а в современной науке. Если прежде задача науки состояла в том, чтобы исключить из определения предмета все субъектное, то сейчас ученый осознает необходимость включения в исследование антропного фактора; в нем перекрещиваются воздействие от предмета и воздействие от субъекта7. Предполагается, что взаимодействие ученого с объектами познания протекает таким образом, что "само человеческое воздействие не остается чем-то внешним, а как бы включается в систему, видоизменяя каждый раз область ее возможных состояний. Интенсивное применение даже в точных науках вероятностных методов, случайных и возможных интерпретаций создает образ "многомерного мира", который не просто познается, но интерпретируется, а, значит, изобретается. Истина одна, но она многолика, и эта многоликость создает возможность диалога различных личностей, разных логик, разных способов понимания.
    Если жестко-однозначные парадигмы характеризовали однолинейную связь состояний с неизбежностью наступления одного определенного события, то случайность и вероятность олицетворяют собой гибкое начало Универсума, что сопряжено с неоднозначностью, хаотичностью, непредсказуемостью и т.д. Оба начала в Универсуме, по-видимому, равноценны, однако прежде последнему отводилось второстепенное место либо же оно вообще исключалось из рассмотрения. Напротив, сегодня "постнеклассическая наука осознает себя в качестве междисциплинарной. Она видит предпосылки своего подлинного единства не в редукции образующих ее дисциплин к одной-единственной, а в их коэволюции, осуществляемой посредством многостороннего перекрестного диалога или даже полилога между ними"8. Диалог, конечно, осуществлялся всегда, но именно сейчас он осмысливается как существенная черта не только художественного, но и научного постижения мира.
    В связи с новым подходом (в науке и в философии) изменяется понимание соотношения бытия (предмета знания как содержания мышления) и понятия о нем (внутри самого знания). О трудностях, возникающих сегодня на этом пути, говорят логические построения некоторых крупных философов, в том числе логика диалога отечественного философа В.С.Библера и логика смысла французского философа Ж.Делеза.
    Размышлений первого из них о бытии как произведении мы уже немного коснулись. Библер полагает также, что бытие как нечто немыслительное, следовательно, не-логическое, а, значит, непонятное, может воспроизводиться каждый раз внутри особой логики только в виде другой логики, нелогичной для первой, в виде особого понятия, непонятного с точки зрения "нормального" понятия. "Надо   в контексте логики   обосновать логику бытием как внелогическим началом! Но задача кажется абсурдной"9. И все же она выполнима: обоснование должно выглядеть как "соотношение мышления с мышлением, логики с радикально иной логикой"10; "иная логика (логика бытия) воспроизводится в моей "работающей логике" в форме логики не-знания, не-понимания"11. В этой странной истине скрывается парадоксальный смысл. "Знание предмета, как не входящего в мое знание, есть знание о его бытии вне моего знания, о его (предмета) нелогичности в свете наличной, развиваемой мной актуальной логики"12.
    Внутри приведенного парадокса, продолжает свою мысль B.C.Библер, скрывается вполне понятная мудрость: "Познавать предмет   значит реализовать, актуализировать (практически и теоретически) его бытие в контексте определенной логики, определенной идеализации, скажем, в качестве материальной точки, двигающейся (перемещающейся) в абсолютно пустом пространстве... Но так актуализировать бытие предмета   значит актуализировать и его небытие (в контексте другой логики), скажем, в качестве предмета, превращающегося, действующего на самого себя, двигающегося в эйнштейновском "интервале"13. Речь, таким образом, идет о логике как "диалоге логик"; каждая включает в себя другую (другие), так как бытие входит в нее понятием (главным, фундаментальным) другой логики. В кантовской трансцендентальной логике это особое отрицательное понятие вещи самой по себе, непонятное для опыта, хотя и обусловливающее сложным опосредованным образом формирование позитивного понятия возможного опыта. Фихте раскрывает вне-логическое содержание понятия бытия с помощью достаточно определенного понятия не-Я, продуцированного Я, и посредством описания их сложной диалектики. У Гегеля не-понятное бытие превращается в понятие бытия, тождественное понятию понятия, через чистое бытие и через постепенное восхождение к Абсолютной Идее. Диалог внутри каждой логики (взаимодействие бытия как не-понятного и понятия о нем), следовательно,   оборотная сторона диалога между ними (между кантовской, фихтевской, гегелевской и т.д.).
