ь говорил с женой недолго, сказал, что задерживается на работе. Когда  он
положил трубку, Синельников обратился к мужчинам: -  Вы  все  трое  были  за
рулем? Он мог бы и не задавать этого вопроса. Все трое сказали "да". - И там
довольно крепко выпили? Мужчины  пожали  плечами.  Синельников  позвонил  по
внутреннему телефону. - Павел Петрович, это Синельников. Надо тут  проверить
на алкоголь... Да, у меня в  кабинете...  Что?  А,  трое...  Да  нет,  самую
простую, остальное необязательно. Виль просительно приложил руку к груди:  -
Простите, не знаю имени-отчества... Но нельзя ли без  этого?  Мы  вас  очень
просим... Мы же не нарушали. Мы же сами к  вам  приехали...  Если  б  все  в
порядке, никто бы нас не задержал, уверяю вас... Я лично езжу десять лет,  и
ни одного замечания... - Вы не беспокойтесь,  -  с  легкой  усмешкой  сказал
Синельников. - Я это не для ГАИ. Порядок требует. Потом Синельников связался
со справочным бюро и попросил справку о Перфильеве Александре  Антоновиче  -
обычные данные, какие содержатся в бюро о всех обычных гражданах: адрес, год
и место рождения. Место  работы  и  должность  он  уже  знал  из  служебного
удостоверения. Что входило в круг его обязанностей,  надо  завтра  выяснить.
Фамилия Перфильев показалась Синельникову знакомой, но он не  мог  вспомнить
откуда.  Павел  Петрович,  судебно-медицинский  эксперт,  пришел  со   своим
приборчиком, мужчины подышали в него,  и  выяснилось,  что  двое  -  Виль  и
рыжеватый, которого звали Володя, - принимали алкоголь, а  третий,  красавец
Слава, не брал в рот ни капли спиртного. Синельникова это несколько удивило,
но он постарался не показать вида, только  пошутил,  обратившись  к  Вилю  и
Володе: - У вас есть прекрасный пример для подражания.
   Оба через силу улыбнулись, а Слава объяснил серезно: - Я тоже  не  прочь,
но мне к утру надо быть в Москве, а  это  путь  неблизкий.  -  Вы  разве  не
здешний? - Можно считать - наполовину. - Слава хотел добавить еще что-то, но
Синельников остановил его: -  Ну  это  потом.  Займемся  формальностями,  не
ночевать же нам здесь. Вас, товарищи мужчины, попрошу посидеть  в  коридоре.
Мужчины вышли, а Синельников встал из-за стола и, сев на стул у стены  рядом
с девушкой, спросил: - Вас как зовут? - Свои - Манюня. - А  не  свои?  -  По
паспорту - Мария Федоровна Лунькова. Она отвечала неохотно, но  без  всякого
намека на  неприязнь.  Перед  Синельниковым  был  безмерно  уставший,  будто
изверившийся во всем на свете человек, и  это  никак  не  вязалось  с  яркой
голубизной глаз и тугими выпуклыми губами. - Вам  сколько  лет?  -  Двадцать
один, - уже с некоторым вызовом сказала она,  открыла  лежавшую  на  коленях
сумочку, вынула пачку зеленых пятидесятирублевок и протянула

 Синельникову. - Возьмите. Мне не надо.
  - Чьи? - Принимая деньги, он не смог скрыть, что это для него неожиданно. И мимолетно обратил внимание на ее пальцы: ногти совсем короткие, словно она их обгрызала, и вместо маникюра какой-то странно-неровный коричневатый налет. Это не соответствовало, так сказать, общему облику.
  - Александра Антоновича Перфильева.
  - Он сам их вам дал?

  - Славка дал.
  - Кто это - Славка?
   Она кивнула на дверь. - Этот самый,  молодой,  красивый.  Они  в  пиджаке
лежали. И еще, гад, шуточки шутил: купнула я Сашу. Синельников на  мгновение
испытал давно знакомое ощущение, чем-то схожее с чувством человека,  который
идет по тропинке в незнакомом лесу, упирается в развилку, не знает, по какой
тропе идти  дальше,  чтобы  выбраться  к  жилью,  и  вдруг  видит  шагающего
навстречу путника. - Уточним. Этот Славка взял их из  пиджака  Перфильева  и
отдал вам? - Да. - Он знал, что там были деньги? -  Конечно,  знал.  Они  же
дружки. Он думает, меня за  червонец  купить  можно,  сам  говорил,  а  я...
Синельников развернул пачку, как карты, веером. Штук  двадцать,  не  меньше.
Тысяча рублей... - Постойте, Мария. - Сейчас  Синельникову  соображать  надо
было очень быстро. - А  в  чем  они  лежали?  Где  бумажник?  -  Саша-папаша
бумажников не носил. Просто в блокноте.  Синельников  подошел  к  маленькому
столику, положил на него деньги и начал проверять карманы  пиджака,  но  они
были пусты. - Блокнот ищете? - спросила Манюня. - Он у  Славки.  -  Как  его
фамилия? - на ходу, по пути к двери, спросил он. - Коротков, если  не  врет.
Синельников машинально взглянул на  часы.  Он  говорил  с  Марией,  проводив
мужчин в коридор, не более трех минут.  За  стены  управления  они  уйти  не
могут. Но три минуты - достаточный срок, если кто-нибудь захочет  уничтожить
кое-что, особенно если это кое-что - простая бумажка. Нескладно  получилось,
но он не маг и не

   волшебник, всего предугадать нельзя, а обращаться  с  заявителями  как  с
арестованными он не имел права. Открывая дверь, Синельников уже был  уверен,
что дело тут нечисто. - Коротков, войдите, - позвал он. Тот был спокоен,  но
лицо его выражало некую настороженность.
   Синельников, прикрыв за ним  дверь,  сказал  самым  будничным  тоном,  не
придавая своим словам никакого особого значения: - У  Перфильева  в  пиджаке
был блокнот. Дайте мне его, пожалуйста. Пока Слава, задумавшись, доставал из
кармана своих плотно обтянутых брюк блокнот в зеленом сафьяновом  переплете,
Синельников все же успел приметить, что он этого не ожидал. - Садитесь пока,
Коротков. Я отпущу ваших товарищей, а потом мы. с вами поговорим. - А мне? -
подала голос Манюня. - Вас дома ждут? - Дома  бабушка  одна.  Она  привыкла.
Могу хоть до утра. - Тогда посидите. Слава Коротков сел в противоположном от
Манюни углу и смотрел на  нее  не  мигая.  Она  повернулась  к  нему  боком.
Синельников знал, что на сегодня - и  даже  хоть  до  утра,  как  выразилась
Манюня, ему хватит и того узелка, который Манюня дала ему в руки. Поэтому он
позвал Виля и Володю и записал только самые необходимые сведения.  Вильгельм
Михайлович Румеров - главный инженер  автобазы  ј  2.  1942  года  рождения.
Женат, двое детей. Адрес такой-то, телефоны - домашний и рабочий - такие-то.
Владимир Иванович Максимов - директор кинотеатра "Луч". 1945 года  рождения.
Женат, есть сын десяти лет (как он объяснил, жена  и  сын  в  данный  момент
отдыхают на Южном берегу Крыма). Адрес, телефоны... Синельников  позвонил  в
проходную, попросил постового пропустить товарищей Румерова и  Максимова,  а
им сказал, что вызовет их для беседы в ближайшие дни. Оба покинули кабинет с
величайшей благодарностью к товарищу инспектору. Она была настолько  велика,
что ни тот, ни другой не сказали "до свидания" ни Манюне, ни  Славе.  Прежде
чем начать разговор с оставшимися, Синельников позвонил дежурному по  городу
и попросил: - Если поступит заявление  от  родных  Перфильева,  не  сообщать
пока, что он, возможно, утонул. Утро вечера мудренее. Манюня  сказала  тихо,
когда Синельников положил трубку: - Да некому там заявлять. - Почему же так?
А жена? - Она еще в семьдесят девятом умерла. - И больше  никого  нет?  -  У
него только дочка, мне ровесница. А он у меня по две ночи ночевал.  Чего  ей
за шнур хвататься? Синельников понял, что на языке Манюни это озна

   чало хвататься за телефон. Положительно, она  в  своей  откровенности  не
знала предела. Полистав блокнот и убедившись, что среди его  страниц,  густо
заполненных адресами и  телефонами,  нет  ни  одной  вырванной,  Синельников
сказал: - Это не допрос,- но все же... - Он помолчал, подыскивая  подходящую
формулировку.  -  В  общем,  я  кое  о  чем  вас  спрошу,   и   мы   кое-что
запротоколируем. Он положил перед собой  несколько  синеватых  разлинованных
листов, взял ручку и заговорил казенным языком: - Товарищ  Коротков,  почему
деньги, лежавшие в кармане пиджака, принадлежавшего  Перфильеву,  вы  отдали
Луньковой? Твердым голосом тот ответил: - Ничего я ей не отдавал. Она сама и
пиджак взяла, он на заднем сиденье валялся, сама и деньги взяла.  -  Что  ты
врешь! - приподнявшись со стула, крикнула Манюня. - Спокойно, - остановил ее
Синельников.- Хорошо, Коротков.  В  таком  случае  зачем  вы  взяли  блокнот
Перфильева? Он ответил, как бы злясь на самого себя: - Не знаю. Просто  так,
сунул в карман, и все.  Механически.  Тут  позвонили  из  справочного  бюро.
Синельников записал: Перфильев Александр Антонович,  1931  года,  родился  в
Смоленской области, проживает на  улице  Белинского,  дом  6,  квартира  28,
телефон 3-49-49. - Между прочим, вам сколько лет? -  обратился  он,  отложив
ручку, к Короткову. -  Двадцать  девять.  -  Давно  дружите  с  Перфильевым?
Немного подумав, Слава ответил: - Года два. Может, чуть больше. - Перфильеву
пятьдесят один. Что вас связывало? Слава усмехнулся. - Мало ли. - И,  кивнув
на Манюню, добавил: - Хотя бы вот она. Синельников посмотрел на часы -  было
без пятнадцати одиннадцать. Он быстро вписал в лист протокола свои вопросы и
полученные от Коротков а ответы и попросил Короткова прочесть и  расписаться
в том, что все записано правильно. Тот охотно это сделал.  -  А  сейчас  вот
что, - сказал Синельников. - Вы, Лунькова, где живете? - Да  тут  рядом,  на
Ямковской. - А вы? - обернулся он к Короткову. -  В  гостинице  "Юность".  -
Кстати, я у вас  документы  не  спрашивал.  Паспорт  можете  показать?  -  У
администратора он, в "Юности". - Тогда  сделаем  так.  Сегодня  уже  поздно,
спать пора. Попрошу вас обоих быть у меня утром в девять. Пропуск я  закажу.
А сейчас подъедем к гостинице, я там  живу  рядышком.  Если  не  возражаете,
конечно... Слава не возражал. Они вышли из управления.  Светлый  "Жигуленок"
Славы стоял на улице против проходной. Манюня попрощалась и быстро  зашагала
по пустынному тротуару, четко стуча своими высокими  тонкими  каблуками.  По
пути к гостинице Синельников договорился с Коротковым, что  тот  попросит  у
администратора свой паспорт на минутку, - мол, придрался инспектор  ГАИ,-  а
он, Синельников, подождет его в  машине.  Не  надо  чтобы  у  администратора
возникали по отношению к жильцу гостиницы всякие посторонние  мысли.  Так  и
сделали. Паспорт Короткова Владислава  Николаевича,  прописанный  в  Москве,
оказался, насколько мог судить  Синельников,  без  всяких  подделок.  Но  он
крепко держал в уме слова и тон Манюни Луньковой,  когда  она  на  вопрос  о
фамилии Короткова прибавила: "если не врет", и вскользь  упомянутую  шуточку
Короткова насчет того, что Манюня "купнула" Перфильева. Он  записал  себе  в
книжку номер паспорта, когда и каким отделением  милиции  выдан  и  домашний
адрес. А уходя, запомнил московский номер белого "Жигуленка". Расставшись  с
Коротковым, он на автобусе проехал две остановки до управления и отправил по
телетайпу запрос в Москву, в дежурную часть на Петровку, 38: проживает ли по
данному адресу Коротков  Владислав  Николаевич  и  соответствуют  ли  истине
сообщаемые сведения о паспорте, а также кому  принадлежит  автомобиль  марки
ВАЗ-2106 белого цвета, с номерным знаком таким-то и где он  зарегистрирован.
Просьба дать ответ к девяти часам утра. Потом через  дежурного  связался  по
рации  с  экипажем  патрульной  машины,  которая   занимала   квадрат,   где
располагается  гостиница  "Юность",  и   попросил   присмотреть   за   белым
"Жигуленком" с московским номером...

   Глава III



   ТЯЖКИЙ ДЕНЬ



  Рано утром водолазы - их было двое - нашли труп

 мужчины метрах в полуторастах от впадения реки Маленькой в Большую. Он зацепился плавками за сучок затопленной коряги, запутался в ее мощном корневище, и потому его не унесло течением в Большую. Иначе водолазы так легко утопленника не обнаружили бы. Окончив свое невеселое дело, водолазы отбуксировали труп на катер, ожидавший их в устье Маленькой.
  Как раз в это время Синельников приехал в управление и, не заходя к себе, поднялся в дежурную часть. Его ждали два сообщения. По телетайпу из Москвы пришла телеграмма: Коротков Владислав Николаевич 1953 года рождения действительно проживает по указанному адресу, сведения о паспорте верны, машина марки ВАЗ-2106 с указанным номерным знаком принадлежит ему и зарегистрирована в ГАИ Фрунзенского района. Все было правильно, Коротков не врал. Работает фотографом в системе бытового обслуживания в фотоартели.
  Дежурный же дал Синельникову листок с записью сообщения, переданного ночью по рации экипажем патрульной машины. В нем было всего несколько строк: "В 0.30 белые "Жигули" направились на улицу Белинского, остановились у дома ј 6. Водитель вошел в дом и находился там пятнадцать минут. Затем вернулся к гостинице "Юность".

  Улица Белинского, 6 - это был адрес Александра Антоновича Перфильева. Маня Лунькова сказала, что у него есть дочь, ее ровесница... Понятно, что Коротков ездил ночью к ней. Но зачем? Тоже понятно - чтобы сказать о несчастье с отцом. Но почему не позвонил, а поехал? Такие безрадостные, горькие вещи людям всегда
   легче  сообщать  именно  по  телефону.  Во  всяком   случае,   телефонным
разговором легче подготовить человека к страшной для него вести... Рассуждая
так, Синельников медленно шел  путаным  коридором  управления,  спускался  с
этажа на этаж боковыми лестницами, где не было лифтов. А когда  добрался  до
своего кабинета, у него созрело решение  немедленно  проверить  одну  неясно
мелькнувшую неприятную догадку. Но для этого ему необходимо точно знать, что
Перфильев утонул. Едва вошел в кабинет, зазвонил  телефон.  -  Алексей,  для
тебя есть новости, - услышал он голос дежурного. -  В  Маленькой  обнаружили
утопленника, мужчина лет под шестьдесят. - В чем одет, тебе сказали?  -  Все
записано. На трупе только плавки.  Черные  в  голубую  полоску.  -  Спасибо.
Положив трубку, Синельников достал из сейфа папку, вынул листок с адресом  и
телефоном Перфильева  и  набрал  номер  3-49-49:  теперь  он  мог  проверить
неприятную догадку. Ему ответил не  очень  приветливый,  но  чисто  и  нежно
звучавший девичий голос. - Это квартира Перфильева? - спросил Синельников. -
Да. Кто говорит?

  - Инспектор угрозыска Синельников. Вы дочь Перфильева?
  - Да, - с ноткой удивления подтвердила она.
  - Простите, не знаю имени...

  - Елена. А что случилось?
  В глубине души Синельников желал, чтобы его догадка оказалась пустым вымыслом, но, увы, она, кажется, начинала подтверждаться.
  - У вас дома все в порядке?
  - В каком смысле? - уже с настороженностью
   уточнила она. - Ну, например, с отцом. - Он сегодня не  ночевал,  но  тут
ничего особенного. Бывало и раньше. Так, значит,  Мария  Лунькова  правильно
разобралась в ситуации, когда говорила, что дочь может и не беспокоиться  по
поводу долгого отсутствия отца.

  - Вы чем занимаетесь, Елена Александровна?
  - Вообще? Или в данную минуту?
  - Вообще, конечно.
  - Но что с отцом? - сердито спросила она. - Вы делаете какие-то странные намеки...
  - Вам лучше приехать ко мне в управление. Если вы должны быть на работе, это неважно, я дам вам справку.
  - Я студентка, окончила четвертый курс технологического, - раздраженной скороговоркой объяснила она. - Наш стройотряд в следующий четверг едет на БАМ.
  - Нужно поговорить. Жду вас в управлении внутренних дел. Знаете, где мы находимся?
  - Разумеется. Это совсем недалеко от нас.
  - Моя комната двести восемнадцать, на втором этаже. Я скажу, чтобы вас пропустили. Только не забудьте взять паспорт.

  - Когда я должна быть?
  - Чем скорее, тем лучше. Приезжайте прямо сейчас.
  - Хорошо...
  Было над чем подумать после этого разговора. Одно из двух: или Коротков не сказал Елене Перфильевой о гибели отца, или сказал. Если не сказал, то для его ночной поездки имелись какие-то иные важные причины. И вообще при этом варианте возникали, как выражался Синельников, вопросы с длинными шлейфами. Что же за тип этот красавчик Слава, если может, зная о несчастье с отцом, приехать на пятнадцатиминутное
 экстренное свидание с его дочерью и ни словом не обмолвиться о случившемся? Если же он все-таки сказал, тогда только что происшедший разговор с Еленой Перфильевой не укладывался у Синельникова в голове. Как может дочь, осведомленная о трагедии с отцом, столь хладнокровно разыгрывать неведение? Синельникову этот вариант представлялся чудовищным. Он отказывался от мысли, что девушка в двадцать один год способна на столь кощунственный цинизм. Но профессионально он не имел права не допускать такого варианта...
  Чтобы не терять времени в ожидании своих посетителей, он взял чистый лист бумаги и шариковую ручку и, немного поразмыслив, начал писать. Нужно было поставить перед судебно-медицинской экспертизой несколько вопросов. Первый - самый обычный: что явилось непосредственной причиной смерти? Второй: каково было состояние жизненно важных органов - сердца и головного мозга - в момент, предшествовавший смерти? Третий: каково количество посторонней жидкости в

   легких утонувшего? Четвертый: каково содержание алкоголя в  организме?  И
наконец, пятый, выглядевший несколько необычно: учитывая состояние сердца  и
головного мозга, способен ли был  утонувший  в  период  последнего  времени,
непосредственно   предшествовавшего   смерти,   двигаться    самостоятельно?
Синельников  пока  не  решил  признаться  самому  себе,  что   в   уме   его
вырисовывается версия, вся правота или неправота которой определится ответом
на третий и пятый вопросы. Тяжко начинается денек, подумалось  Синельникову,
тяжким он и будет. Елена Перфильева пришла без десяти девять. Она была такая
же высокая и яркая, как и Мария Лунькова, чем-то на нее похожа,  но  заметно
интеллигентнее. Серые глаза ее глядели прямо и строго.  -  Что  с  отцом?  -
спросила она от порога, едва прикрыв дверь. -  Вы  садитесь.  -  Синельников
пододвинул ей стул, она села. Он, стоя сзади  и  держась  за  спинку  стула,
сказал тихо: - Отец ваш утонул. Она резко обернулась к нему,  и  он  увидел,
как побелело ее нежно-розовое лицо. -  Что?!  Не  может  быть!  -  дрожащими
губами произнесла она, и это было похоже на то, когда люди  в  ужасе  кричат
шепотом. - Сожалею, но это так. При каких обстоятельствах, я еще не могу вам
точно сказать... - Но  где  он?  Где  его...  его  тело?  Его  же  нашли?  -
Безусловно. И вам предстоит опознать труп отца. У вас в городе родные  есть?
Она не плакала, но по всему  ее  виду  Синельников  чувствовал,  что  с  нею
происходит нечто такое, чего не выплачешь никакими слезами. Она, видимо,  не
расслышала его последних слов, и он повторил:

  - Есть у вас в городе родные?
  - Тетка, - ответила она, - сестра отца.
  - Она работает?
  - Да.
  - Где?
  - На текстильном комбинате.
  - А фамилия?
  - Степанова. Евдокия Антоновна.
  - Адрес?
  - На Панфиловской, дом четыре... Квартиру не помню...
  Синельников записал и, поглядев на понуро сидевшую девушку, предложил:
  - Знаете что, я сейчас вызову вашу тетю, и в морг вы поедете вместе. Так, наверное, будет лучше?
  - Наверное, - согласилась она с полным безразличием.
  Синельников положил бумаги в сейф, запер его.
  - Вы посидите тут минут пять, я быстро все организую.
  Захватив лист, на котором был записан составленный им вопросник для судебно-медицинской экспертизы. Синельников вышел в коридор и увидел Лунькову и Короткова. Они стояли у стены шага на три друг от друга и видно, о чем-то разговаривали - о чем-то неприятном судя по выражению лиц, - но при его появлении умолкли.
   Оба с ним вежливо поздоровались, а он попросил по

   дождать минут  десять.  Вернулся  Синельников  раньше  и  опять  попросил
Лунькову и Короткова подождать еще немного.

 Елена сидела в той же позе, как он ее оставил.
  - За Евдокией Антоновной послали машину, - сказал Синельников и, помолчав, осторожно спросил: - Можно мне задать вам только один вопрос, Елена Александровна?
  - Пожалуйста.
  - У отца не было каких-нибудь неприятностей?
  Он тут же выругал себя за бессердечность, потому что считал бессердечным в такие вот моменты спрашивать человека о вещах, касающихся криминальных дел (а в том, что здесь явный криминал, он уже не сомневался).
  - Не знаю, - по-прежнему бе