Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
и наставляла в религии. Раз как-то сидели мы с ней у окна и
смотрели на звезды:
- Что находится за звездочками? - спросил я.
Тетя Бетти не затруднилась ответом.
- За звездами, - сказала она, - находится жилище Бога Отца. Он сидит в
большом зале, а по правую руку Его Сын Его. На середине зала горит елка,
изукрашенная множеством игрушек, а вокруг нее танцуют дети, которые были
добры на земле и после смерти стали ангелами. Они поют хвалебные песни.
Когда отдыхают, им раздают игрушки, но елка никогда не пустеет.
- А что такое звезды, тетя?
- Звезды, дитя мое, это окошечки вокруг зала, чрез которые ангелы смотрят
на детей, чтоб видеть хорошо ли они ведут себя.
- А куда идут злые дети? - спросил я опять.
У тети Бетти было такое мягкое сердце, что мысль об аде не совмещалась с
ее понятиями о благости и всепрощающем милосердии Творца, а потому она
ответила:
- Злые дети сидят далеко от Господа Бога!
Но этот ответ не удовлетворил меня.
- Да, - сказала она, - они сидят в темной комнате, где им холодно и
страшно, и напрасно они стучат в дверь, никто не приходит к ним.
- Тетя, мне страшно, - прошептал я.
- Смотри на звезды, страх пройдет.
И действительно, глядя на звезды, я забывал злых детей и как-то
переносился душой в рай, и мне чудилось, что слышу даже песни ангелов вокруг
божественной елки. Эти воспоминания моего детства хотя имеют свою долю
горечи, но не так терзают меня, как последующие. Часто приходит мне на ум
проповедь нашего священника в тот день, когда я исповедовался в первый раз.
Он говорил о примирении с Богом. Но что хотел он сказать этим? Я помню слова
его, но не понимаю их значения и напрасно силюсь и мучаюсь, чтобы постигнуть
содержание проповеди, чтобы знать, что такое примирение с Богом, чтобы
поверить Ему. Я верю, да, но вера моя тщетна, не приносит мне утешения.
Я верю, как верят бесы. До сих пор знаю наизусть каждое слово, сказанное
священником, но эти слова не имеют никакого смысла Для меня. О! Как бы хотел
я принять их сердцем, понять душой, кто был Спаситель и что Он сделал для
меня! Напрасно! Я здесь в аду, а в аду все имеет только внешность,
кажущуюся, без содержания! Все, все, даже наряды людей, которые встречаются
на публичных гуляньях, не прикрывают их наготы. Какими смешными они кажутся,
со своими изысканными платьями, шляпами! Проходят моды всех веков: кринолины
и обтянутые юбки, парики и лысые затылки. Глупым кажется, что эти молодые
люди дорожили прежде модами и видели в них главное занятие жизни. Теперь они
знают, как это пошло и безумно, но продолжают наряжаться и, смеясь над
другими, знают, что сами подлежат тем же насмешкам. На земле все, что
называется тщеславием, кажется совершенно невинным, даже считается
естественным провести жизнь в светской суете, а между тем она-то и ведет к
погибели. Кто предался тщеславию, тот идет по прямой стезе в ад.
Расскажу тебе итальянскую легенду, отчасти наивную, но вместе с тем и
поучительную.
Когда Бог задумал создать человека. Он решил сотворить его по образу
Своему. Но и сатана, зная помыслы Божий, стал думать о том, как бы погубить
новое создание.
- Знаю как, - сказал он своей прабабушке, - и я внушу человеку вечное
стремление к запрещенному. Он будет находить удовольствие только в
непослушании. Я сделаю его мошенником.
- Хорошо, сын мой, - ответила старуха - но всякое желание можно
удовлетворить и Господь Бог сумеет пособить этому горю.
Сатана задумался. Тысячу лет размышлял он над трудной задачей и наконец
воскликнул:
- Нашел исход; я наполню душу человека эгоизмом и упрямством. Он будет
негодяем!
- Хорошо, - ответила прабабушка, - но Господь Бог сумеет исправить эти
недостатки.
И опять сатана задумался, и опять сидел он тысячу лет над тяжелым
вопросом.
