ного климата для расизма, статизма
и сексизма. Джонсон - их марионетка;
     Хэмфри  и Никсон - тоже; это случай "познакомьтесь с новым  боссом,  он
тот  же  самый,  что  прежний",   как  скажет  год  или  два   спустя  "Кто"
<Ежегодник  "Кто есть кто  в Америке".>; единственный  выход -  решать
этот вопрос на улицах.  Закончили они лозунгом "пантер" "Вся власть в стволе
ружья" и  призвали нас помнить  Фрэда  Хемптона  <один из лидеров "Черных
пантер", убитый в возрасте 20 лет. "Черные пантеры" обвинили в этом убийстве
ФБР. - Примеч. автора.>.
     Я,  не верил тогда и не верю  сегодня, что  руки Рокфеллеров и AT&T
совершенно  чисты; я  верил тогда и  верю  сейчас,  что такие  компании, как
"Сикорски",  "Дуглас  Эйркрафт", "Доу  Кемикал" и даже  "Бэнк  оф Нью-Йорк",
более или менее согласны с тем, что война полезна для бизнеса (но никогда не
отправляйте на нее сына, если можете убедить призывную комиссию использовать
других,  более подходящих  молодых людей;  а по возможности  кормите военную
машину латиносами, и ниггерами,  и бедными отбросами белых  из Аппалачей, но
не  нашими мальчиками,  о  нет, только не  нашими  мальчиками!); я  считал и
считаю, что смерть  Фрэда  Хемптона  была  политическим  убийством.  Но  эти
"Черные  пантеры"   предполагали  наличие  огромного  зонтика  сознательного
заговора, а это же смехотворно.., только слушатели не смеялись. Они серьезно
расспрашивали,  как  действуют  заговорщики,  кто  их  возглавляет, как  они
получают свои приказы и так далее.
     Наконец  я встал и спросил: "Неужели вы серьезно предполагаете,  что  в
стране действует фашистский  заговор? И  заговорщики - президенты  "Дженерал
моторе"  и "Эссо" плюс Давид  и Нельсон  Рокфеллеры  - встречаются в большом
подземном помещении  под  Бонневиль-Солт-Флэтс,  и  на повестке  дня вопрос:
сколько  еще  черных нужно  призвать  для продолжения войны во Вьетнаме?"  Я
закончил  предположением,  что  заговорщики прилетают  на встречу в летающих
тарелках - что объясняет увеличение числа свидетельств о них с началом войны
во Вьетнаме. И тут на меня заорали, чтобы я заткнулся и сел. Что я и сделал,
отчаянно  покраснев и  понимая, что  испытывают  те  эксцентричные личности,
которые  по  воскресеньям взбираются  на ящики от  мыла  в Гайд-парке. И это
ощущение мне не понравилось.
     Выступавший "пантера" не ответил на мой вопрос (который вообще и не был
вопросом); он только негромко сказал:
     "Ты  ведь удивился,  верно,  парень?" И эти  его  слова были  встречены
смехом и аплодисментами аудитории.
     Да,  я  удивился -  и удивление  было  не из приятных.  Но  последующие
размышления  убедили  меня  в  том,  что  моему   по"  колонию,   беззаботно
пролетевшему 60-е годы, с  волосами, откинутыми со  лба, с глазами, горящими
смесью  радости  и  ужаса,  с  мелодией "Луи-Луи"  "Кингсменов"  и  грохотом
реактивных двигателей  Джефферсона, невозможно было пройти  из  пункта  А  в
пункт Я, не поверив,  что кто-то - пусть даже Нельсон Рокфеллер - дергает за
ниточки.
     На страницах этой  книги я неоднократно  пытался доказать, что  рассказ
ужасов  - это  во  многом  оптимистическое, жизнерадостное переживание,  что
таким способом трезвый ум  справляется с ужасными проблемами, которые отнюдь
не сверхъестественны, а совершенно реальны. Паранойя может быть  последним и
самым прочным  бастионом  такого оптимистического подхода,  это  крик мозга:
"Здесь  происходит   что-то  рациональное  и  постижимое.  Непостижимого  не
