и усопших обречены скитаться в загробном мире, покинутые и ничтожные. Греки называли людей смертными - в противоположность бессмертным богам, ведь посмертное существование человеческих душ представлялось совершенно призрачным и никчемным. 
У славян довольно долго сохранялся патриархально-родовой строй, с характерным для него культом почитания предков. Душам предков полагалось обитать в раю. "Рай" - дохристианское общеславянское слово, означавшее нечто вроде прекрасного сада. И поныне в белорусском и украинском языках сохранились слова "вырай", "вырий" - место, куда осенью улетают птицы и где обитают умершие. Слово "пекло" - тоже дохристианское, оно означало подземный мир, где горят души злых людей. Покойников подразделяли на две категории: "чистых", т.е. умерших "пристойной" смертью, - их почитали и называли "родителями" безотносительно к возрасту и полу (до сих пор существует традиция "родительских дней"), и "нечистых", которых называли "мертвяками" (самоубийцы, утопленники, опойцы и т.п.). Мертвяков боялись, полагали, что они могут вставать из могилы и вредить людям; чтобы помешать мертвяку выйти из могилы, труп пробивали осиновым колом, вбивали зуб от бороны позади ушей и т.д. Таким образом, по верованиям древних славян, после смерти могла сохраняться активность не только души, но и тела. 
Далеко не у всех народов смерть воспринималась как печальное событие. У некоторых, например у германцев (свевов), существовала вера в воскресение умерших, это позволяло им не бояться смерти; у них считалось, что воины, храбро павшие в битве, должны попасть в светлый дворец бога Одина - Валгаллу (Вальхаллу), где их ждут пиры и удовольствия. А даки (северо-фракийские племена, жившие на территории современной Румынии) верили, что существование после смерти гораздо приятнее теперешней жизни, и потому встречали смерть радостным смехом, а рождение человека, наоборот, оплакивали. 
Приведенные здесь основные варианты древнейших представлений о смерти оказали заметное влияние на мировоззрение последующих эпох. Черты изначальных образов, архетипов смерти видны в мировых религиях, философских учениях - от древнейших до современных. Из дальнейшего изложения читатель без труда может уловить черты религиозных представлений о переселении души и учении Платона, отзвуки славянских верований - во взглядах Н.Ф.Федорова, мрачноватые мотивы древнееврейских и древнегреческих воззрений - в экзистенциальной философии. Архетипы выразились не только в мифах, но нашли фактическое воплощение в образе жизни народов, в их историческом пути. Так, Николай Александрович Бердяев (1874-1948) в книге "Смысл истории" показывает, что у евреев вследствие неверия в личное бессмертие сформировалась более острая, чем у многих других народов, потребность в земной (а не только небесной) справедливости; развилось ощущение историчности бытия, которое может и должно изменяться во имя справедливости; выработался активный, волевой, революционный характер, чуждый той созерцательности, которая свойственна арийским народам с их представлениями о личном бессмертии и вечном возвращении. 






Глава 2
ТЕМА СМЕРТИ В АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ
Философские воззрения на смерть отличаются от мифологических по способу их формирования и передачи. Если мифы просто принимаются людьми "к сведению" - без попытки поставить их под сомнение, то философские учения - результат специального осмысления положения вещей, анализа, поиска аргументов "за" и "против", т.е. результат осмысленного выбора суждений среди возможных альтернатив. Такое осмысление и обоснование взглядов называют рефлексией. Таким образом, философские воззрения отличаются от мифологических тем, что они опираются на рефлексию (это не единственное, но существенное различие). Однако по содержанию идеи философов могут быть весьма похожими на мифологические представления. Так, многие древнегреческие философы поддерживали идею о бессмертии души, характерную для древнейших мифов. 
