Роберт  ХАЙНЛАЙН
   НИКУДЫШНОЕ РЕШЕНИЕ
    пер. В. Ковалевского, Н. Штуцер

В 1903 году братья Райт совершили полет на "Китти Хок".
   В декабре 1938 года в  Берлине  доктор  Ган  произвел  расщепление  атома
урана.
   В  апреле  1943  года  доктор  Эстелла  Карст,  работая  на   Федеральное
Управление Национальной Безопасности, усовершенствовала технологию  процесса
Карст-Обри для получения искусственных радиоактивных веществ.
   И это должно было полностью изменить американскую внешнюю  политику.  Да,
ей предстояло стать другой. Непременно. Но ведь  дьявольски  трудно  загнать
зов трубы обратно в трубу. Ящик Пандоры - тоже  штучка,  работающая  лишь  в
одном направлении. Свинью можно превратить в сосиски, а сосиски в  свинью  -
черта с два! Разбитые яйца остаются разбитыми. "Вся королевская конница, вся
королевская рать не может Шалтая, не может Болтая,  не  может  Шалтая-Болтая
собрать".
   Мне-то такие дела хорошо известны - я сам из этой  королевской  рати.  По
правилам игры, вроде бы я не слишком подходил к  этой  роли.  Когда  грянула
вторая мировая война, я не был профессиональным военным, и,  когда  конгресс
принял закон о мобилизации, я уже занимал относительно высокое положение, во
всяким случае,  достаточно  высокое,  чтобы  продержаться  вне  армии  ровно
столько, сколько нужно, чтобы спокойно помереть от старости.
   А ведь умереть по такой причине удалось лишь очень немногим  людям  моего
поколения.
   Но я был свежеиспеченным секретарем только что избранного конгрессмена, а
перед тем руководил  его  избирательной  кампанией,  что  привело  к  потере
предыдущего места работы. По профессии-то я  школьный  учитель  экономики  и
социологии, но школьное начальство недолюбливает преподавателей общественных
наук, принимающих активное участие в  общественных  процессах,  поэтому  мой
контракт так и не был возобновлен. Ну, я и ухватился за шанс  перебраться  в
Вашингтон.
   Фамилия моего конгрессмена  была  Маннинг.  Ну  да,  тот  самый  Маннинг,
полковник Клайд К.  Маннинг,  отставной  офицер  армии  США,  он  же  мистер
комиссар Маннинг. Чего вы, пожалуй, может, и не слыхали, так это то, что  он
был одним из лучших армейских экспертов по химической  войне,  до  тех  пор,
пока слабое сердце не отправило его "на полку". Я, можно  сказать,  подобрал
его там с помощью группы своих политических единомышленников, и мы выставили
его кандидатуру против прохвоста, занимавшего пост  священника  в  одном  из
приходов в нашем избирательном округе. Нам  был  нужен  крепкий  либеральный
кандидат, и Маннинг казался чуть ли не специально созданным для  этой  роли.
Целый год он  пробыл  членом  Большого  Жюри,  в  результате  чего  у  него,
фигурально выражаясь, прорезался зуб мудрости, и он стал активно  заниматься
общественной деятельностью.
   Положение отставного армейского офицера здорово помогает привлечь на свою
сторону голоса консервативных и зажиточных избирателей, но  в  то  же  время
послужной список Маннинга выглядел внушительно  и  для  тех,  кто  стоял  по
другую сторону  баррикады.  Меня  проблема  охоты  за  голосами  не  так  уж
заботила; мне нравился сам Маннинг, нравилось, что, будучи либералом,  он  в
то же время обладал решительностью, которая обычно либералам не свойственна.
Большинство либералов верят, что хотя вода всегда бежит вниз по склону,  но,
по милости Божьей, никогда не иссякает.
   А Маннинг был не таков. Он умел логически  определить,  что  именно  надо
сделать, и действовал, сколь бы ни были неприятны эти действия.
   Мы сидели в офисе Маннинга, расположенном в здании палаты представителей,
и, пользуясь небольшой передышкой после бурного первого заседания  конгресса
семьдесят  восьмого  созыва,  пытались  разобраться  в   горе   накопившейся
корреспонденции, когда вдруг раздался звонок из военного ведомства.  Маннинг
вам взял трубку.
   Мне поневоле пришлось подслушивать - я ведь как-никак был его секретарем.