- Наконец добился! - воскликнул он. - Человек будет понимать все
превратно: ложь будет считать за правду, преступление за добродетель и таким
образом будет походить на сумасшедшего.
- И это не годится! - решила прабабушка. - Господь Бог покажет ему
истину.
- Уж теперь я не ошибаюсь в расчете, - засмеялся сатана опять после
тысячелетнего размышления. - Когда тщеславие станет второй природой
человека, когда он сам влюбится в нее, будет дураком - он погибнет наверное!
- Ты делаешь мне честь, - обрадовалась прабабушка. - Даже и совесть не
заговорит в человеке против тщеславия. Он не увидит в нем зла и с закрытыми
глазами бросится в бездну. Что может быть невиннее желания убить время,
веселиться, выказывать другим свои качества и преимущества, большей частью
мнимые, но к каким тяжким преступлениям ведет часто это легкомыслие и
чванство. Конечно, для Господа Бога все возможно! Но со всею моей опытностью
не знаю, как Он убедит тщеславного человека в том, что он живет в грехе?!
Девятое письмо
Литература ада довольно богата. Все вредные сочинения являются к нам сюда
и здесь ожидают своих авторов. Грязных романов и повестей больше всего, но
есть у нас и богословские книги, особенно времен Вольтера, энциклопедистов и
французской революции: тоже писания церковных учителей, проводящие ложные
догматы. Философских сочинений у нас мало. Философы большей частью
умалишенные, и потому произведения их более или менее безвредны. Чего
ожидать от человека, воображающего, что возможно решить задачу бытия одним
взмахом пера?
Рядом с судебными приговорами и с историями грязных тяжб мы читаем здесь
и критические сочинения. Мы признаем два разряда критиков: одни - люди
даровитые, но ленивые, пишущие редко. Их сочинений нет в иду. Другие - не
имеющие понятия, о чем пишут, и не дающие себе труда изучить предмет, о
котором трактуют, а неустанно все разбирают или со злым намерением, или
просто Ради красного словца. Такие критики у нас на одном счету с убийцами.
Мы получает тоже много политических газет, одни с грязными анекдотами,
другие, наполненные ложью, третьи, принадлежащие к какой-нибудь партии и
пристрастно относящиеся к другой. Много видим мы и переписки дипломатов, в
которой, во имя человечности и справедливости, стараются обманывать друг
друга. Таким образом мы приходим к заключению, что политика есть самое
греховное и дурное занятие в мире. Чем более мы читаем, тем более чувствуем
на себе как бы тяжесть всех преступлений земли, а мы неодолимо вынуждены
продолжать наше чтение. Передо мной беспрестанно, подобно призракам,
выступают не только мои дурные поступки, но и слова и даже мысли. Я чувствую
весь гнет ответственности, которая лежит на нас за всякую необдуманную речь.
В последнее время меня преследует образ мальчика, умолявшего когда-то меня
купить у него цветы.
Он не отступает, и я с гневом толкнул его в грязь. А теперь все слышится
мне легкий стон, с которым он упал. Не только зло, которое я совершил, мучит
меня, но и добро, которым я пренебрег. Помню старика-соседа. Какую тяжкую
работу нес он для содержания своего семейства! Сколько раз приходило мне на
ум найти ему более легкий труд. Я мог это сделать, но откладывал, пока стало
уже поздно. О! Вы, живущие на земле, прислушивайтесь к голосу вашего сердца,
помогайте ближнему, пока есть время! А сколько произошло дурного благодаря
моим легкомысленным словам или примеру! Бедный Мартын! Если вышел из него
негодяй, не я ли тому причиной? Часто спрашиваю я себя: доследует ли он сюда
за мною? Тогда, наконец: я узнаю, что хотел он сообщить мне. Все
воспоминания одно за другим толпятся в моей памяти. Вижу пред собой
молодежь, которую поучал, ради пустой болтовни, самым гнусным принципам. Вот
и молодая девушка, которую погубил я необдуманной шуткой. Она была горничной
моего товарища и редкой красоты. Я не знал даже ее имени, но, будучи раз с
ней вдвоем, обнял и поцеловал ее. Она гордо выпрямилась и сказала:
- Я бедная, но честная девушка!
