она
казалась, по крайней мере мне,  всегда  озабоченной,  обдумывающей  что-то
невысказанное.
     Донья Мерседес согласилась с моей оценкой Клары и добавила, что Кларе
просто необходима наша помощь, причем совместная.
     - И мы поможем ей, - продолжала она. - Клара так сильна, что в данный
момент заставляет наши тени работать на себя.
     - Что все это значит, донья Мерседес?
     - Это значит, что ты и я поможем ей уехать,  но  не  потому,  что  мы
такие уж добрые самаритяне, а потому, что она вынуждает нас делать это.
     Что-то внутри принуждало меня  не  соглашаться  с  ней  или,  вернее,
привести все в порядок.
     - Никто не принуждает меня делать что-либо, - сказала я.
     Донья Мерседес насмешливо оглядела меня, затем подняла мой чемодан  и
положила его на заднее сиденье.
     - Ты хочешь сказать, что пальцем не шевельнешь, чтобы  помочь  ей?  -
спросила она шепотом.
     - Нет. Я этого не говорила. Я  просто  сказала,  что  Клара  меня  не
принуждает. Я с радостью сделаю это сама, без ее просьб ко мне.
     - Ах, ну это же звено. Клара заставляет нас, не говоря ни  слова.  Ни
ты, ни я не можем остаться бесстрастными. Так или иначе, мы были в ее тени
слишком долго.
  
