Ларсен зажал пальцами крылья носа и  отважно
переправил в рот первую порцию "закуси". - Оп-ля! И  быстренько-быстренько
прожевываем.  Вполне  презентабельно,  между   прочим...   Нюхать   только
нежелательно. Бунга - тот бы это блюдо оценил по достоинству!
     Сашка весело закивал. Бунгу он тоже помнил.
     - Ты случаем не читал роман Патрика Зюскинда? О мирской вони?
     - Зюскинд? Это кто ж такой?
     - Да тоже из немцев. Писатель.
     Сашка выразил лицом сожаление.
     - Не-е... Я  только  Стивенсона...  Да  еще  про  Немана.  Был  такой
мужикан. Капитан Неман, звали. Там еще про подлодку и осьминогов.  Мура  в
общем. Мы теперь сами с такими осьминогами схлестнулись, - ни в каком  сне
не приснится.
     Сашка осторожно разлил самогон по фарфоровым чашечкам,  взяв  одну  в
руки, поглядел на нее, чуть отстранив, по-детски склонив голову набок.
     - Чудно!..
     Глазея на радующегося денщика, Ларсен почему-то вспомнил о  старушке,
повстречавшейся им на околице.
     - Так что там бабка про "слепца" говорила? Тут он, значит, где-то?
     - Да вроде  тут.  То  ли  на  колокольне,  то  ли  на  чердаке  каком
ошивается, - Сашка беззаботно сморгнул. - Только выдохся он судя по всему.
Мы же открыто по улицам шагали, а он хоть бы хны. Я слышал, их надолго  не
хватает. Навроде аккумуляторов, значит, разряжаются. Долбанут пару  раз  и
все.
     - Тогда уж скорее - навроде конденсаторов.
     - Может, и так. А только  хуже  "северного  сияния",  как  ни  крути,
ничего эти твари  пока  не  придумали.  Всякие  там  "слепцы"  на  холмах,
дирижабли - это все баловство. Больше, значит, для психики. Вот  облака  -
штука пакостная. И  главное  -  непонятно,  куда  что  исчезает!  -  Сашка
сосредоточенно шмыгнул носом. -  Мы  вот  рыбу  в  мирное  время  глушили.
Толовыми шашками. Шарахнешь пару штучек, а  потом  черпаешь  со  дна  и  с
поверхности. Я вот теперь думаю, может, и "северное сияние" так  работает?
Глушат они, значит,  нашего  брата  и  наверх  потом  вытягивают.  Только,
значит, по-своему, не сачком каким-нибудь, а... - Сашка  зачерпнул  ложкой
из банки, морщась, принялся жевать.  На  лице  его  постепенно  проступило
удивление. - Ну и молодцы же мы! Ведь натуральная дресня! А мы лопаем -  и
хоть бы что! Вот она мощь гомо сапиенса! Принцип  его  и  лозунг.  Хочешь,
стало быть, жить, не брезгуй ничем!..
     Прожевавшись, он немедленно потянулся к фляге.
     - Такое не запить - грех!.. - радостное оживление не покидало денщика
ни на минуту. Чувствуя в себе закипающую  тоску,  Ларсен  с  удовольствием
глазел на соседа по столу. Сашка источал  живительную  энергию.  Лейтенант
впитывал ее и тем самым держался на плаву.
     - А взять, к примеру, те же астероиды! Я  понимаю,  -  опасно  и  все
такое. Но зато ясность полная! Знаешь, чем тебя долбанет  по  хребтине.  И
теория понятна. Орбиту такому камушку меняют и вниз - на нас, стало  быть.
Если мимо, - повезло, а в  яблочко,  так  ничего  и  не  почувствуешь.  Не
успеешь просто.
     - Ты их что, видел?
     - Кого?
     - Да астероиды эти самые.
     - Не-е... Все больше рассказывают, - Сашка несолидно облизал ложку  и
сунул за голенище. - Может, и враки, не знаю.  Это  уж  известное  дело  -
приврать народец любит.
