ались на  крышу.  Леди  Милдред передала  сумку  с
провизией мисс  Тин,  а  затем  последовала за  ней.  Запереть люк сверху, к
сожалению,  было нельзя, но зато на жестяной  кровле  лежали -- чтобы ее  не
сорвало  ветром -- огромные  валуны. Один из них дамы  совместными  усилиями
подтащили  к люку,  вкатили на него,  после чего,  с®ехав по горячей жести к
низкому  бетонному   парапету,  стали  устраиваться.  Здесь  им  не  грозила
опасность, и вскоре они немного перевели дух и успокоились.
     -- Отсюда  очень  хорошо  видно,  Сара.  А  с  этими  туземцами  успеем
разделаться и завтра.
     С крыши весь  город,  действительно,  был как  на  ладони.  Их  взгляду
открылись  неровные крыши дворцовых зданий  в тени высоких синих эвкалиптов;
перед дворцом возвышалась  еще до  конца  не  достроенная королевская  ложа,
откуда император  должен  был  наблюдать  за  праздничным  шествием;  вокруг
трибуны,  прибивая многоцветные флаги, раскладывая  ковры и расставляя вдоль
дорожки кадки с пальмами и папоротником, семенили маленькие  черные фигурки.
Отсюда дамы видели, как  разветвляется главная  улица, один ее  конец шел  к
казармам, а другой --  в христианский район города. В небо  уходили купола и
шпили  католической,  православной, армянской, англиканской,  несториан-ской
церквей, американо-баптистского и мормонского молельных домов;
     видны были минареты мечети, синагога и плоская белая крыша индуистского
Храма змеи. Мисс Тин сделала несколько снимков.
     --  Не  тратьте  всю  пленку,  Сара.   Сегодня   предстоит   еще  много
интересного.
     Солнце  стояло  уже высоко, и рифленая металлическая  крыша раскалилась
докрасна.  Обе  дамы  откинулись на  подушки,  прикрылись зелеными  зонтами,
пригрелись и сами не заметили, как задремали.
     Начало праздничного шествия  было  намечено на одиннадцать утра, однако
шел  уже  первый час дня, когда леди Милдред, внезапно пробудившись от сна и
фыркнув, сказала подруге:
     -- Сара, по-моему, начинается.
     Дамы  привстали  и  перегнулись через парапет, испытав при этом  легкое
головокружение,-- жара  и в самом деле стояла непереносимая. Из нарастающего
гула толпы  вырывались  характерные для  местных ^ женщин  утробные выкрики.
Возле королевской  ложи,  в  четверти  мили §  от  отеля, возникло  какое-то
движение.
     -- Наверно, император приехал.
     Со  стороны трибуны  легким галопом  проскакали  десятка  полтора улан,
загонявших людей в переулки и во дворы, однако стоило им проехать, как толпа
вновь выплескивалась на улицу.
     -- Процессия двинется от вокзала. Смотрите, идут!
     В запрудившей улицу толпе вновь поднялось волнение, но  оказалось,  что
это опять были уланы -- теперь они возвращались во дворец.
     -- Боюсь, что это будет  продолжаться  весь день,  -- подала голос мисс
Тин. -- Представляете, как мы проголодаемся.
     --  Верно, я  уже  об этом думала. Попробую спуститься  вниз и поискать
чего-нибудь с®естного.
     -- Не вздумайте, Милдред. Эти нелюди способны на все.
     -- Ерунда! Не сидеть же здесь целый день с четырьмя сухими печеньями.
     И  леди  Милдред, сдвинув  камень,  подняла  крышку  люка  и  медленно,
осторожно  спустилась  по  лестнице.  Дверь в ее  комнату  была  открыта, и,
проходя мимо, она  заметила, что у окна собралось уже довольно много народу.
Она  спустилась  на первый этаж, прошла через  ресторан  и открыла еще  одну
дверь;  за  ней,  судя  по  исходившим оттуда резким  запахам, к которым  за
последние  несколько  недель леди  Милдред уже успела привыкнуть, находилась
кухня.  Стоило  ей  приоткрыть  дверь  в кладовую,  как оттуда  с угрожающим
гудением  вылетела целая  туча мух.  На полках  стояли неприкрытые тарелки с
какой-то жуткой  стряпней. Леди Милдред отшатнулась  было, но,  взяв  себя в
руки,  стала шарить по  полкам глазами.  В  глиняном кувшине она  обнаружила
маслины,  рядом лежал большой кусок черствого, как камень,  хлеба. Прихватив
маслины  и хлеб и  набрав  полную  грудь  воздуха, леди Милдред  пустилась в
обратный путь.