    Для В.С.Библера воспроизведение бытия в логике возможно только через взаимодействие, диалог различных логик. Действительно, для одной логики доказательства другой логики будут непонятными (будет оспариваться то, что признается критерием истинности, началом познания, способом его развития и т.д.). Рассуждения другой логики тем самым все же учитываются, но как такие, которые выходят за пределы первой (трансцендентальная логика Канта и диалектическая логика Гегеля), одновременно оказываясь "на границе". Как известно, пограничное понятие всегда противоречиво, распространяясь сразу в обе стороны. Поэтому фундаментальное понятие одной логики включается в другую, но не как ее собственная принадлежность, а, если можно так выразиться, как ее "начало". Являясь "началом" другой логики, оно (для нее) нелогично; тем не менее, оказываясь ее "началом", оно входит в ее структуру, обозначая некоторый предмет для логики. Два исходных (фундаментальных, раскрывающих сущность) понятия различных логик и отталкиваются друг от друга, и обосновывают друг друга. Еще раз поясняем: апофатическое определение вещи самой по себе (и в понятии, и в системе суждений   как сущности всех сущностей, как причине самой себя и т.д.) обретает позитивное содержание, например, в Идее.
    Вне-логичность и есть не что иное, как бытийность, и когда предполагается, что одна логика обосновывает другую (одновременно отрицая ее), то это означает, что бытие обосновывает логику.
    Бытие, по Библеру, воспроизводится внутри каждой логики как вне-логическое, каковым является для нее основное понятие другой логики. Или: бытие возникает как особое понятие в точке пересечения (диалога) двух (и больше) логик. Бытие как бы проглядывает в "просвет" между логиками.
    Ж.Делез рассуждает совершенно по-другому. Он хочет выразить не-мыслительный, вне-логический статус бытия с помощью совершенно иррациональных (с позиции прежних рациональных толкований) понятий. Оно   Бездна, Хаос, вторгающийся в Космос; оно   Эон, характеризующийся абсолютно ненормальным течением времени, когда нельзя говорить о векторе движения от прошлого через настоящее к будущему, а следует сосредоточиться на "растягивании" настоящего одновременно в прошлое и будущее с превращением последних друг в друга. Такому странному пониманию времени соответствует определение тел не в их статичности, не в их "глубине" (когда они сохраняются), а в непрерывном изменении, в результате чего они как бы "сплющиваются", скользя по поверхности. Да при этом еще, раз тела (это уже и не тела вовсе) скользят по поверхности, настоящее исчезает, дробясь на бесконечно-малые отрезки (вводится своего рода бесконечно-малая, а также бесконечно-большая величина). Это   не "бытие" бытия, а скорее его "мятежное становление", задача которого "ускользнуть от настоящего"14; оно "всегда избегает настоящего и заставляет будущее и прошлое, большее и меньшее, избыток и недостаток слиться в одновременности непокорной материи"15.
