ри
преступлениях.
     Конечно, в распоряжении  мистера  Кику  был  большой  штат
сотрудников  и,  конечно  же,  ему помогал лично сам Секретарь.
Последний произносил речи, встречал Очень Важных Персон,  давал
интервью  и  во  многих  случаях  освобождал  мистера  Кику  от
подобных невыносимо тяжких обязанностей -- мистер  Кику  первый
признавал  это.  И  в  той  мере,  в  какой  нынешний Секретарь
корректно вел себя, занимался своими делами, заботился о связях
с общественностью и  не  мешал  Заместителю  заниматься  делами
Департамента, мистер Кику относился к нему с симпатией. Если же
Секретарь  увиливал  от  выполнения  этих  своих  обязанностей,
мистер Кику всегда знал, как избавиться от  него.  В  последний
раз он проявил подобную непреклонность пятнадцать лет назад.
     Нынешний  Секретарь  не  доставлял  мистеру  Кику  больших
хлопот, и сейчас он думал отнюдь  не  о  нем.  Он  просматривал
стопку   листов,   касающихся   "Проекта  Церебрус"  --  весьма
интересное предложение относительно  исследовательской  станции
на  Плутоне.  На  его  панели замигал огонек, и он посмотрел на
дверь, отделяющую его помещения от апартаментов Секретаря.  Тот
вошел,  насвистывая  модную  песенку  "Возьми  меня  с  собой и
поиграем в мячик".
     -- Приветствую вас, Генри. Нет, нет, вставать не надо.
     Мистер Кику и не собирался вставать.
     -- Как поживаете, мистер  Секретарь?  Чем  могу  быть  вам
полезен?
     --  Ничего  особенного.  -- Он остановился у стола мистера
Кику и взял папку с проектом.  --  Что  вы  теперь  штудируете?
Никак  "Церебрус"?  Генри, пусть над этим думают инженеры. Чего
ради нам беспокоиться?
     -- Здесь есть некоторые частности,  --  осторожно  ответил
мистер Кику, -- которые касаются и нас.
     --  Ну  да,  ну  да...  Бюджет и все такое... -- Секретарь
бегло пробежал по четким строчкам:  "Примерная  стоимость:  3,5
МЕГАДОЛЛАРОВ  и  7,4  ЖИЗНИ".  --  Что  это  такое?  Я  не могу
предстать перед Советом с такими подсчетами и просить утвердить
их. Это фантастика.
     -- Первоначальная прикидка давала нам, -- спокойно  сказал
мистер Кику, -- более восьми мегадолларов и более сотни жизней.
     --  Я  имею  в  виду  не  деньги,  а  все  остальное... Вы
представляете, что  значит  убедить  Совет  подписать  смертные
приговоры  семи  и  четырем  десятым  человека! Кстати, что это
значит -- часть человека, что ли?
     -- Мистер Секретарь, -- терпеливо ответил подчиненный,  --
любой  проект,  несколько  больший,  чем строительство школьной
спортплощадки, включает в себя возможность человеческих  жертв.
Но в данном случае фактор риска довольно низок.
     -- Ммм?
     --  Секретарь снова проглядел конспект. -- Тогда почему бы
так прямо и не сказать? Изложить ситуацию в наилучшем освещении
и так далее?..
     -- Такое изложение уже подготовлено для меня... то есть, и
для вас  тоже.  В  сообщении  для  Совета  подчеркиваются  меры
предосторожности  и не будет включена оценка возможных смертных
случаев,  которая,  в  конце  концов,   является   всего   лишь
предположением.
     -- Ну, если всего лишь предположением... Да, конечно... --
Секретарь  вернул доклад на место, по всей видимости, потеряв к
нему интерес.
     -- Что-нибудь еще, сэр?
     -- Ах, да! Генри, старина,  вы  знаете  того  сановника  с
Раргиллиана,  которого  я  сегодня  должен встречать? Доктор...
как-бишь-его-зовут?
     --  Доктор  Фтаемл,  --  мистер  Кику  взглянул  на   свою
контрольную  панель. -- Ваша встреча состоится через час и семь
минут.
     -- Совершенно верно. Боюсь, что мне придется  просить  вас
заменить  меня.  Извинитесь за меня и все такое прочее. Скажите
ему, что я по горло занят делами государственной важности.
     -- Видите ли, сэр... Я не могу советовать вам, но он  ждет
встречи  с  официальным  лицом  вашего  ранга... а раргиллианцы
исключительно скрупулезно относятся к протоколу.
     -- Ах, бросьте, эти туземцы даже не поймут  разницы  между
нами.
     -- Но он поймет, сэр.
     --  Ну,  скажите  ему, что вы -- это я... неважно. Но я не
могу быть одновременно в  двух  местах.  Генеральный  Секретарь
пригласил  меня  на  партию  в  гольф  -- а когда Г. С. говорит
"прошу вас", это значит, что я должен, вы же знаете...
     Мистер Кику знал, что  действительность  не  имела  ничего
общего  с  этими  словами,  но  воздержался от продолжения этой
темы.
     -- Хорошо, сэр.
     -- Спасибо, старина. -- И насвистывая, Секретарь удалился.
     Когда за ним закрылась дверь, мистер Кику  гневным  жестом
выключил все сигнальные тумблеры на панели своего стола. Теперь
до  него  не  добраться  ни  по  телефону,  ни  по видео, ни по
УКВ-передатчику,  ни   через   автоответчика:   задействованным
остался лишь сигнал тревоги, который его секретарь пустил в ход
лишь   один  раз  за  двенадцать  лет.  Он  поставил  локти  на
столешницу, опустил голову на руки и запустил пальцы  в  густые
шерстистые волосы на макушке.
     Постоянные  заботы и тревоги -- здесь, там, снова здесь...
и вечно под ногами толкаются какие-то идиоты! Чего ради ему  бы
не остаться в Африке! Откуда взялся этот зуд служения обществу?
Зуд, который давно превратился в пустую привычку...
     Кику  выпрямился  и  выдвинул  средний  ящик  стола. В нем
лежали описания ферм, разбросанных по долинам Кении.  Он  вынул
пачку  листов и погрузился в сравнительное изучение данных. Вот
то, что ему надо, рай земной  --  не  больше  восьмисот  акров,
половина  из которых возделана. Он разложил перед собой карты и
фотографии,  чувствуя,  как   к   нему   возвращается   хорошее
настроение.  Теперь  он  может  сложить  бумаги и вернуть их на
старое место.
     Он не говорил об этом шефу, но его реакция на  предложение
встретиться  с  доктором Фтаемлом коренилась в давних традициях
предков, смертельно боящихся  змей.  Если  этот  доктор  Фтаемл
чистокровный  раргиллианец, медузоподобный гуманоид... Конечно,
он знал, что щупальца, шевелящиеся на головах раргиллианцев, не
имеют ничего общего со змеями -- но он ничего не  мог  поделать
со  своим  желудком.  Будь  у  него  время  для  гипнотического
внушения... нет, времени не  хватит;  он  сможет  лишь  принять
пилюли.
     Вздохнув,  он снова включил тумблеры. Корзина для входящих
бумаг стала  стремительно  наполняться,  а  цепочка  сигнальных
лампочек замигала разноцветными огоньками. Но так как тревожных
красных  огней  среди  них  не  было  и  они отливали оттенками
янтаря, мистер Кику не обратил на них внимания и  потянулся  за
бумагами.  Большинство  документов  было  чисто  информативного
характера, а по некоторым  его  помощники  или  их  подчиненные
должны  были  принимать те или иные решения. Мистер Кику ставил
закорючку своей подписи, набрасывал несколько слов  указаний  и
бросал   бумаги  в  разверстую  пасть  корзинки  для  исходящих
документов.
     Поползла лента  телекса,  что  случалось  довольно  редко;
обычно  она сообщала о существах неземного происхождения, вид и
происхождение  которых  не  удавалось  установить.  История,  о
которой  шла  речь,  была  малоинтересной  -- какая-то ерунда в
одном из маленьких городков на западе континента. Но  поскольку
она имела отношение к существу неземного происхождения, местная
полиция   автоматически   пересылала  сообщение  в  Межзвездный
Департамент,  а  в  том  случае,  если   отсутствовали   точные
классификационные  данные, требовалось предпринять определенные
действия, сообщение о которых автоматически шло наверх.
     Мистер Кику никогда не видел Луммокса и не проявил к  нему
никакого  интереса.  Но  мистер Кику знал, что каждый контакт с
тем, что находилось "Вне", был в своем роде уникальным.  Космос
бесконечен  в своем разнообразии. Принимать решения без точного
знания, действовать, основываясь на  аналогиях  и  прецедентах,
закрывать  глаза на неизвестное -- значило подвергаться большой
опасности.
     Мистер  Кику  пробежал  список   сотрудников   в   поисках
свободного  человека,  который  мог бы заняться этим делом. Все
без исключения его  офицеры  могли  выступать  в  судах  любого
подчинения,    когда    шла   речь   о   существах   внеземного
происхождения, но кто из  них  сейчас  на  Земле  и  достаточно
свободен? Хм-м-м...