     -- Сара, откройте немедленно! -- Раздался стук отодвигаемого  камня. --
Зачем же вы закрыли люк? Только о себе и думаете. А если бы за мной гнались?
     -- Простите, Милдред. Вы  совершенно  правы, но  вас так долго не было,
что  я,  признаться,   струсила.  Знаете,  дорогая,  вы  пропустили  столько
интересного.
     -- Что именно?
     -- Всего и не расскажешь. Смотрите сами.
     Пришедшие  в  совершенное   неистовство  люди  с  громкими   возгласами
обступили  отряд полицейских, которые, выстроившись  клином и  отгоняя народ
бамбуковыми палками, вели сквозь толпу какого-то пожилого арестанта.
     --  Так, кажется, одевается местное духовенство. Что мог натворить этот
бедный старик?
     -- Да все что угодно. Я перестала верить этим  церковникам  после того,
как викарий... мы его так любили, он был капелланом Лиги защиты четвероногих
друзей и с таким чувством говорил о них, а потом...
     -- Глядите, наконец-то появилась процессия!
     Духовой оркестр императорской  гвардии грянул азанийский  гимн, и в его
величественных  звуках  потонул  возникший  было  конфликт.  Азанийцы любили
духовой  оркестр  и   мгновенно  забыли   про  арест  своего  патриарха.  За
гвардейцами следовали виконт и  виконтесса Боз, которые, в конце концов дали
согласие  на  участие  в  празднике в  качестве  почетных гостей.  Следом, в
новеньких фартучках,  по четыре в ряд, шествовали девочки из приютской школы
имени  Амурата,  учрежденной  покойной  императрицей  для  детей-сирот,  чьи
родители,   высокопоставленные   государственные   деятели,  стали   жертвой
преступного  заговора.  Школьницы не  без  труда  несли  громадное знамя, на
изготовление  которого  ушло  немало  уроков  кройки  и  шитья.  На  знамени
колыхалась  вышитая шелком надпись: ЖЕНЩИНАМ  БУДУЩЕГО -- ПУСТЫЕ КОЛЫБЕЛИ. С
громкой песней бедные сиротки медленно прошествовали под балконом.
     -- Умно и красиво,  --  похвалила  мисс  Тин. --  Боже, Милдред,  какой
черствый хлеб! Им гвозди забивать можно.
     -- Попробуйте лучше маслины. Они превосходны.
     -- Никогда не любила маслин. Нет, вы только посмотрите!
     Вдали показался  первый открытый  автомобиль  с  установленным  на  нем
помостом. Поначалу была  предпринята попытка привлечь к празднику придворных
дам;  некоторые из  них дрогнули,  однако азанийское высшее  общество еще не
настолько опустилось, чтобы  разрешить  светским дамам  выставлять  себя  на
всеобщее  обозрение из  чистой благотворительности;  пришлось  с этой  идеей
расстаться  и  вместо  жен  и  дочерей  крупных  государственных  сановников
прибегнуть  к  услугам заурядных  актрис. На первом автомобиле,  запряженном
несколькими  волами,  разыгрывалась  композиция  на  тему:  место  женщин  в
современном  мире. Под  навесом  из разноцветной  бумажной  ткани на помосте
восседала мадам Фифи -- Фатим Бей; в одной  руке она держала охотничий хлыст
--  символ  досуга, а  в  другой газету,  олицетворявшую образование; вокруг
мадам Фифи  застыли  в  соблазнительных позах  местные  красотки с  пишущими
машинками,   теннисными   ракетками,  мотоциклетными   очками,   телефонами,
туристским   снаряжением   и   другими  предметами   современного   обихода,
выписанными  из  Европы  по  иллюстрированным  каталогам.  Над   автомобилем
развевался  оранжево-зеленый флаг  с вышитым на нем  броским лозунгом: ЧЕРЕЗ
СТЕРИЛЬНОСТЬ -- К КУЛЬТУРЕ.
     Вся эта  остроумная затея была встречена  бурей аплодисментов. В  конце
улицы  показался следующий автомобиль, над черными макушками поплыл еще один
красочный транспарант.
     Но тут вдруг движение почему-то застопорилось, в гуле толпы послышались
какие-то новые нотки.
     --  Несчастный  случай?! Надеюсь, бедные  волы не пострадали?!  Что-то,
по-видимому, стряслось  в  голове процессии;  с балкона видно  было, как  из
переулков  выбегают  какие-то  люди  и,  продираясь  сквозь толпу,  пытаются
остановить шествие, повернуть его вспять. Духовой оркестр сбился и  замер на
полуноте,  а  оркестранты  бросились  врассыпную, прикрываясь  тромбонами  и
литаврами.