- Бедная? - усмехнулся я, - с такой красотой нет бедности. Ты можешь
купить сердце миллионера. А теперь за золотой урок дай мне еще поцелуй. Я
сунул ей в руку пятирублевку и оставил ее навеки испорченной. После я узнал,
что она сделалась одной из развращеннейших женщин своего времени, и это по
милости моей взбалмошной выходки. Но если я уже так виновен пред этой
бедняжкой, то что сказать об Анне, которую я с умыслом толкнул в пропасть?
Десятое письмо
Какая тишина! Есть много у нас любителей шума и скандалистов, но они не
могут произвести малейшего звука, и в этом состоит их наказание. Недавно
прибыла сюда молодая красавица. Она на земле бросила свою мать ради
какого-то акробата и теперь томилась в ожидании его. Но вот он явился:
старик безногий, неузнаваемый, позабывший и прежнюю любовь, и свои успехи на
сцене. Но она не может оставить его в покое и, несмотря на перемену,
найденную в нем, преследует его всюду, а он бежит от нее, и так будет во всю
вечность. Любовь больше всего делает вреда людям, даже тогда, когда она
законна.
Вот и другая погибшая душа, которая слишком любила мужа и всем
пожертвовала для него, даже Богом. Он здесь в аду, занят совсем другим, и
как тяжело ей видеть его равнодушным. А я, между тем, стараюсь напрасно
припомнить слова какой-то молитвы, приносившей мне, бывало, утешение: "Отче
наш, - повторяю я, - Отче наш". Но дальше не помню слов. А ведь я мог под
влиянием Лили сделаться истинным христианином.
Мы часто сиживали с ней, после обеда, пред камином; я впивался в нее
глазами, любовался ее красотой; она мечтала иногда вслух о чудной земле, где
родилась, потом переносилась в тот лучший край, где надеялась найти
когда-нибудь своих родителей. Эти бредни казались мне вредными, но я не
перерывал их.
- Отто, - спросила она раз как-то, - что необходимо для счастья?
Я ответил довольно прозаично:
- Иметь кроткое сердце, хорошее здоровье, дом, любящих друзей...
- У меня все это есть, значит я счастлива? А мне грустно, что я никому не
нужна!
- Возможно ли это! Нам ты нужна! Разве не хочешь быть моей милой
подругой?
- Что значит быть подругой?
- Подруга - существо нежное, сочувствующее нам и разделяющее наши горести
и радости. Любишь ли ты меня настолько, Лили?
- Да, кажется, - ответила она.
- Что же мне делать, чтобы ты любила меня еще больше?..
- Вот что, Отто! В свете столько несчастных, нуждающихся в помощи. Они
наши братья и сестры. Дай мне возможность находить их, чтобы облегчать их
грустную долю, Да и сам помогай им, и тогда я полюблю тебя, как и выразить
невозможно!
Действительно, я занялся добрым делом и потом в разлуке с Лили не забывал
ее просьбы. Отчасти я обманывал ее и себя, но частью, под ее влиянием, был
на хорошей дороге. Однажды я нашел ее в слезах.
- О чем плачешь, моя дорогая? - спросил я.
- То слезы радости, Отто.
И она указала на книгу, лежавшую перед ней. Я нагнулся и прочитал: "Не
оставлю вас сиротами!" Эти слова и меня поразили тогда, но мимолетно!