  
     В  зеркале  заднего  обзора  я  увидела  туманную   одинокую   фигуру
Канделярии. Она махнула мне на прощанье и привязала к антенне джипа связку
желтых, голубых и красных лент. Они шумно кружились на ветру.
     - Как ты думаешь, может быть,  Канделярия  хочет  поехать  с  нами  в
каракас? - спросила я донью Мерседес.
     - Нет, -  прошептала  она  сквозь  дремоту.  -  Канделярия  ненавидит
каракас: как  только  она  достигает  окраин  столицы,  у  нее  начинаются
головные боли.
     Когда я остановилась перед эль ринко,  донья  Мерседес  выскочила  из
машины и бросилась в дом. Я быстро нагнала ее, и мы поспешили,  увлекаемые
звуками метлы.
     Клара убирала патио. Она посмотрела на нас, улыбнулась, но ничего  не
сказала. Казалось, что она подметает тишину и тени, на земле  не  было  ни
одного листочка.
     Донья Мерседес зажгла две свечи на каменном парапете фонтана, закрыла
глаза и стала ждать, когда Клара кончит уборку.
     - Я сделала все так, как ты мне говорила, - сказала Клара, усаживаясь
между двух зажженных свечей.
     Донья Мерседес, не  глядя  на  нее,  начала  нюхать  воздух,  пытаясь
распознать какой-то неуловимый аромат.  -  слушай  внимательно,  Клара,  -
резко сказала она. - единственной  вещью,  которая  поможет  тебе  обрести
здоровье, будет твой отъезд из этого дома.
     - Почему я должна бросать  его?  -  встревоженно  спросила  Клара.  -
дедушка оставил этот дом мне. Он хотел, чтобы я оставалась здесь.
     Он хотел, чтобы у тебя был дом, - поправила ее донья Мерседес.  -  но
он не хотел, чтобы ты оставалась здесь. Почему ты не вспомнишь  того,  что
он сказал тебе перед смертью?
     Донья Мерседес казалась совершенно безразличной  к  волнениям  Клары.
Она зажгла сигару и курила ее медленно, ровными затяжками, массируя  в  то
же время голову и плечи Клары. Она выдувала дым так, словно вырисовывала в
воздухе контур молодой женщины.
     -  Этот  дом  населен  призраками  и   воспоминаниями,   которые   не
принадлежат тебе, Клара, - продолжала она. - ты только гость в этом  доме.
Ты царствовала здесь с момента своего приезда лишь потому, что имела удачу
и силу. Они помогали тебе воздействовать на людей, легко общаться с  ними.
Но теперь их больше нет. Время  твоей  удачи  прошло.  И  только  призраки
остались с тобой. Призраки и тени, которые тебе не принадлежат.
     - Что же мне делать? - заплакав спросила Клара.
     - Уезжай в каракас! - воскликнула донья Мерседес. - уезжай и помирись
с Луизито.
     - Вот оно  что!  -  возмущенно  закричала  Клара.  -  как  ты  смеешь
предлагать такое? Это просто неприлично.
     - Это слова твоих теток. - донья Мерседес весело посмотрела  на  нее,
откинув голову и расхохоталась. - не  будь  ослицей,  Клара.  Если  что  и
неприлично, так это притворяться ханжой. Ну-ка вспомни, чем ты  занималась
с Луизито, когда тебе было двенадцать?
     Клара молчала,  собираясь  с  мыслями.  -  я  не  буду  торопиться  с
решением. - она улыбнулась, очертив носком трещину в  цементной  плите.  -
пока я не могу оставить все это.
     - Если ты не тряпка, то  сможешь,  -  отозвалась  донья  Мерседес,  -
отозвалась донья Мерседес. - Музия собралась  уезжать  сегодня.  Мы  можем
отвезти тебя к Луизито.
     - А как же Эмилия? - спросила Клара.
     - Эмилия будет счастлива с твоими тетушками. Они же хотят вернуться в
эль ринко. Эти места наполнят их воспоминаниями и забытыми чувствами.  Это
будет их лучшее время. Тени прошлого  затуманят  настоящее  и  развеют  их
разочарование.
     Донья Мерседес замолчала на секунду и,  чтобы  придать  своим  словам
большую настойчивость, взяла руки Клары в свои.
     - Надень свое желтое платье. Желтый цвет  идет  тебе.  Он  дает  тебе
силу. Скорее переодевайся. Не надо больше ничего. Когда ты приехала в  эль
ринко, на тебе было только одно платье: так и уходи. -  заметив  колебания
Клары, она подлила масла в огонь. - это твой последний  шанс,  девочка.  Я
уже говорила Музии, что тебе будет лучше только  в  том  случае,  если  ты
будешь любить Луизито так же страстно и бескомпромиссно, как делала это  в
детстве.
     Крупные слезы  покатились  из  глаз  Клары.  -  но  я  люблю  его,  -
прошептала она. - ты знаешь, что я никого не любила, кроме него.
     Донья  Мерседес  внимательно  взглянула  на  нее.  -  это  правда,  -
произнесла она и, обернувшись ко  мне,  добавила:  -  у  нее  была  дюжина
богатых ухажеров. Она  получала  злобное  удовольствие,  разочаровывая  их
всех. Насколько я помню, она всех обставила.
     Клара громко расхохоталась. Она обняла  донью  Мерседес  за  плечи  и
поцеловала в щеку. - ты всегда все преувеличиваешь. - ее  тон  выдавал,  в
каком она была восторге. - но, несмотря на всех моих поклонников, я никого
не любила, кроме Луизито.
     Донья  Мерседес  подхватила  ее  под  руку  и  повела  в  комнату.  -
вырвавшись отсюда, ты сможешь любить Луизито так же, как  любила  его  под
облупленными стенами эль ринко. - она подтолкнула ее. - иди и  одень  свое
желтое платье. Мы подождем тебя в джипе.
     Несмотря  на  описание  Кларой  Луизито,  я  была  удивлена,   увидев
поразительно красивого мужчину, который встретил нас в  каракасе  в  своих
апартаментах.
     Я знала, что ему около двадцати лет, но выглядел он как подросток.  У
него были черные курчавые волосы, зеленовато-желтые глаза и гладкая  белая
кожа. Когда Луизито улыбался, на его щеках появлялись  ямочки.  Он  сильно
хромал,  но   ничего   неуклюжего   в   его   движениях   не   было.   Его
привлекательность и уверенные манеры не давали  ни  малейшего  повода  для
жалости.
     Луизито не удивился, увидев  нас.  А  когда  он  угостил  нас  пышным
обедом, я поняла, что донья Мерседес все устроила заранее.
     Мы гостили у них допоздна. Это была незабываемая ночь. Я  никогда  не
видела донью Мерседес в таком прекрасном настроении. Ее безупречное умение
подражать людям, которых мы прекрасно знали по  Курмине,  ее  бесчисленные
смешные истории, ее талант в их драматизации, ее бесстыдное  преувеличение
превращали анекдоты в незабываемые рассказы.
     Незадолго перед полночью, отклонив приглашение  Луизито  остаться  на
ночь, Мерседес Перальта встала и обняла Клару и Луизито. Она  приблизилась
ко мне с распростертыми объятиями.
     - Не обнимай меня так. Ты еще не простилась со мной. Я провожу  тебя.
- я рассмеялась и вернула ей объятие.
  