     - Еще по одной? - Ларсен придвинул  к  себе  извлеченную  из  погреба
бутыль. - Только за что?
     - Так за победу, ясное дело! - денщик с готовностью подставил чашку.
     - Нет, Саня, - Ларсен сгреб в кулак свой ниспадающий  на  лоб  чуб  и
сердито подергал. - Не знаем мы еще, что это такое - победа... Потому  как
наша победа - это когда одному плохо, а другому хорошо. Виват победителю и
никому другому. Сегодня это,  могут  быть,  латыши,  завтра  -  немцы  или
французы. Вечный праздник  на  чьей-то  улице...  Только  с  точки  зрения
планеты как тогда получается?  В  смысле,  если  все  победы  и  поражения
просуммировать? Ведь сегодня-то мы вместе. Кто же  тогда  побеждал  в  тех
войнах? Пушкин Александр Сергеевич? Вот  и  выходит,  что  никто.  А  ведь
сколько людишек ухайдакали! Второй Каспий могли бы  организовать  из  всей
пролитой крови. Спрашивается, на хрена?..  -  Ларсен  покачал  головой.  -
Скользкая это штука - победа. И детям отцов скучно слушать. Про подвиги  и
недоедание. Одним петь хочется, другим вспоминать. Нет, Сань, давай  лучше
за что-нибудь другое.
     - За баб, что ли?
     - И не за них... -  Ларсен  задумался.  -  А  выпьем  мы,  Сашка,  за
боровскую модель атома. Так сказать, за электронно-позитронные  резонаторы
и прочую мелкую хреновину.
     - Зачем же за нее пить?
     - А затем, что чудо - оно всегда чудо! И кто знает,  почему  все  так
сложилось. Кислород-водород, орбиты, оболочки... Нас бы,  Сань,  не  было,
сложись все по иному! И ведать не ведал бы я,  что  есть  на  земле  такой
славный пентюх, как ты, и не болтал бы сейчас с тобой за одним столом.
     Сашка просиял белозубой улыбкой.
     - За атом - так за атом! Разве я против?..


     "Слепец" все-таки ударил по ним. Фиолетовый луч, плоский, как бритва,
шириной метра в полтора с утробным уханьем вошел в крышу сарайчика,  возле
которого они стояли, и уже через секунду постройка ярко запылала.
     - Ложись! - Ларсен запоздало нырнул в жухлое  заиндевевшее  сено.  Но
Сашка в командах не нуждался. Он и без того уже давно лежал - и более того
- осторожно вытягивал свою вихрастую  головенку,  всматриваясь  в  далекий
купол колокольни.
     - Правду бабка сказала! Живой "слепец", не выдохся. И  точнехонько  с
колокольни бил, - денщик повернул голову, глаза его  азартно  блеснули.  -
Слушай, лейтенант, может, пощупаем это чудо гороховое? У меня и граната  с
собой есть. Вон тем огородиком туда и подкрадемся. Он из-за плетня  ничего
не заметит.
     - Кто - он-то? - Ларсен тоже невольно прицелился глазом к колокольне.
     - Так "слепец"! Кто же еще?
     - А ты знаешь, что это такое и с чем его едят?
     - Вот и посмотрим! Кто-то же палит оттуда...
     - Знаю я это "посмотрим", - Ларсен заворочался, пытаясь  совладать  с
искушением. Хмель делал свое дело. В трезвом состоянии он не  разрешил  бы
Сашке и думать  об  этом,  но  сейчас  чувствовал,  что  и  сам  не  прочь
прогуляться с гранатой до  "слепца".  Логика,  щенком  забившись  в  угол,
поскуливала, взывая к благоразумию, тело же  в  готовности  пружинилось  и
звенело, ожидая только команды, чтобы ринуться на  неведомого  врага.  Все
дело заключалось, наверное, в  крови.  Ларсен  слышал,  что  кровь  бывает
холодная,  а  бывает  и  такая,  что  бурлит  и  клокочет,  подталкивая  к
безрассудству.