§ 1. Учение Платона о бессмертии души 
Наиболее яркий образец "философии бессмертия" создал Платон (427-347 до н.э.). В его сочинениях "Тимей", "Федр", "Федон" дается следующая картина. Бог (божественный ум, демиург), создавший "мировую душу" и "мировое тело" (космос), образует также все отдельные души и соотносит их с неподвижными звездами. Каждой душе соответствует своя звезда. Бессмертные души заключены в смертных телах, и после смерти тела душа может вернуться в "обитель соименной звезды" и вести там блаженную жизнь. Правда, такое блаженство дается не всем душам, а лишь тем, которые достойно вели себя в жизни. Прочие же вынуждены переселяться в новое тело, например - в женское (которое достоинством пониже мужского, как считалось в эпоху Платона) или "в такую животную природу, которая будет соответствовать его (человека - А.Д.) порочному складу," - птиц, наземных или водных животных. 
Платон не только утверждал, что души бессмертны, но и доказывал это следующим образом. Во-первых, если бы душа погибала и смерть не переходила в жизнь, как взаимопереходят одна в другую две противоположности, то все давно умерло бы и воцарилась бы смерть. Во-вторых, если бы душа, освобожденная от тела, не познала в неземном мире идеи "блага", "красоты", "справедливости" и т.д., то она была бы не в состоянии увидеть их черты в земных вещах, ведь в земном мире "красота", например, не существует как материальная единичная вещь, и, значит, на основании только земного опыта красота была бы неведома душе. В-третьих, душа по природе своей отлична от изменчивых и преходящих материальных вещей, ведь она всегда тождественна себе и потому родственна божественному и, значит, вечному. В-четвертых, душа есть жизнь тела, его побудительная причина, но, будучи жизнью тела, она несовместима с телесной смертью и является бессмертной. 
Из учения Платона о бессмертии души вытекают определенные этические выводы. Смерть была бы "счастливой находкой" для дурных людей: если бы существование души прекращалось в момент смерти тела, то эти люди были бы избавлены от возмездия за свои пороки. Но "раз выяснилось, что душа бессмертна, для нее нет, видимо, иного прибежища и спасения от бедствий, кроме единственного: стать как можно лучше и как можно разумнее" (Федон, 107 cd). Ведь порочная душа "блуждает одна во всяческой нужде и стеснении, пока не исполнятся времена, по прошествии коих она силою необходимости водворяется в обиталище, какого заслуживает. А души, которые провели свою жизнь в чистоте и воздержанности, находят и спутников и вожатых среди богов, и каждая поселяется в подобающем ей месте" (там же, 108 с). Перспектива посмертного воздаяния должна побуждать человека стремиться к высшему благу, идеальному, неземному, а для этого нужно отречься от извращенных благ земных. Отсюда следует платоновский аскетизм, призыв к возвышению души посредством очищения от земной "скверны". Важнейшую роль в возвышении души Платон отводит занятиям философией, благодаря которой происходит очищение (katharsis), избавление человека от страстей, пороков и зла. Однако полное очищение невозможно в земной жизни, оно может наступить только благодаря смерти. Философия же, по мнению Платона, является подготовкой к смерти, умением умирать - уходить от неистинной жизни. 
Учение Платона оказалось настолько впечатляющим, что некоторые спешили уйти из жизни. Так, "некто Клеомброт из Амбракии, прочтя диалог Платона "Федон", лишил себя жизни, томясь желанием поскорее созерцать дивный мир идей... С "Федоном" в руках окончил жизнь последний представитель римской свободы Катон Утический"3. А мысль Платона о связи философии со смертью не раз воспроизводилась в сочинениях более поздних мыслителей; например, Иоанн Дамаскин утверждал: "Философия есть помышление о смерти". 
3 Куликовский Ю. Смерть и бессмертие в представлении древних греков. Киев, 1899. С. 19. 
§ 2. Взгляды античных атомистов на смерть 
Демокрит (ок. 460-370 гг. до н.э.), в отличие от Платона, не признавал иной реальности, кроме мира, в котором мы живем. А в этом мире, по его мнению, нет ничего, кроме атомов и пустоты. Как и все прочее, душа состоит из атомов, и, подобно всем прочим вещам, она должна когда-нибудь (со смертью тела) распасться на атомы и прекратить существование. Правда, смерть, в представлении Демокрита, все-таки не абсолютный конец жизни как таковой, ведь теплота и чувствительность, как он считал, присущи самим мельчайшим неделимым частичкам, значит, эти свойства неуничтожимы, как и атомы. Прекращается существование конкретной индивидуальной души, но ее "бессмертные" атомы могут войти в состав новой души. 
