ловека с оружием исходит другое
излучение. Если вы понимаете, о  чем я говорю. Другой  тон. Запах. Цвет. Ну,
не знаю. Но что-то исходит. От вас не исходит.
     -- Ладно, я больше не буду быстро совать руку в карман.
     -- Прекрасно, -- одобрил я. --  Один полезный урок из нашего общения вы
уже извлекли. Еще бы парочку, и все было бы в полном порядке.
     Антонюк был  не  робкого десятка, нужно отдать ему должное. Он довольно
быстро освоился и резко спросил:
     -- Что это значит?
     А вот к ответу на этот вопрос я был вполне готов.
     Я нацелил в него указательный палец и сказал:
     -- Это значит, что вы убиты. Он отступил в прихожую.
     --  Не нужно. Лев  Анатольевич.  Поздно. Я бросил на пол патроны от его
газовика. Они весело  заскакали  по  буковому паркету. Он посмотрел на них и
перевел взгляд на меня:
     -- Убит,  значит?  Очень  интересно. Позвольте полюбопытствовать --  из
чего? Из вашего пальца?
     Ничего  не скажешь,  крепкий  мужик. Он  даже  начал мне нравиться.  Не
каждый  сможет  взять  себя  в руки  в  такой  ситуации.  Но  отпускать  ему
комплименты не входило в  мою  задачу. В мою  задачу входило  совсем другое.
Поэтому я  извлек  из  подмышечной  кобуры "тэтэшник" и  передернул  затвор,
досылая патрон в  казенник.  Причем  не  спеша,  с  чувством,  с  толком,  с
расстановкой. Давая ему возможность оценить  тусклый блеск вороненой  стали,
упругое  клацанье ухоженного и  хорошо смазанного механизма, мое любовное  и
умелое с ним обращение. После чего встал и приставил ствол к его лбу.
     Тут вот он Побледнел. Побледнеешь. Я бы и сам побледнел.
     -- Вот из чего, -- об®яснил я, хотя никаких об®яснений не  требовалось.
-- Один выстрел в лоб. Потом, когда вы упадете, еще один выстрел в голову. У
нас,   профессионалов,   он   называется  прощальным.  Иногда   говорят   --
контрольным.  Но я предпочитаю  говорить "прощальным". По-моему, это гораздо
правильней. -- Я сел и поинтересовался, поигрывая "тэтэшником": -- У вас еще
есть вопросы?
     -- Выстрелы услышат. Вы не успеете уйти.
     Да что они, сговорились?
     -- Это мои  проблемы, а не ваши, -- терпеливо об®яснил я то, что совсем
недавно об®яснял  Мине.  -- Ваши  проблемы закончились.  Все.  И  личные.  И
общественные. Все. Понимаете?
     -- Чего вы от меня хотите? -- спросил он.
     -- Попробуйте угадать.  Это не очень трудно. Но требует другого взгляда
на ситуацию.
     -- У меня нет ни денег, ни ценностей.
     --  Да ладно  вам прибедняться! Как говорил  в  таких случаях  один мой
знакомый по кличке Артист: "Не верю".
     --  Это  говорил   не  ваш  знакомый  бандит,  а  Константин  Сергеевич
Станиславский!  Если вам что-нибудь напоминает  это имя!  -- довольно нервно
поправил меня Антонюк.
     --  Серьезно? Надо же. Вот засранец. А выдавал эти  слова за свои. Буду
знать.  Только он не  бандит, он  и  в  самом деле  артист. С  незаконченным
театральным образованием. И мечтает сыграть Гамлета. Но вряд ли когда-нибудь
сыграет. Знаете, почему? Для него не существует вопроса: "Быть или не быть?"
Он сначала  стреляет,  а  потом  начинает над  этим раздумывать. Но  недолго
раздумывает. Нет, недолго.
     Антонюк вынул из внутреннего кармана пиджака пачку  баксов в банковской
упаковке и бросил мне на колени.
