егда оканчивались летальным  исходом.  Течение  болезни  никто  не  мог
предсказать - случалось, больной умирал через нескольких  месяцев,  а  порою
жил десять, а то и больше лет, и все это время болезнь бушевала в его  теле.
Но со временем она обязательно убивала его.
   Поблагодарив санитара за информацию, Пайас вошел в спальню.  Из-за  того,
что болезнь  поражала  глаза,  делая  их  сверхчувствительными  к  свету,  в
помещении поддерживался полумрак. Пайас постоял у двери, пока его  глаза  не
привыкли к тусклому освещению, затем осмотрелся.
   Комната оставалась почти такой, какой он ее помнил: большие ковры  ручной
работы устилали мощеный пол; у северной  стены  стояло  массивное  трюмо  из
черного дерева с зеркалом в резной оправе; на  южной  стене  -  портрет  его
покойной матери, окруженный небольшими  портретами  всех  детей;  просторная
деревянная кровать прямо напротив двери,  под  богато  расшитым  балдахином,
производившим в детстве на Пайаса сильное впечатление.
   Его отец лежал совершенно неподвижно. Герцогу Кистуру Бейволу  перевалило
за шестьдесят. Когда Пайас покидал дом меньше трех лет назад, герцогу  никто
не давал больше  сорока,  но  сейчас  он  выглядел  старше  своих  лет.  Его
темно-русые волосы превратились в белую гриву, а на высохшей коже  выступили
темные крапинки, давшие  болезни  название.  Зоркие,  проницательные  прежде
глаза теперь казались водянистыми и безжизненными.
   Пайас  стоял  молча,  не  зная,   что   сказать,   а   старик,   медленно
приподнявшись, всмотрелся в него.
   - Кто здесь? - слабым голосом произнес он.
   - Это я, папа. Пайас.
   Герцог продолжал разглядывать его  из-под  полуопущенных  век.  Губы  его
зашевелились, но не послышалось ни звука. Тронутый  до  глубины  души  Пайас
бросился к отцу и обнял его. Несколько минут мужчины не могли  вымолвить  ни
слова из-за душивших их слез. Наконец старик, оторвавшись от сына, посмотрел
ему прямо в глаза.
   - Ты нашел его? - спросил он. Пайас кивнул.
   - Да. Мири отомщена.
   Это главное, что хотел узнать герцог.
   - Хорошо, А теперь, когда ты выполнил свою миссию и вернулся в то  место,
которому принадлежишь, ты мне нужен здесь, Пайас, рядом со мной.
   Пайас вздрогнул от захлестнувших его противоречивых  чувств.  Чтобы  быть
помолвленным с Иветтой,  он  прошел  специальную  подготовку  Службы  и  дал
присягу СИБ. Он поклялся служить делу Империи, и теперь его жизнь больше  не
принадлежит ему целиком.
   - Я... я не могу остаться здесь, папа. Старик заметно смутился.
   - Что ты имеешь в виду? Ты нашел этого человека и восстановил нашу честь.
Теперь ты снова дома.
   - Но я должен уехать, и в самом скором времени.
   - Почему? Почему ты должен покинуть свой дом, свою семью? Что  заставляет
тебя уехать?
   - Я дал обещание.
   - Кому?
   Старик сел, голос его наполнялся  гневом.  Частично  возвращался  прежний
властный нрав герцога, но сейчас огонь его гнева обращен против собственного
сына.
   - Кто для тебя важнее твоего отца?
   Пайас собирался рассказать правду, но внезапно почувствовал присутствие в
комнате третьего человека. За разговором они не заметили, как в спальне тихо
появился Тас. Пайас доверял отцу и не собирался скрывать,  что  работает  на
СИБ. Но не мог сделать подобное признание в присутствии  брата.  Поэтому  он
смущенно ответил: - Сейчас я не могу тебе это сказать.
   - Вероятно, все дело в ГАДЖИ, этой женщине-чужеземке, которую он привез с
собой, - предположил Тас. Его голос разъедал, словно едкая кислота.
   Пайас  подавил  желание  придушить  младшего  брата.  Он  не  намеревался
скрывать Иветту, но предварительно желал убедить отца в правильности  своего
выбора. Но Тас замутил воду еще сильнее - и умышленно.
   - Гаджи? И ты привез ее сюда? - герцог рассердился еще больше. -  Значит,
ты полностью порвал со своим народом?
   - Папа, ты же  сам  учил  меня  проявлять  радушие  и  гостеприимство  по
отношению к чужеземцам, - возразил Пайас. - А Иветта...