Одиннадцатое письмо
Когда в Риме гладиаторские игры составляли главное занятие народа, слава
Рима приближалась к своему концу. А сколько в нашем веке людей, для которых
увеселения - первая жизненная потребность?! Они идут прямой дорогой в ад и
здесь встречаются в наших увеселительных местах, где толпятся миллионы
людей, ищущих развлечений и находящих только разочарования, одну тоску. Как
"петрушки" в детском театре, проходят они теперь передо мной. Между ними
всегда более возбуждают сожаление матери, некогда для веселья забывшие детей
своих. Они похожи на наседок, потерявших своих цыплят. Глаза блуждают, они
как будто ищут деток, но непреодолимая сила влечет их туда, в наш Тиволи,
где все кружатся, мечутся, хохочут, проклиная свою Долю, где теперь напрасно
ищут сочувствия и сожаления те, которые на земле в веселье забывали
ближнего. В аду хранится предание о том, как Сын Божий снизошел когда-то
сюда и проповедовал грешникам покаяние. Мне очень хотелось поговорить с
очевидцами того блаженного времени и услышать от них проповедь Спасителя. Но
здесь желания всегда напрасны, и хотя мне случалось встречать духов того
времени, но никто из них не помнил ни единого слова той чудной проповеди,
которой они не хотели внимать и которая спасла бы их. И если бы они помнили
ее, то не было бы их здесь. Видел я раз человека, говорившего с Сыном Божиим
лицом к лицу: шел я по берегам мутной реки, проходил несколько городов,
много уединенных мест и чувствовал, что пустота действует здесь еще более
удручающим образом, хотя в то же время и манит к себе. В эти пустыни бегут
все злоумышленники, вечно страшась быть пойманными, вечно избегая друг
друга. Между ними есть один, которого забыть нельзя. Большого роста,
широкоплечий, полунагой, с густыми всклокоченными волосами, почти
покрывающими его глаза, с растерянным взглядом и огненным знаком на лбу, с
испуганным видом; он промчался мимо, и я вздрогнул при виде его, как
вздрагивают все, которым он попадается навстречу. Вечным странником на
земле, вечным беглецом и странником в аду - таков Каин!
Но вот вижу - на берегу реки кто-то моет себе руки в ее грязных волнах. Я
приблизился и увидел человека приятной наружности с руками, обагренными
кровью. Чем больше он мыл их, тем более кровь струилась и капала с его
пальцев. Услышав мои шаги, он обернулся ко мне и спросил:
- Что есть истина?
С минуту я не знал, что ответить.
- Что есть истина? - повторил он с нетерпением...
- Истина, - ответил я, - есть то, о чем здесь поздно спрашивать.
Он казался недовольным моим ответом и покачал головой. Я не сомневался в
том, что этот несчастный видел Спасителя лицом к лицу, и, действительно, то
был Понтий Пилат. Какая горькая насмешка! Он моет свои руки в водах лжи и
требует от всех истины.
Двенадцатое письмо
Много царей в аду, особенно тех, которые назывались "великими" на земле,
которые беспощадно проливали кровь своих подданных, добиваясь славы вместо
любви. Здесь они все скрываются, хотят бежать от людей, но напрасно. Всюду
преследуемые своими несчастными жертвами, они везде окружены духами,
укоряющими их в злых деяниях.
Нет им покоя нигде!.. Беспрестанно слышат они жалобы тех, кого они
обидели на земле: кто требует от них правосудия, кто вопиет о смерти брата,
мужа, отца, напоминает о верной службе, ничем не вознагражденной и вместе с
тем называют их "величествами", поклоняются им - жестокое раздирающее
издевательство! Напрасно жалеют они теперь о том, что забывали при жизни
заповедь любви: в аду уже ее нет. Но если греховные цари жалки, то так
называемые претенденты на престол или посягатели на жизнь коронованных лиц
еще несчастнее. Они вечно жаждут крови, битв и злодеяний. Я видел, как они
палят из пушек, стараются произвести взрывы, пролить кровь, и чего же
достигает? - Дыма! С каким-то остервенением начинают они снова эту игру, все
с тем же результатом, все более и более раздражающим иx. Они наконец
бросаются на неприятеля или лицо, которое хотят умертвить... но ведь здесь
все души, поразить их невозможно. Это пар, это воздух; оружие пронзает духа
насквозь, сам противник может пройти сквозь его тело, и комедия
возобновляется все так же неудачно! Пушки палят без огня, динамит без
взрыва. О злая ирония! Жажда невыносима, но воды нет ни капли, а пить из
реки лжи - немыслимо! Бог любит троицу, говорили мы на земле. Может быть,
потому все тройное мучит меня здесь. Не могу, например, вспомнить три лица
Божества: Бог Сын, Бог Дух Святой... а третье? третье?.. Бог Дух Святой, Бог
Отец... Все два, но третье?.. Напрасно я старался!.. Другая троица тоже
преследует меня. Вера, Надежда, Любовь. Что есть вера, надежда? Не понимаю
этих слов!