     -- Пять тысяч. Берите и уходите.
     -- А говорили, что у вас денег нет. Или это для вас не деньги?
     Он вытащил еще пачку.
     -- Десять. Забирайте и проваливайте. И забудьте обо мне.
     -- Не могу, -- честно признался я. -- Я обязан все время о вас помнить.
За это мне заплатили. И гораздо больше.
     -- Пятьдесят! Вы получите пятьдесят тысяч долларов!
     -- Столько мне и заплатили.
     -- Значит, договорились?
     -- А мои обязательства?  Исполнение договора в  натуре. Так вроде пишут
нынче  в  контрактах?  Неустойка.  Упущенная  выгода.  Да  со  мной  ведь  и
контракт-то  заключили  не коммерческий. А  такой, за  неисполнение которого
отвечают вовсе не бабками.
     -- А чем?
     -- Жизнью.
     -- Моей?
     -- Моей, Лев Анатольевич. Как, по-вашему, мне это надо?
     Он помедлил и хмуро кивнул.
     -- Пойдемте!
     И направился в кухню.
     Я бросил баксы  на стол  и  пошел следом. Антонюк  вытащил из морозилки
пластмассовый кювет  с заиндевевшей клубникой, извлек  из-под нее  увесистый
пакет в  плотной обертке.  Не  говоря  ни слова, перенес  пакет в гостиную и
положил на стол.
     -- Сто. Здесь ровно сто тысяч баксов. Этого, надеюсь, хватит?
     -- Ни хрена себе! -- удивился я. -- Они у вас что, скоропортящиеся?
     -- Больше у меня нет. Ни копейки. Остальное -- в деле, в акциях.
     -- В каких?
     -- Какое  ваше собачье дело? В акциях порта, верфи.  Для вас может быть
важно только одно: они неликвидны. Я не могу вынуть их и положить на стол! И
уберите, наконец, свою пушку! Или хотя бы поставьте на предохранитель!
     -- Вы так хорошо разбираетесь в оружии? -- удивился я. -- Не ожидал. Вы
правы.  Это венгерский  вариант  ТТ. Он действительно с  предохранителем.  У
обычных  "тэтэшников" нет  предохранителя.  Не раз пытались  приделать.  Как
правило, неудачно. Например,  в китайской девятимиллиметровой  модели "213".
Потом научились. У венгров хорошо получилось.  Китайцы в  конце  концов тоже
справились.  У  их  "ТУ-90"  вполне нормальный  предохранитель. Почему убили
Комарова?
     -- Откуда я, черт возьми, знаю?! Не в свое дело сунулся!
     -- В какое дело мог сунуться безобидный историк?
     -- История, мой молодой друг, не  такая  уж безобидная штука! Вы пришли
рассказывать мне об оружии? Или слушать мою лекцию об истории?
     -- С интересом послушал бы.
     --  Хватит  болтать! Берите доллары и исчезайте. Можете не проверять --
банковская  упаковка.  Больше  вы  ничего  не выжмете  из  меня,  даже  если
разрежете на куски. Обещаю, что о нашей встрече никто не узнает.
     -- Как же вы об®ясните исчезновение ста штук?
     -- Мне  не нужно никому ничего об®яснять. Это черный нал. Избирательный
фонд.
     -- Надо же! Не из дешевых, оказывается, удовольствие!
     --  Вы  и понятия не имеете, насколько не из  дешевых! Знаете,  сколько
стоит минута эфира? А ролик?
     -- Нет. Сколько?
     -- А митинг? За один предмет требуют уже по двадцать баксов!
     -- За какой предмет? -- не понял я.
     -- За любой! Знамя, лозунг, плакат.
     -- Сделать?
     --  Поносить! Просто  в руках подержать! Каких-нибудь  два часа! Совсем
обнаглели!
     Умело он затягивал разговор. Не пережимая. Не выходя из роли. Хорошо на
меня реагируя. Опытный политик, если искусство политика заключается в умении
быстро  сориентироваться и выбрать верную  тактику  поведения.  Должно быть,
именно в этом оно и заключается. А в чем еще?