бывает!"
     Поэтому мы смотрим на тень и говорим, что на поросшем травой пригорке в
Далласе был  человек;  мы  говорим,  что Джеймсу Эрлу Рею <Убийца Мартина
Лютера Кинга.> платили какие-то богатые бизнесмены с юга, а может, и ЦРУ;
мы  игнорируем   тот  факт,   что   интересы  американского   бизнеса  часто
противоречат  друг другу,  и  предполагаем,  что  наше  вмешательство в дела
Вьетнама, предпринятое с добрыми намерениями,  но  нелепо  исполненное, есть
результат  заговора  военно-промышленного  комплекса;  или,  как  в  недавно
расклеенных  в  Нью-Йорке,  неграмотно  составленных  и  плохо  напечатанных
плакатах,  которые  утверждали, что  аятолла  Хомейни - марионетка.., да, вы
верно угадали - Дэвида Рокфеллера. С нашей бесконечной изобретательностью мы
предполагаем, что  капитан Мантелл не задохнулся  от  недостатка  кислорода,
когда в 1947 году гнался за этим странным дневным отражением Венеры, которое
опытные  пилоты  называют  солнечным  псом; нет,  он  гнался за кораблем  из
другого мира,  а  когда подлетел  слишком  близко,  пришельцы  взорвали  его
самолет  лучом смерти  <Летчик капитан Мантелл  в 1948 году сообщил,  что
видит какой-то  объект, и полетел к нему, но разбился. Один  из самых первых
эпизодов эпопеи с летающими тарелками.>.
     У вас может сложиться  неверное представление, если вы подумаете, что я
приглашаю вас посмеяться над всем  этим вместе со мной: это  не так.  Это не
ограниченность сумасшедших; это  вера мужчин и женщин, отчаянно пытающихся -
нет, не сохранить статус-кво, а понять, что происходит. И когда кузина Бекки
Дрисколл Вильма  говорит, что  ее дядя Айра совсем не дядя Айра, мы верим ей
инстинктивно и сразу. Если не поверим, то перед нами будет всего лишь старая
дева,  которая медленно сходит  с  ума в  маленьком  калифорнийском городке.
Мысль непривлекательная; в разумном мире такие милые леди  средних  лет, как
Вильма,  не должны сходить  с ума. Это  не правильно. В этом  слышится шепот
хаоса, более пугающий, чем вера в то, что она права насчет своего дяди Айры.
Мы  верим в  это, потому что наша вера  подтверждает разумность женщины.  Мы
верим ей потому..,  потому.., потому, что  что-то  же  происходит!  Все  эти
параноидные фантазии на самом деле совсем не фантазии. Мы - и кузина  Вильма
- правы; это мир спятил. Мысль о том, что мир  спятил, неприятна, но как  мы
можем справиться с сорокафутовым  насекомым Билла Нолана, как только увидим,
каково  оно  на самом деле,  и так  же можем мы справиться и со свихнувшимся
миром,  если  будем твердо знать, на  чем  стоим.  Боб  Дилан  обращается  к
экзистенциалисту  внутри нас, когда говорит:  "Что-то здесь происходит, / Но
вы  не  знаете, что это, / Не правда ли, мистер  Джонс?" Финней - в  обличье
Майлса  Беннелла  -  твердо  берет  нас  за  руку  и  объясняет,  что  здесь
происходит: это все проклятые стручки из космоса! Это они виноваты!
     Интересно  прослеживать  классические  нити  паранойи,  которые  Финней
вплетает  в свое повествование. Когда Майлс и Бекки собираются в кино,  друг
Майлса, Джек Билайсек, просит Майлса прийти и взглянуть на  то, что он нашел
в  подвале. Это "что-то" оказывается обнаженным телом  человека на карточном
столе,  причем  Майлсу, Бекки,  Джеку и  жене Джека Теодоре  тело кажется не
вполне  сформировавшимся,  каким-то незаконченным. Разумеется, это  стручок,
принимающий  обличье   самого   Джека.   Вскоре   мы   получаем   конкретное
доказательство, что что-то идет не так, как нужно:

     "Бекки  буквально  застонала,   когда  мы   увидели  рисунок  отпечатка
<пальца.  - Примеч.  автора.>,  и  я думаю,  нам всем стало  нехорошо.
Потому  что одно  дело  рассуждать о теле, которое никогда не  было живым, о
пустом теле.  И совсем другое, глубоко  проникающее в сознание и  касающееся
там чего-то  примитивного, увидеть  доказательства своих  догадок.  Никакого
рисунка не было; пять абсолютно гладких черных кружков".

     Четверо  героев,   которым  известно   теперь   о   заговоре  стручков,
договариваются   не  вызывать  полицию,  а   посмотреть,  как   эти  стручки
развиваются.  Майлс отводит  Бекки домой,  а  потом  уходит к  себе, оставив
Билайсеков  стоять над  карточным  столом.  Но среди  ночи  Теодора Билайсек
неожиданно меняет  решение,  и оба они  оказываются  на пороге дома  Майлса,
Майлс звонит  своему  знакомому психиатру Мэнни  Кауфману  (психоаналитик? -
сразу подозреваем  мы; но  здесь не психоаналитик  нужен, хотим мы  крикнуть
Майлсу: зови армию!) и просит его посидеть  с Билайсеками, пока он сходит за
Бекки.., которая до  этого уже  призналась, что  ей кажется,  будто  ее отец
больше не ее отец.
     На  нижней  полке  шкафа   в  подвале  дома  Дрисколлов  Майлс  находит
заготовку, превращающуюся в псевдо-Бекки. Финней превосходно  описывает, как
выглядит это будущее  существо. Он  сравнивает его развитие с  изготовлением
медальона, с проявлением фотографии, а ниже  - с  необычными, очень похожими
на живых людей, куклами из  Южной  Америки.  Но нас в нашем нынешнем нервном
состоянии больше всего поражает аккуратность  и тщательность, с которой была
запрятана  эта тварь: она ждала  своего часа в  пыльном подвале  в  закрытом
шкафу.
     "Отец" опоил Бекки, и  в сцене, полной романтики, Майлс отыскивает ее в
доме и несет на руках по  спящим  улицам Санта-Миры; легко представить себе,
как серебрится в лунном свете ее тонкая ночная рубашка.
     А дальше?  Приходит Мэнни Кауфман, и мужчины снова  отправляются в  дом
Билайсеков, чтобы осмотреть подвал.

     "На столе не было тела. Под ярким,  не отбрасывающим тени светом сверху
лежал ярко-зеленый  войлок, и  лишь по краям и вдоль боков виднелся  толстый
слой серого пушка, который упал, как я предположил, с потолочных балок.
     Раскрыв рот, Джек мгновение смотрел на стол. Потом повернулся к Мэнни и
протестующим голосом сказал:
     - Оно было на столе! Мэнни, было! Мэнни улыбнулся и быстро кивнул:
     - Я тебе верю, Джек..."

     Но мы-то  знаем: так  говорят все  психоаналитики..,  собираясь позвать
людей в белых халатах. Мы знаем, что этот пушок не упал с потолка; проклятая
тварь  оставила  семена.  Но  никто, кроме  нас,  этого  не  знает,  и  Джек
произносит дежурную  фразу всякого беспомощного  параноика:  "Вы должны  мне
поверить, док!"
     Мэнни  Кауфман полагает, что увеличение  количества жителей Санта-Миры,
считающих, что  их родственники  перестали  быть самими  собой,  объясняется
массовой истерией  - примерно такой,  какая  сопровождала салемские процессы
над ведьмами, коллективное  самоубийство  в  Гвиане  или  даже  танцевальную
болезнь  средних  веков <случаи массовой истерии,  когда население  целых
деревень танцевало в течение нескольких дней, не в силах остановиться. Таких
людей   считали    одержимыми   дьяволом,   и   эти    случаи   расследовала
инквизиция.>. Но  под  этим  рациональным  подходом пугающе  просвечивает
экзистенциализм. И он говорит: это происходит потому, что происходит. И рано
или поздно все двинутся дальше.
     Так и выходит. Миссис Сили, которая считала, что  ее  муж больше  не ее
муж,  говорит Майлсу,  что  теперь все в  порядке.  То же самое происходит с
девушками,  которые совсем  недавно боялись своего учителя.  И кузина Вильма
звонит Майлсу, чтобы сказать,  что ей очень  стыдно: ведь она  подняла такой
шум; конечно, дядя Айра - это дядя Айра. И всякий раз оказывается одинаковым
одно обстоятельство, одно имя: здесь побывал Мэнни Кауфман, он им помог. Да,
что-то здесь не так, но спасибо, мистер Джонс, мы сами знаем, в чем дело. Мы
заметили, что повсюду возникает имя Кауфмана. Мы ведь не дураки, верно? Черт
побери,  мы  не дураки!  И совершенно очевидно, что  Мэнни Кауфман играет на
стороне команды гостей.
     И еще одно. По настоянию Джека Билайсека Майлс наконец решает позвонить
своему другу в Пентагон и рассказать ему  всю  эту  невероятную  историю.  О
своем звонке в Вашингтон Майлс рассказывает так:

     "Нелегко изложить сложную, запутанную историю по  телефону... И нам  не
повезло со связью.  Вначале я слышал Бена  и он меня слышал так ясно, словно
мы  были в соседних комнатах. Но когда я  начал рассказывать  ему, что здесь
происходит,  связь  ухудшилась.  Бену приходилось  все  время  просить  меня
повторить, а я  едва не кричал,  чтобы  он меня  понял. Невозможно  говорить
связно, невозможно даже думать  логично,  когда  приходится повторять каждую
фразу, и я обратился к  оператору и попросил установить лучшую связь... И не
успел закончить,  как в трубке что-то загудело, и мне пришлось перекрикивать
это гудение..."