    Чтобы подчеркнуть всю нелогичность бытия, Делез, далее, определяет его с помощью понятия эффекта, мысля последний не как качество (нечто прочное, статичное), а как атрибут какой-либо вещи. Это не сама вещь, а ее атрибут, существующий на поверхности вещи. Появляющееся затем понятие "сверх-бытия" (иногда "минимума бытия") предназначено еще раз натолкнуть на мысль о бытии, выходящем не только за границы логики, но, как это ни загадочно, за границы бытия (в его прежнем философском толковании). "Атрибут   не бытие, Он не определяет бытие. Он   сверх-бытие. "Зеленое" обозначает качество, смесь вещей, смесь дерева и воздуха, когда хлорофилл сосуществует со всеми частями листа. Напротив, "зеленеть"   не качество вещи, а атрибут, который высказывается о вещи"16. Хотя атрибут как бы указывает на бытие, в этом понятии уже просматривается связь с логическим, поскольку атрибут описывается и как эффект, который есть нечто бестелесное. Но об этом ниже.
    Несмотря на то, что бытие в определениях Делеза абсолютно нелогично и даже иррационально, оно тем не менее в виде перечисленных понятий должно (внутри самого мышления о нем) соотноситься с логическим, особым логическим (ибо и бытие это-особое). И такое логическое появляется   это логика смысла. Смысл соответствует обозначаемому как атрибут бытию; в свою очередь, атрибут, будучи абсолютно нестатичным, обусловливает переменное значение смысла и выражается в нем.
    В самом деле, в отличие от значения смысл не имеет закрепленности в каких-либо прочных качествах, выражаемых существительными или прилагательными. Он меняется в зависимости от контекста предложения, а также от бытийной ситуации, которую можно охарактеризовать как "событие". Именно событие   потому что "нечто происходит", а не "нечто есть". Например, "дерево зеленеет", а не "дерево зеленое": "зеленеет" вроде бы относится к дереву, но не определяет его, а указывает на нечто с ним происходящее. Еще более наглядно: когда Муравей в басне Крылова говорит Стрекозе "Так пойди же попляши!", он не приглашает ее танцевать. Смысл слова "попляши" (в отличие от его постоянного значения) переменчивый, переносный; он указывает на событийную ситуацию, но не определяет бытие; он выражен в слове, хотя это не его значение.
    По Делезу, логика смысла имеет своим содержанием понимание бытия, но в особом непонятийном статусе   оно выражено глаголом. Отглагольные формы понятием быть не могут, но все же они конституируют логику. Смысл не существует вне предложения, но нельзя сказать, что он существует в предложениях; смысл   не в вещах, но и не вне них. "Смысл это и выражаемое, т.е. выраженное предложением, и атрибут положения вещей"17. Он исключает "здравый смысл", т.к. смысл, по Делезу, как бы мимолетное и непрерывное исчезновение, наподобие улыбки чеширского кота.
    Смысл выражается глаголами, наверное, потому, что прежде всего инфинитивная форма глаголов дает представление о "мятущемся становлении", о вечном превращении бытия, суть которого в бесконечном дроблении и ускользании от настоящего. "Важно понять, что каждое событие в Эоне меньше мельчайшего в Хроносе; но при этом оно же больше самого большого делителя Хроноса"18. Поэтому "вечно инфинитив"19. Как напишет Фуко, поясняя Делеза, "смысл привязан к глаголу (умирать, краснеть, жить). Глагол, понятый таким образом, имеет две принципиальные формы, вокруг которых распределяются все остальные (формы): настоящее время, утверждающее событие (событие   это атрибут вещи   Т.Д.), и инфинитив, вводящий смысл в язык..."20. Инфинитивная форма глагола понадобилась Делезу еще и потому, что, как мы полагаем, она принципиально отлична от формы понятия, посредством которого выражалось прежнее, статичное бытие. Глагол же указывает на неопределенное бытие, "сверх-бытие".
    На первый взгляд, кажется, что Делез все время говорит не о логике, а только о грамматике, однако не стоит забывать о том, что язык выражает мысль и что книга Делеза, рассказывающая обо всех этих вещах, называется "Логика смысла" ("...вот почему Логика смысла могла бы иметь подзаголовок: Что такое мышление?"21,   замечает Фуко).