Эпикур (ок. 342/341 - 270/271 гг. до н.э.) , как и Демокрит, придерживался атомистического учения и считал при этом, что цель философии заключается не в размышлении о природе самой по себе, а в достижении счастья. Человек не может чувствовать себя счастливым, пока его одолевают страхи относительно самого важного - жизни и смерти, судьбы, загробного существования. Счастье - невозмутимое состояние духа (ataraxia), достигаемое путем познания и упражнения (askesis). Эпикур так же, как и Демокрит, считал душу смертной, распадающейся на атомы. Отрицая бессмертие, он делал при этом жизнеутверждающие выводы: "...Смерть для нас ничто: ведь все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущений". "...Что присутствием своим не беспокоит, о том вовсе напрасно горевать заранее. Стало быть самое ужасное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения; когда мы есть, то смерти еще нет, а когда смерть наступает, то нас уже нет". Таким образом, познание дает свободу от напрасных страхов, позволяет нам быть счастливыми. "Большинство людей то бегут от смерти как величайшего из зол, то жаждут ее как отдохновения от зол жизни. А мудрец, не уклоняется от жизни и не боится не - жизни, потому что жизнь ему не мешает, а не - жизнь не кажется злом"4. 
4 Эпикур. Письмо к Менекею // Тит Лукреций Кар. О природе вещей. М., 1983. С. 315. 
Римский последователь эпикуровской философии Тит Лукреций Кар (первая половина 1 века) еще более гуманизировал атомистическое учение. Его поэма "О природе вещей", написанная в эпоху социально-политических кризисов в Римской империи, несет в себе жизнеутверждающий заряд, помогающий обрести душевное равновесие в изменчивом мире невечных людей и вещей. По его мнению, многие "язвы глубокие жизни" (алчность, тщеславие, преступность, жертвоприношения) "пищу находят себе немалую в ужасе смерти". Поэтому важно понять, что такое смерть, - тогда станет очевидно, что страхи перед нею напрасны, и люди смогут избавиться от порочных устремлений. Лукреций воспринял эпикуровские доводы против бессмертия души и значительно их дополнил. Тело, считал философ, это - сосуд души, и если оно повреждается, то душа "вся разлетается, следственно - гибнет". Не следует думать, писал Лукреций, будто душа после смерти переселяется в другое тело, ведь "мы не помним о жизни прошедшей", младенцы рождаются неразумными, а "нравы" животных не смешиваются - каждое из них ведет себя сообразно своему телу. "Смерть - ничто и ничуть не имеет значенья", - повторяет Лукреций вслед за Эпикуром. Умереть ничуть не страшнее, чем вообще не родиться, так надо ли бояться вечного небытия после смерти, если оно ничем не хуже, чем "вечного времени часть, что прошла перед нашим рожденьем", которая для нас была "всякого сна безмятежней"? Ввиду вечности прошедшего и будущего нашего небытия глупо было бы бояться преждевременной смерти, ведь "на волос даже нельзя продлением жизни уменьшить длительность смерти никак и добиться ее сокращенья, чтобы поменьше могли мы пробыть в состоянии смерти". 
Многие суждения Лукреция о жизни и смерти предвосхищают те идеи, которые спустя почти два тысячелетия стали развиваться в философии А.Шопенгауэра, в учении русского мыслителя Н.Ф.Федорова, в творчестве французского экзистенциалиста Л.Камю. Так, его соображения о том, что новые поколения людей нарождаются за счет смерти предыдущих, используя их вещества, созвучны взглядам Н.Ф.Федорова. Лукреций, как и впоследствии французский мыслитель А.Камю, использовал в своей поэме образ мифического Сизифа, говоря о тщетности неуемной жажды жизни. Люди не в состоянии добиться полного удовлетворения своих вожделений, - как и Сизиф не может утвердить камень на вершине горы. Жить - все равно что наливать воду в пробитый сосуд, он никогда не наполнится до краев. Тщетно стремиться к славе, богатству, власти, "тягостный труд вынося при этом", - сизифов камень, дойдя до вершины, опять понесется вниз; и Сизиф "всегда пораженный и мрачный уходит"5. 
