я Народной Корпоративной  Республики  Царицын
Кластер.
   Я постарался быть тактичным:
   - Положение действительно кажется отчаянным,  координатор,  но  никто  на
бирже  не  хочет  ее  краха.  Существуют  могущественные  силы,  готовящиеся
отразить удар. Поймите, пожалуйста: патент должен и дальше  оставаться  моим
вовсе не потому, что я ищу личной  выгоды.  А  потому,  что  я  связал  себя
клятвой весь свой годовой доход переводить в фонд марсианского проекта.
   Кислая гримаса перекосила лицо координатора, расширив и углубив расщелины
его морщин. Он наклонился в мою сторону, его мощные плечи напряглись.
   - Проект по созданию среды обитания, как же! Я знаком с  так  называемыми
моральными аргументами. Мертвые абстракции импотентов от  идеологии!  А  как
насчет законопослушания? Долга? Лояльности? Или для вас это пустой звук?
   - Не так все просто, - начал было я, - Уэллспринг...
   - Уэллспринг! - заорал координатор. - Он  даже  не  землянин,  он  просто
ренегат, предатель, с потрохами продавшийся пришельцам, молокосос,  которому
едва перевалило за сто. Пришельцы боятся нас, пойми ты! Они страшатся  нашей
энергии. Они страшатся того, что, как только в наших руках окажутся средства
межзвездных перелетов, мы сразу захватим их рынки. Это же очевидно,  Ландау!
Вот почему они хотят  направить  энергию  человечества  на  Марс.  Чтобы  мы
растратили ее на эту прекраснодушную чушь. А мы  могли  бы  конкурировать  с
ними, могли бы подняться и рвануться к звездам одной всесокрушающей  волной!
- Он воздел руки вверх и замер,  пристально  уставившись  на  кончики  своих
растопыренных пальцев.
   Руки его начали трястись. Координатор сломался прямо на моих  глазах.  Он
опустил руки, обхватил ими голову и  стал  тихонько  покачивать  ее,  словно
баюкая сам себя.
   - Царицын Кластер мог бы оставаться великим городом. Ядро сплоченности  и
согласия, остров безопасности и надежды в море хаоса. А  Инвесторы  намерены
ее разрушить. Когда рушится биржа, когда Царица изменяет своему долгу, тогда
всему приходит конец.
   - Она действительно собирается нас оставить?
   - Кто может судить о ее намерениях?  -  Координатор  выглядел  совершенно
опустошенным. - Семьдесят лет я страдал от ее  причуд,  сносил  унижения.  А
теперь мне на все наплевать.  Ну  почему  я  должен  позорить  свои  седины,
пытаясь  склеить  осколки  былого  величия  при   помощи   твоих   идиотских
финтифлюшек? В конце концов, в моем распоряжении всегда есть приват!
   Он с ненавистью взглянул на меня.
   - Вот до чего ты нас довел. Теперь они всю нашу кровь высосут!
   Он спрыгнул со стола, в два шага добрался  до  моего  кресла,  сграбастал
меня за воротник и поднял в воздух. Тщетно я  пытался  ему  помешать,  слабо
цепляясь за его запястья. Он принялся меня яростно трясти; мои руки  и  ноги
нелепо болтались, как у тряпичной  куклы.  Тигр  издал  несколько  клацающих
звуков и подобрался к нам поближе.
   - Я ненавижу тебя! - ревел координатор. - Я ненавижу  все,  что  с  тобой
связано! Меня тошнит от вашей лиги, от  вашей  гнилой  философии,  от  ваших
сладких и тупых улыбочек!  Смута,  затеянная  вами,  стоила  жизни  хорошему
человеку!
   Наконец он презрительно отбросил меня в сторону,  словно  измятый  клочок
использованной туалетной бумаги. Падая, я с глухим стуком врезался головой в
покрытый ковром пол.
   - Убирайся! - рявкнул он. - Вон из ЦК! Если через сорок восемь  часов  ты
еще будешь здесь, я арестую тебя и продам тому, кто предложит самую  высокую
дену.
   Пока тигр помогал мне  подняться  на  ноги  и  забраться  ему  на  спину,
координатор вскарабкался на громадный свой стул и снова уставился на экран с
последними известиями с биржи.
   - Измена, - тихо и бессильно пробормотал он, - кругом измена.
   Тигр вынес меня из кабинета.
   После долгих поисков я нашел Уэллспринга в догтауне. Это был беспорядочно
застроенный пригород, медленно вращавшийся вокруг своей  оси  неподалеку  от
ЦК. Здесь находились  космодром  и  таможня,  спутанный  клубок  космических
верфей и автономные контейнерные склады, карантинные помещения  и  различные
заведения, чьей единственной целью было ублажение самых невероятных пороков.
   В догтаун приходили тогда,  когда  идти  было  больше  некуда.  Он  кишел
бродягами и темными личностями: старателями,  пиратами,  преступниками  всех
мастей, бывшими членами распавшихся сект, чьи нововведения оказались  никому
не нужны, банкротами и поставщиками рискованных удовольствий. Как следствие,
этот  пригород  был  нашпигован  псами  и  скрытыми  видеокамерами.  Догтаун
считался местом, насквозь пропитанным  беспорядочной,  жульнической  и  злой
энергией. Местом, опасным по определению. Здесь все  и  вся  находилось  под
непрерывным придирчивым надзором, отчего чувство стыда у местных  обитателей
атрофировалось полностью.
   Я обнаружил  Уэллспринга  в  пузыре,  прикрывавшем  придорожный  бар.  Он
обсуждал какую-то запутанную сделку с  человеком,  которого  представил  мне
очень коротко: "Модем".
   Этот  Модем  оказался  членом   маленькой,   но   весьма   могущественной
механистской секты, известной в ЦК под названием "Омары". Омары существовали
исключительно внутри приживляемых к коже оболочек,  представлявших  из  себя
автономные системы жизнеобеспечения, утыканные снаружи входными и  выходными
разъемами, манипуляторами и  разнообразными  двигателями.  Эти  своеобразные
скафандры были тускло-черного цвета, лицевые стекла  отсутствовали.  Поэтому
омары выглядели словно ожившие сгустки черной потусторонней тени.
   Я пожал  протянутую  мне  шершавую  тяжелую  перчатку  Модема  и  уселся,
пристегнувшись к столу, после чего торопливо отодрал от клейкой  поверхности
стола грушу с выпивкой, надавил на нее и сделал приличный глоток.
   - У меня крупные неприятности, - сказал я. - Мы можем при  этом  человеке
говорить откровенно?
   Уэллспринг рассмеялся:
   - Ты что,  шутишь?  Это  же  догтаун!  Здесь  повсюду  понатыкано  больше
записывающих устройств, чем зубов у тебя во  рту,  мой  юный  Ландау!  Кроме
того, Модем - мой старинный друг.  А  некоторые  необычные  возможности  его
зрения могут оказать нам неоценимую услугу.
   - Отлично. - Я принялся объяснять суть дела. Уэллспринг остановил меня  и
потребовал подробностей. Я начал снова, стараясь не упустить ни одной, самой
мельчайшей детали.
   - Да-а, дела, - сказал Уэллспринг, когда я  кончил.  -  Держись  за  свои
мониторы. Модем. Сейчас ты увидишь,  как  слухи  перекроют  скорость  света.
Странно, что именно это маленькое бистро станет источником  таких  новостей,
которые всего через пару суток не  оставят  от  ЦК  камня  на  камне.  -  Он
произнес эти слова  довольно  громко  и  оглянулся,  окинув  помещение  бара
быстрым  взглядом.  Все  клиенты  заведения  смотрели  на  нас  с  отвисшими
челюстями; в их открытых ртах дрожали маленькие шарики слюны.
   - Значит, Матка отчалила, - все так же громко продолжал Уэллспринг. -  И,
наверное, уже довольно давно. Что ж, слезами горю не поможешь. Даже жадность
Инвесторов, оказывается, имеет свои пределы. Не могли  же  советники  водить
Матку за нос до бесконечности. Должно быть, вскоре она объявится  где-нибудь
еще, найдя себе другое обиталище, больше  соответствующее  ее  эмоциональным
запросам. Самое лучшее, что я могу сейчас сделать, -  так  это  вернуться  к
своим монитором и попытаться свести к минимуму свои убытки,  пока  биржа  не
потеряла всякий смысл, - добавил он, но не сдвинулся с места.
   Закончив свой спич, Уэллспринг раздвинул ленточки на разрезном  рукаве  и
бросил небрежный взгляд на наручный  компьютер.  Бар  пустел  с  невероятной
быстротой; удирали даже завсегдатаи, влекомые персональными псами. У  дверей
вспыхнула  дикая  рукопашная  схватка  между   двумя   шейперами-ренегатами,
демонстрировавшими самые страшные приемы космического джиу-джитсу. Их псы  в
драку не вмешивались, равнодушно наблюдая за происходящим.
   Очень скоро в баре уже не было никого, кроме нас троих, робофициантов  да
полудюжины любопытствующих псов.