    Хотелось бы также отметить, что логика Делеза   вполне определенная, конкретная логика, которая, будучи таковой, может и должна вступать в диалог с другими логиками (как это полагает В.С.Библер), в том числе и с библеровской. Казалось бы, они совсем непохожи и все же сходство есть, и принципиальное, свидетельствующее о том, что и та, и другая вызваны к жизни новыми философскими обстоятельствами, возникшими в конце XX века в результате смены философских парадигм. Уже упоминалось о том, что Библер обозначил происходящие в философии коренные изменения как переход от "наукоучения" к логике культуры. Еще одна существенная для философии особенность, появляющаяся в связи с этим,   задача самообоснования философской логики. Тогда как логика Нового времени складывающаяся как наукоучение в связи с логикой науки, была нацелена на выведение всех возможных логических следствий из принятых в качестве бесспорных предпосылок "начал" логики (классический пример этого   логика Гегеля), то тогда, когда логика формируется как логика культуры22, ее главной задачей становится обосновать свои собственные "начала". Это требование перекликается с требованиями самообоснования в современной науке, выраженного в парадоксах теории множеств, "брадобрея" и т.п. Здесь и возникают логические парадоксы.
    И Библер, и Делез достаточно часто обращаются к понятию парадокса, более того, они с удивительным единодушием приводят одни и те же примеры   парадоксы теории множеств и расселовского "брадобрея". Для Библера парадокс настолько важен, что он употребляет его для другого названия своей логики: логика диалога это логика парадокса. Парадокс толкуется Библером так: обоснование "начала" логики, ее самообоснование парадоксальным образом ведет к обоснованию другой логики и далее к их взаимному обоснованию. Парадокс в том, что чем логичнее (аргументированнее) мы доказываем истинность одних логических "начал", тем с большей неизбежностью "упираемся" в истинность других "начал" ("начал" другой логики). Парадокс самообоснования обусловлен тем, что когда логически исходное понятие само себя обосновывает, оно выходит за свои границы (в сферу другой логики, представляющейся для первой нелогичной, о чем мы уже говорили выше). "Логическое обоснование логики (ее исходных положений, "начал") требует, чтобы логик взглянул на свое мышление "со стороны" (а что тут "сторона"? Какое-то другое мышление, что ли, не мое?). Очевидно, здесь может быть только один рациональный выход: моя логика должна (но может ли?) быть освоена мной как диалогическое столкновение двух различных культур мышления, сопряженных в единой логике   логике спора (диалога) логик"23. Выход в другую логику фактически указывает на такое положение вещей, когда, обосновывая свое "начало", логика парадоксальным образом обосновывает бытие (как "начало" другой логики).
    У Делеза речь идет об этом же; парадокс он называет также nonsens'ом и подчеркивает, что парадокс это "мучение мысли", поскольку оно является "открытием того, о чем можно только помыслить (вспомним Канта: вещь саму по себе можно только помыслить, но познать ее нельзя   Т.Д.), что можно только высказать, вопреки тому, что фактически и невыразимо, и немыслимо   ментальная Пустота, Эон"24. Заметим: надо выразить невыразимое, понять не-понятное; этим может быть только бытие. Парадоксально то, что это происходит: Эон, во-первых, выражается определенными понятиями (хотя бы понятием "Эон"), во-вторых, оборачивается понятием смысла, которое, как уже говорилось, собственно понятием не является. И в то же время является пониманием, но в новой логике Делеза. "Смысл неотделим от нового вида парадоксов, которыми отмечено присутствие нонсенса внутри смысла"25.
    Вводится еще одно понятие - событие, но и оно парадоксально: оно и "бестелесный эффект", и "смысл". Внутри него телесное (бытийное) превращается в бестелесное (логическое), да еще так, что каждое, превращаясь в другое (обосновывая другое?), становится ни тем и не иным, а нейтральным (содержа, значит, возможность любого). "Следующий фрагмент показывает на примере двух переплетенных женских фигур,   пишет Делез,   уникальную линию События, которое, всегда находясь в неравновесии, представляет одну из своих сторон как смысл предложения, а другую - как атрибут положения вещей"26. С одной стороны, смысл не существует вне выражающего его предложения. То, что выражено, не существует вне своего выражения. Вот почему мы не можем сказать, что смысл существует, но что он, скорее, упорствует или обитает. С другой стороны, он не сливается полностью с предложением ибо в нем есть нечто "объективное", всецело отличающееся от предложения"27.