     Сергей   Гринберг   --  вот  кто  ему  нужен.  День-другой
Системоразведка обойдется без своего шефа. Он нажал кнопку:
     -- Сергей?
     -- Да, шеф.
     -- Ты занят?
     -- И да, и нет. Я полирую ногти  и  пытаюсь  понять,  чего
ради налогоплательщики платят мне зарплату.
     --  Интересная  мысль. Высылаю тебе копии кое-каких бумаг.
-- Мистер Кику вложил их в щель "Исходящие", нажал  на  телексе
тумблер  с  фамилией  Гринберг и обождал несколько секунд, пока
бумаги не появились перед Гринбергом:
     -- Прочти их.
     Гринберг просмотрел бумаги.
     -- Итак, шеф?
     -- Свяжись с  местным"  законниками,  сообщи  им,  что  мы
займемся этим делом, затем отправляйся туда и посмотри, что там
такое.
     -- Слушаюсь и повинуюсь, ваше величество.
     -- Совершенно верно. Посмотри, нет ли там какой-то "особой
ситуации", мы должны быть в курсе дела.
     --  В  крайнем  случае  я  займусь  строевой подготовкой с
местными стражниками. Где эта деревушка? Как ее -- Вествилл?
     -- Откуда я знаю? Бумаги перед тобой. Гринберг взглянул на
них.
     -- Ого! Это же  в  горах!  История  может  занять  две-три
недели...
     --  Попробуй задержаться больше, чем на три дня, и я вычту
их из твоего отпуска. -- Мистер Кику отключился  и  вернулся  к
другим  делам,  ответил  на  дюжину  вызовов,  опустошил до дна
корзину входящих бумаг, которая тут  же  наполнилась  снова,  и
заметил,  что  подходит  время  встречи  с  раргиллианином.  Он
почувствовал, как спина покрывается гусиной кожей,  и  поспешно
нырнул  в ящик стола за таблетками, относительно которых доктор
предупредил его, чтобы Кику не злоупотреблял ими. Он едва успел
проглотить их, как из динамика раздался голос его секретаря.
     -- Сэр? Прибыл доктор Фтаемл.
     -- Проси его. -- Мистер Кику пробормотал  несколько  слов,
которые его предки использовали, заклиная змей.
     Дверь   широко  распахнулась,  и  на  его  лице  появилось
выражение, приличествующее встрече высокопоставленных гостей.

     III. "ВОПРОС ПОСТАВЛЕН НЕКОРРЕКТНО"

     Вмешательство  Межзвездного  Департамента  в   историю   с
Луммоксом  отнюдь  не  было  результатом  слухов:  оно, скорее,
усилило их. Гринберг позвонил  окружному  судье,  попросил  его
разрешения  использовать  зал судебных заседаний и предупредил,
чтобы все свидетели и участники были на месте  к  десяти  часам
завтрашнего  утра.  Включая,  конечно,  и  внеземное  существо,
которое и было причиной  всей  этой  суматохи.  Судья  О'Фаррел
переспросил:
     -- И существо... оно вам тоже необходимо?
     Гринберг уточнил, что именно оно и нужно ему больше всего,
так как  участие этого внеземного существа в ситуации и явилось
причиной его, Гринберга, обращения.
     -- Судья, мы в Межзвездном не  любим  совать  нос  в  ваши
дела.  После  того,  как я взгляну на это создание и задам пару
дюжин вопросов, я, скорее  всего,  поспешу  откланяться...  что
устроит   нас  обоих.  Это  злосчастное  В.  -З.  -существо  --
единственная причина моего появления. Итак, я  могу  надеяться,
что оно будет на месте?
     --  Э-э-э...  видите ли, он слишком велик, чтобы его можно
было доставить в суд. Я не видел его пару  лет  и  предполагаю,
что  с  тех пор он несколько подрос... хотя и в то время он был
непомерно велик. Не могли бы вы ознакомиться с ним в том месте,
где он пребывает?
     -- Не исключено,  хотя  должен  признаться,  у  меня  есть
предубеждение против всего, что только запутывает столь простое
дело. А где он находится?
     --  Там,  где он обычно и живет, у своего владельца. У них
небольшой домик под городом, в нескольких милях.
