олю,
отправился навестить Джека. Ну, а он выложил мне все, что знал.

Мэдисон дернул шеей.

- Ты хочешь возразить, что Джек не стал бы со мной откровенничать? Кто-кто,
только не верный старина Джек, - подсказал я. - Так-то оно так, да не
совсем. Просто я привел ему убедительные доводы. Вроде тех, которыми он
склонил к раскаянью свою супругу. А любопытно, Эрик, почему в доверенные
лица ты избрал именно Джека? Почему не меня? Мы, кажется, с тобой подольше.

Он силился придумать что-нибудь, но я не нуждался в ответе. Очевидно, что
Мэдисон и самого Джека Бердона посвятил лишь в небольшую часть замысла.
Затевая грандиозную аферу, следует вовлекать в нее минимум участников.

- Я не мог рассказать тебе, Джим. Неужели непонятно? Приходилось держать
все в секрете. - Вместе с голосом и чуть более здоровым оттенком на
порозовевших щеках к нему вернулась и толика самоуверенности. - Тучи
сгущались, ты знал это не хуже меня. Обстоятельства вынудили нас свернуть
дела, залечь на дно и ждать лучших времен. Но я помнил о тебе.

Рванувшись вперед, я схватил его за горло, надавил на кадык, но потом
ослабил хватку - перекрывать доступ воздуха было еще рано.

- Вот этому - верю. Твой гениальный план я вычислил досконально. Из Джека
вытянул все, что он знал - ему ведь было не до вранья. Остальное - логика.
Изложить?

Да, куда уж проще. И чисто - комар носу не подточит. Томас Мэдисон отдает
концы и при этом исчезает. Власти и скандалы терзают Церковь; лет через
шесть она уже на последнем издыхании. Но у Джека Бердона и двух-трех других
доверенных друзей достаточно связей и средств, чтобы гарантировать
неприкосновенность "Славы Господней". Потом пускают шепоток - рождающее
ужас и священный трепет пророчество о посмертном преображении. А ровно
через семь лет (это важно, чтобы ровно через семь) в вечернем небе вдруг
снова вспыхивает давно покинутая и безжизненная орбитальная святыня.
Воскресший на небесах Томас Мэдисон снова вещает народам Земли.

- Заря Самой Новой Эры, - усмехнулся я. - Оригинальнее некуда. Вот было бы
воистину Живое Слово. Только куда же делось прежнее духовенство?
Большинство, как и планировалось, власти сгноили в тюрьмах. Не от щедрот
своих подкармливали вы из церковных фондов бескорыстных чиновников. И
разумеется, ты не бросил бы тех, кто, выдержав особо строгий режим, дожил
до светлого дня. Им была уготована самая отеческая забота вплоть до того
часа, когда последний не загнулся бы, избавив тебя от опасности
разоблачения. Ну, и мне, грешному, в их числе.

Он не пытался отрицать общие положения моей речи. Его глазки, избегая
встречаться с моими, засуетились из стороны в сторону. Я заметил небольшие
изменения во внешности воскресшего кумира. Черты его лица стали тоньше,
возвышеннее; глаза - больше, светлее и добрее. Одним словом, лик,
приличествующий образу святого мученика.

- Я не собирался действовать тебе во вред, - наконец прохрипел он. - Кому
угодно, только не родному брату.

- Ах, не собирался? Значит, пять лет грязи, вшей и тухлятины в вонючей
латиноамериканской тюряге должны были пойти мне на пользу? - Я сдавил его
горло сильнее. - Нет, милый братец, мне надлежало там подохнуть. Только не
сработало - Крейвели и впрямь живучи, надо бы знать. Нас не извести
зубастыми крысиными полчищами и гнилью на жратву. В суровых условиях мы
расцветаем пышным цветом. Я валялся в своих лохмотьях на трухлявом тюфяке и
думал.

Эрик постепенно задыхался, но слишком ослаб, чтобы разнять мои руки.

- И когда вырвался на волю, я, дорогой мой, двинулся к задуманной цели. -
Говоря это, я, не в силах справиться с собой, все крепче сжимал его горло.
- Сначала по-свойски побеседовал с Джеком Бердоном, потом, разузнав о
докторе Джермани, решил втереться к нему в доверие. Я клеился к его
дочурке, вилял хвостом и лебезил перед паршивым итальяшкой. Пришлось
затрахать его чадо до умоисступления, а это, черт возьми, не так-то просто,
тем более, что девка - потная и волосатая, и с большим удовольствием я
перепихнулся бы с мартышкой из тех, что урки драили в тюрьме Сан-Паулу.
Чтобы попасть сюда, я лизал задницы и ублажал чужих жен. И я добился
своего, Эрик, добился, чего бы мне это ни стоило!.. Так говоришь, не думал
мне вредить? Ну, и я тебе добра желаю.

Он умирал, корчась среди датчиков и проводов своей усыпальницы. А я хотел
дать ему пожить еще малость, потянуть, насладиться его агонией сполна.
Целый год я ждал этой минуты, смаковал ее в мыслях... и не сумел
сдержаться. Когда я взял себя в руки, он и дергаться перестал. Безжизненное
тело вытянулось и обмякло.