  
     Я  потянулась  к  зажиганию.  Вокруг  ключа  была  намотана  цепочка.
Дрожащими пальцами я распутала ее. Это  была  длинная  золотая  цепочка  с
огромной медалью на ней.
     - Ты лучше надень ее, - сказала донья Мерседес, взглянув на  меня.  -
это святой Христофор, замечательный покровитель путешественников. -  вздох
облегчения сорвался с моих губ, когда она села в машину. - так  ты  будешь
лучше защищена. Ведь прежде всего ты путешественница, которая остановилась
лишь на миг.
     Мы не поехали в Курмину. Донья Мерседес направляла меня, указывая  на
какие-то улицы. Когда у меня появилось чувство, что мы движемся по  кругу,
она наконец  приказала  остановиться  перед  старым  зеленым  колониальным
домом.
     - Кто здесь живет? - спросила я.
     - Здесь жили мои предки, - ответила она. - это был их дом. А я только
лист этого громадного дерева. - она  смотрела  на  меня  так  внимательно,
словно отпечатывала мое лицо в глубине своих глаз. Склонясь  поближе,  она
шепнула в мое ухо: - ведьма, имея удачу и  силу,  вращает  колесо  случая.
Силу можно растить и  холить,  но  удачу  нельзя  заманить.  Ее  ничем  не
завлечь. Удача независима от магии и  окружения  людей.  Она  делает  свой
собственный выбор.
     Донья Мерседес пробежала пальцами по моим волосам и добавила:  -  вот
почему она так привлекает ведьм.
     Меня  наполнило   странное   предчувствие.   Я   взглянула   на   нее
вопросительно; но  она  потянулась  к  своей  корзине  и  вытащила  оттуда
красновато-коричневый лист, по форме похожий на бабочку.
     - Посмотри на него внимательно, - сказала она, передав  мне  лист.  -
души моих предков приказали мне всегда носить с собой сухой лист. Я - этот
лист, и мне хочется, чтобы ты забросила его в окно. - она показала на  дом
перед нами. - когда ты бросишь его, прочти заклинание. Я хочу узнать,  как
сильны твои заклинания.
     Желая ублажить ее, я осмотрела лист под разными  углами,  поворачивая
его так и  этак.  Я  обшарила  взглядом  все  его  внутренности,  всю  его
поверхность. - он действительно красив, - признала я.
     - Брось его в окно, - повторила она.
     Я перелезла через чугунную  решетку,  оттолкнула  в  сторону  тяжелую
портьеру и, когда заклинания полились из меня, бросила лист внутрь. Вместо
того, чтобы упасть на пол, лист взлетел в верхний угол, к потолку. Это был
уже не лист, а огромный мотылек. Я спрыгнула в тревоге на землю.
     Мерседес Перальты в джипе не было. Уверенная, что она вошла в дом,  я
тихо постучала в дверь. Она открылась. - донья Мерседес, - прошептала я  и
шагнула внутрь.
     Дом, постройки вокруг патио и темные коридоры  напоминали  молчаливый
темный монастырь. С черной  крыши  свисали  длинные  кровельные  желоба  и
металлические кольца болтались в старых, торчащих гнездах.
     Я вышла в центр патио, к плакучей иве, окутанной  туманом.  Крошечные
серебряные капли росы на ее листьях,  словно  призрачные  бусы,  беззвучно
скользили в фонтан.  Порыв  ветра  встряхнул  иву,  забросав  меня  сухими
листьями. Охваченная необъяснимым ужасом, я выбежала на улицу.
     Усевшись в джип, я решила обождать Мерседес  Перальту.  Под  сиденьем
что-то было. Я нашла там пачку с записями, нащупала фотоаппарат и кассеты.
     Я озадаченно осмотрелась. Ничего, кроме одежды, в машине должно  быть
не было. К моему великому удивлению, на заднем сидении я обнаружила пакет.
В нем были мои дневники и ленты.  К  пакету  была  приклеена  недописанная
записка. Я узнала четкий почерк Канделярии. "Прощание ведьмы - как пыль на
дороге: оно прилипает, если пытаешься отбросить его прочь."
  
  
  
                                  ЭПИЛОГ  
  
     Я вернулась в Лос-Анжелес, а  потом  уехала  в  мексику  к  Флоринде.
Выслушав подробное изложение моих приключений, она подчеркнула необычность
и необъяснимость того, что моя жизнь в мире доньи Мерседес началась  с  ее
собственной записки, а окончилась запиской Канделярии.
     Высмеяв то, что она называла моей отчаянной доскональностью, Флоринда
тем не менее посоветовала мне посмотреть,  могу  ли  я  использовать  свои
многочисленные записи для диссертации.
     Работая с материалом, я обнаружила, что, несмотря на факт  отсутствия
разработанного плана исследований, события в доме доньи Мерседес  казались
заранее предназначенными для  моего  знакомства  со  спиритами,  ведьмами,
целителями, людьми, с которыми они общались, и с тем,  что  они  делали  в
контексте своей повседневной деятельности.
     Работая с донье Мерседес, изучая ее собственную систему толкования, я
искренне верила, что овладела, по крайней мере  интеллектуально,  способом
целителей  рассматривать  самих  себя,  других  людей,  свое  знание.  Мне
казалось,  что  моего  опыта  и  записей  будет  вполне   достаточно   для
диссертации.
     Но после расшифровки, перевода и анализа лент и  дневников  я  начала
сомневаться в своем  интеллектуальном  мастерстве  целителя.  Моя  попытка
подогнать данные под какую-то  структуру  оказалась  тщетной,  мои  записи
пестрели  несоответствиями  и  противоречиями,  и  моего  знания  явно  не
хватало, чтобы заделать эти мощные пробелы.
     По этому поводу Флоринда цинично заявила: надо либо изменить  данные,
подогнав их под свои теории, либо забыть о диссертации вообще.
     Флоринда всегда советовала мне глядеть за поверхность вещей. В случае
моих приключений  с  доньей  Мерседес  она  предложила  мне  выйти  за  их
возможную академическую  ценность.  Она  считала,  что  мое  академическое
пристрастие ослепляло меня большим числом важных аспектов. Я долго  читала
и перечитывала собранные мной истории доньи Мерседес и наконец поняла  то,
чего  хотела  Флоринда.  Я  поняла,  что  если  лишу  свой  труд   качеств
академической ценности и значимости, я должна буду остаться с