     -- Интересно с вами разговаривать,  -- сказал я. -- Но  времени  больше
нет.  Минуты через  три  здесь будет  СОБР.  Или  ОМОН.  Они  и  так  что-то
задерживаются. А в другой раз. Лев Анатольевич, вы все-таки  так не делайте.
Бабки, конечно, большие, но жизнь дороже. Вы согласны со мной?
     -- Чего я не должен делать? -- хмуро спросил он.
     -- То, что сделали, когда сунули руку в карман. Давать  сигнал тревоги.
Если  за  вами  гонятся, сели  на  хвост вашей машине, лупят  по  колесам из
"АКМов" --  тогда  да.  А уж  попали  в  такой расклад, лучше не  дергаться.
Представьте: ворвутся, пальба. Киллер вас не  прикончит, так  собровцы могут
зацепить. Что там у вас в кармане? Фишка? Брелок? Покажите.
     Он  показал.  Брелок.  Новейшая разработка  "Америкэн  ВИП  секьюрити".
Сигнал поступает на милицейский пульт, компьютер выдает координаты об®екта с
точностью до  метра. Для отлова угнанных машин подобная система уже довольно
давно действует.  А для  особо важных  персон  только  вводится.  У  нас, по
крайней мере. Сообразили наконец,  что машина не дороже  жизни. И до  города
К., выходит,  дошло. А  что --  богатых  людей  на душу  населения  здесь не
меньше,  чем  в  Москве.  Или даже  больше:  граница, порт,  импорт-экспорт,
лимитед-интернейшнл.
     Я посмотрел на часы.
     -- Даже странно. Где они застряли? Заправиться, не иначе, заехали.
     В этот  момент из-за окна донесся приглушенный стеклами вой милицейских
сирен. Я  выглянул. С шоссе к обкомовскому  дому сворачивали  две  "Волги" с
мигалками.
     В густом тумане, среди дубов.
     Фары, мигалки, сирены. Эффектное зрелище.
     --  Этот-то  фейерверк зачем?  --  вырвалось  у  меня.  --  Можете  мне
об®яснить?
     -- Нет, -- ответил Антонюк. -- А как нужно?
     --  Точно  так же,  только  втихую.  И  без заезда  на заправку.  А где
оцепление? В  двух "Волгах"  --  максимум восемь оперативников. Если большое
начальство не увязалось. А чтобы такой дом оцепить, нужен взвод!
     -- Я смотрю, вы в этих делах хорошо разбираетесь, -- заметил Антонюк.
     --  В  этих делах я  разбираюсь на  уровне  учебного  спецкурса.  Но по
сравнению  с  вашими  ментами я,  судя  по  всему,  академик.  Пойдемте, Лев
Анатольевич.
     -- Вы не берете деньги?
     -- Нет.
     Тут он снова побледнел.
     -- Быстрей! -- поторопил я и показал стволом "тэтэшника" на выход.
     -- Куда мы? Куда вы меня?
     -- Вы спросили, как я уйду после того, как вас прикончу. Сейчас покажу.
     Внизу уже захлопали двери. Я вызвал лифт, втолкнул  в кабину Антонюка и
нажал  кнопку верхнего, седьмого этажа. Они, конечно, ринутся по лестнице на
своих двоих, но этажи в этом доме были  высокие, не "хрущоба". Пять этажей ~
две  с половиной минуты даже в хорошем темпе.  Да еще застрянут  у квартиры.
Пока вышибут дверь, пока то да се. Можно было даже особенно не спешить. Но и
зря время терять тоже было не резон.