Я посмотрел в выпученные глаза и захлопнул дверцу саркофага. Мой гнев
улетучился. Я разогнул спину, вздохнул и повернулся к выходу.

В дверях стояла Селия Джермани.

В ее лице не осталось ни кровинки; невидящий взгляд застыл на
бесконечности. На ней не было скафандра, и ткань комбинезона мелко тряслась
на животе.

- Я тебя искала... - забормотала Селия монотонным голосом. - Начинается
вторая стадия... Я хотела быть с тобой... Первая закончилась успешно,
поэтому мне хотелось вместе с тобой...

За нее говорил автопилот. Мозги отказали, и она бессмысленно произносила
заготовленные слова. Но я-то знал, что мне делать. Селия, вероятно, почти
все слышала и уже поняла, кто я такой. Она видела, как я убил брата.

Нужно выбросить ее через шлюзовую камеру. Загерметизировать свой скафандр,
затащить ее туда и подержать, пока откачается воздух... В космосе появится
новое тело, и ничто не будет указывать на меня. Несчастный случай.

Я шагнул вперед.

Наверное, она что-то прочла по моему лицу, потому что вдруг резко
повернулась и попыталась удрать. Поздно спохватилась. Я успел поймать ее за
волосы и дернул на себя. Магнитные подошвы Селии оторвались от пола, и она
беспомощно засучила в воздухе всеми четырьмя конечностями. Не отвлекаясь на
разговоры, я одной рукой без труда поволок ее по коридору, а другой начал
застегивать шлем. До ближайшего переходника, как я запомнил, направляясь
сюда, оставалось чуть больше ста метров. Путь казался нескончаемым, хотя
боязни кого-нибудь встретить я не испытывал. Джермани и Мак-Коллэму сейчас
не до нас, они поглощены экспериментом.

Метров через пятьдесят что-то изменилось вокруг. От стен коридора исходил
низкий гул. Селия опомнилась и начала сопротивляться.

- Вторая стадия! - взвизгнула она и захрипела в яростной мольбе: - О Боже,
ну, скорей! Начинайте, начинайте!

Мы находились вблизи точки максимальной напряженности поля. Гул усилился,
переходя в вибрирующий вой, а вой - в безумный рев. Все затряслось, контуры
балок и секций коридора расплылись, словно вилка камертона при ударе.

Я замер на месте и еще крепче вцепился в Селию. Несколько секунд спустя к
предметам вернулись очертания. Но Селия! - Селия их утратила. Ее фигура
затуманилась, распалась на два смутных образа. Один из них извивался,
силясь вырваться из рук, второй беспомощно болтался в невесомости. Потом
обе фигуры скрыло дрожащее марево, и они опять раздвоились...


Селия вырвалась и полетела прочь.

Селия яростно извивалась в моих объятиях.

Селия зарычала и насквозь прокусила мою перчатку вместе с правой рукой.

Селия лишилась чувств.

Селия попыталась ткнуть мне в глаз перочинным ножом.

Селия затихла, отброшенная к стене.

Селия...


Она расплывалась в воздухе и расщеплялась надвое, расплывалась и
расщеплялась, расплывалась и расщеплялась. Коридор заполнили фантомы -
Селии убегали, уворачивались, защищались, нападали, кусались, падали
замертво, истекали кровью, рыдали и визжали.

Я пытался бороться со всеми сразу и сам начал делиться. Я оплетал Селию
сотней рук, которые превратились в тысячу рук, потом в бессчетное множество
рук. Я сбивал кулаками ралетающихся призраков и сам разлетался во все
стороны. Я начал сходить с ума, мне хотелось одного - повернуть время
вспять, всеми своими телами вернуться назад, к исходной точке. Я собрал все
свои воли воедино и рванулся куда-то и вырвался из фокуса безумия. И тут же
что-то схлопнулось, и дребезги реальности с тенями моих тел слились в одно
целое.

Я ввалился во внутреннюю комнату, бросился плечом на дверь. Замок клацнул,
и я вдруг понял: спасен!

Спасен? А что стало со станцией? Похоже, вторая стадия разнесла ее на
куски. После случившегося, испытав на собственной шкуре, как вселенная
дробилась и разлеталась на осколки, я не мог себе представить что-нибудь
иное. Хотя...

Подойдя к телеэкрану, я непослушными пальцами потянулся к панели, щелкнул
тумблером. Экран загорелся. Передавали последние земные новости. Значит,
"СГ" хотя бы отчасти цела.

Полагая, что комментаторы должны взахлеб рассказывать о ходе эксперимента,
я переключил несколько каналов. Ничего. Ни единого упоминания. Но одно
короткое сообщение о Вильфредо Джермани все-таки промелькнуло. Как
передавали, он только что объявил о том, что намерен добиваться разрешения
правительства на проведение специального эксперимента в жилой части "Славы
Господней". Особый интерес ведущего вызвали протесты последователей
Мэдисона.

Все это происходило девять месяцев назад. Я даже помнил эту телепередачу.
Но я-то здесь, самый настоящий, во плоти. Как же это? А девять месяцев
назад ни Вильфредо, ни Селия Джермани и не подозревали о моем
существовании.

Страшное подозрение закралось в мою душу. Никому не известно о том, что я
здесь. Я остался на "СГ" один, без воды и припасов. Я не смогу прожить
девять месяцев. И одного не смогу. Даже если поймают мой сигнал бедствия и
снарядят спасательную экспедицию, она не поспеет вовремя.

Отключив экран, я опустился в кресло.

Главное - без паники. Решение есть. Вот оно - здесь, в этой комнате.
Гибернационная камера Шиндлера. Она способна поддерживать жизнь пациента
практически вечно, и "челнок" с Земли спасет меня.

Правда, прежде, чем залечь в спячку, придется убрать труп Эрика и как-то от
него избавиться. Посмотрев на саркофаг, я встал, подошел к нему и замер,
словно громом пораженный. Камера работала. На табло светилось сорок ударов
сердца в минуту, температура - шестьдесят восемь. Дыхание слабое, но
равномерное.

А я-то думал, что убил Мэдисона. Конечно же, я убил его! Но брат вернулся к
жизни. "Мне отмщение..."

Я задрожал. Потом способность трезво рассуждать вернулась. Скорее всего, в
нем еще теплилась искорка жизни, и камера Шиндлера сделала все, что
необходимо для ее сохранения.

Мои колебания длились не дольше секунды. Почему бы не повторить то, что
однажды уже было сделано? Только на этот раз без осечки. Эрику придется
снова умереть.

И нечего тянуть, надо действовать. Я взялся за дверцу, отомкнул запор. На
дисплее загорелось предостережение: "Преждевременная разгерметизация опасна
для жизни больного!" Приборы камеры развили бурную деятельность, всеми
доступными способами поддерживая доверенную им жизнь.

Я пренебрег предупреждением. В борьбе против меня даже это чудо техники
обречено на поражение. Я знаю гораздо больше способов умерщвления, чем оно
- способов не дать умереть.

Дверца сопротивлялась, но в конце концов поддалась. Сражаясь с ней, я вдруг
рассмеялся, сообразив, что Эрик жив лишь потому, что я его еще не убивал.
Эта мысль показалась мне столь же нелепой, сколь железной была ее логика.
Ведь если в результате опыта Джермани меня отбросило на девять месяцев в
прошлое, то в это время Эрик был еще жив. Но ничего, это дело поправимое.

Окаменев, я уставился внутрь камеры. Стало ясно, что мне не выйти
победителем. Действительность оказалась не такой простой, как я думал.


Мне не выйти победителем. Я не смогу победить, сколько бы ни оставался
здесь и что бы ни делал в этой комнате. Слишком силен квантовый дракон,
острыми когтями терзающий ткань действительности. Он непобедим.

Томас Мэдисон, пророк, выдуманный Эриком и мной, исчез. Когда-то между нами
возникла шутливая перепалка - кому из двоих быть воплощением Живого Слова.
Спор разрешило подбрасывание монеты. Элементарное случайное событие.
Томасом Мэдисоном стал Эрик.

Томас Мэдисон больше не существует, а Эрик, вероятно, мертв. Или его
никогда не было в этой вселенной. Но живой, из плоти и крови, человек,
безмятежно воззрившийся на меня из саркофага, был мне хорошо знаком.

Я часто видел его в зеркале.

Послесловие

Замысел этого рассказа возник непосредственно из работы Ильи Пригожина,
цитированной в эпиграфе, причем эпиграф этот в равной степени подходит и
для самой статьи. Хотя работа представляет собой строгое описание научных
фактов, а рассказ - всего лишь выдумка, многим может показаться, будто
религиозный вождь, объегоривший невежественных фанатиков на полсотни
миллиардов, - куда правдоподобнее непостижимых выкрутасов квантовой теории.

Итак, рассказ родился главным образом из статьи, но не только. Имелся и
другой источник. Несколько лет назад издательство "Дорсет Пресс" выпустило
новое издание книги Спрэга де Кампа "Инженеры древности". Полистав ее, я
поразился упорному стремлению египетских фараонов возводить себе гигантские
усыпальницы. В их распоряжении были только песок, камень и человеческий
труд, но грандиозные пирамиды построены и стоят по сей день.

Я попытался представить себе, чем мог бы переплюнуть фараонов современный
магнат, к услугам которого - преимущества телерекламы, неограниченные
средства и новейшая технология. Что и где решил бы он построить, дабы
произвести максимальный эффект? Какое сооружение можно считать сегодняшним
или завтрашним эквивалентом египетских пирамид?

И меня посетило видение огромного сияющего распятия, ежевечерне
вспыхивающего на небосводе. Сразу пришло на ум и название - "Слава
Господня". Остальное довершила моя личная глубокая подозрительность ко
всякого рода телеевангелистам.

Персонаж, от лица которого ведется рассказ - отвратительнейшая личность, да
и вообще, вся история чудовищна. Впервые публикуя опус в азимовском
журнале, я попросил предпослать ему специальное заявление, дабы автора не
смешивали с этим типом. Хотелось бы повторить оное и здесь.