едставляю.
     Будах с сомнением глядит на него. Уно фыркает.
     БУДАХ. Ну,  хорошо.  Так вот,  мне удалось  доказать,  что  сумма
площадей   квадратов,   построенных   на   коротких   сторонах  такого
треугольника... Вы следите за моим рассуждением?
     РУМАТА. Самым внимательным образом.
     Уно опять фыркает.
     БУДАХ. Так  вот.  Сумма  этих  площадей  в точности равна площади
квадрата, построенного на длинной стороне. А?
     РУМАТА (с искренним восхищением). Вы молодец, отец Будах!
     БУДАХ. Значит,  вы меня все-таки поняли!  В жизни еще не встречал
такого толкового дворянина.  Как правило, вы все - непроходимое дубье.
Впрочем, вы с самого начала показались мне личностью незаурядной...
     УНО. А зачем это?
     РУМАТА. Что "зачем"?
     УНО. Да вот суммы эти, квадраты...
     БУДАХ. Дубина молодая.
     РУМАТА. Я после объясню тебе, Уно. Ступай.
     Уно выходит, покачивая головой и посмеиваясь.
     БУДАХ. Разрешите, мой друг... (Разливает по стаканам пиво, залпом
выпивает). Недурное пиво... О чем бишь я?
     РУМАТА. Вы  говорили...  (Неожиданно  с  силой  бьет  ладонью  по
столешнице.) Черт бы вас всех подрал!
     БУДАХ. Что с вами, друг мой?
     РУМАТА. Таракан!  (Щелчком сбивает таракана со стола).  Весь этот
город заражен тараканами. Спасенья никакого нет.
     БУДАХ. Будто у вас в Эсторе нет тараканов!
     Входит Уно.
     УНО. Там какая-то дона заявилась, вас спрашивают...
     РУМАТА (встает). Она?
     УНО. Нет. другая совсем. Настоящая сука из благородных.
     Будах хохочет.
     РУМАТА. Я тебя когда-нибудь выпорю. Проси!
     Уно выходит. Входит дона Окана.
     РУМАТА. Дона Окана?
     ОКАНА. Она  самая,  благородный дон!  Отчаявшись заполучить вас к
себе  на  вечерние  блистания,  отважилась  посетить  жилище  кавалера
разочарованного, обрекшего себя на одиночество...
     РУМАТА. Радость нечаянная  вдвойне  говорит  разбитому  сердцу...
(Церемонно  подводит  Окану  к  столу и усаживает в кресло).  Осмелюсь
просить вас,  прекрасная дона,  вкусить от  скудной  пищи  моей  и  от
скудного пития моего...
     Будах придвигается к Окане.
     ОКАНА. От  ваших щедрот готова с благодарностью сердечной принять
хотя бы и яд смертельный, но - увы! - я только недавно из-за стола. Но
вы,  благородный дон, не смущайтесь моим присутствием и вновь обратите
поток благоволения вашего на оставленного в небрежении друга...
     РУМАТА. Да,  прошу извинения...  Гм... Позвольте представить вам,
прекрасная дона, моего старого знакомца, высокоученого монаха...
     БУДАХ (кладет  руку на руку Оканы).  Барон шутит.  А скорее всего
ревнует.  Ни какой я не монах, и мне можно все, что остальным мирянам.
Прекрасная дона,  меня зовут Будах...  (Румата под столом с силой бьЈт
его носком сапога по лодыжке. Будах подскакивает на месте.) Ох! Какого
дьявола,  барон! Вы что, с ума спятили? (ТрЈт лодыжку.) Да, я - Будах,
математик и поэт,  и этим горжусь,  хотя  гиена  эта,  дон  Рэба,  нас
терпеть не может... И еще я немножко колдун, если угодно.
     ОКАНА. И немножко государственный преступник,  да?  Я наслышана о
вас, достопочтенный Будах.
     БУДАХ. Надеюсь, вам говорили обо мне в лестном смысле...
     ОКАНА. О да. Мне говорили, что вас разыскивает капитан Цупик.
     БУДАХ. Серый хам.
     РУМАТА. Отец   Будах,   мой   друг,   позвольте  представить  вам
прекрасную  очаровательницу  и  первую  даму  Арканара   дону   Окану,
возлюбленную  наперсницу  и  конфидентку  орла  нашего и канцлера дона
Рэбы!
     Будах отдергивает  руку от Оканы.  Некоторое время,  раскрыв рот,
смотрит на Окану, затем на Румату и снова на Окану.
     БУДАХ. Ничего себе - приятное знакомство!
     ОКАНА. Вы разочарованы?
     БУДАХ (снова  кладет руку на руку Оканы).  Наплевать.  Пусть меня
сколько угодно разыскивают за стенами этого дома.  В конце концов надо
признать, что у этого вашего зловещего кретина совсем недурной вкус.
     ОКАНА. У какого кретина?
     БУДАХ. У зловещего.  У вашего дона Рэбы.  Так вот,  пусть они там
себе разыскивают,  а мы  здесь  хорошенько  повеселимся.  Правда,  мы,
ученые,  не в чести у благородных дур, но уверяю вас, моя красавица, я
могу, я очень даже могу... Барон подтвердит.
     РУМАТА. Да,  отец  Будах  даст сто очков вперед самому галантному
кавалеру Арканара.
     БУДАХ. И  постарается тут же,  не сходя с места,  это доказать...
(Оглядывает  стол.)  Благородный  дон,  а  нет  ли  в  ваших  погребах
чего-либо более пикантного, нежели пиво?
     РУМАТА. Отличная мысль.  (Звонит в колокольчик.  Вбежавшему Уно.)
Подай вина. Эсторского, моего.
     ОКАНА. Фи, эсторское... Слишком сладко и крепко.
     РУМАТА. Даме подашь ируканского. А нам с отцом Будахом - моего. И
быстро.
     ОКАНА. Я  согласна,  будем  веселиться.  Но если под сень веселья
беззаботного,  когда забудем  мы  о  мире  горьких  слез  под  властью
поцелуев и вина, сюда явятся серые штурмовики...
     БУДАХ. Ну,  не советую я им  являться  сюда,  когда  я  буду  под
властью поцелуев и вина...
     ОКАНА. Вы будете драться? Как интересно!
     БУДАХ. Мечом,  правда,  я  владею  средне,  но  в  доме наверняка
найдется что-нибудь вроде дубины.  В молодости  я  неплохо  дрался  на
дубинах...  (Мечтательно.)  Видели  бы вы,  как я проломил башку этому
ослу,  казначею  Барканского  монастыря!  А  он  был  большой   мастер
подраться! А как вы, барон?
     РУМАТА. Что я?
     БУДАХ. Как вы на дубинах?
     РУМАТА. Как-нибудь мы с вами попробуем. Надеюсь, в грязь лицом не
ударить...
     ОКАНА. Фи, благородный дон! На дубинах!
     Входит Уно   с   бутылками.  Румата  принимает  у  него  бутылки,
разглядывает.
     РУМАТА. Так... Это ируканское, для прекрасной дамы. (Ставит перед
Оканой стакан,  наполняет.) А это - эсторское,  для  крепких  голов  и
грубых желудков мужнин.  (Наливает Будаху и себе.) Итак, за прекрасную
даму!
     ОКАНА. Благодарю, благородный дон... (Пьет маленькими глотками.)
     Румата подносит свой стакан ко рту,  кося глазом на  Будаха.  Тот
крякает,  набирает  воздуху и выпивает залпом.  Лицо его вытягивается,
глаза вытаращиваются.  Он  заглядывает  в  стакан,  затем  смотрит  на
Румату.
     БУДАХ. Дьявольщина! Какого черта, барон... (Румата пинает его под
столом.) Ох! Ну... Да, крепко, крепко, ничего не скажешь. Глаза на лоб
лезут... (Осторожно ставит стакан на стол,) боюсь, барон, что еще один
такой стакан - и мне конец.
     Румата осушает свой  стакан  и  сейчас  же  снова  наполняет  все
стаканы.
     РУМАТА. Угощайтесь, отец Будах. Угощайтесь, мой славный друг.
     БУДАХ. Благодарю вас, мой друг. Дайте передохнуть.
     ОКАНА. Неужели так крепко?
     БУДАХ. Это   только   мы   можем   выдержать,  очаровательница...
(Пытается обнять Окану за талию, та увертывается.)
     ОКАНА. Вы слишком нетерпеливы,  отец Будах...  Лучше ответьте мне
на один вопрос.
     БУДАХ. Хоть на сто, моя прелесть!
     ОКАНА. Вы ведь поэт, не так ли? Скажите, как это сочиняют стихи?
     БУДАХ. М-м?  Вы слышите,  дон Румата? Ее интересует, как сочиняют
стихи!  Нет уж,  это не меня надо спрашивать.  Спросите лучше  барона.
После того как он прочел мне несколько своих стихотворений,  я не смею
называться поэтом в его присутствии...
     РУМАТА. Отец Будах, вы смущаете меня, друг мой.
     БУДАХ (залпом осушает стакан.) Ер-рунда!
     ОКАНА. Так вы тоже поэт, благородный Румата?
     БУДАХ. И еще какой! Возьмите, например...
     Белеет парус одинокий
     В тумане неба голубом.
     Что ищет он в стране далекой,
     Что кинул он в краю родном?
     (Роняет голову на руки, бормочет.) Написать это и умереть...
     ОКАНА. Восхитительно!
     БУДАХ. Но и я кое-что могу! (Берет Окану за руку, проникновенно.)
"Зачем увяли все цветы в саду таинственном любви?.." Ну и  так  далее.
А?
     ОКАНА. Очень мило...
     БУДАХ (отпускает ее руку).  Впрочем,  разумеется, сильная сторона
отца Будаха не в этом. Налейте, дон Румата.
     Румата наполняет его стакан. Будах выпивает залпом.
     БУДАХ. Отец Будах кое-что может.  Только  больше  не  хочет.  Да!
Потому что все получается навыворот. А кто виноват, что навыворот?
     ОКАНА. Кто?
     БУДАХ. Он!  Гиена  наша  дон  Рэба!  Вот  смастерил  я одно дело.
Проволока с колючками.  Скотный двор от волков.  Хорошо.  Еще умнейшая
штука  -  мясокрутка.  Нежный  мясной фары.  Прекрасно.  А дон Рэба...
Колючка,  грит?  Колючка.  От волков? От волков. Хорошо, грит, молодец
ты,  отец  Будах.  И оплел колючкой рудники,  чтобы рабы с рудников не
бегали...  Мясокрутка... И мясокрутку мою забрал. В башню. И теперь из
грамотеев   и   мужиков   нежный   фарш   делает...   Очень,  говорят,
способствует...
     Он хватает бутылку и пьет прямо из горлышка.
     ОКАНА (тихо Румате).  Ваш друг упился,  благородный дон, я покину
вас с вашего разрешения...
     РУМАТА. Ни в коем случае. Ведь вы пришли ко мне?
     ОКАНА. Да, я хотела поговорить с вами...
     РУМАТА. Я сейчас все устрою...  (Будаху.) Отец Будах,  мой  друг,
вам следует отдохнуть с дороги.
     БУДАХ. Отдохнуть? Мне?
     РУМАТА. Непременно.
     БУДАХ. Оставить эту прекрасную даму, эту очаровательницу?
     ОКАНА. Мы еще увидимся с вами, достопочтенный отец Будах.
     БУДАХ. В таком случае...  Хорошо. Барон, она прекрасна, как заря.
Вы верите?
     РУМАТА. Конечно, верю...(Звонит в колокольчик.) Уно, постели отцу
Будаху наверху,  в моем кабинете. Да скажи... (Притягивает Уно к себе,
что-то шепчет на ухо. Тот быстро-быстро кивает.) Ступайте, отец Будах,
отдыхайте спокойно.
     БУДАХ (встает,  пошатываясь). Правильно. Пора на покой. Н-но! Я -
отец  Будах  по  прозвищу  Будах  Арканарский.  Вот  так.  И пусть мне
принесут к ложу моему  кувшинчик  пива.  На  всякий  случай.  Временно
оставлю вас, превосходные дамы и господа...
     Уно уводит Будаха. Окана пересаживается поближе к Румате.
     ОКАНА. Наконец-то мы одни. Вы рады, благородный дон?
     РУМАТА. Я рад видеть вас и наедине, и в обществе друзей...
     ОКАНА. У вас забавные друзья, мой милый Румата.
     РУМАТА. Вы находите?
     ОКАНА. Забавные и... очень опасные.
     РУМАТА. Возможно.  Если  дону  Рэбе  станет  известно...   Но   я
полагаюсь на вашу скромность, прекрасная дама.
     ОКАНА. Благородный дон,  вам нечего опасаться.  Конечно, доносить
модно, в Арканаре все доносят друг на друга, но сейчас...
     РУМАТА. Да?
     ОКАНА. Во-первых, сейчас все обстоит наоборот.
     РУМАТА. Не понимаю, дона Окана.
     ОКАНА. Ну... неизвестно, чей донос был бы страшнее.
     РУМАТА. Я все-таки не понимаю.
     ОКАНА. Глупый мальчишка!  Если дон Рэба узнает, что я была у вас,
мне конец!
     Пауза.
     РУМАТА. Гм... Он так ревнив, ваш дом Рэба?
     ОКАНА. А ты полагаешь, что ты не достоин ревности?
     РУМАТА. Не знаю... Никогда об этом не думал...
     ОКАНА (грозит пальцем). Лицемер! А дуэль с доном Сэрой из-за доны
Пифы? А поединок на копьях с доном Тамэо? Да у меня пальцев на руках и
ногах не хватит, чтобы сосчитать...
     РУМАТА. Я ни разу не был зачинщиком, поверьте мне, дона Окана!
     ОКАНА. Вот именно. Ты получал мои письма?
     РУМАТА. Д-да...
     ОКАНА. Ты не ответил ни на одно мое письмо!
     РУМАТА. Поверьте...
     ОКАНА. Ты вынудил меня прийти сюда,  бессердечный,  ты сделал это
нарочно!
     РУМАТА. У меня и в мыслях не было...
     Окана звонит в колокольчик.
     ОКАНА (вбежавшему Уно). Никого не впускай и не входи сам, пока не
позовут.  Ступай!  (Уно медлит,  поглядывая на  Румату.)  Ну?  Я  кому
сказала?
     РУМАТА. Ступай,  Уно...  (Уно уходит.) Я преклоняюсь перед  вашей
красотой, прекрасная дона, но я никогда не подавал повода...
     ОКАНА. Повод подаю я. Понимаешь? (Обнимает его.) Какой повод тебе
еще нужен?
     Румата крепко целует ее.
     РУМАТА. Повод  ослепительный,  что и говорить...  (Вытирает губы,
смотрит на пальцы.) Почему вы все так краситесь?
     ОКАНА. Все! (Вскакивает.) Кто еще?
     РУМАТА. Нет-нет,  не надо меня ревновать.  Это  я  так,  к  слову
пришлось...  Все  же,  чем  изводить  столько краски,  лучше бы мылись
почаще.
     ОКАНА. Вы издеваетесь надо мной, кавалер?
     РУМАТА. Вовсе нет. Просто вы захватили меня врасплох.
     ОКАНА. А что мне было делать? Я устала ждать!
     РУМАТА. Вы увлекаете меня на опасный путь, дона Окана.
     ОКАНА. Для тебя я просто Окана. Ты что, боишься?
     РУМАТА. Признаться, да.
     ОКАНА. Дона Рэбу!
     РУМАТА. Признаться, нет.
     ОКАНА. Тогда  чего  же...  (Приникает  к  нему.)  Я  извелась,  я
потеряла стыд, пожалей меня!
     Пауза.
     РУМАТА. Я могу пожалеть тебя. Только...
     ОКАНА. Что?
     РУМАТА. Ты погибнешь.
     Окана в ужасе отшатывается.
     ОКАНА. Как... Почему я погибну?
     РУМАТА. От  любви.  С  непривычки.  Для маленьких душ это слишком
большая нагрузка.
     ОКАНА. Нет, ты все-таки издеваешься...
     РУМАТА. Прости. Я просто шучу. Не бойся.
     ОКАНА. Я хочу, чтобы ты любил меня.
     РУМАТА. А! Это другое дело. Ладно, пусть будет по-твоему.
     Охватывает ее левой рукой за плечи, а правой принимается вытирать
ее  лицо  носовым  платком.  Окана  после  секундного   замешательства
принимается отбиваться.
     ОКАНА. Пусти!.. Что ты делаешь!
     РУМАТА. Не дергайся. Привожу тебя в человеческий вид.
     ОКАНА. Пусти! Дьявол! Дьявол!
     Румата отпускает  ее,  отбрасывает платок и критически оглядывает
ее лицо.
     РУМАТА. Вот. Теперь ты более или менее в норме.
     Окана достает зеркальце, смотрится.
     ОКАНА. Что ты наделал, исчадие ада? Во что ты меня превратил?
     РУМАТА. В живую женщину. Теперь тебя, пожалуй, можно любить.
     ОКАНА. Хорошо. Люби.
     РУМАТА. Минуточку. Соберусь с силами.
     Откидывается на спинку кресла,  закрывает глаза. Окана смотрит на
него.
     ОКАНА. Румата!
     РУМАТА. Да, дорогая!
     ОКАНА. Я  не  понимаю...  Что  я  тебе,  когда  у  ног  твоих все
красавицы мира?..
     РУМАТА. Ну,  это уж преувеличение.  Это было бы ужасно. Ходить по
красавицам...
     ОКАНА. Ты что же, вообще не можешь... любить?
     РУМАТА (открывает глаза,  резко выпрямляется). Ну уж нет! Не могу
любить!  Еще  как  могу!  Очень  даже могу,  как говорит наш друг отец
Будах!
     ОКАНА. Я не о том. Я о сердце. У тебя есть сердце!
     РУМАТА. Есть.  И печень есть. И все остальное, что полагается. Но
ты  понимаешь...  Как бы это тебе объяснить...  В самом большом сердце
умещается всего одна любовь... Нет, боюсь, тебе этого не понять.
     ОКАНА. Почему же? Я все поняла. Я ее видела... Та самая простушка
в платье времен прошлого регентства,  которая вышла из твоего дома два
часа  назад...  (Пожимает  плечами.)  Право,  у  мужчин такие странные
вкусы...
     РУМАТА. На мой взгляд, она очень недурна...
     ОКАНА. Да,  пожалуй...  Стройненькая,  личико  чистое...  Моется,
наверное, часто...
     РУМАТА. Мне тоже так показалось...
     ОКАНА. Правда,  великоваты  руки...  и  походка,  как у...  как у
рыбачки...
     РУМАТА. Да,  сегодня  я  тоже  это заметил.  Должно быть,  она не
привыкла к дамской обуви...
     ОКАНА. Должно  быть...  И  этот  ее  наряд!  Смотреть на нее было
забавно и поучительно...  (Наклоняется и Румате,  доверительно  кладет
руку  ему  на колено.) Это пройдет быстро,  благородный дон.  А я умею
ждать. Я не буду терять надежды...
     РУМАТА. Не  уставай  надеяться...  (Встает,  берется за бутылку.)
Позвольте угостить вас,  прелестнейшая дона!  (Разливает по стаканам.)
Совершенно пересохло в глотке...
     ОКАНА. Что вы делаете,  кавалер? Вы наливаете мне эсторское? Я же
сказала вам, что не пью крепкого...
     РУМАТА. Я тоже не пью крепкого.  Это не эсторское, это клюквенный
морс...
     ОКАНА. Но...
     РУМАТА. Отцу  Будаху  было необходимо срочно покинуть мой дом.  И
вообще город.  Не мог же я поить его эсторским!  Чего доброго,  он  бы
свалился с лошади где-нибудь по дороге... А так он благополучно скачет
сейчас по одному из двенадцати Арканарских трактов милях в двадцати от
городских стен...
     Окана встает.
     ОКАНА. До свидания,  благородный дон. В вашем обществе я испытала
истинное наслаждение,  сравнимое лишь с восторгами, кои вызывает у нас
пребывание  под  сенью райских кущ,  даруемыми нам - увы!  - только во
снах наших...
     Румата молча  кланяется.  Окана  идет к выходу,  разглядывая свое
лицо в зеркальце.
     ОКАНА (в дверях) Всю краску размазал, дурак... (Выходит.)

                               ЗАНАВЕС

                          КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ

     Гостиная в  доме  Руматы.  Входит,  вытирая  на  ходу лицо и руки
полотенцем,  Румата - в  цветастых  штанах,  в  чулках  и  башмаках  с
пряжками,  в  расстегнутой до пупа сорочке с кружевными манжетами.  За
ним следует Уно с барским камзолом в одной руке и с огромным гребнем в
другой.
     УНО (ворчит).  У всех,  как у людей,  только у нас с выдумками...
Где  это  видано  -  в  двух  сосудах  мыться!  В отхожем месте горшок
какой-то придумали...  Полотенце им  каждый  день  чистое...  Простыни
подавай накрахмаленные...  А сами,  не помолившись,  каждое божье утро
голые по комнате скачут, руками машут, ногами выше головы дрыгают...
     Румата швыряет   ему   полотенце,  берет  гребень  и  принимается
причесываться.
     РУМАТА. Я  при  дворе,  не деревенщина вшивая.  Придворный должен
быть чист и благоухать.
     УНО. У  его  малолетней  светлости  только  и  интересу,  что вас
нюхать.  А вот дон Рэба и вовсе никогда не моются.  Сам слышал,  ихний
лакей рассказывал... Не моются, зато молятся, во как.
     РУМАТА. Ладно, перестань бурчать... Давай камзол... (Облачается в
камзол, неторопливо застегивается.) Кто-нибудь заходил?
     УНО. Из благородных никто не  пожаловал...  (Останавливается.)  А
вот приходили от рыбника, из пекарни... (Снова останавливается. Румата
вопросительно глядит на него.)  Требует  задолженности  погасить.  Как
сговорились все. И от молочника... и кондитер...
     РУМАТА. Так-так-так, интересно. Ты расплатился с ними?
     УНО. Еще  чего!  Будете со всеми расплачиваться - сами без штанов
останетесь. Подождут.
     РУМАТА. Уно!
     УНО. Ну что Уно!  Что Уно! (понизив голос.) Сами знаете, в городе
нынче нехорошо.  Не время сейчас долги отдавать.  Видите, как они всем
скопом на нас навалились:  плати,  дескать!  Узнали что-то  такое,  не
иначе, заторопились...
     РУМАТА. Соображаешь,  дружок,  это хорошо...  Ну что  ж,  подавай
завтрак в таком случае.
     УНО. Шпагу вашу  я  на  диван  положил...  (Выходит  и  сразу  же
торопливо возвращается.) Кира пришла!
     РУМАТА. Кира! Так веди ее сюда, что же ты!
     Уно выходит  и  возвращается  с  Кирой.  Кира  одета  по-прежнему
простолюдинкой,  в руке маленький  узелок.  Румата  подбегает  к  ней,
хватает за плечи, глядит в запрокинутое лицо. Уно деликатно удаляется.
     РУМАТА. Почему ты плакала? Кто тебя обидел?
     КИРА. Никто меня не обидел.
     РУМАТА. Нет, ты скажи, почему ты плакала?
     КИРА. Уедем отсюда.
     РУМАТА. Обязательно.
     КИРА. Когда мы уедем?
     РУМАТА. Я еще не знаю, маленькая. Но мы обязательно уедем...
     КИРА. Далеко?
     РУМАТА. Очень далеко. Ко мне.
     КИРА. Там хорошо?
     РУМАТА. Там дивно хорошо. Там никогда никого не обижают.
     КИРА. Так не бывает.
     РУМАТА. Бывает.
     КИРА. А какие там люди?
     РУМАТА. Люди? Обыкновенные. Как ты. Как я.
     КИРА. Все такие, как ты?
     РУМАТА. Не все, конечно. Есть много других, гораздо лучше.
     КИРА. Вот это уж не бывает!
     РУМАТА. Вот это уж как раз бывает!
     КИРА. Почему  тебе  так легко верить?  Отец никому не верит.  Аба
говорит, что все свиньи, только одни грязные, а другие нет. Но я им не
верю, а тебе всегда верю...
     За окнами раздается треск барабана и тяжелый  грохот  марширующих
сапог. Кира вздрагивает и прижимается лицом к груди Руматы.
     КИРА. Я больше не могу дома.  Я больше не вернусь домой.  Страшно
мне