5 Использованы выдержки из третьей книги поэмы Лукреция "О природе вещей". 
В конечном итоге рассуждения Лукреция сводятся к тому, что смерть не страшнее жизни, поэтому страхи перед нею напрасны. Живи, пока живется, и не терзайся тревогами о предстоящем небытии. 
Завершая обзор представлений античных философов о смерти, можно резюмировать следующие моменты. Для раннего и классического периодов античной философии характерно эпическое, отстраненное мышление о смерти. Смерть тут воспринимается скорее не как конец бытия, а только как метаморфозы вещей и существ внутри вечного и в целом неизменного мира. Смерть еще не представляется абсурдным и непостижимым явлением - ее мыслят в категориях существующего. Лишь в поздней античности появляются и нарастают "экзистенциальные" мотивы: внимание мыслителей смещается от гармоничного, величавого и неумирающего космоса к микрокосмосу человеческой души. Человеку становится все труднее не замечать пугающую разницу между бесконечным бытием мира и конечностью собственного земного бытия. Правда, тут еще нет такого напряженного осмысления конечности человеческого "я", которое в XX веке особенно проявилось в философии М.Хайдеггера, но семя сомнения и озабоченности уже брошено. В энергичных уверениях Эпикура и Лукреция о "ничтожестве" смерти как раз и проявляется озабоченность тайной небытия. 
*   *   *
В последующие века христианское мировоззрение способствовало значительному усилению у людей чувства личностного начала, особого, не размытого по внешнему миру и неповторимого "я". Значит, и вопрос о смерти все более становился вопросом личного, а не космического порядка. Правда, тема смерти надолго оказалась прерогативой религии, а не философии. Например, философы Нового времени не уделяли ему пристального внимания, не выдвинули принципиально новых идей, полагая не без оснований, что посмертный удел души является предметом не столько науки, сколько религии. 
Возрождение философского интереса к проблеме смерти приходится на XIX и XX века, когда европейская наука "выросла из пеленок", обрела невиданную силу и попыталась применить ее к тем вопросам, которые прежде отдавались на откуп религии. Тут, однако, обнаружились границы, за которыми применение научных методов невозможно. "Душа" оказалась недоступной для научных приборов и наблюдений. Тайна посмертного удела души, вызволенная от догм церкви, но отклоненная наукой, попала вновь во владение философии. 
Заметное влияние на дальнейшее развитие философских воззрений по поводу смерти оказало сочинение немецкого мыслителя Артура Шопенгауэра (Schopenhauer, 1788-1860) "Мир как воля и представление". 





Глава 3
СМЕРТНОСТЬ ИНТЕЛЛЕКТА И БЕССМЕРТИЕ ВОЛИ 
(А.Шопенгауэр)
А.Шопенгауэр - один из тех мыслителей, чьим творчеством предваряется эпоха новейшей, так называемой "неклассической" философии. Его суждения и выводы полны парадоксов, непривычных для "здравого смысла". Например, человек не свободен, поскольку он действует по своей "воле"" удовольствие отрицательно, а страдание положительно; жизнь - ошибка, смерть - ее исправление. Далее мы увидим, на каких основаниях утверждаются эти парадоксальные тезисы. Тема смерти занимает значительное место в главном сочинении Шопенгауэра, и в этом повороте к данной теме тоже проявляется его отход от предшествующей "классической" философии. 