Но знаю, что если бы при жизни я понял хорошо, что значит любовь, то не
потерял бы ни надежды, ни веры. О друзья мои, о которых думаю с невыразимой
мукой, ты, моя мать, и ты. Мартын, послушайте меня: любовь не забава, не
шутка, а самое важное в жизни. Мартын, Мартын! Где ты? Что хотел ты сообщить
мне?..
Тринадцатое письмо
Поверишь ли? Не только мои дурные поступки преследуют меня, но и добрые.
Помнится мне история одного из моих приказчиков. Я имел к нему безграничное
доверие, но потом открыл случайно, что он играет в карты и на них тратит мои
деньги. Я решился его накрыть. Узнав, в каком месте он проводит вечера, я
отправился за ним и вошел в комнату, когда игра была в самом разгаре.
Несчастный юноша, увидя меня, понял, что он погиб и хотел бежать, но я
остановил его:
"Мы пойдем вместе отсюда", - сказал я. Он последовал за мною, дрожа всем
телом. Он был беден и содержал свою старуху мать, лишаясь места, он
оставался без куска хлеба. Я простил его, но долго стоял он передо мной на
коленях, долго молил о пощаде. Я хотел сперва проучить его! На другой день
он заболел нервной горячкой. И тогда я не оставил его, держал у себя,
помогал его матери. По выздоровлении он стал другим человеком: молодость,
энергия, бодрость, веселость исчезли в нем навсегда. Взгляд его стал
беспокойным, людей он боялся, и увы! я пришел и сознанию, но позднему, что
убил нравственно этого молодого человека, потому что не сумел быть
великодушным безусловно.
Ах! Добрые дела наши слишком несовершенны и потому напрасны! Удивительно,
как люди мало думают о смерти, зная, что рано или поздно им предстоит
умереть. Живут они, как кроты, копаясь в земле, не желая даже взирать на
небесное. Но Божие милосердие велико, и многие из тех, кого я ожидал видеть
здесь, оказались в раю. Я объясняю себе это тем, что в минуту смерти они
поверили спасению. Пока есть жизнь - есть надежда.
До последней минуты раскаяние возможно. Только здесь поздно! Если б люди
понимали, что земная жизнь составляет самую ничтожную часть их
существования! Если б люди знали, что терять все земные надежды - ничто в
сравнении с вечностью! Всегда можно спасти главное, то есть душу и
внутренний мир. Потерял ли ты все состояние - твоя душа стоит дороже. Все ли
мрачно в твоем будущем - вечность впереди. Изменили ли тебе в любви - любовь
Бога искупит тебя! О вы, любившие нас на земле! Вы спросите меня: помогают
ли умершим ваши молитвы? Одно отвечу вам: не знаю, но молитесь, непрестанно
молитесь о нас. Слезы любви не могут остаться тщетными, ибо "Бог есть
любовь!.."
Я виделся с ней! Да, я давно предчувствовал, что встречу Анну здесь. Шел
я со знакомым:
- Знаешь ли ты Ундину? - спросил он меня.
На мой отрицательный ответ он прибавил:
- Вот она!
Я увидел молодую, стройную женщину, в прозрачном одеянии, с распущенными
волосами. Ее платье было мокро и прильнуло вокруг тела. Она молча выжимала
воду из своих длинных волос. Я узнал Анну. Те же правильные прекрасные черты
лица, тот же гибкий стан, но какая перемена! Она казалась старше, ее взгляд
был полон страдания и разочарования. Мне стало понятно, что она утопилась с
отчаяния. Я вздрогнул, как вздрагивает преступник, приближаясь к месту
казни. Она ломала себе руки, испуская раздирающие вопли. Я хотел
приблизиться к ней, но она взглянула на меня с отвращением и скрылась в
толпе.
Четырнадцатое письмо
Возвращаясь из почтамта, куда ходил, чтобы справиться нет ли посланий,
написанных мною, но таковых не оказалось. Сюда приходят все письма с
фа
Страницы:
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -