днем сиденье.  И  каску  на  меня  наденешь,
спрашиваю. "А как же? - говорит. - Так полагается по правилам". Ну и сказала
я ему "ку-ку".
   А Славка пристал: давай познакомлю с мужиком. Уже немолодой, но к молодым
женщинам не ровно дышит. И не жлоб. И деньги есть. И вдовец. И все при  нем.
Черт с тобой, говорю, познакомь, но чтобы без хамства. Сам-то Славочка  тоже
под меня шары катить пробовал, он же неотразимым себя считает. Да фигушки -
   не для него росла... У Славки и план готов - я  домой,  он  в  гостиницу,
помоемся, переоденемся, он этого мужика захватит, потом заедут  за  мной,  и
втроем  в  "Избушку".  На  Московском  шоссе  загородный  ресторан   знаете?
Почистила я перья, блеск навела, а тут и Славка сигналит. Еще  светло  было,
выхожу, они  у  машины  стоят,  мужик  этот  курит.  Славка  уже  хотел  нас
знакомить, а
   у того сигарета изо рта на землю упала. Стоит он как столб и шепчет: "Это
же Мария". Оказалось, Славка  Александра  Антоновича  привез,  того  самого,
которого я
   нитроглицерином кормила. Запомнил он меня. Ну скажите: не судьба?  Я  его
тоже, конечно, узнала, но он не таким старым показался, как тогда. Костюмчик
- шик. Галстук повязан, как у дипломата. А главное - глаза мне  понравились.
Сразу видно - добрый мужик. Гульнули мы по всем правилам, но  он  ко  мне  в
гости не набивался. Визитку дал,  просил  звонить  -  хоть  домой,  хоть  на
работу. А мне тем более набиваться ни к
   чему, не собиралась я звонить. Но тут Славка началмозги пудрить: Саша  не
ест, не пьет, Саша сохнет, всем расчет дал - одна я ему снюсь. Короче, опять
встретились, потом еще, и пошло-поехало. Он  мне  стал  вроде  отца.  Своего
родного я не помню они с матерью развелись, когда мне четыре  года  было,  а
мать умерла, когда восемь. Но это только  сначала,  а  потом  все  наоборот.
Такой он был неприютный,  такой  несчастный...  Честно,  я  перед  ним  себя
старухой  чувствовала.  Нет  на  людях  он  марку  держал,  солидный  такой,
серьезный. А останемся вдвоем - раскиснет и как реб„нок. Меня он наверно,  и
вправду любил. Раз говорит: давай поженимся. Я  хохотать  стала,  но  он  не
обиделся, сказал что у него дочь такая же, даже на полгода старше А жить  он
рассчитывал не больше десяти лет. Так что все кончилось шуткой:  не  захотел
он оставлять меня молодой  вдовой.  Но  эта  идея  у  него  в  голове  долго
шевелилась. Потому и решил познакомить меня с Еленой.  И  вышла  ерунда.  ,,
Привез меня Саша к себе домой, по дороге все объяснял, что очень она у  него
строгая и капризная. Поглядели мы друг на друга: о чем говорить? У нее такое
выражение, как будто я кровь из вены брать приехала с  толстой  иглой.  А  я
вижу: тоже хороша штучка. После мы еще раза три  встречались,  а  тогда  она
сумку в руки и упорхнула. Кто я, что я - Саша ей не уточнял, и так  ясно.  А
он перед ней как побитый. А когда Саша мне квартиру показывал, вижу -  в  ее
комнате на стуле Славкины брюки серые и кожаная куртка. Спрашиваю:  он  что,
живет у вас? Говорит: бывает. Я Славку потом  прикупила,  он  обозлился:  не
болтай, кричит, она
   девушка приличная, интеллигентная. Я, значит, неприличная, потому что  не
исполнила его желаний. Но не в этом дело... Саша очень переживал, что  мы  с
Еленой не сошлись. Один раз приехал совсем  расстроенный.  Прекрасная  Елена
устроила ему из-за меня такой концерт -
   нитроглицерин не помогал. Ну отпоила я его, и он кается.  Раньше  у  него
знакомые менялись, а тут - я одна. А это уже  опасно  для  дома.  Я  говорю:
пусть она не беспокоится, ничего мне  не  нужно.  Он  мне  деньги  на  вещи,
конечно, давал, приоделась. Но - хотите верьте, хотите не  верьте  -  не  за
   тряпки он мне нравился... Не могла я его вот так взять и бросить... Зимой
что-то с Сашей случилось. Придет хмурый, слова не вытянешь, И сразу водку на
стол. А напьется - смотреть противно. Анекдоты какие-то дурацкие,
   и сам над ними хихикает. Или начнет про  своих  знакомых  рассказывать  -
этот благородный, этот хам, тот ни рыба ни мясо, А  мне  неинтересно,  я  их
никого не
   знаю. Тем более Саша людей не по именам называл. Он любил разные прозвища
давать. Славку, например, он  звал  "Отдел  кадров".  Был  у  него  какой-то
Клешня. Саша при мне никогда матом не ругался, а тут вспомнил этого Клешню -
и хоть уши затыкай. Успокаивать стала, а он голову в подушку - и навзрыд.  А
потом расхныкался: держит его этот Клешня за горло, что-то надо делать.  Или
с горла долой, или задушит Клешня, А утром говорит: "Я вчера
   чушь городил, не обращай внимания". В другой раз законтачится на Клешне -
и давай самого себя ругать. Клешня вроде уж и не  враг,  а  так  знает,  что
делает, и силой его не тащил. Куда тащил?
   Зачем тащил? Ничего  не  разберешь.  Называет  себя  последним  подонком,
таких, говорит, стрелять надо, и вообще - жизнь идет под откос. Я  заметила:
это на него находило, когда в кармане негусто. Через недельку заявится - кум
королю, и Клешню не поминает, и себя не ругает. Но все-таки странный он стал
зимой. Шли мы вечером из кино, он трезвый был,  но  знал:  бабуся  нам  ужин
приготовила  и  в  магазин  сходила,  так  что  теплая  беседа   обеспечена,
торопиться некуда. Между прочим, бабуся его уважала, только все  уговаривала
пить поменьше, а лучше - совсем бросить. Ну идем мы, толкуем, и он ни с того
ни с сего брякает: а вот посадят меня в тюрьму  -  передачи  носить  будешь?
Буду, говорю. Тыквенные семечки. А сама чую:
   не шутит он. И ничего не пойму.  Не  вор,  не  жулик,  занимает  солидную
должность -и про тюрьму толкует. Дура я, конечно, только сейчас дошло,  что
на его гулянки никакой зарплаты ему бы  не  хватило,  а  тогда  и  мысли  не
было... К весне он опять переменился, вроде другую шкурку надел. Все молчит,
молчит. И трезвый молчит, и выпьет - тоже. Прямо  на  нервы  действует.  Мне
Славка даже сказал один раз: "Ты  бы  его  расшевелила".  Послала  я  Славку
подальше, чтобы не совался, после Саше  рассказала,  а  он  говорит:  Славка
обижается, потому что
   Саша разжаловал его из "Отдела кадров", а я должна относиться к Славке  с
почтением и уважением, потому как именно он нас познакомил,  вечная  ему  за
это благодарность. Потому он больше и не "Отдел кадров", то есть -  при  мне
они ни 0 каких делах не разговаривали. Так,  травили  что  придется.  Славка
больше слушать любит лишнего никогда не сболтнет, а Саша если заведется - не
остановишь. В мае, на праздники, мы у Саши на квартире собрались.  Елены  не
было - в Москву на своей машине укатила вместе со Славкой. Саша планы строил
в июле мы едем на юг, даем гастроли по маршруту Одесса -  Батуми.  А  потом,
говорит, будем решать очень важный вопрос. Какой вопрос  -  я  не  уточняла.
Мало чего он в таком состоянии плел.. А теперь вот его нет...

   ДОПРОС РУМЕРОВА

  - Вы сказали, что заплатили Перфильеву за машину шестьсот рублей и передали деньги через Короткова. Подтверждаете эти свои показания?
  - Да, полностью подтверждаю.
  - Расскажите подробнее, что вас к этому побудило и при каких обстоятельствах это произошло.
  - Понимаете, я дружу с Володей, с Максимовым. У меня имелся "Жигуленок", но уже старый, первого выпуска. Хотелось новый. А Володя имел "Москвича", и он без очереди заимел "Жигуленка" последней модели. Вы же понимаете, я спросил: как удалось? У друга от друга нет секретов. Володя познакомил меня со Славой. Слава сказал: шестьсот рублей - и машина ваша. Володя объяснил мне, что это идет через Перфильева.
  - Лично Перфильева вы до этого знали?
  - Вы же понимаете, его все знали, но лично знаком я раньше не был.
  - Когда познакомились?
  - На Первое мая. Вернее, Слава познакомил нас еще в апреле, а на праздники Александр Антонович пригласил заглянуть, отметить, так сказать...
  - О деньгах у вас с Перфильевым разговора не было?
  - Что вы! Никогда!
  - Но он знал, что устроил вам покупку вне очереди?
  - Думаю, догадывался.
  - А вам было известно, что Перфильев получил не шестьсот, а четыреста?
  - Я догадывался. Но не знал точно, какую сумму Слава оставляет себе.
  - Вам известно об ответственности за дачу взятки?
  - Если я скажу - неизвестно, вы же не поверите... Но я очень вас прошу, учтите мое положение... У меня маленький ребенок... Я могу отдать эту проклятую ма-шину...
  - Единственное, что в вашу пользу, - чистосердечное признание. И помощь дознанию. Это будет учтено судом. Можете идти.

   ДОПРОС МАКСИМОВА

  - Давно вы знакомы с Коротковым?
  - Дай бог память... Может, года два с половиной.
  - При каких обстоятельствах познакомились?
  - Он сам пришел.
  - Куда пришел?
  - А ко мне в кинотеатр.
  - Как зритель, что ли?
  - Зачем? Насчет работы. Он же художник.
  - Афиши рисовать?
  - Точно.
  - И вы дали ему работу?
  - У меня художник был, но он тогда как раз болел. Дело Славке нашлось.
  - Он разве без дела ходил?
  - Зачем? У него по договору солидная работа. У меня он просто подхалтуривал.
  - Расскажите, как все это организовалось с приобретением машины.
  - Ну как? Я в очереди на "Жигуленка" записан был, да очередь - она, сами знаете, не так быстро двигается. Славка знал - я машину хочу, ну и помог. Он
   парень оборотистый. - Вы что же, попросили его помочь? -  Не  помню,  как
получилось, может, и попросил. - Постарайтесь вспомнить. Это имеет некоторое
значение. И для вас тоже. - Понимаю... Я на него лишнего валить не буду,  но
он мне в общем намекал. - На что? - Ну что у него есть  возможность  достать
автомобиль без очереди. - И подразумевалось, что нужно кому-то дать на лапу?
- Мы же не маленькие... - А кому - Коротков не говорил? - Это  я  потом  уже
узнал про Александра  Антоновича.  Когда  лично  познакомились.  -  Коротков
сказал? - Зачем? Он не такой дурной. Виль догадался. -  Румеров?  -  Да.  Мы
тогда у него вечерок для Славки устроили, а он Александра Антоновича привел.
Ну у Виля голова не кочан, он быстро вычислил. - Это было до того, как  Виль
тоже приобрел автомобиль, или после? - После. - Виля с Коротковым вы  свели?
- Что значит - свел? Мы друзья. И со Славкой  стали  друзья...  Чего  ж  тут
сводить? - А кроме Виля, вы Короткову никого  не  рекомендовали?  -  Нет.  -
Хорошо, Максимов, скажите, вы дочь Александра  Антоновича  знаете?  -  Лену?
Конечно. Мы с Вилем у них дома бывали. - Простите за  нескромный  вопрос:  в
каких она отношениях с Коротковым? - В  хороших.  -  Ну  а  точнее?  -  Они,
кажется,  собирались  пожениться.  -  И  раздумали?  -  По-моему,  Александр
Антонович не одобрял. - Из чего вы это  заключили?  -  Антоныч  цену  Славке
знал. - Странный вы человек, Максимов. Вы же цену  тоже  знали,  а  все-таки
дружили и сами пользовались. - Я один раз попользовался, а до остального мне
дела нет. - Вы когда-нибудь Уголовный кодекс читали? - Не приходилось.  -  И
Виль вас не просвещал? - Чего ему просвещать? Мы с ним одинаковые.  -  Очень
жаль... А кого Перфильев звал Клешней?  Максимов  нахмурил  брови.  -  Какая
клешня? Первый раз слышу, Он не играл, не притворялся. - Ладно, Максимов, вы
свободны.

   Глава V

   АВТОМОБИЛЬНАЯ АВАРИЯ

  Двадцатисемилетнему человеку, который за пять лет службы видел семнадцать трупов и который ежедневно общается с себе подобными людьми, общающимися, в свою очередь, - опять-таки по роду службы - исключительно с преступным миром, - такому человеку очень трудно сохранить изначальную веру во всеобщую чистоту человечества. Об очерствении и бесчувственности сыщиков Синельников читал и слышал, но когда искал среди старших примеры подобных очерствении почему-то не находил их. Скажем, кто-кто, а его начальник, Андрей-Сергеевич, сорок лет работающий в розыске, смог бы явить в этом смысле отличный образец. Между прочим, его немцы расстреливали, он два раза бежал из плена, у него сволочи полицаи убили жену и сына, и, когда он был в партизанах, посчастливилось ему, на свое горе, поймать полицая, который насиловал его жену перед тем, как скинуть ее в ров. Но даже того грязного полицая, за которого никто бы и слова не сказал, Андрей Сергеевич своей рукой, своей волей не казнил - отдали его под трибунал.,.
  Дружба по профессии - это хорошо, и Синельников дружил со старшим инспектором угрозыска Малининым. Но какой-то здоровый инстинкт (впрочем, нездоровых
   инстинктов не бывает) устроил так, что у  Синельникова  образовалось  два
близких друга, не имеющих отношения ни к дознанию,  ни  к  следствию,  ни  к
суду. Один
   работал тренером по плаванию в спортобществе "Динамо" и был ему ровесник,
другой, на тринадцать лет старше, сосед по лестничной клетке, отец  шустрого
конопатого второклашки и забавной трехлетней  девочки  с  белыми  косичками,
которая называла  Синельникова  дядей  Лесей,  работал  на  металлургическом
комбинате
   начальником мартеновского цеха. И главное, жила в городе девушка, которую
Синельников, кажется, всерьез  любил  -  во  всяком  случае,  он  готов  был
жениться на
   ней хоть завтра, но возражали ее родители, и не потому,  что  Синельников
обитал в коммунальной квартире, занимая  комнату  в  шестнадцать  квадратных
метров, и не
   по каким-нибудь иным причинам, а лишь потому, что они постановили так: их
дочь выйдет замуж после окончания института. Она перешла  на  пятый  курс  -
значит,
   ждать (поскольку она была тоже за) оставалось какой-нибудь год.  Здоровый
инстинкт повелевал ему ежедневно общаться с людьми иной  профессии  и  не  в
рабочей обстановке, ион был рад, что у него есть друзья,  не  говоря  уже  о
невесте. Порою у него возникало ощущение, что  он  все  время  идет  по  тем
тайным тропам, по которым ходят  разоблачаемые  угрозыском  преступники.  Он
знал, что в
   любом государстве существуют преступные элементы  -  другое  дело,  какой
процент они составляют и каков характер типичных преступлений. Он  сознавал,
что ему
   не  грозит   опасность   стать   человеконенавистником   в   силу   своей
специфической профессии, ибо тот процент, против которого он  поставил  себя
на службу, ничтожно мал. И все-таки...  Все-таки  он  никак  не  мог  забыть
нечаянно подслушанный однажды разговор.  Это  было  в  апреле.  Он  шагал  в
обеденный перерыв мимо кинотеатра, из которого
   высыпал целый рой маленьких  школьников  -  кончился  сеанс.  Среди  этой
низкорослой, пестрой, шумливой толпы возвышались, как маяки, три или  четыре
женские фигуры -  должно  быть,  учительницы.  Две  девочки,  обе  с  широко
раскрытыми глазами, остановились у тротуара, и Синельников услышал, как одна
сказала другой: "А я
   не верю, что Наташке не страшно было". Другая сказала: "Чего не страшно?"
- "Ну, когда он его сжигал, она говорит - не страшно".  -  "Врет  она,  всем
было
   страшно..." Кто кого там сжигал, для  Синельникова  осталось  неясно,  но
зачем же водить детей на такие фильмы? С тех пор всякий раз, когда он  думал
о циническом воздействии одних людей на других, он  вспоминал  этот  детский
разговор и, к стыду своему, по какой-то нелепой аналогии  сравнивал  себя  с
Наташкой, которая из
   голой бравады врала, что ей не страшно... Конечно, он ни за что на  свете
никому бы не признался в таких сопоставлениях. Но от себя-то  самого  никуда
не денешься, и ему приходилось успокаиваться
   лишь тем, что с возрастом и с опытом  все  эти  рефлексии  исчезнут...  В
последнюю неделю Синельников ни с кем, кроме как на работе,  не  встречался,
однако тоски по друзьям не испытывал - не было для нее ни места, ни времени,
   потому что дело  закручивалось  очень  серьезно.  К  нему  подключился  и
следователь.
   Инспектор  ОБХСС  Ковалев,  вместе  с   ревизором-бухгалтером   изучавший
деятельность  покойного  Перфильева  на   ниве   распределения   фондируемых
материалов, пришел к Синельникову в четверг утром. Он положил на стол  перед
собою отпечатанную на  машинке  копию  реестра  из  блокнота  Перфильева,  и
Синельников обратил внимание,  что  строчки,  обозначающие  колхоз  "Золотая
балка" и, по-видимому, садовый кооператив, отмечены карандашными  галочками.
Закурив сигарету, Ковалев спросил: - Как считаешь, чем крышу лучше  крыть  -
черепицей или железом? - Затрудняюсь. Но одно могу сказать совершенно  точно
- соломой хуже. - Правильно. - Ковалев постучал пальцем по  реестру.  -  Они
тоже так считают. - Что-нибудь раскопал? Ковалев достал из кармана  записную
книжку в клеенчатой обложке, полистал ее. - Грубо  твой  Перфильев  работал.
Вот, например, колхозу "Золотая балка" по разнарядке  полагалось  пять  тонн
кровельного железа, а выдано согласно накладной - шесть. - А получил  колхоз
все же пять? - Правильно. - За что же взятки? - Слушай дальше. По разнарядке
ему выделили двадцать пять  кубометров  пиломатериалов,  а  по  накладной  -
тридцать. Считать умеешь? - А получил двадцать пять? - Нет, двадцать восемь.