     С  верхней  площадки  мы  поднялись  на   чердачный  полуэтаж,   загодя
подобранным ключом я открыл врезной замок обитой оцинкованным железом двери,
запер ее за собой и провел Антонюка в дальний конец чердака, подсвечивая ему
под  ноги  и  вверх,  чтобы  он  не  саданулся  головой  о балку.  Здесь все
повторилось в обратном порядке.  Мы спустились на лифте в цокольный этаж, из
двери в дверь вошли в бойлерную, пересекли  мастерскую  сантехников, которая
даже в темноте  дала  о себе знать мощным пиво-водочным перегарным дыхом,  и
через три минуты  вышли на  улицу  из торцевой  двери  --  как  раз к  моему
"пассату".  Перед  тем  как  вывести  Антонюка  из  подвала, я  высунулся  и
внимательно  огляделся.  Тихо.   Лишь  какой-то  прохожий  приостановился  в
стороне,  закуривая.   Но  он  не   сделал   никаких   попыток  вмешаться  в
происходящее, чем и избавил  меня от лишних телодвижений. Ничего похожего на
оцепление. Ну, подарки.  --  Вот  так  бы я  и  ушел,  -- сказал я Антонюку,
залезая в машину и заводя движок. И добавил: -- Вы бы поспешили домой. А  то
дверь взломают, а на столе баксы свежемороженые. Мало ли!
     Он  воспользовался моим советом с такой поспешностью, что едва ли успел
заметить  номер  "пассата", хотя я  предусмотрительно включил  габариты. Ну,
тачку-то он сможет описать, не "жигуль".
     IV
     А теперь мне следовало поторопиться. У  меня было минут  двадцать, пока
они сориентируются и введут  план "Перехват".  Без всяких помех я вырулил на
шоссе и двинулся в сторону автовокзала. И только  минут через пять навстречу
мне,  вереща  сиреной  и озаряя  туман  мигалкой,  продребезжал  милицейский
"рафик". Вот оно, оцепление. Очередь, наверное, была на заправке.
     На  автовокзале  я  открыл  ячейку  в автоматической камере  хранения и
загрузил в нее полиэтиленовый пакет с  "тэтэшником" и кобурой. А  разрешение
на ствол, поразмыслив, сунул в багажник "пассата" за обивку. Разрешение было
по  всей  форме, с  подписями  и печатями, номер  ствола  даже в  цифирке не
перепутали, так что беспокоиться вроде было не о чем. Но я резонно рассудил,
что,  пока   менты  разберутся,  что  к  чему,  я  могу   поиметь  серьезные
неприятности. Ни к чему мне были лишние неприятности. Вполне хватало  и тех,
что есть.
     После автовокзала  я уже никуда не спешил, да  и спешить в  тумане было
чревато.  Навстречу  мне пролетела  пара гаишных "Жигулей", на  моей стороне
трясли  какой-то  "опелек", но на  "пассат"  пока никто не обращал внимания.
Антонюк, видно,  все-таки  не запомнил  номер  или не  слишком  разбирался в
иномарках, чтобы точно назвать модель. Допрут, конечно, но когда это будет?
     В гостиницу возвращаться мне было не с руки. "Собры" там  такой тарарам
поднимут,  что  потом  все  на меня  пальцем  будут  показывать.  Да и  есть
хотелось, целый  день  на  ногах. Поэтому я оставил  тачку на стоянке  возле
замковой башни  с курантами и вошел в "Берлогу". Здесь я уже пару раз бывал,
заходил перекусить и поглядеть, что к чему, так что не удивился предложению,
которое сделал вежливый молодой человек в раздевалке, принимая у меня плащ:
     -- Если у вас есть оружие, советую сдать. Оно полежит в сейфе,  а потом
вы его заберете. Поверьте, это в ваших интересах.
     -- Охотно верю, -- ответил я.
     --  Мое  дело  --  предупредить.  Seid  herzlich  will  kommen!   Добро
пожаловать  в настоящую прусскую Bierstube!  Сто сортов настоящего немецкого
пива!
     Сервис, бляха-Fliege.