     Конечно,  "они"  уже  завладели  линиями связи и  контролируют все, что
приходит  в Санта-Миру и исходит из  нее.  ("Мы контролируем передачу, - как
звучал  еженедельно  пугающий голос  вступления к "Внешним  ограничениям". -
Контролируем  горизонтальную разверстку.., контролируем вертикальную." можем
перевернуть изображение,  заставить его дрожать.., можем изменить фокус...")
Такой абзац  отзовется  в душе любого  человека,  кто  когда-то  протестовал
против войны, члена  СДС <Студенты за демократическое  общество (Students
for  a  Democratic Society) -  самая  крупная  организация  "нового  левого"
движения  60-х  годов.>  или  активиста, поверившего,  что  его  домашний
телефон прослушивается или  что  парень  с "Никоном"  на  краю  демонстрации
делает снимки для  какого-то черного списка.  Они  повсюду;  они следят; они
подслушивают.   Неудивительно,  что  Сигел   поверил,  что  книга  Финнея  -
о-красном-под-каждой-кроватью, а другие считали, что она о тайном фашистском
заговоре. По мере того как мы все глубже и глубже погружаемся в этот кошмар,
можно поверить и в то, что стручки стояли на травянистом холме в Далласе или
послушно проглотили таблетки в  Джонстауне  и  затолкали  их в  горло  своим
детям. Боже, какое было бы облегчение - в это поверить!
     Разговор Майлса с его армейским другом - самое яркое описание того, как
работает  мозг параноика.  Даже  если  ты  все  знаешь,  тебе  не  позволено
рассказывать никому.., и так трудно думать с этим гудением в голове!
     Отсюда и  ксенофобия,  которую  испытывают  главные  герои.  Стручки  -
"угроза нашему  образу жизни",  как говаривал  Джо Маккарти. "Надо  объявить
военное положение,  - говорит Джек Майлсу, -  осадное положение или что-то в
этом роде - все что угодно! И потом сделать то, что можно. Вырвать с корнем,
раздавить, сокрушить, убить!"
     Позже, во время  своего короткого бегства  из Санта-Миры,  Майлс и Джек
обнаруживают  в кузове машины двух стручков. Вот как Майлс описывает то, что
происходило потом:

       "И так  они  лежали, в наступающих  и  отступающих  волнах  мигающего
красного  света; два больших стручка, уже лопнувших в одном или двух местах,
и я вытянул  руки и  вдавил  их  в грязь. Они были  невесомыми,  как детские
воздушные   шарики,  шершавыми  и   сухими  на  ощупь.  И,  почувствовав  их
прикосновение  к  своей  коже,  я совершенно  потерял самообладание  и начал
топтать, бить, давить, даже не слыша собственный хриплый бессмысленный крик:
"Уххх! Уххх! Уххх!" - крик страха и звериного отвращения".

     Никакого  дружелюбного  старика,  который   держит  в   руках  табличку
"Приходите  и будьте  как  дома"; перед  нами  Майлс  и  Джек,  испугавшиеся
странных  бесчувственных  чужаков из  космоса.  Никакой дискуссии (визави  с
Существом) о том, что можно узнать полезного для современной науки. Никакого
белого  флага  или хотя  бы  перемирия; чужаки Финнея  такие  же необычные и
отвратительные, как раздувшиеся пиявки, которые иногда присасываются к вашей
коже во время  купания в застоявшемся  пруду. Никаких рассуждений, нет  даже
попыток  осмыслить  положение  -  только  слепая  и примитивная  реакция  на
появление чужака извне.
     Роман,  который  больше  других напоминает роман  Финнея  - "Повелители
марионеток" (The  Puppet Masters) Роберта Э.  Хайнлайна; как и книга Финнея,
формально это  научная фантастика,  но  на  самом деле  -  роман  ужасов.  У
Хайнлайна на Землю являются существа  с  самого крупного спутника  Сатурна -
Титана;  являются,  готовые к действиям.  Твари Хайнлайна не стручки, они на
самом  деле пиявки. Похожие на слизняков твари садятся людям на шею,  как вы
или я усаживаемся  на спину  лошади. Обе книги поразительно  схожи во многих
отношениях.  Рассказчик Хайнлайна начинает с выраженного вслух сомнения,  на
самом  ли деле  "они"  разумны.  А заканчивает уже  после отражения  угрозы.
Рассказчик находится  в одном  из летящих к  Титану  кораблей: теперь, когда
дерево  срублено,  нужно  выкорчевать  и корни.  "Смерть  и  разрушение!"  -
восклицает рассказчик, и этим кончается книга.
     Но  какова угроза,  которую  представляют стручки в романе Финнея?  Для
Финнея то  обстоятельство, что  они  собираются  покончить с  человечеством,
кажется  почти второстепенным (стручки  не интересуются тем,  что мой старый
знакомый любит называть "показать фокус"). Истинный ужас для Джека  Финнея в
том, что они угрожают  всему "милому"  -  и я  думаю, что это объединяет нас
всех.   На   пути   в  свой  кабинет   незадолго  до   того,  как  вторжение
разворачивается в полную силу, Майлс так описывает то, что увидел:

     "Вид улицы Трокмортон подействовал на меня угнетающе. В свете утреннего
солнца она  казалась  замусоренной и  грязной;  бак с мусором переполнен,  и
мусор  со вчерашнего  дня не вывезен; уличный фонарь разбит, а  чуть ниже..,
пустой магазин. Окна забелены,  и  к витрине прислонена  табличка с неровной
надписью "Сдается в аренду". Не указано, куда обращаться,  и я почувствовал,
что  всем все  равно, будет  ли этот магазин  когда-нибудь работать снова. У
входа в мое  здание  лежала  разбитая  винная  бутылка, а  медная табличка с
именем, вделанная в серый камень стены, была тусклой и покрытой пятнами".

     С точки зрения Джека Финнея, самое плохое в похитителях тел то, что они
превращают милый маленький городок Санта-Мира в подобие  станции подземки на
Сорок  второй улице  в Нью-Йорке.  У  людей, утверждает  Финней,  существует
врожденная склонность упорядочивать хаос (и это вполне вписывается в понятие
паранойи). Люди хотят улучшить Вселенную. Возможно, это старомодная идея, но
Финней традиционалист, как указывает Ричард Гид Пауэре в своем предисловии к
роману в издательстве "Грегг пресс". С точки зрения Финнея, самое страшное в
стручках  то, что хаос нисколько их не  тревожит и у них напрочь отсутствует
эстетическое чувство:  это не вторжение роз  из космоса,  а скорее вторжение
сорняков. Какое-то время  стручки подравнивают свои газоны, потом перестают.
Им все равно, если газоны  зарастают ползучими сорняками. Они  не собираются
идти  в магазин хозяйственных  товаров, чтобы  превратить запущенный  старый
подвал  в игровую  комнату - в лучших  традициях  "сделай сам". Коммивояжер,
приезжающий в город, жалуется на состояние  дорог. Если  дороги не  починят,
говорит он, скоро Санта-Мира будет отрезана  от всех. Но неужели вы думаете,
что стручки  из-за  этого лишатся сна? Вот  что  пишет  в  своем предисловии
Ричард Гид Пауэре о взглядах Финнея:

     "Учитывая  написанное  Финнеем   потом,  легко  увидеть,  что  упустили
критики,    интерпретируя   и   роман   и    фильм   просто   как    продукт
антикоммунистической истерии маккартистских пятидесятых годов, как взрыв "не
желаем  знать"  против "чуждого  образа  жизни"., угрожающего американскому.
Майлс  Беннелл  -  предшественник  героев-традиционалистов  последующих книг
Финнея,  но  городок  Санта-Мира,  в  округе Марин,  штат  Калифорния,  есть
неиспорченная   мифическая  gemeinschaft  <общность,  единство,  единение
(нем.).>, община,  в поисках которой более поздние герои Финнея вынуждены
путешествовать во времени.
     Победа Майлса Беннелла над стручками вполне  совместима с приключениями
будущих героев Финнея: его сопротивление деперсонализации столь яростно, что
стручки  в  конце  концов  отказываются   от  своих   планов  колонизации  и
перебираются  на  другую  планету,  обитатели  которой не  так  цепляются за
цельность своей личности".

     Об архетипическом герое  Финнея  в целом  и о  целях романа в частности
Пауэрс говорит так:

     "Герои Финнея,  в особенности Майлс  Беннелл, - все нацеленные на  себя
индивидуалисты в мире с противоположным