     -- Дайте мне ваш фотоаппарат, Сара! Скорей же! Понятия не имею, что там
происходит, но я должна это  сфотографировать. Черт возьми, вечно это солнце
не там где надо!
     -- Поставьте поменьше выдержку.
     --  Господи, только бы  на  этот  раз  фотографии получились!  А  то  в
Кейптауне  я  сняла  такую  интересную пленку, а  этот идиот на пароходе  ее
засветил.
     Разогнав  духовой оркестр,  налетчики  взялись  за  бедных  сироток  из
приютской  школы   имени  Амурата.  Малютки  и  подавно  не  смогли  оказать
сопротивления вооруженным дубинками угрюмым  молодым людям; как впоследствии
выяснилось,  это  были молодчики  из  общества  "Несторианское  католическое
действие". Этим атлетически сложенным юным христианам давно уже не терпелось
расправиться с радикалами и евреями -- главными  инициаторами преобразований
в стране.
     Знамя с вышитой шелком надписью исчезло из виду, а  сиротки в новеньких
фартучках, нырнув в толпу, пустились наутек.
     Затем  нападению  подвергся первый  автомобиль, который  в этот  момент
находился прямо  под  окнами  "Императора  Сета".  При  первых же  признаках
опасности  композиция распалась, и  красотки  в  страхе сгрудились  на  краю
помоста; теперь  же, побросав предметы  современного  обихода, они с  визгом
спрыгнули с  фургона  и разбежались в  разные стороны.  На опустевший помост
забрались   молодчики  из  "Несторианского  католического  действия",  и  их
предводитель  обратился  к  толпе  с зажигательной  речью. Когда  он, широко
расставив руки и разинув в демократическом запале  рот, повернулся в сторону
англичанок, леди Милдред, вне себя от восторга, тут же его сфотографировала.
     Если  не   считать  нескольких  оркестрантов,   которые  еще   пытались
отбиваться трубами и барабанными палочками,  никто  христианским  молодчикам
сопротивления  не  оказывал. Но  тут  толпа  разделилась  на два  враждующих
лагеря,  начались  потасовки,  и  группа  туземцев,  пришедших в  столицу из
северных   районов  острова   и   воспринявших  случившееся   как  очередной
праздничный дивертисмент, попыталась взять автомобиль  штурмом, в результате
чего вокруг  него  вскоре  завязалось  нечто вроде детской  игры в  "хозяина
крепости". Несторианского оратора  стащили  с помоста,  а на его месте вырос
здоровенный туземец  в львиной шкуре, который немедленно принялся  танцевать
джигу. Только  волы  стояли совершенно  неподвижно, терпеливо  ожидая,  пока
прекратятся беспорядки.
     -- У меня кончилась  пленка, Сара!  Вставьте новую, поскорей  же! И что
только думает полиция?!
     В это время власти наконец-то дали о себе знать.
     Со стороны королевской ложи  загремели ружейные выстрелы. Пуля чиркнула
по парапету и, отколов кусок бетона, просвистела у  англичанок  над головой.
Еще один залп -- и что-то ударило в железную крышу, всего в нескольких ярдах
от  того  места,  где они  сидели.  Леди  Милдред,  не  вполне понимая,  что
происходит,  подняла  с  крыши кусочек  горячего  свинца неправильной формы.
Внизу послышались душераздирающие крики, а затем стук  копыт по мостовой. Не
сказав  друг  другу ни слова,  леди  Милдред  и  мисс  Тин, как по  команде,
пригнули головы и упали ничком на крышу.
     Парапет был низкий, и англичанкам пришлось растянуться во весь  рост, в
крайне неудобных позах. Леди Милдред протянула было руку за подушкой, но тут
же ее отдернула -- третий залп словно бы предупреждал ее о  том, что следует
быть  настороже.  После  этого  воцарилась  гнетущая  тишина  --  еще  более
пугающая, чем крики и выстрелы.
     --  Сара,  это  была  пуля, -- с благоговейным ужасом  прошептала  леди
Милдред.
     -- Знаю. Давайте-ка лучше помолчим, а то опять начнется стрельба.
     Ровно двадцать минут  (по  часам мисс Тин) дамы неподвижно пролежали на
крыше, уткнувшись носами в  тусклое,  раскаленное железо. Вдруг леди Милдред
перевернулась на бок.
     -- В чем дело, Милдред?
     -- Левая нога затекла. Не могу больше терпеть -- пусть лучше застрелят!
     Тут леди Милдред почему-то вспомнились военные игры девочек-скаутов под
Эппингом, и  она,  не  удержавшись,  сняла с головы свой тропический шлем  и
подняла его  над  крышей  на вытянутой руке. Однако выстрела не последовало.
Над  полем  боя  по-прежнему  стояла  мертвая тишина.  И  тогда,  набравшись
смелости, леди Милдред медленно, с осторожностью приподняла голову.
     -- Поберегите себя! Умоляю, Милдред! Снайперы! Но все было тихо. Выждав
минуту-другую, леди Милдред села и осмотрелась. На улице не было ни  души. В
жарком, неподвижном воздухе безжизненно повисли  флаги. На мостовой покрытое
пылью, растоптанное  тысячью ног, но бросавшее вызов  небесам  своим дерзким
лозунгом ЖЕНЩИНАМ БУДУЩЕГО -- ПУСТЫЕ КОЛЫБЕЛИ валялось знамя приютской школы
имени Амурата. Еще  одно  смятое  оранжево-зеленое  знамя  лежало в  канаве,
призывая  опустевшую  улицу  к СТЕРИЛЬНОСТИ -- другие  слова разобрать  было
невозможно.
     -- Мне кажется, худшее уже позади.
     Дамы сели, расправили затекшие ноги, стряхнули с одежды пыль, поправили
сбившиеся головные уборы и наконец-то вздохнули полной  грудью. Леди Милдред
взяла фотоаппарат и перемотала пленку. Мисс  Тин встряхнула подушки  и стала
искать,  что  бы поесть, но  маслины были  сухие  и сморщенные, а хлеб такой
черствый, что  его  невозможно  было  разгрызть, к тому  же на зубах скрипел
песок.
     -- Ну,  что  будем  делать?  Я ужасно  хочу  пить. И,  по-моему,  опять
начинается головная боль.
     Внизу, по улице, чеканя шаг, прошли войска.
     -- Смотри-ка, они опять здесь.
     Дамы  снова  спрятали головы.  До  них  донесся  глухой стук прикладов,
какая-то  команда  и  топот  ног по  мостовой.  Они  снова  выглянули  из-за
парапета.
     -- Да, ушли еще не  все.  Но вроде бы все спокойно. На  противоположной
стороне улицы вокруг пулемета сидели на корточках гвардейцы.
     -- Пойду поищу что-нибудь попить.
     Они  отвалили камень, открыли люк и спустились вниз. Тишина. Зрителей в
их комнатах уже не было. Оба этажа опустели.
     -- Интересно,  где  у них хранится минеральная  вода? Они вошли в  бар.
Спиртного сколько угодно, а вот воды нет. На кухне, в углу они обнаружили не
меньше дюжины бутылок  с  этикетками различных сортов минеральной воды.  Тут
были  и "Эвьен", и "Сент-Галмье", и "Виши",  и  "Малверн" -- но все до одной
пустые. До  от®езда господин  Юкумян  по  мере  необходимости  наполнял  эти
бутылки из вонючего колодца на заднем дворе.
     -- Я должна попить, я просто умираю от жажды. Пойду на улицу.
     -- Милдред!
     -- Будь что будет.
     И  леди Милдред, миновав тускло  освещенный вестибюль, вышла на  улицу.
Сидевший у пулемета офицер вскочил и замахал ей руками, чтобы она вернулась,
но леди Милдред  решительно  двинулась  через дорогу, показывая жестами, что
настроена вполне миролюбиво. Офицер что-то быстро и громко сказал ей сначала
на  сакуйю,  а  потом  по-арабски.  Леди  Милдред  отвечала  по-английски  и
по-французски:
     -- Taisez-vous, officier.  Je desire de  l'eau. Ou  peut on trouver ca,
c'il vous plait`.
     Солдат показал ей на отель, а потом -- на пулемет.
     -- Я британская подданная. Я -- британская подданная. Понятно? Господи,
неужели никто из вас не знает ни слова по-английски?
     Солдаты хмыкнули и дружно закивали, показывая ей пальцами на отель.
     -- Ничего не вышло. Они нас не выпустят. Придется ждать.
     -- Вы как хотите, Милдред, а я выпью вина.
     --  Я  --  тоже. Давайте  только  отнесем бутылку  на крышу.  Это здесь
единственное безопасное место.
     Вооружившись бутылкой бренди  из  запасов господина Юкумяна,  они снова
забрались на крышу.
     -- Боже, какое крепкое...
     -- Зато головная боль утихнет.
     Вечерело. Пылающее  солнце стало  опускаться за горы. Англичанки сидели
на железной крыше и хлестали неразбавленное бренди.