     Настоящее   немецкое   пиво   меня   не   интересовало,   но   колбаски
по-бранденбургски  здесь были неплохие. Их я и заказал и в ожидании принялся
ненавязчиво осматриваться  в надежде заметить  что-нибудь такое, не знаю что
(чем  я, собственно, и  занимался  с первого дня пребывания в городе К.). Но
ничего не  заметил. Все кругом были свои, знакомые  между собой,  как бывают
знакомы  люди в небольшом, в общем-то, городе. Никаких таинственных  чужаков
не  просматривалось.  Ну, может  быть, кроме  меня. Да еще крепкие пареньки,
отдыхавшие в углу обшитого темным дубом зала, явно, по-моему, не последовали
совету вежливого  гардеробщика  сдать на временное хранение свои стволы.  Но
это  были не  мои проблемы. Может, они  чувствовали  себя без них  не совсем
одетыми? Всякое бывает.
     Да что ж они, суки, не едут? Сколько мне еще ждать?
     Ладно, еще чашку кофе. Нет, пива не надо, я за рулем. Ну и что, что они
тоже за рулем? Я  за  другим рулем. И получите сразу. Не сбегу, но может так
случиться,  что очень  быстро  уйду.  Сколько-сколько?!  Я тут  что, свадьбу
заказывал? А, обычные  немецкие цены. Тогда другое  дело.  Ладно,  сдачи  не
надо. И вам филь данке.
     Эта  настоящая  прусская  пивная  задумывалась  явно  с  реваншистскими
целями.  Попытка   коварных   немцев  перекроить   в  свою  пользу   границы
послевоенной  Европы.  Оттягали  у  россиян сто квадратных  метров  родины с
помощью  обычных  немецких  цен  и  обрадовались.  Рано  радовались, господа
ползучие реваншисты. Когда речь идет о хорошем пиве и возможности без пальбы
и мордобития оттянуться...
     Из  холла  в  зал  ворвались  человек пять  омоновцев в  "ночках"  и  с
десантными "калашами" под предводительством милицейского капитана с открытым
забралом и ПМ в руке.
     --  Всем  оставаться  на  местах!  --  приказал  капитан.  --  Проверка
документов!
     Наконец-то.
     По-моему, ребятишки в углу почувствовали себя неуютно.
     Но на этот раз им ничего не грозило.
     --  Чей  автомобиль  марки   "фольксваген-пассат"  номер  такой-то?  --
вопросил капитан. Я поднял руку, как школьник, и сказал:
     -- Мой.
     И  уже через пару секунд лежал на дубовой столешнице  с заломленными за
спину  руками. Мордой  в  кофе.  Правым ухом,  точнее. А  лик  мой  оказался
обращенным  в сторону  углового стола,  так  что  я имел  возможность видеть
ошарашенные физиономии местных братков. Один из них изумленно сказал:
     -- Ну, облом! За говенный "пассат", а?  Не, ты вникни! А  если б у него
был "мерин" или "чероки"?
     Браслетки. Шмон с  головы  до ног. Прямо  скажу, не слишком деликатный.
Потом  меня рванули вверх, в прорезях "ночки" я увидел чьи-то бешеные глаза,
хриплый голос спросил:
     -- Где пушка?
     --  Не понимаю, о чем  вы, -- вежливо ответил я  и  тут же схлопотал по
левой скуле  автоматной  ложей. Наотмашь. От  всей души. Была когда-то такая
передача на ЦТ.  Так  можно  и челюсть сломать. Ну ладно хоть  плашмя,  а не
торцом. И на том спасибо.
     -- Где пушка, сука? -- повторила "ночка", дыша мне в лицо смесью водки,
табака и жвачки "стиморол", слегка профильтрованной черной шерстяной тканью.
     --  Снял бы "ночку"-то, жарко,  --  посочувствовал  я ему  и понял, что
сейчас еще  раз схлопочу. И, возможно, уже торцом  приклада. Но тут вмешался
капитан:
     -- Погоди, лейтенант. Может, не он?
     -- Чего годить, чего годить?! Тачка его, номер тот, мужик у дома твердо
сказал! И по приметам он! Где пушка, пидор?!
     -- Отставить! -- приказал капитан. -- В машину! В горотделе разберемся!
     Меня  сняли со  стола  и  почти понесли к выходу.  Гардеробщик  вежливо
остановил процессию:
     -- Момент, господа! Ваш плащ.
     Он набросил на меня плащ и мягко укорил:
     -- Я  же  вас предупреждал! -- И, подумав, добавил: -- Приходите  к нам
снова.
     Омоновцы загоготали:
     -- Ага! Придет! Лет через десять!
     В  отделении  меня сначала  сунули  в обезьянник,  выкинув оттуда  пару
бомжей. Но не успел я как следует  ощупать языком распухающие щеку и  губу и
порадоваться, что хоть зубы целы, снова выдернули и привели в кабинет, где я
увидел давешнего капитана, пожилого милицейского майора и красного кандидата
Льва  Анатольевича Антонюка.  Майор  сидел  за  письменным столом, перед ним
лежал бумажник с моими документами.
     Капитан жестом показал Антонюку на меня:
     -- Он?
     Антонюк подтвердил:
     -- Он. -- И поинтересовался у меня: -- Ну что? Доигрался, красавец?
     --  Так...  Пастухов... Женат,  дочь...  Прописан  в  деревне  Затопино
Зарайского района  Московской  области...  Судимостей, судя  по  отметкам  в
паспорте, не имел. Ну, это надо проверить.
     Майор еще полистал мой паспорт и бросил его на стол.
     --  Пастухов?  --  переспросил  Антонюк.  -- Почему-то мне  знакома эта
фамилия.
     -- Ничего  удивительного,  --  ответил майор.  --  Не  Иванов, но  и не
Вайсмахер. Давай, Пастухов,  сразу к  делу. Где оружие, которым  ты  угрожал
гражданину Антонюку?
     "Ночка" снова дохнула мне в ухо сложным парфюмом.
     --  Колись,  падла! Сразу  колись,  а то  хуже будет!  Майор недовольно
поморщился:
     -- Отставить, лейтенант. И снимите с задержанного наручники.
     -- Стоит  ли,  товарищ майор?  А вдруг он  какое-нибудь  кун-фу? Возись
потом.
     -- Выполняйте.
     Браслетки слетели  с  моих запястий,  первым  делом  я  потрогал щеку и
покачал зубы. Вроде бы не шатались.
     -- Свободны, -- кивнул майор. Омоновцы вышли, брякая автоматами.
     --  Садись,  Пастухов. Еще  раз  спрашиваю: где  пистолет,  которым  ты
угрожал господину Антонюку?
     --  Я  не  угрожал  господину  Антонюку  пистолетом.  Подтвердите,  Лев
Анатольевич.
     -- Вот как? -- искренне удивился он. -- А что же вы делали?
     --  Вы спросили, из  чего я мог бы вас застрелить. Я показал. Разве  не
так?
     -- Не валяй дурака, Пастухов, -- посоветовал  майор.  --  Мы здесь и не
таких видели.
     --  Послушайте,  господин майор.  Я понимаю,  ребята  были  в  запарке,
горячее  дело и все  такое.  Но,  может, кто-нибудь все-таки обыщет меня как
следует?
     Для убедительности я встал и расставил в стороны руки.
     -- Обыщи, -- кивнул майор капитану. Тот ощупал меня со всех боков.
     -- Чисто. Чего искать-то?
     -- В джинсах. В правом заднем кармане, -- подсказал я.
     Капитан  послушно склонился к моей заднице. Из-под его кителя выглянула
кобура с ручкой табельного ПМ.
     Я балдею от этих ребят. Бери "макарку" и клади всех на пол. Или мочи. И
никакого кун-фу не надо. А ведь предупреждал их  лейтенант в "ночке"! Было у
меня искушение показать им, что к оперативникам, которые работают на земле в
гуще  народных масс, стоит прислушиваться. Но