   - Да, - сказал он, - это я. Хорошо,  соединяйте.  О...  приветствую  вас,
генерал... Отлично, спасибо... Вы сами? - Затем последовало долгое молчание.
Наконец Маннинг заговорил снова: - Но это же невозможно, генерал, у меня уже
есть работа... Что? Да, а кто же будет работать в  комитете  и  представлять
мой  округ?  Думаю,  так...  -  Он  взглянул  на  наручные  часы.  -  Приеду
немедленно.
   Он повесил трубку, взглянул на меня и буркнул:
   - Бери шляпу, Джон. Мы едем в военное министерство.
   - Вот как? - отозвался я, собираясь как можно быстрее.
   - Да, - ответил он, сопровождая слова встревоженным взглядом. - Начальник
штаба считает, что мне нужно вернуться в строй. - Он резво  зашагал  вперед,
тогда как я умышленно тащился сзади, чтобы заставить Маннинга снизить темп и
не перегрузить свое больное сердце. - Конечно, это невозможно.
   Мы поймали такси прямо на стоянке перед  нашим  зданием  и  помчались  на
беседу к военным.
   Все, разумеется, оказалось возможным, и Маннинг быстро согласился,  когда
начальник штаба объяснил ему, в чем дело. Маннинга  обязательно  нужно  было
убедить, ибо никто на всем земном шаре, включая самого президента, не  может
приказать конгрессмену покинуть свой  пост,  даже  если  выяснится,  что  он
случайно состоит на военной службе.
   Начальник штаба предвидел  предстоящие  политические  затруднения  и  был
настолько предусмотрителен, что уже откопал конгрессмена, принадлежавшего  к
оппозиционной партии, который должен был одновременно с  Маннингом  лишиться
права голоса на все время существования чрезвычайного положения. Этим другим
конгрессменом был достопочтенный Джозеф Т. Брайам, тоже офицер запаса, то ли
сам желавший вернуться  в  армию,  то  ли  соглашавшийся  на  сделанное  ему
предложение; я так  и  не  узнал,  как  обстояло  дело  в  действительности.
Поскольку  он  принадлежал  к  оппозиционной  партии,  его  голос  в  палате
представителей всегда противостоял бы  голосу  Маннинга,  так  что  ни  одна
партия не пострадала от столь мудрого решения проблемы.
   Был  разговор  о  том,  чтобы  оставить  меня  в  Вашингтоне   заниматься
политическим аспектом дел, связанных с постом конгрессмена, но Маннинг решил
иначе, посчитав, что с этим справится его второй секретарь, и объявил, что я
должен последовать за ним в качестве адъютанта. Начальник штаба  заупрямился
было, но положение Маннинга позволяло ему стоять на своем, и начальник штаба
сдался.
   Если начальникам штабов приспичит, они  могут  заставить  дела  крутиться
очень быстро. Еще до того как мы покинули здание министерства, меня  привели
к присяге в качестве "временного" офицера; а задолго  до  конца  дня  я  уже
стоял в банке, выписывая чек за мешковатую униформу,  принятую  в  армии,  а
заодно и за парадную - с дивным блестящим поясом,  которую,  как  выяснилось
позже, я так и не надену.
   Уже на следующий  день  мы  выехали  в  Мэриленд,  и  Маннинг  вступил  в
должность   начальника    Федеральной    научно-исследовательской    атомной
лаборатории, которая была зашифрована как Специальный оборонный проект N 347
военного министерства. Насчет физики я мало чего вообще соображал, а  уж  по
части новейшей физики так и  вовсе  ничего,  если  исключить  ту  белиберду,
которую  мы  читаем  в  воскресных  приложениях  газет.  Позже  я   кое-чего
поднабрался (полагаю, что перепутав все на свете), в процессе  каждодневного
общения с теми  учеными  самых  высоких  весовых  категорий,  которыми  была
укомплектована наша лаборатория.
   Полковник  Маннинг  в  свое  время  окончил   военную   аспирантуру   при
Массачусетском технологическом и получил магистерскую степень  за  блестящую
диссертацию по анализу математических теорий атомных  структур.  Вот  почему
армейское руководство и назначило его сейчас на эту должность. Впрочем, дело
это было давно, и за прошедшее время физика успела проделать  немалый  путь;
он признался мне, что ему приходится грызть гранит науки до посинения, чтобы
дойти хотя бы до той точки, откуда он  начнет  понимать,  о  чем  пишут  его
высоколобые подопечные в своих отчетах о проделанной работе.