   - Сразу же после моей последней аудиенции у Матки я мог  бы  побиться  об
заклад, что она вскоре нас покинет, - спокойно сказал Уэллспринг. - Так  или
иначе, но Царицын  Кластер  пережил  сам  себя  и  стал  бесполезным.  Срок,
отпущенный ему, истек. Он  сыграл  свою  роль  эмоционального  катализатора,
который вплотную подвел Марс  к  третьему  пригожинскому  уровню  сложности,
после чего, под грузом проводимых  советниками  бессмысленных  программ,  ЦК
разбил  неизбежный  паралич.  Типичная  близорукость,  свойственная   мехам.
Псевдопрагматический материализм. Ну  что  ж,  за  что  боролись,  на  то  и
напоролись.
   Подавая  робофицианту  знак  к  следующей   перемене   блюд,   Уэллспринг
продемонстрировал нам краешек расшитой золотыми нитями нижней манжеты.
   - Ты говорил, что советнику пришлось отправиться прямиком в приват? Жаль.
Но он - не первый и не последний из тех, кого затопчут в этой свалке.
   - Мне-то что делать? - напомнил я о себе. - Ведь я  потерял  все.  И  что
теперь станет с лигой?
   Уэллспринг нахмурился.
   - Действуй, Ландау! - сказал он.  -  Покажи  себя.  Пришло  время  не  на
словах, а на деле проявить  постгуманистическую  изменчивость  форм.  Сейчас
тебе необходимо унести ноги прежде, чем тебя арестуют и выставят на продажу.
Думаю, как раз здесь окажется очень кстати помощь нашего друга Модема.
   - Она к вашим услугам! - торжественно  объявил  Модем.  Датчики  вокодера
были  подсоединены  прямо  к  его  голосовым  связкам,  и   это   устройство
синтезировало удивительно красивый, но совершенно  нечеловеческий  голос.  -
Наш корабль "Проходная Пешка" послезавтра уходит к  Совету  Колец  с  грузом
маршевых двигателей для транспортировки лестероида. Проект по созданию среды
обитания.  Другу  Уэллспринга  мы  будем  рады.  Я  не  смог  удержаться  от
истерического смеха:
   - Предлагаете сменить шило на мыло? Вернуться на Кольца? Тогда  лучше  уж
мне перерезать себе глотку прямо за этим столом! Куда будет меньше хлопот.
   - Не стоит так кипятиться. Пройдешь небольшую  операцию:  мы  подсоединим
тебя к одной из наших оболочек, - успокоил меня Модем. - Один омар  как  две
капли воды похож на другого. Под нашей оболочкой ты  в  полной  безопасности
где угодно. Если сумеешь держать язык за зубами.
   - Ты предлагаешь мне стать мехом? - Я был страшно шокирован.
   - Настоящим мехом ты не станешь, - сказал  Уэллспринг.  -  Все  равно  не
получится. А так... Всего-навсего несколько  переключении  концевых  нервов,
трахеотомия плюс немного анальной хирургии... Правда, ты потеряешь обоняние,
вкус и осязание, зато приобретешь другие органы чувств,  охватывающие  такой
диапазон ощущений, который тебе и не снился.
   - Вот именно! - провозгласил Модем. -  Ты  спокойно  ступишь  в  открытый
космос и будешь смеяться!
   - Он прав!  -  воскликнул  Уэллспринг.  -  Шейперы  должны  гораздо  шире
пользоваться техникой мехов. Ты куда лучше  поймешь  свои  лишайники,  Ганс.
Небольшой симбиоз, а? Это расширит твой кругозор.
   - Но вы же не полезете мне под череп? - нерешительно спросил я.
   - Нет, - небрежно бросил Модем. - Во всяком случае, не должны. Твои мозги
останутся при тебе.
   Я ненадолго задумался.
   - А вы сможете уложиться, - я бросил взгляд  на  часы  Уэллспринга,  -  в
тридцать восемь часов?
   - Придется поторопиться, - спокойно ответил Модем, отстегиваясь от стола.
   Я сделал то же самое.
   "Проходная Пешка" отправилась в путь. Во время стартового  ускорения  моя
оболочка была намертво прикреплена к одной из несущих  конструкций  корабля.
Перед стартом я установил зрение на стандартный волновой диапазон,  чтобы  в
нормальном свете увидеть, как начнет проваливаться вниз мой Царицын Кластер.
   Слезы обжигали свежие шрамы моих мертвых глазных  яблок  на  тех  местах,
куда были вживлены тончайшие проволочки. Царицын Кластер медленно  вращался,
издали напоминая  галактику,  опутанную  паутиной  из  драгоценных  нитей  с
нанизанными на них самоцветами. То тут, то там по  нитям  паутины  пробегали
яркие  вспышки:  пригороды  уже  начали  утомительную  и  скорбную   работу,
освобождаясь от пут, связывавших их друг  с  другом  и  с  центром.  Царицын
Кластер агонизировал и корчился в тисках ужаса.
   Я тосковал по уютному домашнему теплу моей лиги, ведь залезть в  раковину
- еще не значит стать омаром. Они мне оставались  по-прежнему  чуждыми,  эти
черные  демоны,  пригорошня  песчинок  в  галактической  ночи,  человеческая
протоплазма в тусклых панцирях, забывшая о своем происхождении.
   "Проходная Пешка" напоминала обычный корабль,  вывернутый  наизнанку.  Ее
металлический каркас, к  балкам  которого,  словно  гниды,  лепились  омары,
окружал со всех сторон ядро корабля - могучие магнитные реакторы. Неутомимые
автоматы бесперебойно кормили эти реакторы горючим. Там и  здесь  к  каркасу
крепились купола, где омары могли подключаться к своим  странным  жидкостным
компьютерам и куда они прятались во время солнечных бурь.
   Они передвигались по кораблю, скользя вдоль наведенных  магнитных  полей.
Они никогда не ели. Они никогда не пили. Каждые пять лет они,  словно  змеи,
"меняли кожу", подвергая свою оболочку очистке  от  гнусно  воняющей  накипи
разнообразных бактерий, в великом множестве разводившихся в  ровном  влажном
тепле под этой оболочкой.
   Они не знали страха. Они были самодовольными анархистами.  Самым  большим
удовольствием для них было сидеть, приклеившись к каркасу корабля,  устремив
свои многократно усиленные и обостренные чувства в глубины космоса, наблюдая
звезды в ультрафиолетовом или инфракрасном диапазонах или следя за тем,  как
ползут по поверхности Солнца  солнечные  пятна.  Они  могли  подолгу  просто
ничего не делать, часами впитывая сквозь свою  оболочку  солнечную  энергию,
прислушиваясь  к  музыкальному  тиканью  пульсаров  или  к  звенящим  песням
радиационных поясов.
   В них не было ничего злого, но не было и ничего человеческого. Далекие  и
ледяные,  словно  кометы,  они  казались  порождением  самого  вакуума.  Мне
казалось, что в Них можно предугадать первые признаки  пятого  пригожинского
скачка, за которым лежит пятый уровень сложности, отстоящий от человеческого
интеллекта еще дальше, чем интеллект отстоит от амеб, размножающихся простым
делением, дальше, чем жизнь отстоит от косной материи.
   Иногда  они  пугали  меня.  Их  вежливое   безразличие   к   человеческим
условностям придавало им какое-то мрачное обаяние.
   Вдоль фермы бесшумно скользнул Модем, остановился рядом со мной и включил
магнитные  присоски.  Я  подключил  слух;  перекрывая  радиошумы  работающих
двигателей, прямо в моем мозгу послышался его голос:
   - Тебя вызывают из ЦК, Ландау. Следуй за мной.
   Я заскользил вдоль перил за ним следом. Мы прошли сквозь шлюз  одного  из
стальных куполов,  оставив  дверь  открытой:  омары  не  выносили  замкнутых
пространств.
   На экране передо мной появилось заплаканное лицо Валерии Корстштадт.
   - Валерия! - воскликнул я.
   - Это ты, Ганс?
   - Да, дорогая. Да, это я. Очень рад тебя видеть.
   - Сними маску, Ганс. Я хочу увидеть твое лицо.
   - Это не маска, дорогая. А мое лицо, боюсь,  выглядит  сейчас  далеко  не
самым лучшим образом.
   - Твой голос звучит как-то странно, Ганс. Совсем не так, как раньше.
   - Потому что это не мой голос, а синтезированный радиоаналог.
   - Как же мне тогда убедиться, что я говорю именно с тобой? Боже,  Ганс...
Я так боюсь. Здесь все.., все рушится на глазах. Во Фроте - страшная паника.
Кто-то - скорее всего псы - перебил в твоем доме все кюветы с агар-агаром, и
твои проклятые лишайники расползлись повсюду. Они растут так быстро!
   - Они и должны расти быстро, Валерия. Это  их  главное  достоинство.  Для
того я и выводил новые виды. Пусть их опрыскают металлическим аэрозолем  или
опылят какими-нибудь производными серы, и через несколько часов с ними будет
покончено. Нет никаких причин для паники.
   - Как это нет, Ганс. Здесь - эпидемия самоубийств. Приваты превратились в
настоящие фабрики  по  производству  трупов.  Царицына  Кластера  больше  не
существует. И мы потеряли Матку!
   - Но остался наш проект! - возразил я. - А Матка сыграла свою роль,  роль
пригожинского  катализатора.  Проект,  он  куда  важнее,  чем  эта   чертова
королева. Сейчас наступил решающий момент. Пусть члены лиги ликвидируют  все
свое имущество. Надо немедленно переводить флот на орбиту вокруг Марса!
   - Проект! - горько воскликнула Валерия.  -  Кроме  него,  тебя  ничто  не
беспокоит! Я погибаю здесь, а  ты,  с  твоим  холодом,  с  твоей  шейперской
привычкой соблюдать дистанцию, оставил меня один на один с моим отчаянием!
   - Валерия, вовсе нет! Я десятки раз пытался поговорить с тобой, но именно
ты отгородилась от меня стеной молчания. От меня,  который  так  нуждался  в
твоем тепле после лет, проведенных под псами...
   - Ты давно мог поговорить со мной, если бы хотел этого  no-настоящему,  -
закричала она. - Если бы ты хотел, то давно сломал бы стену молчания. Но  ты
ждал, пока я сама приползу к тебе, виляя  хвостом  от  унижения.  А  сейчас?
Телекамеры псов или  черные  панцири  омаров,  какая  разница,  Ганс?  Какая
разница, что именно нас разделяет?
   Я почувствовал, как по моей  онемевшей  коже  растекается  горячая  волна
бешенства.
   - И ты еще смеешь в чем-то меня упрекать! - воскликнул я.  -  Откуда  мне
было знать о существовании всех этих ваших нелепых  ритуалов,  ваших  пошлых
маленьких тайн! Я думал, ты отбросила меня  в  сторону,  как  использованный
грязный носовой  платок,  и  глумливо  смеешься  надо  мной,  очередной  раз
предаваясь разврату с  Уэллспрингом.  Неужели  ты  всерьез  считала,  что  я
вступлю из-за тебя в схватку с человеком, которому обязан своим спасением? А
ведь я был готов вскрыть себе вены, лишь бы лишний раз увидеть твою  улыбку.
Ты же не принесла мне ничего, кроме несчастий и горя!
   Валерия смертельно побледнела.  Ее  губы  шевелились,  но  она  не  могла
произнести ни единого слова. Затем по ее лицу  скользнула  странная,  полная
отчаяния улыбка...
   Связь прервалась. Я стоял перед мертвым, пустым и черным экраном.
   - Мне надо вернуться, - сказал я, повернувшись к Модему.
   - Очень жаль, - ответил он, -  но  это  невозможно.  Во-первых,  если  ты
вернешься, тебя просто-напросто убьют. Потом, у нас не  хватит  энергии  для
такого маневра. Мы везем слишком массивный груз. - Он  пожал  плечами.  -  И
последнее - ЦК сейчас в состоянии разложения и распада. Но туда  в  течение,
недели должны прилететь  наши  коллеги  со  вторым  грузом  двигателей.  Раз
Царицыну  Кластеру  пришел  конец,  они  смогут  получить  за   свой   товар
максимальную цену.
   - Откуда тебе известны такие подробности?
   - У нас есть свои источники информации.
   - Уэллспринг?
   - Кто, он? Его там уже нет. Он хотел быть на  орбите  Марса,  когда  туда
врежется, вот это. - Модем повел рукой  в  сторону  плоскости  эклиптики.  Я
проследил его движение взглядом, настроив свое зрение на видимый диапазон, и
увидел там, куда он показывал,  далекие  вспышки  пламени,  проблески  огня,
вырывавшегося из дюз мощных двигателей.
   - Лестероид, - сказал я.
   - Да. Комета, предвещающая, так сказать,  несчастья  и  беды.  Прекрасный
символ, олицетворяющий все, что происходит сейчас в Царицыном Кластере.
   Даже здесь чувствовалась рука Уэллспринга. Когда эта ледяная гора пройдет
мимо Царицына Кластера, тысячи охваченных отчаянием людей будут провожать ее
глазами. Вдруг я почувствовал, как меня поднимает  ввысь  на  своих  крыльях
надежда.
   - Как насчет того, чтобы высадить меня туда? - спросил я.
   - На лестероид? - догадался Модем.
   - Да. С него ведь должны в последний момент снять двигатели,  верно?  Уже
на орбите Марса. Там я смогу присоединиться к  моим  друзьям  и  не  пропущу
великий момент пригожинског