и я теперь уже далеко не тюфяк. Я
Мужчина и могу постоять за себя.
  - Ты, гнида, - прошипел я, - да я тебя наизнанку выверну! Ты, может быть,
забыл, как ползал у меня в ногах?
  - Заткнись! - отмахнулся он от меня и медленно пошел в сторону хомячка.
Глаза его кровожадно заблестели. Хомяк, догадавшись, очевидно, что блеск
сей, не сулит ему ничего хорошего, выскочил из кабинета и побежал.
  - Измена! - заорал Тип и помчался за ним следом.
  На повороте он догнал заморыша и вонзил ему под лопатку нож.
  Дико вскрикнув, премьер упал. При этом глухо стукнула о пол тяжелая
гирька, весом которой еще несколько дней назад он так гордился.
  Откуда у него взялся нож?..
  Я был ошеломлен этой безумной выходкой и совсем не ожидал такого взрыва
ярости от этого всегда раболепного слуги. Он совершенно переменился.
Теперь это был другой человек, опасный и безжалостный убийца.
  - Да, твое величество, я уже не тот, - как бы угадав мои мысли,
отбрасывая в сторону нож, заметил Тип.
  - Зачем ты убил премьера?! - потрясенно спросил я.
  - Это необходимая мера, спортсмены и конкуренты нам не нужны.
  Я все еще пребывал в шоке и не мог собраться с мыслями. Самые
противоречивые чувства овладели мной. Типа, однако, не очень заботили мои
чувства.
  - Вот твой паспорт, - грубо сказал он, а вот билет на самолет, беги.
  - А как с Вероникой?
  - О ней забудь. Она человек способный и я намерен лично заняться ее
политической подготовкой.
  - Я никуда не двинусь без нее!
  - Ну и дурак. Видимо, мои уроки воспитания не пошли тебе впрок. Я давал
тебе шанс. Ты им не воспользовался, а теперь сгниешь в тюрьме.

  Глава двадцать третья

  В застенке

  По приказу маршала меня отвели в камеру, где моим соседом оказался
плешивый политик.
  - А, монарх вонючий, - приветствовал он меня, - насосался крови народной?
  - Заткнись! - Оборвал я его.
  В свое время я спас этого человека от смерти и теперь он платил мне
черной неблагодарностью.
  Три дня, которые я просидел с ним, были сущим адом. Он бесконечно травил
и попрекал меня монархическим прошлым. Несколько раз я бил котелком от
супа по его плешивой головке. Он начинал визжать, в камеру врывались
тюремщики и избивали нас обоих.
  На четвертую ночь, когда я спал, он подло ударил меня осколком бутылки в
шею и тяжело ранил.
  Я потерял сознание.
  Очнулся я за городом, заваленный кучей мусора. Скорее всего, меня приняли
за мертвеца, вывезли из тюрьмы и бросили на свалку. Ну что ж, политик,
сам, не ведая того, ты отблагодарил меня за мой поступок. Теперь мы квиты.
  Придя в себя, я отполз от груды мусора и пролежал рядом с останками
разлагающейся рыбы более суток, пока меня не подобрали местные арабы.
  Подлечившись, я задумал пробраться к Веронике, но вдруг увидел в
газетах, что моя возлюбленная торжественно назначена главной и любимой
женой царя Соломона. Я представил себе на мгновение как Тип, не снимая
сапог, с грубым и необузданным натиском овладевает ею сзади, и холодный
пот выступил у меня на лбу.
  Горю моему не было предела. Немного утешило меня известие о смерти рава
Оладьи. Поговаривали, что старик умер от дряхлости, но я был уверен, что
тут не обошлось без козней маршала и его подручных из канцелярии тайной
полиции.
  Во время похорон рава разразился страшный скандал. Выяснилось, что он не
прошел обряда обрезания во младенчестве, и с марокканскими евреями, точно
так же как и с русскими, не имел ничего общего. Для "марокканцев" это был
большой удар, для "русских" - подавно.
  Его похоронили без почестей и вместо надгробного камня поставили на
могилу двухпудовую гирю. Народная молва гласила, что это был его личный
рекорд, и он носил на своих причиндалах именно такой вес. Я не верю в это,
хотя всякое бывает, человек он все же был неординарный и если бы ни его
безвременная кончина, кто знает, по какому пути пошла бы страна в
грядущем, двадцать первом веке.
  Премьер-министром назначили мою бывшую жену. Это было совершенно
неожиданно для меня и делало честь ее уму. Из третьеразрядной фаворитки
возвыситься в чиновное лицо столь высокого ранга отнюдь не просто.
  Плешивый политик попал под амнистию, и, выйдя из стен тюрьмы, ушел в
глубокое подполье, пытаясь сколотить вооруженную оппозицию.