   Думаю, он все же преувеличивал степень своего невежества; уверен, что  во
всех Соединенных Штатах не было никого, кто мог бы  заменить  полковника  на
этой должности. Тут требовался человек, способный направлять исследования  и
руководить работами в высшей степени таинственной и  малоизученной  области,
главное, мог оценивать эти проблемы с точки зрения насущных нужд и интересов
армии. Предоставленные сами  себе  физики  купались  бы  в  интеллектуальной
роскоши, обеспечиваемой безграничными денежными ассигнованиями,  и  достигли
бы огромных успехов в развитии человеческих знаний, но вряд  ли  создали  бы
что-то важное с армейской точки зрения, и  даже  сама  возможность  военного
применения уже сделанных открытий осталась бы незамеченной еще много лет,
   Ведь это вроде как на охоте: чтобы вспугнуть птиц, нужна хорошая  собака,
однако только охотник, идущий по следу собаки, может удержать ее от  зряшной
траты времени на погоню за кроликами. А для этого охотник должен  знать  обо
всем не меньше, чем сама собака.
   Я не хочу сказать этим ничего, что умалило бы достоинство  ученых.  Ни  в
коем случае! Мы собрали под своим крылышком всех гениев  в  данной  области,
которых только можно было найти в Соединенных Штатах - питомцев  Чикагского,
Колумбийского, Корнельского университетов, Массачусетского технологического,
Калифорнийского технологического, Беркли,  -  вытащили  их  из  всевозможных
лабораторий, где они работали с радиоактивными элементами, да еще прихватили
парочку выдающихся атомщиков, одолженных Англией. И эта публика  располагала
любыми приборами, которые  только  могла  придумать  и  которые  можно  было
соорудить    за    деньги.    Пятисоттонный     циклотрон,     первоначально
предназначавшийся Калифорнийскому университету, достался нам, но  и  он  уже
казался устаревшим в сравнении с теми новыми приборами, которые  эти  умники
придумали, запросили и получили. Канада снабжала нас любым количеством урана
- тоннами этого опасного сырья,  добытого  на  берегах  Большого  Медвежьего
озера, неподалеку от Юкона; технология  же  выделения  урана  235  из  более
распространенного изотопа урана 238 уже  была  разработана  той  же  группой
исследователей из Чикагского  университета,  которые  ранее  изобрели  более
дорогой масс-спектрографический метод.
   Кто-то в правительстве Соединенных Штатов уже довольно давно усек ужасные
возможности, таящиеся в уране 235, и еще летом 1940  года  все  американские
атомщики были взяты на учет  и  с  них  потребовали  подписку  о  соблюдении
секретности. Атомная энергия, если ее удастся получить, должна  была,  таким
образом, стать государственной монополией; во всяком случае, хотя бы  на  то
время, пока идет война. Атом имел  шанс  превратиться  в  необычайно  мощное
взрывчатое вещество - такое, что может присниться лишь в кошмарном сне,  или
же мог стать источником столь же невероятных ресурсов промышленной  энергии.
В любом случае, при наличии Гитлера, непрерывно вопившего о своем  секретном
оружии  и   выкрикивавшего   грязные   оскорбления   в   адрес   демократии,
правительство намеревалось держать любые новые  открытия  в  данной  области
поближе к сердцу.
   Гитлер потерял преимущества,  вытекающие  из  положения  первооткрывателя
уранового  секрета,  только  из-за  того,  что   не   принял   должных   мер
предосторожности. Доктор Ган, ставший  первым  человеком,  которому  удалось
расщепить атом урана,  был  немцем.  Но  одна  из  его  помощниц  бежала  из
Германии, спасаясь от еврейских погромов. Она приехала в нашу страну и здесь
рассказала все, что ей было известно.
   В своей лаборатории в Мэриленде мы нащупали путь использования урана  235
для контролируемого взрыва. Мы мечтали о тысячекилограммовой бомбе,  которая
заменит собой целый воздушный налет и одним-единственным  взрывом  превратит
крупный промышленный  центр  в  руины.  Доктор  Ридпат  из  Континентального
политехнического утверждал, что он может создать такую бомбу, но пока  не  в
состоянии гарантировать, что она не взорвется сразу  же,  как  только  будет
заряжена; что же касается силы взрыва... ну... он  сам  не  может  заставить
себя верить собственным расчетам - уж больно  много  там  приходится  писать
нулей.
   Проблема, как это ни странно, заключалась в том, чтобы создать взрывчатое
вещество,  которое  обладало  бы  достаточно  слабыми  внутренними  ядерными
связями, чтобы взрывать по  очереди  целые  страны,  и  было  бы  достаточно
стабильно, чтобы делать это только тогда, когда ему  прикажут.  Если  бы  мы
могли одновременно создать эффективное ракетное топливо,  способное  понести
боевую ракету со скоростью тысяча миль в час или больше, тогда мы  оказались
бы в состоянии  заставить  почти  любую  страну  относиться  к  "дяде  Сэму"
действительно как к уважаемому дядюшке.
   Мы возились с этой проблемой весь остаток 1943 года и значительную  часть
1944. Война в Европе и неприятности в  Азии  продолжались.  После  того  как
Италия капитулировала, Англия сумела высвободить достаточное число судов  из
своего Средиземноморского флота, чтобы ослабить блокаду Британских островов.
С помощью самолетов, которые мы могли теперь ей регулярно поставлять, и  тех
устаревших крейсеров, которые мы ей одолжили, Англия как-то удерживалась  на
плаву, зарываясь в землю и переводя туда все больше и больше своих оборонных
заводов. Россия, как обычно, склонялась то в  одну,  то  в  другую  сторону,
очевидно, придерживаясь политики не дать ни одной из воюющих сторон получить
преимущество, которое позволит довести войну  до  победного  конца.  Кое-кто
начал рассуждать о возможности "перманентной" войны.
   Я убивал время в административном офисе, пытаясь  хоть  немного  улучшить
свое умение печатать на пишущей машинке (большую  часть  докладных  Маннинга
мне приходилось печатать самому), когда в комнате возник ординарец и доложил
о приходе доктора Карст. Я включил внутреннюю связь.
   - Пришла доктор Карст, шеф. Вы примете ее?
   - Да, - ответил он из своего  кабинета.  Я  приказал  ординарцу  впустить
посетительницу. Эстелла Карст была совершенно необыкновенная  старуха  и,  я
полагаю, первая женщина в инженерных войсках,  добившаяся  высокого  звания.
Она имела степень доктора медицины, а также доктора наук и очень  напоминала
учительницу, которая была у меня в четвертом классе. Думаю, именно поэтому я
инстинктивно вскакивал всякий раз, как она входила в приемную - боялся,  что
она поглядит на меня и презрительно шмыгнет носом. Разумеется, причиной  был
не ее чин - мы тут с чинами не очень считались.
   На ней был рабочий комбинезон и длинный, как у продавца,  фартук;  поверх
всего этого она набросила накидку с капюшоном, чтобы укрыться от снега.
   - Доброе утро, мэм, - сказал я и провел ее в кабинет Маннинга.
   Полковник приветствовал ее с той вежливостью, которая сделала  его  столь
популярным в женских клубах, и усадил в кресло, предложив сигарету.
   - Рад видеть вас, майор, - сказал он ей, - а я как раз собирался на  днях
заскочить в вашу лавочку.
   Я знал, куда он метит; тематика  доктора  Карст  имела  медико-физический
уклон; он же хотел заставить ее изменить направление исследований, сделав их
более актуальными с точки зрения обороны.
   - Не смейте называть меня майором! - ответила она недовольно.
   - Извините, доктор...
   - Я пришла по  делу,  и  мне  надо  поскорее  вернуться  обратно.  Готова
предположить, что вы тоже человек дела. Полковник Маннинг, мне нужна помощь.
   - Я тут как раз для этого.
   - Ладно. В своих исследованиях я столкнулась с рядом  трудностей.  Думаю,
что один из сотрудников отдела доктора Ридпата мог бы помочь мне, но  доктор
Ридпат, видимо, не слишком расположен к сотрудничеству со мной.
   - Вот как? Что ж, вряд ли я смогу  действовать  через  голову  начальника
отдела, но все же расскажите мне, в чем дело; может быть, нам удастся решить
этот вопрос. Кто вам нужен?
   - Мне нужен доктор Обри.
   - Специалист  в  области  спектрографии.  Хмм-м...  Я  понимаю  колебания
доктора Ридпата и склонен с ним согласиться.  В  конце  концов,  исследуемая
проблема сверхмощных взрывчатых веществ - приоритетная тема в нашей конторе.