     Гринберг задумался. Он был вполне  современным  человеком,
который  не придает значения тому, где он ест и где спит, когда
находится  при  исполнении  служебных   обязанностей,   но   он
предпочитал,   чтобы  все  остальные  исправно  исполняли  свои
обязанности:  иначе  бесконечная  чехарда  дел  в   Межзвездном
Департаменте никогда не кончится.
     --  Я предпочел бы избежать этой поездки за город, так как
я предполагаю придержать мое судно и, если возможно,  завтра  к
полудню   быть  обратно  в  столице.  Дело  безотлагательное...
связанное  с  марсианской  нотой.  --  Когда   Гринберг   хотел
поторопить  кого-то  не  из  своих  коллег, он прибегал к этому
обычному приему.
     Судья О'Фаррел сказал, что примет к сведению, и добавил:
     -- Мы постараемся возвести временную постройку на  лужайке
у суда.
     Два  дня назад, когда Луммокс отправился на свою прогулку,
судья был на рыбалке. К его возвращению суматоха  уже  улеглась
и,  придерживаясь  своего принципа, он избегал слухов, газетных
статей и  пустой  болтовни,  связанной  с  делом,  которое  ему
предстояло   рассматривать.   Позвонив  Дрейзеру,  О'Фаррел  не
предполагал,  что  с  доставкой  Луммокса  возникнут   какие-то
трудности.  Шериф  встретил О'Фаррела, высунувшись из оконца на
крыше.
     -- Судья, вы в своем уме?
     -- А? Что с вами?
     Дрейзер попытался объяснить, судья отверг его  объяснения.
В  конце  концов  они  оба позвонили мэру. Но мэр был на той же
самой рыбалке, поэтому он положил  свой  голос  на  чашу  весов
О'Фаррела.
     --  Вы  меня  удивляете,  --  сказал он Дрейзеру. -- Мы не
можем позволить, чтобы важное официальное лицо думало  о  нашем
городе,  как  о  каких-то задворках, где не могут сделать такое
простое дело.
     Дрейзер застонал и отправился связываться  со  Стальной  и
Сварной Компанией.
     Шериф  Дрейзер  принял  решение переселять Луммокса еще до
рассвета, пока улицы будут относительно пустынны. Но  никто  не
позаботился   ознакомить  с  этим  замыслом  Джона  Томаса:  он
проснулся в четыре  утра  в  холодном  поту,  прервав  бредовые
видения, в которых с Луммоксом случилось что-то ужасное.
     Пока  мир вокруг него не прояснился, Джон Томас был мрачен
и неразговорчив; он был типичной "совой" --  одним  из  тех,  у
кого  по  утрам низкое содержание сахара в крови и которые ни к
чему не пригодны, пока не позавтракают -- на этой процедуре  он
и настаивал.
     Шериф   Дрейзер   выглядел   рассерженным.  Миссис  Стюарт
использовала выражение "мама-знает-лучше" и  сказала:  "Дорогой
мой, не думаешь ли ты, что было бы лучше..."
     -- Я хочу позавтракать. И Луммокс тоже.
     --  Молодой  человек, -- сказал Дрейзер, -- вы неправильно
ведете себя. Прежде всего, вы  должны  понять,  что  вас  могут
ожидать  большие  неприятности.  Так  что двигайтесь. Вы можете
позавтракать в городе.
     Но Джон Томас уперся.
     -- Джон Томас! -- сказала мать. --  Ты  слышал,  что  тебе
сказали? Ты становишься таким же трудным, как твой отец.
     Такое сравнение с отцом поразило сына.
     --  Почему  ты не защищаешь меня, мама?- резко спросил он.
-- В школе меня учили, что любой человек не может быть  выведен
полицией из своего дома без предъявления ордера. Похоже, что ты
стараешься помочь им, а не мне. На чьей ты стороне?
     Столкнувшись с таким примером упрямого неповиновения, мать
изумленно посмотрела на сына:
     --  Джон  Томас!  Ты  не имеешь права так разговаривать со
своей матерью!
     -- Это верно, -- согласился  Дрейзер.  --  Будь  вежлив  с
матерью, а то я влеплю тебе затрещину -- неофициально, конечно.
И  если есть тут единственное, чего я не могу отрицать, так это
мальчик, который грубит старшим.  --  Он  расстегнул  мундир  и
вынул  сложенную бумагу. -- Сержант Мендоза доложил мне, как ты
пытался   уклоняться   от   ответственности...   так   что    я
подготовился.  Вот  ордер.  Теперь ты пойдешь? Или мне придется
тащить тебя?
     -- Это предписание из суда, -- сказал Джон Томас,  --  где
сказано, что я должен явиться и доставить Луммокса.
     -- Так оно и есть.
     --  Но здесь же сказано: к десяти часам. Здесь не сказано,
что я не могу сначала позавтракать... И вообще,  что  я  должен
делать до десяти часов?
     Шериф  раздулся и издал глубокий вздох. Его обычно розовое
лицо приобрело багровый оттенок, но он промолчал.
     -- Мама!- сказал Джон Томас. -- Я хотел бы поесть! А вы не
присядете с нами?
     Мать посмотрела на Дрейзера, потом перевела взгляд на сына
и закусила губу.
     -- Не волнуйся,  --  наконец  сказала  она,  --  сейчас  я
приготовлю завтрак. Мистер Дрейзер, не хотите ли кофе?
     -- А? Очень любезно с вашей стороны, мадам. Не откажусь. Я
с самого утра на ногах.
     Джон Томас посмотрел на них:
     --  Я  сбегаю  посмотреть  на  Луммокса.  --  Помедлив, он
добавил:
     -- Я сожалею, что был груб с тобой, мама.
     -- Не будем говорить об этом, --  холодно  сказала  миссис
Стюарт.
     Джон  Томас  хотел добавить еще кое-что в свое оправдание,
но благоразумно сдержался и  вышел.  Луммокс  мирно  посапывал,
наполовину вывалившись из своего укрытия. Его центральный глаз,
как  обычно  во  время сна, был обращен к шее: когда Джон Томас
подошел к нему, он повернулся в орбите и осмотрел его: та часть
существа Луммокса, которая бодрствовала,  узнала  мальчика,  но
само  звездное  создание  не  проснулось. Удовлетворенный, Джон
Томас вернулся домой.
     Во время завтрака атмосфера смягчилась. Когда  Джон  Томас
умял две порции омлета, до крошки подобрал гренки и влил в себя
пинту какао, он уже готов был признать, что шериф Дрейзер всего
лишь  выполняет  свои  обязанности и что он не из тех, кто лишь
ради  собственного  удовольствия  пнет  собаку  ногой.  Что  же
касается  шерифа, то и он, размягченный завтраком, решил, что с
мальчиком  не  произойдет  ничего  страшного,  если  дать   ему
возможность время от времени почувствовать твердую руку... ведь
его  бедная мать вынуждена одна воспитывать его, а она, похоже,
достойная женщина. Он  аккуратно  подобрал  с  тарелки  остатки
омлета кусочком хлеба и сказал:
     --  Честное  слово,  миссис  Стюарт,  я чувствую себя куда
бодрее. Одинокой женщине нелегко  торчать  у  плиты...  но  мои
ребята обойдутся.
     --  О, я забыла о них! Сейчас я быстренько сварю еще кофе,
-- добавила она. -- Сколько их?
     --  Пятеро.  Но  не   стоит   беспокоиться,   мадам,   они
позавтракают после дежурства. -- Он повернулся к Джону Томасу:-
Вы готовы, молодой человек?
     --  Мам...  -- Джон Томас повернулся к матери. -- А почему
бы не покормить их, мама? Я  все  равно  еще  собираюсь  будить
Луммокса и кормить его.
     К тому времени, как Луммокс проснулся и поел, а Джон Томас
объяснил  ему,  в  чем  дело,  и пятеро полисменов наслаждались
второй чашкой кофе после куска горячего мяса,  Джон  Томас  уже
воспринимал  все случившееся не как арест, а как приключение. А
когда процессия, наконец, двинулась в дорогу, давно уже  минуло
семь.
     Луммокса  удалось доставить в его временное убежище позади
здания суда лишь после девяти. Луммокс с  наслаждением  вдохнул
запах  стали  и,  едва лишь почувствовал сталь, выразил желание
остановиться и попробовать ее. Джон Томас был вынужден проявить
твердость. Он вошел в клетку вместе с Луммоксом, лаская  его  и
уговаривая  не  волноваться,  и  оставался  вместе  с ним, пока
накрепко приваривали дверь. Он  встревожился,  увидев,  сколько
стали  пошло  на клетку для Луммокса, потому что у него не было
возможности объяснить шерифу Дрейзеру,  что  для  Луммокса  нет
ничего более лакомого, чем сталь.
     Теперь  говорить об этом было поздно, тем более, что шериф
не скрывал гордости при виде клетки для Луммокса.  Времени  для
рытья  фундамента  не  было,  поэтому  помещение  для  Луммокса
представляло собой ящик, все стенки которого, а  также  потолок
состояли из стальных брусьев, а одна сторона была открыта.
     Ладно, подумал Джон Томас, поскольку они все