§ 1. Ложность жизни и подлинность не-жизни 
В чем же состоит "ложность" жизни и подлинность не-жизни? Человеку, - утверждал Шопенгауэр, - только кажется, будто жизнь - его подлинное существование. В действительности он "вытолкнут в жизнь" единой и бессмертной мировой волей; воля - вот что подлинно вечно существует. Она является началом и местом впадения мимолетных индивидуальных существований, - т.е. как бы океаном, выбрасывающим и поглощающим отдельные брызги (заметим сходство с учениями о Брахмане и метемпсихозе). 
Шопенгауэр ставит "мировую волю" на место, отводившееся философами прежних эпох "мировому разуму", "логосу", "богу", которые якобы управляют миром, обеспечивают по- 
рядок и гармонию космоса. Воля фундаментальнее, первичнее всякого разума. Воля сама по себе бессознательна и правит миром независимо от разума, хотя и употребляет человеческий интеллект в свою пользу. В подтверждение этого тезиса Шопенгауэр указывает, что воля действует и там, где ею не руководит познание: например, годовалая птица не имеет представления о яйцах, для которых вьет гнездо, молодой паук еще "не знает" о разбое, для которого уже натягивает паутину. 
Каждый человек и его живое тело - лишь одно из бесчисленных отдельных воплощений единой воли. Эта временно обособившаяся частичка единой воли "видит себя индивидуумом в каком-то бесконечном и безграничном мире, среди бесчисленных индивидуумов, которые все к чему-то стремятся, страдают, блуждают; и как бы испуганная тяжелым сновидением, спешит она назад к прежней бессознательности"6. Желания индивидуальной воли беспредельны, она непрестанно стремится к счастью, и каждый ее день - борьба с нуждой, но земное счастье обманчиво, оно все время ускользает, едва его ухватишь. Жизнь никогда не может дать окончательного удовлетворения желаний, поэтому Шопенгауэр делает вывод, что "жизнь - такое предприятие, которое не окупает своих издержек; и это должно отвратить нашу волю от жизни"7. Всякое удовлетворение, удовольствие, счастье имеет отрицательный характер - как недолговременное отрицание нужды, нескончаемого потока желаний; страдание же, напротив, положительно - как утверждение неизбывности хотений, самой воли. 
6 Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.: Просвещение, 1992. С. 63. 
7 Там же. С. 64. 
В момент страдания человек острее и отчетливее чувствует, что он - живой. А чувство удовлетворенности, удовольствия, напротив, усыпляет ощущение жизни. 
Когда мы достигаем чего-то приятного, перестаем его ощущать, будто его нет. Удовольствие в наших глазах теряет свою ценность, когда достигаем его, а страдание, наоборот, - чем больше его испытываем, тем оно значительнее, т.е. удовольствия и страдания неравновесны; удовольствия (поскольку они становятся "не-существенными") не могут компенсировать страданий. Существенным является именно страдание: существовать - значит страдать. Шопенгауэр отсюда заключает: "...Наше существование счастливее всего тогда, когда мы его меньше всего замечаем: отсюда следует то, что лучше было бы совсем не существовать"8. 
8 Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.: Просвещение, 1992. С.66. 
Такой вывод - в пользу несуществования - может быть сделан только благодаря разуму и рациональному познанию. Однако, придя к такому выводу, мы почему-то не спешим тут же покончить с собой. Почему? Да потому что нами руководит в конечном счете не разум, а неразумная воля к жизни, и она-то не соглашается с этими доводами разума. Познание и воля чужды и враждебны друг другу. Не разумом, но волей обусловлен страх смерти, - ведь он свойствен и неразумным животным. Страшит нас не мысль о небытии (не боимся же мы времени, когда нас еще не было), а разрушение организма, именно потому, что организм - это сама воля, принявшая вид тела. 
§ 2. Бессмертие рода 
Наши страхи перед смертью преувеличены. Смерть, по мнению Шопенгауэра, не тождественна полному исчезновению. - Мы не можем не быть. Мы не способны даже конкретно вообразить свое небытие, оно - самая неправдоподобная вещь в мире. В нас есть нечто для смерти неразрушимое, но это неразрушимое не индивид, а воля. Воля не возникает и не исчезает, она вечная, т.е. пребывает вне времени. А мы - существа конечные,