  Глава двадцать четвертая

  Письмо от любимой

  Сначала я обманывал себя тем, что Вероника, наверное, так же как и все,
приняла маршала за меня. Но ведь она знала о его затее. Я ничего не
скрывал от нее. И потом, разве можно спутать мои чувства к ней с тем, что
мог дать ей маршал?
  Конечно, он предлагал ей немало, но вряд ли это стоит той любви, которую
я испытывал к ней.
  Так я терзался, пока однажды не получил письмо и чемодан набитый
долларами.
  Чемодан принесли арабы, подобравшие меня. Один из них был придворным
поставщиком ослиного молока, в котором, для омолаживания, купались царские
жены. Через него Вероника вышла на меня. Кроме денег я обнаружил в
чемодане письмо. Писала моя любимая. Она умоляла меня покинуть страну:
  "Твое сходство с маршалом беспокоит его. Он не пожалеет сил, чтобы найти
и уничтожить тебя"
В тот же вечер я позвонил ей. Она расплакалась, услышав мой голос.
  - Нас могут подслушать, ты должен немедленно уехать, немедленно, ты
слышишь?!
  - Ты ведь знаешь, я и в первый раз остался из-за тебя.
  - А сейчас ты сделаешь наоборот: уедешь ради меня.
  - Я люблю тебя.
  - И я тебя, милый. Только ты один и никто больше не был в моей жизни.
  Это были последние слова, которые я услышал от нее.
  В тот же день я уехал и это спасло мне жизнь, потому что ночью за мной
уже пришли агенты тайной канцелярии.
  А через год монархия в Израиле была свергнута.
  Тип бежал в неизвестном направлении. Жен распустили, а религию отделили
от государства.
  Премьером был избран плешивый политик. Он стал национальным героем:
оппозиция, которую он сколотил в подполье, сыграла свою роль, приведя к
свержению монархии.
  Я несколько раз обращался в посольство с прошением вернуть мне
израильское подданство, но каждый раз мне вежливо отказывали. Новый
премьер считал, что я злейший враг еврейского народа и могу способствовать
реставрации монархии. На самом же деле, Плешь не мог простить мне, то, что
я бил его в камере котелком по лысине.
  О судьбе Вероники я долгое время ничего не знал, и только недавно (через
бывшего придворного поставщика ослиного молока, которому я был обязан
жизнью), мне удалось раздобыть документы, подтверждающие, что она была
уничтожена в день нашего последнего с ней телефонного разговора.
  Подлый маршал, как всегда, перехватил нашу беседу и убил ее, послав своих
агентов по моему следу. Мне удалось, не без помощи моих спасителей,
ускользнуть от него.
  Как я люблю тебя Вероника!

  Глава двадцать пятая

  Тюфяк

  10 марта 1977 года.
  Я уже два года в Штатах. Забрался в захолустье, подальше от
цивилизации. Смаковать свою тоску мне хотелось в одиночку за поеданием
дешевых сосисек из поддержанного холодильника; так мне было легче и
привычнее переносить горе.
  Сегодня в местной лавке продавец-индеец с удивлением спросил меня:
  - Ведь вы покупали утром спички, сэр, зачем вам еще?
  Я не обратил внимания на его вопрос, а потом заподозрил неладное. "Может
быть это Тип, ведь мы теперь двойники?"
Чтобы не напугать продавца, я не рискнул ни о чем расспрашивать, но стал
ждать появления маршала.
  И он появился, под ручку с моей "Бывшей". Она перекрасила волосы,
намалевалась так, что ее невозможно было узнать, и нацепила на глаза
солнечные очки.
  Я выследил их, узнал номер телефона и позвонил. Трубку взял маршал.
  - Поздравляю, сказал я, - вы назначены царем Соломоном.
  Он помолчал немного, видимо, разнервничался.
  - Значит, ты жив, дружище? - сказал он, - как поживаешь?
  - Твоими молитвами.
  - Заходи, будем рады тебе, - сказал он и положил трубку.
  Я знал, что он будет убегать сейчас же (не теряя времени и, несмотря на
поздний час), и уже ждал его в подъезде. Он, видимо, хотел скрыться без
нее, но она, почувствовав это, выбежала за ним, и я встретил их
бранящимися у самого выхода.
  Увидев меня, он вытащил нож:
  - Ты был не очень способным учеником, - сказал он, - до сих пор я щадил
тебя. Надеялся, что возьмешься за ум, но ты неисправим. Придется от тебя
избавиться, как это не больно, я ведь в тебя не мало труда вложил.
  Пока он разглагольствовал, я спокойно подошел и ударил его кулаком в
висок. Тип не ожидал этого. Он был вооружен, а я нет. И он, видно,
подумал, что и на сей раз, сломил мое сопротивление.
  Я вложил всю силу и ненависть в этот удар. Он упал, как подрубленный. Моя
бывшая жена с визгом бросилась к Типу, но я знал, что он мертв.
  - Что ты наделал, ничтожество! - закричала она. Но я знал, что она не
права, и она тоже знала об этом. Только ей от этого было тем более горше,
а я почувствовал внезапное облегчение. Теперь то я умею постоять за себя.
Ей я не сказал ни одного слова. Я не стал даже убегать после убийства. Я
уходил от них медленно с достоинством.
  Когда я открыл двери, она вдруг окликнула меня:
  - Тюфяк!
  Я обернулся. Она сняла очки, и к своему ужасу я узнал Веронику. Как мог я
принять ее за свою жену?
  - Да, - сказала она, с трудом сдерживая ярость, - ты - Тюфяк! Таких как
ты не любят, потому что ты видишь и жалеешь в этом мире только себя.
  - Вероника!
  - И даже в женщине ты любишь и жалеешь только себя. У тебя нет сердца, ты
озабочен только самим собой и своими проблемами. Будь ты проклят,
ничтожество и червяк!
  И вот здесь я не выдержал. Ужас и страх охватили меня. Я не верил своим
глазам. Нет, это не правда, я ослышался.
  - Милая, - сказал я, - я искал тебя, я люблю тебя!
  - Прочь! - сказала она, - и в любви ты в первую очередь любишь самого
себя.
  - Вероника!
  - Прочь! - Она вытащила из сумочки пистолет.
  - Убей меня, - сказал я.
  Я хотел умереть у ее ног. Перспектива эта вдруг показалась мне заманчивой
и желанной.
  - Прочь, тюфяк, - она отмахнулась от меня как от мухи, - на таких как ты
пули жалко.
  Раздался выстрел, и она упала на безжизненное тело Типа.
  "Чем не Ромео и Джульета, - пронеслась у меня кощунственная мысль, -
Шекспира на вас нет, педерасты"
Боже, неужто она так любила его? Опять ложь, опять обман. Зачем мне жить,
если она не со мной?
  Я схватился за голову, и, завыв в отчаянии, как дикий зверь в ловушке,
пошел в темную глухую ночь, навстречу своему одиночеству.

  Эпилог

  Сегодня вся мировая прогрессивная общественность отмечает годовщину
свержения монархии и религиозного засилья в Израиле.
  Я сижу в своей холодной квартире в Лос-Анджелесе и смотрю по Си-Эн-Эн
празднества, проводимые в стране по случаю освобождения еврейского народа
от догмы.
  По случаю праздника с торжественным воззванием к народу выступает
премьер-министр государства:
  "Граждане Израиля! - говорит он, - демократия неизбежна, как восход
солнца! Поздравляю соотечественников с завоеванным нами, в долгой и
упорной борьбе, правом сочетаться гражданским браком!"
Рядом с ним много иностранных гостей и местных политиков.
  И вдруг я вижу... Нет, этого не может быть! По правую руку от премьера
появляется - О, боже! Ведь это Тип с Вероникой!..
  Я снял очки, потом снова надел их. Все верно: это Тип, а рядом Вероника.
  Ведущий знаменитого телеканала представляет Его, как нового министра по
делам религии государства Израиль, а Ее, как очаровательную супругу
"перспективного министра". Далее (какой сюрприз) почти вплотную к
блистательной супружеской паре стоит сама госпожа Ротенберг с
развевающимися на ветру седыми буклями.
  Прислушавшись к политическим прогнозам словоохотливого комментатора, я
узнаю, что моя бывшая неудавшаяся любовница ушла в свое время с "Плешивым"
в глубокое подполье, и после вооруженного переворота вознеслась с ним на
вершины власти. Она же "убедила" новый парламент уважать традиции
древнего народа, и не преследовать опальных религиозных деятелей; а также
не отделять религию от государства, и вернуть в кабинет министров их
наиболее ярких представителей, не запятнавших себя кровью борцов,
сражавшихся в рядах глубокого подполья.
  На последних выборах, Плешь (как оказалось, выходец из Марокко),
навострился ходить на праздники к евреям - выходцам из Украины: теперь они
уже были большинством в стране, и электорат требовал, чтобы Плешь
официально подался в "украинцы". Для этой цели он отрастил запорожские
усы, натянул шаровары и выучился танцевать гопака. А когда дело дошло до
выборов, изображая Тараса Бульбу, он зычно кричал в сторону портрета с
изображением Соломона Третьего (то есть, моего изображения) - "Я тебя
породил, я тебя и убью!" Таким образом, он хотел показать избирателям, что
главная заслуга в свержении монархии принадлежит все же ему.
  Как в этой компании снова оказался Тип, я не знаю, но подозреваю, что,
удачно разыграв меня в Лос-Анджелесе, он вернулся в страну, где Изольда
Михайловна, на правах героической подпольщицы, составила ему протеже перед
бывшим оппозиционером и ныне продажным премьером.
  Тип отрастил усы и бороду, чтобы уменьшить сходство со мной.
  Он стоял на трибуне и вежливо махал ручкой в камеру, и я вдруг понял,
что машет он не народу Израиля, а именно мне. Рядом с ним улыбалась его
жена, и я почувствовал, что и она улыбается не кому-нибудь, а лично мне.
  Как она все-таки красиво "застрелилась" на моих глазах, подлая. Недаром
ведь спала с режиссером, артистка, роковая женщина... Вот только
издеваться надо мной, им не стоило бы. Впрочем, ведь я побежденный, а с
такими не церемонятся.
  Но, кажется, она что-то говорит мне, я вижу, как она шевелит губами, как
бы приветствуя публику на площади царей Израилевых. "Что ты хочешь
сказать, Вероника, ты жалеешь, о том, что произошло?"
По движению губ я угадываю то заветное слово, которое она произносит -
"Тюфяк!" Да, я не ошибся, она обращается ко мне и мною хочет быть услышана.
  Господи, и впрямь тюфяк я. За что, Господи, за что ты сделал меня
тюфяком? За что отнял у меня любовь? Нет, не то все это, не то я говорю.
Прости меня, Вероника! Я благодарен тебе, Господи, за то, что любовь эта в
жизни моей была. Я люблю, и любил Веронику, но не эту, которая на экране,
а ту, которая искренне (она не могла меня обманывать) отвечала на мои
чувства.
  Что, что с тобою случилось, девочка моя, почему ты предала меня?
  Я люблю мою прежнюю Веронику - чудную добрую славную женщину, которую
знал и боготворил. И никой Тип никогда не отнимет ее у меня.
  Да, в жизни она умерла для меня, но она живет в моем сердце.
  И что только женщины находят в таких как Тип? Будь ты проклят, Типяра, на
веки вечные! Не потому что причинил мне страдания, а потому что отнял у
меня женщину, которую я любил больше жизни.
  Любовь моя, Вероника, я думаю о тебе всечасно. Я не верю, что ты способна
на предательство. Как всегда, ты пожертвовала собой ради меня. Я очень
тоскую по тебе, родная. Но не отчаивайся, голубушка, мы обязательно будем
вместе. Мы увидимся очень скоро. Я не заставлю долго ждать тебя, родная.
Верь мне моя единственная и последняя любовь. Я приготовил для тебя и
твоего мужа хорошую бомбу. Сегодня я уже получил разрешение на въезд в
страну. Ты даже не успеешь ни о чем подумать, счастье мое. Все случится
очень быстро. Это потом в газетах скажут "Террорист был связан с арабскими
экстремистами", но это не экстремисты, родная, это ребята, которые
подобрали меня на свалке.
  Знай, моя радость, мы вновь скоро будем вдвоем, и ты поймешь, наконец,
что я уже давно не тюфяк, и никто, слышишь, никто и никогда больше не
посмеет разлучить нас.
   

--------------------------------------------------------------------
Данное художественное  произведение  распространяется  в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения  целостности  и  неизменности  текста,
включая  сохранение  настоящего   уведомления.   Любое  коммерческое
использование  настоящего  текста  без  ведома  и  прямого  согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.12.2001 16:13