- Понятно. - Сколько три кубометра стоят, знаешь? - Не покупал. - По госцене
- ерунда, а если налево - будь здоров Не жалко и взятку.  Вот,  например,  у
Перфильева записано девятьсот рублей, а толкач говорит: он две
   тысячи девятьсот  дал.  -  Куда  же  разница  ушла?  -  Наверно,  кому-то
покрупнее. - Популярно. -  Это  мы  с  ревизором  только  по  двум  позициям
прошлись, а там, кроме пиломатериалов и кровельного железа, еще  много  чего
есть. - С председателем колхоза говорил? - Председатель ничего  не  знал.  У
него других забот хватает. Там жук-толкач есть. Его я  допрашивал.  -  Ну  и
что? - Бьет себя в грудь  и  размазывает  по  щекам  скупую  мужскую  слезу.
Говорит, бес попутал. - А как зовут беса? Случаем,  не  Владислав  Коротков?
Ковалев слегка удивился. - Правильно. А ты откуда знаешь?  Почему  сразу  не
сказал? - Да у меня  одни  догадки,  а  теперь,  видишь,  сошлось.  Так  еще
лучше... А толкач  что  же,  Перфильеву  из  лапы  в  лапу  давал?  -  Через
Короткова.  Синельников  показал  на  реестр.  -  Ты,  кажется,  и   садовый
кооператив навещал? - Да. У них оборот, сам понимаешь, помельче, но два раза
и их нагрели. Или облагодетельствовали. - Кто нагрел? Перфильев? - Коротков,
конечно. К Перфильеву у кооперативников хода нет. -  Какой  план?  -  Слушай
дальше, я еще не все вытряхнул. Тут как из мохнатого одеяла. Вчера на выезде
с центральной базы по  моей  просьбе  задержали  грузовик  с  прицепом,  вез
кровельное  железо.  Груз  перевесили  -  три  тонны  сверх   накладной.   Я
организовал учет по железу -  оказалось  восемнадцать  тонн  излишков.  -  А
директор базы что же? - Сейчас ревизоры общий учет производят. Он  при  них.
Но не суетится. - Ты с ним не беседовал? - Рано еще. Между прочим, он у  нас
давно на примете. Дважды делали ревизию, но тогда  было  все  в  порядке.  -
Знать бы, какие у них  отношения  были...  -  С  Перфильевым?  -  насмешливо
спросил Ковалев. - Думаю, довольно теплые, - Почему? - Перфильев  без  этого
Казалинского фигу с маслом  имел  бы.  Дома  восемнадцать  тонн  кровельного
железа не спрячешь. Тут все в одной  завязке.  -  Перфильев  работал  грубо,
Казалинский - тонко. Коротков - посредник. Так?  -  А  еще  как  же?  Только
никакой  тонкости  нет,  ребенок  придумал  бы.   Тут   наглость,   звериная
ненасытность. Синельников тоже закурил,  взял  у  Ковалева  отпечатанный  на
машинке реестр. -  Не  оскорбляй  зверей.  А  у  Перфильева  еще  автомобили
имелись. Мог бы обойтись и без Казалинского.  -  Ну-ка,  ну-ка,  -  оживился
Ковалев, доставая авторучку. - Не надо, - сказал Синельников. - У тебя и так
хватает. Оставь на потом. -  Ну  ладно,  дорогой  Алеша.  -  Ковалев  примял
сигарету в пепельнице, встал. - Это все от утопленника у тебя пошло? -  Угу.
Какой же план? - спросил Синельников. - Буду разрабатывать Казалинского. А у
тебя? - Мне что же? Надо передавать Короткова целиком и полностью следствию.
- Пока наполовину, - возразил Ковалев. - Да,  извини.  Но  мне  хочется  еще
кое-что уточнить. А Короткова надо брать.. - Видишь,  сколько  чести  одному
мазурику - его персоной занимаются и розыск, и ОБХСС, и следствие.  Зазвонил