     '  Помолчите, офицер.  Я  хочу пить.  Скажите,  пожалуйста,  где  можно
достать воды? (франц.).

     Вскоре на  улице опять  возникло  движение. К сидевшим  вокруг пулемета
солдатам  под®ехал  верхом на муле офицер  и  что-то  им прокричал.  Солдаты
вскочили, взвалили пулемет  на плечи, построились и, чеканя шаг, направились
в сторону дворца.  Мимо отеля прошел еще  один  патруль. С крыши было видно,
как на дворцовую площадь со всех сторон стекаются войска.
     -- Гвардия возвращается во дворец. Значит, беспорядки прекратились. Но,
честно говоря, идти никуда не хочется... я такая сонная...
     Когда  солдаты  ушли, из  укрытий  стали  выходить  мирные  жители,  их
маленькие фигурки сновали внизу. Появилась,  оглашая  улицу пьяными криками,
банда христиан-мародеров.
     -- По-моему, они идут сюда.
     На  первом  этаже  в  баре  зазвенело разбитое стекло, раздался грубый,
пьяный  смех.  Еще   несколько  подвыпивших  азанийцев  сорвали   ставни   в
мануфактурной лавке напротив и  вскоре вышли оттуда, завернувшись  в длинную
пеструю материю. Но англичанки  ничего этого уже не видели: измученные жарой
и выпавшими на их  долю  переживаниями, сморенные бренди  господина Юкумяна,
они крепко уснули.
     Когда  они  проснулись,  шел  уже  восьмой   час.  Солнце  село,  резко
похолодало. Мисс Тин поежилась и чихнула.
     -- Голова просто раскалывается. Очень хочется есть, -- сообщила она. --
А пить -- еще сильней, чем раньше.
     Дома были погружены во мрак. В темноте виднелась  только полоска света,
что  пробивалась из дверей  бара напротив,  да  тусклое  зарево над  крышами
южного района, где находились склады индийских и армянских купцов.
     -- Это не закат, Сара. Это пожар.
     --  Что  ж нам  делать? Не сидеть же здесь  всю  ночь!  Снизу  раздался
нестройный хор голосов -- это пели несколько подгулявших азанийцев, которые,
покачиваясь  и  обняв  друг друга  за  плечи,  медленно  шли по улице.  Двое
размахивали факелами и  фонарями.  Им  навстречу  из бара  вывалилась пьяная
компания.  Началась драка.  Один  фонарь упал на мостовую и  вспыхнул желтым
пламенем. Вскоре дерущиеся разошлись, оставив за собой  посреди улицы лужицу
горящего масла.
     -- Нет, о том, чтобы спуститься вниз, не может  быть и речи. Прошло два
часа.   Время  тянулось   медленно,  зарево  над  крышами  то  исчезало,  то
подымалось; невдалеке вновь началась перестрелка.  Осажденные дамы сидели  в
темноте и  дрожали от холода. Вдруг внизу показались  автомобильные фары.  К
отелю под®ехала машина. Ее тут же обступили пьяные  из бара. Снизу донеслось
несколько слов на сакуйо, а затем кто-то, лениво растягивая слова, на чистом
английском языке произнес:
     -- Похоже,  наших старушек здесь нет. Эти ребята уверяют, что никого не
видели.
     -- Уж не изнасиловали ли их? -- сказал второй голос.
     -- Об этом можно было бы только мечтать. Давайте с®ездим в миссию?
     --  Стойте! --  во весь голос  крикнула леди  Милдред.  -- Эй!  Стойте!
Хлопнула дверца, вновь заработал мотор.
     --  Стойте!  --  закричала мисс Тин. -- Мы  здесь, наверху!  И тут леди
Милдред   проявила  сообразительность,  которая   бы   сделала  честь  любой
девочке-скауту. Она схватила за горлышко недопитую бутылку бренди и швырнула
ее вниз.  Из окна  машины  высунулась  голова  Уильяма, который отпустил  не
нуждавшееся в переводе ругательство на сакуйю, в ответ на что с крыши, вслед
за бутылкой коньяка, полетела подушка.
     --  Там,  кажется, кто-то есть. Пожалуйста,  Перси, подымитесь  наверх,
посмотрите, кто это там бутылками бросается, а я машину по сторожу.
     Второй секретарь посольства с опаской вошел в отель и прямо на лестнице
столкнулся с обеими дамами.
     -- Наконец-то! -- сказала мисс Тин. -- Что б мы без вас делали!
     --  Спасибо  на  добром  слове,  --  пробормотал  секретарь,  несколько
ошарашенный столь радушным приемом. -- Мы в