   Она вспыхнула, и мне показалось, что сейчас она прикажет ему, по  меньшей
мере, остаться в классе после уроков.
   - Полковник  Маннинг,  вы  понимаете,  какую  роль  играют  искусственные
радиоактивные вещества в современной медицине?
   - Что ж, полагаю, мне это известно. Тем не менее,  доктор,  наша  главная
миссия  -  это  совершенствование  оружия,   которое   может   гарантировать
безопасность нашей страны в случае войны.
   Она шмыгнула носом и кинулась в бой.
   - Оружие... чушь собачья! А что, в армии нет медицинской службы, что  ли?
Разве не важнее знать, как вылечить человека, нежели разорвать его в клочья?
Полковник Маннинг, вы не тот человек, который должен возглавлять наш Проект?
Вы... вы... поджигатель войны, вот кто вы такой!
   Я чувствовал, что мои уши пылают, но Маннинг даже не шелохнулся.  Он  мог
доставить ей кучу неприятностей, мог отправить  под  домашний  арест,  может
быть, даже отдать под трибунал, но наш Маннинг не таков! Помнится, он как-то
сказал мне, что каждый раз, когда подчиненного отправляют под трибунал,  это
означает, что некто из старших офицеров опять лопухнулся и не  справился  со
своими обязанностями.
   - Мне очень жаль, что вы так считаете, доктор, - сказал он мягко, -  и  я
согласен, что мои технические знания не столь обширны, как  хотелось  бы.  И
поверьте, я был  бы  рад,  если  б  нам  пришлось  заниматься  исключительно
проблемами лечения. Кроме того, в любом случае, я еще не отказал вам в вашей
просьбе. Давайте пройдем в вашу лабораторию и посмотрим, какие такие  у  вас
проблемы. Весьма вероятно, мы найдем возможность изыскать  решение,  которое
удовлетворит всех заинтересованных.
   Полковник уже встал и начал натягивать свою шинель.  Губы  доктора  Карст
чуть дрогнули, и она ответила:
   - Отлично. Я сожалею о своих словах.
   - Пустяки, - улыбнулся он, - такие уж у нас  нервные  времена  пошли.  Ты
пойдешь с нами, Джон.
   Я поспешил за ними, задержавшись в приемной лишь  для  того,  чтоб  взять
шинель и сунуть в кармам блокнот для заметок.
   И всю дорогу, пока мы пробирались  чудь  ли  не  восьмую  часть  мили  до
лаборатории доктора Карст сквозь рыхлые снежные заносы, они мило  болтали  о
цветоводстве!
   Маннинг ответил на оклик часового небрежным жестом руки,  и  мы  вошли  в
лабораторный  корпус.  Он  спокойно  двинулся  к  дверям,  ведущим  в  глубь
лаборатории, но Карст его остановила:
   - Сначала "доспехи", полковник!
   Нам не сразу удалось подобрать галоши такого размера, которые подошли  бы
к сапогам Маннинга, настоявшего  на  своем  праве  носить  их,  несмотря  ив
недавние изменения в форме; он уже хотел было нарушить правила  защиты  ног,
но Карст даже не  пожелала  слушать  его  возражений.  Она  вызвала  парочку
лаборантов, и те соорудили что-то  вроде  неуклюжих  мокасинов  из  какой-то
ткани со свинцовой прокладкой.
   Шлемы отличались от тех,  что  использовались  в  лаборатории  взрывчатых
веществ; они были оснащены дыхательными фильтрами.
   - Зачем это? - спросил Маннинг.
   - Для борьбы с радиоактивной пылью, - ответила доктор Карст.  -  Они  тут
совершенно необходимы.
   Мы прошли через обшитый свинцовыми плитами "предбанник" и оказались перед
дверью  в  лабораторию,  которую  Карст  открыла,  набрав  нужную   цифровую
комбинацию  на  замках.  Я  зажмурился  от  неожиданно  яркого  освещения  и
обнаружил, что воздух лаборатории  насыщен  мириадами  крошечных  сверкающих
пылинок.
   - Хм-м-м... Ну и пылища  же  тут  у  вас,  -  поддержал  мое  впечатление
Маннинг. - Неужели нельзя с ней бороться?
   Его голос звучал глухо из-за противо