     - Чертов самогон!.. - Ларсен в бессилии выругался.
     - Чего?
     - Я говорю, оружие надо захватить. Мало ли... Граната, да еще одна  -
дело такое. Не докинешь, перекинешь - вот и вздыхай потом.
     Ползком, они добрались до прислоненного к конуре мотоцикла и отвязали
притороченные к багажнику автоматы.
     - А может, плюнем? - Ларсен на мгновение замешкался. - Что мы,  током
двинутые? В две тысячи вольт? Это ж "слепец" все-таки!
     Разум по-прежнему  пытался  противиться,  подавая  время  от  времени
разумные советы, но Сашка его снова не расслышал. Копаясь в своем  сидоре,
он тщетно пытался отыскать запасной подсумок к автомату.
     - Чего говоришь, лейтенант?
     Ларсен, не отвечая, качнул плечом ветхую изгородь  и  все  в  том  же
полусогнутом состоянии рванул вдоль плетня.
     - Веселей, лейтенант! - бросив свой сидор,  Сашка  радостно  поспешил
следом. - Щас мы ему вдарим, умнику. Был "слепец", станет зрячим!..
     Все так же внаклон они  обогнули  добрых  полдеревни  и  добежали  до
кирпичной стены.
     - Добрая кладка, - шепнул денщик. - Вон, и снаряды по ней дубасили, а
все стоит, держится.
     - Чего ты шепчешь? Думаешь, услышит?
     - Кто ж его знает? - Сашка пожал плечами. - Их  же  не  видел  никто.
Только я так думаю: уши у них, судя по всему,  имеются.  Очень  уж  чуткие
твари.
     - Ладно, поглядим... - Ларсен неожиданно  вспомнил,  что  по  особому
заданию разведчики Клайпа ходили раз к такому "слепцу". Человек  шесть  их
было, а то и больше. Ребяток  подобрали  один  к  одному  -  глазастых  да
крепких. А только никто из них не вернулся. Так все и сгинули. Без  малого
- отделение. И вроде бы тоже там была какая-то колокольня. А может,  башня
водонапорная. "Слепцы" такие места любят. Чтобы, значит, простор и  полный
круговой обстрел. Одно слово - снайперы. А почему "слепцами"  их  назвали,
так это от незнания, попервоначалу. Потому как  если  вдарит  таким  лучом
перед глазами, то секунд десять ничего не видишь. Один  звон  в  голове  и
чернота болезненная. В общем "слепцы" - они и есть "слепцы", и связываться
с ними - распоследнее дело...
     - Ну что, лейтенант? Последний бросок?
     Ларсен хотел сказать "нет", но вместо этого молча побежал вперед. Уже
не пригибаясь.
     - Я прикрою! - Сашка с бедра  стеганул  по  колокольне  нерасчетливой
очередью. Все было глупо и нелепо, но может, оттого  они  и  добрались  до
цели беспрепятственно.  На  крутых  лестничных  ступеньках  Сашка  обогнал
Ларсена. Лейтенант слышал, как все выше и выше стучали его кованые сапоги.
Когда же, отпыхиваясь, он взобрался наконец  на  замусоренную  колокольную
площадку,  Сашка  уже  не  бежал.  Уцепившись   за   скрученную   веревку,
привязанную к  языку  колокола,  он  раскачивался  взад-вперед,  дурашливо
толкаясь ногами от близкой стены.
     - Пусто, лейтенант! Был  и  сплыл.  Думается  мне,  заметил  он  нас.
Заметил и срулил.
     - Зачем же ему от нас бежать?
     - Так не кончились бы заряды - не бежал бы. Выдохся он.  -  А  может,
спрятался? - Ларсен и сам понял нелепость своего вопроса.  Прятаться  было
негде. Да и станет "слепец" прятаться от людей!..
     Глухо ударило над головой, - колокол исторг первый утробный звук.
     - Не надо, - Ларсен покачал головой. Сашка послушно выпустил  веревку
из рук.
     - Однако, непросто быть звонарем. Тяжелый, зараза.
     Ларсен молча шагнул к широкому арочному проему, напоминающему воротца
среднего калибра, и, придерживаясь за шершавую стену, выглянул наружу.
     Здесь было светло и вольно. Храм стоял на холме, и с открытого  яруса
звонницы земля просматривалась, казалось, до самого горизонта. И даже было
заметно, что она чуть округла, и это  странным  образом  умиляло.  В  лицо
дышало  морозным  ветерком,  подогретая   алкоголем   кровь   благоговейно
остывала. Ларсен внезапно подумал: а ведь жить бы  здесь  и  жить!  Какого
черта лезем  в  душные,  промозглые  землянки,  отрываем  блиндажи  в  три
наката... Он с удовольствием набрал  полную  грудь  воздуха.  Пространство
опьяняло, но это был иной хмель, совершенно не похожий  на  тот,  что  был
результатом большинства офицерских пирушек. Лейтенанта чуть покачивало,  и
он бесцельно озирал окрестности, думая  о  чем-то  добром,  что  могло  бы
состояться и не состоялось, а возможно не думая вообще ни о  чем.  Сладкое
бездумие - тот же сон, а сон - соприкосновение с детством.
     Сразу за деревней открывался вид на сосновый бор. Кое-где среди  леса
темнели уродливые проплешины. Этих мест тоже коснулось "северное  сияние".
Сарайчик, подожженный  "слепцом",  уже  догорал.  Черный  дым  относило  к
дороге, по которой они добрались сюда.
     - Пусто. Как однако  пусто,  -  Ларсен  пробежался  взором  по  голым
улочкам, черным, без единого  огонька  кубикам  домов.  -  А  раньше  тут,
наверное,  на  гармошках  играли,  девки  намакияженные  гуляли,   семечки
лузгали.
     - Ага, и парни пьяные махались, - Сашка встал рядом,  далеко  циркнул
слюной.  -  Хорошо  поработал  супостат.  Всех  повымел.  Начисто!..   Как
полагаешь, лейтенант, может, и правда, существуют деревушки для жмуриков?
     - Ты о чем?
     - Да о мозырях, - Сашка  несколько  смешался.  -  Болтают-то  разное.
Вроде кто даже и видел такие деревни. И людей усопших, значит, тоже. Ты-то
как считаешь? Враки это все про мозырей или на самом,  значит,  деле  есть
там что-то.
     - Там - это где? На том свете, что  ли?  -  Ларсен  хмыкнул.  -  Нет,
Сашка, не верю  я  в  эти  чудеса.  Слишком  уж  красиво.  Не  хочу  потом
разочаровываться.
     - Ясное дело! - солдат взбрыкнул ногой, отправляя  вниз  бессловесный
камушек. - Неприятно, конечно, когда такой выкрутас. Метишь мозырем стать,
а попадаешь в жмурики.
     Лейтенант рассеянно улыбнулся.
     - Это точно... Ты вот что, Сашка!.. Ответь-ка мне  лучше  на  другое.
Только по-честному.
     - А что такое?
     - Да вот... Вопрос дурацкий. Думал ли ты когда о скверном?  -  Ларсен
мучительно наморщил  лоб.  -  То  есть,  чтобы,  значит,  не  какое-нибудь
скользкое, а по-настоящему скверное?
     Сказав это, он вдруг испугался. Испугался того, что  денщик  поднимет
его на смех. О подобных вещах лейтенант ни у кого еще не спрашивал.  Ни  у
Сержа, ни у Клайпа, ни у других офицеров. А вот с Сашкой получилось.  Само
собой. Может быть, -  в  ответ  на  его  наивных  "мозырей".  Оттого,  что
верилось - Сашка поймет  или  во  всяком  случае  не  засмеется.  И  Сашка
действительно не засмеялся.