    Парадокс в том, что по обе стороны границы-поверхности возникают атрибуты (бытийное начало) и смысл (логическое начало); они и отрицают друг друга, и вместе с тем непостижимым образом превращаются друг в друга (атрибуты это и бестелесное, и одновременно свойства тел, а смысл это логическое, хотя и такое, которое имеет отношение к положению вещей). "Мы видели, что хотя смысл и не существует вне выражающего его предложения, тем не менее он является атрибутом положения вещей, а не самого предложения. Событие наличествует в языке, но оживает в вещах. Вещи и предложения находятся не столько в ситуации радикальной двойственности, сколько на двух сторонах границы, представленной смыслом... Сравнивая события с туманом над прериями, можно было бы сказать, что туман поднимается именно на границе   там, где вещи соединяются с предложениями"28. "На стороне вещей   физические качества и реальные отношения, задающие положения вещей, но есть еще и идеальные логические атрибуты, указывающие на бестелесные события. На стороне предложений   имена и определения, обозначающие положения вещей, но есть еще и глаголы, выражающие события и логические атрибуты"29.
    Можно было бы продолжить разбор основных положений логики смысла и логики диалога, но детальное их изложение потребовало бы написания нескольких монографий, нам же важно было лишь наметить главные пути поиска сегодняшнего решения проблемы бытия. Мы попытались показать, что оно обусловлено иным толкованием взаимодействия "бытия" и "мышления" внутри мышления и, далее, иным, чем прежде, пониманием самих бытийного и логического "начал".
    Целям более глубокого осмысления проблемы может послужить анализ ее генезиса. История философии представляет нам в данном случае не просто эмпирический материал: "Выводы М.М.Бахтина и Г.Г.Гадамера о плодотворности для всякого понимания временной вненаходимости и "исторической дистанции" склоняют к предпочтению иных ориентиров, нежели задача воспроизведения учений прошлого, какими они были сами по себе"30. Дело не в том, чтобы попытаться представить философские идеи прошлого во всей их самостоятельности, и не в том, чтобы продемонстрировать достижения (и недостатки) прежних философских систем; дело в том, чтобы вступить с ними в плодотворный контакт, чтобы попробовать отыскать у них ответы на волнующие нас сегодня вопросы и соотнести их с нашими ответами. Великие мыслители прошлого остаются нашими Собеседниками, потому что философия в собственном смысле слова это история философии.
    К рассмотрению работ некоторых замечательных представителей немецкой философии мы сейчас и переходим. Начнем с Канта.

Глава I.
Иммануил Кант: проблема бытия как главная проблема трансцендентальной логики
    Одним из первых, кто в Новое время понял все значение принципа автономии бытия, был Иммануил Кант. Будучи прекрасно осведомлен о достижениях ньютоновского естествознания, он попытался провести своеобразный эксперимент разума (по аналогии с экспериментами в естествознании), чтобы выяснить, чт( разум может познать и чт( он познать не в состоянии. Проблема, вставшая перед Кантом в связи с объяснением задач научного познания, обозначилась прежде всего как задача адекватности знания. С ней были связаны вопросы о началах (источниках) познания, о формах научной объективности, о всеобщем и необходимом характере научного знания и т.д. Самым важным был вопрос о содержании знания. В отличие от формальной логики, которая изучает лишь формы правильного мышления, Кант осознает задачи новой логики как требование обосновать его истинность, т.е. доказать соответствие знания его же содержанию. Содержание знания должно отстоять от поз