     Коротко шмыгнул вздернутый нос, и денщик обстоятельно  прокашлялся  в
кулак. Похоже, вопрос он оценил по достоинству.
     - А что ж тут такого? Жизнь есть жизнь... Цыплятам  ресторанным  тоже
кто-то головы сворачивает. А есть - и  вовсе  никто  не  отказывается.  То
есть, думал, наверное. И думаю... Может, даже каждый день думаю.  Мысли  -
они ведь навроде кепки, - вот и примеряешь от нечего делать. То, значит, о
бабах тех же, то еще о чем-нибудь, - Сашка замялся. -  Но  в  в  основном,
конечно, о бабах. Только тут уж я не знаю, скверно  это  или  не  скверно.
Само оно как-то думается....
     Денщик неожиданно замолчал, и Ларсен сразу заподозрил неладное.  Взор
его метнулся к деревенским улочкам,  и  от  увиденного  сердце  болезненно
дрогнуло. На  самой  окраине  по  узкому  проходу  между  заборами  что-то
неспешно перемещалось. Толком ничего не удавалось рассмотреть,  но  что-то
мерцало  там  между  досок,  ворочалось,  бросая   фиолетовые   блики   на
потемневший брус строений, на пыльного цвета частокол изгороди.
     - Видишь?! - он цепко ухватил Сашку за локоть.
     - Вижу, - Сашка резким движением вскинул было автомат, но  тут  же  и
опустил. - Не достану, далеко... Да и полоснет он оттуда. Как  пить  дать,
полоснет. А тут ориентир верный, - промазать трудно.
     - Ладно. Пусть уходит, - голос у Ларсена сел.
     - Значит, это он и есть?
     - А черт его знает!..
     Некоторое время они  стояли,  в  безмолвии  наблюдая  за  удаляющимся
мерцанием. Может быть, чувствуя, что за ним следят глаза  людей,  "слепец"
проявил осторожность и на открытом пространстве так и не показался. Первый
же овражек на краю деревушки поглотил его бесследно.
     - Слушай, лейтенант, а не вернуться ли нам в избу?
     - Это еще зачем?
     - Повторим по одной. Все ж таки и повод есть - живыми остались. Да  и
в твою флягу перельем из бутыли. Не успели ведь. А чего добру пропадать?
     Верно... Зачем добру пропадать? Доберется до деревни другой  полк,  и
другие дотошные изыскатели разнюхают тайну погребка. Конечно, жалко. Лучше
самим выпить. А что не выпьется - разлить на снег. Так сказать,  по  праву
первого. Первому можно все, ибо он первый. И первые всегда берут -  берут,
потому что вторые делятся...
     Ларсен, вероятно, долго молчал, потому что Сашка тронул его за плечо.
     - Так как, лейтенант, возвращаемся?
     Помешкав, Ларсен, кивнул. Пить не хотелось, но ничего другого  делать
тоже не хотелось. По витой лестнице они медленно  стали  спускаться  вниз.
Неожиданно оказалось, что подниматься было гораздо проще. Извив  постоянно
убегающей за поворот лестничной гармони кружил  голову,  вызывал  странные
ассоциации. На секунду  лейтенанту  представилось,  что  он  вовсе  не  на
лестнице, а внутри гигантской пустотелой раковины. Когда-то  здесь  обитал
моллюск - и вот он вышел прогуляться - может быть, совсем  ненадолго.  Как
знать, возможно, именно в  эту  самую  минуту  огромный  хозяин  раковины,
возвращаясь, протискивал свою желеобразную  тушу  под  своды  колоколенки,
вползал на первые ступени... Наваждение было столь сильным, что  лейтенант
замедлил спуск.  Выручил  его  Сашкин  ребячливый  прискок.  Денщик  снова
обогнал Ларсена и тем самым разрушил чары лестничной  спирали.  Уже  через
полминуты они снова стояли под открытым небом.


     От самогона болезненно молотило в висках,  руки  и  ноги  сами  собой
порывались делать несуразные движения. Спрашивается: отчего пьяные пляшут?
Да от того, что не умеют  ходить.  Во  всяком  случае  управление  ревущим
"Хаккелем" давалось Ларсену с трудом. А сзади, держась за ременную  петлю,
сидел Сашка, распевающий во все горло не то белорусские, не то  украинские
песни. "Хаккель" то и дело съезжал с торной  дороги  в  заснеженное  поле,
машину  начинало  швырять,  колеса  плевались  ошметками   грязи,   бешено
пробуксовывали. Один раз они уже перевернулись, дважды с  ухарским  воплем
слетал с сиденья Сашка. Ругаясь, Ларсен разворачивал мотоцикл и  не  сразу
находил  затаившегося  среди  сугробов  хохмача.  Сашку  все  это  здорово
веселило, Ларсена, впрочем, тоже, хотя он и чувствовал, что страшно устал.
Хотелось поскорее добраться до родных позиций, плюхнуться на  еловые  нары
и, закутавшись в пару  казенных  ватников,  уснуть  под  заунывный  бубнеж
Сержа...
     Первым  ИХ  заметил,  конечно,  денщик.  Иначе  и  быть   не   могло.
Расторопность в том и заключается, чтобы все увидеть,  услышать  и  успеть
чуть раньше других. Сашка забарабанил по спине лейтенанта  и  заорал  так,
что у обоих чуть было не лопнули барабанные перепонки.
     - Воздух, лейтенант! Бестии белобрюхие летят!
     От неожиданности Ларсен позволил мотоциклу вильнуть в сторону, и  они
лихо съехали в кювет.  Легонького  Сашку  зашвырнуло  в  кусты,  а  Ларсен
застонал под тяжестью заглохшего "Хаккеля".
     - Не дрейфь, лейтенант! Щас спасу...
     Подоспевший денщик помог ему выбраться из-под мотоцикла.
     - Ее-то не разбил?
     Ларсен потрогал оттопыривающуюся грудь.
     - Цела.
     - Ну и ладушки! - Сашка, сияя, показал лейтенанту  большой  палец.  -
Тогда самое время задавать драпака.
     Только сейчас Ларсен обратил глаза к небу.
     Опасность  вовсе  не  миновала.  С  дымчатой   высоты,   стремительно
вырастая,  в  степь  пикировали  сигарообразные  корабли  пришельцев.  Гул
наконец-то достиг земли, сдавил уши, заставил содрогнуться. Лейтенанту  не
впервые было ощущать такое. Он плевал на все  эти  "сигары",  сдвоенные  и
строенные башни, катамараны и тримараны из поднебесья, но дрожь ничуть  не
зависела от разума и воли. Страх, охватывающий нутро,  не  был  следствием
трусости. Таков был ИХ гул, заставляющий  цепенеть  от  ужаса,  кричать  и
прятать лицо в ладонях. Кто-то  забивался  на  дно  окопов,  кто-то  терял
сознание, многие - Ларсен это знал  не  понаслышке  -  потеряв  над  собой
контроль, бросались бежать, срывая одежду, расцарапывая себя в  кровь.  От
сведущих людей доходило, что в гуле неземных кораблей присутствуют опасные
для жизни людей гармоники. Умирать, кажется, от них не умирали, но тяжелый
этот СТРАХ навещал всякий раз, и никто  -  ни  единая  живая  душа,  не  в
состоянии был думать в такие минуты о сопротивлении...
     Как и положено, первым очнулся Сашка. Сбросив с плеча свой  протертый
до металлического блеска автомат, он полоснул  в  небо  длинной  очередью.
Действие абсолютно бесполезное с точки зрения логики, но помогающее прийти
в себя,  восстанавливающее  психическое  равновесие.  Ларсен  поправил  на
голове шапку и перекатился на спину. Смерть он предпочитал встретить лицом
к  лицу.  Но  пикирующую  эскадрилью  не  интересовали   двое   крохотных,
притаившихся на дне овражка существ, - она бомбила уже далеко впереди, где
гавкающе