   Но он не смог продолжить свои объяснения. Старик  закашлялся  в  яростном
приступе. Санитар, поспешно прибежав из коридора, приблизился к нему.
   - Что вы ему сказали? - набросился он на  молодых  людей.  -  Ему  нельзя
беспокоиться. Вам следует немедленно удалиться.
   Пайас с сожалением покинул комнату вместе с  Тасом.  Двое  молодых  людей
остановились в коридоре, оценивающе оглядывая друг друга.  Пайас,  не  зная,
какой вопрос задать первым, наконец спросил: - Почему?  Почему  ты  причинил
ему такую боль?
   - Я? - как-то странно рассмеялся Тас. - Следи-ка лучше за  местоимениями.
Моя цель - это только ты. Добро пожаловать домой, брат Пайас.
   Быстро развернувшись, он оставил Пайаса, не дожидаясь ответа.
   Пайас покачал головой. Он понимал, какую боль причинил отцу  своим  якобы
предательством. Но  в  то  же  время  Пайас  почувствовал,  как  сильно  его
ненавидит брат, готовый причинить такие страдания  герцогу  лишь  для  того,
чтобы насолить брату. Он помнил, каким Тас рос злобным мальчишкой, но,  судя
по всему, младший брат за время его отсутствия совсем отбился от рук.
   С чувством глубокой печали Пайас направился по коридору к себе в комнату.
Проходя мимо одной открытой двери, он услышал женский голос: - Ты не  хочешь
поздороваться со мной, Пайас?
   Обернувшись, он увидел красивую смуглую женщину тридцати с небольшим лет,
с черными, как смоль, волосами, спадавшими гладкими волнами до самой  талии.
Вырез расшитой блузки был гораздо глубже,  чем  допускали  даже  либеральные
порядки Ньюфореста.
   Несмотря на невеселые мысли, Пайас вежливо ответил: - Привет,  Житана.  Я
ждал встречи с тобой. Не знал, что  и  подумать,  когда  не  увидел  тебя  в
космопорту среди встречавших.
   Житана подошла к нему так близко, что  почти  касалась  его  тела  своим.
Обняв Пайаса за талию, она сказала: - Я хотела  устроить  свидание  с  тобой
наедине.
   Ее грудной смешок почти не оставлял сомнений насчет смысла этих слов.
   После болезненного свидания с отцом эта встреча  сильно  смутила  Пайаса.
Когда-то они с Житаной любили друг друга, но  потом  он  полюбил  ее  сестру
Мири, и они объявили о помолвке. Тогда Житана очень расстроилась,  а  теперь
ее сестра умерла  и  не  представляла  опасности,  и  она,  судя  по  всему,
вознамерилась возобновить старые отношения, не подозревая о любви  Пайаса  к
Иветте. Чувствуя себя очень неловко, он произнес:
   - Ты даже не, хочешь спросить меня, отыскал ли я убийцу Мири?
   - Как я заключаю, отыскал; иначе ты не вернулся бы домой.  -  Она  начала
целовать его шею.
   Пайас попытался осторожно освободиться из объятий Житаны, но  его  бывшая
возлюбленная не отпускала его.
   - Когда-то ты обещал любить меня до скончания века.
   - Это было очень давно, Житана. Люди меняются - иногда.
   -  Я  не  изменилась.  -  Житана  крепче  прижалась  к  нему,  постепенно
приближаясь к комнате, из которой только что вышла. -  Я  по-прежнему  люблю
тебя, Пайас.
   - Но я не люблю тебя.
   Слова вырвались у него прежде, чем он успел сдержать их.
   И почувствовал, как прильнувшая  к  нему  Житана  напряглась.  Ее  пальцы
больно вонзились ему в спину.
   - Тогда кого? Эту коротышку гаджи, которой, как я видела, ты помог  выйти
из вертолета? Зачем останавливаться на тщедушной малявке,  когда  ты  можешь
получить НАСТОЯЩУЮ женщину?
   "Иветта настоящая женщина, ты ей и в подметки  не  годишься",  -  подумал
Пайас, но на этот раз дипломатично промолчал, боясь  оскорбить  женщину  еще
больше.
   Вместо  этого  он  решительно  оторвался  от  нее  и  сказал:  -  Житана,
пожалуйста. Не нужно будить старые призраки и причинять друг другу боль.  Ты
красивая женщина, и у твоих ног десятки  мужчин.  Наверняка  многие  из  них
подходят тебе больше, чем я.
   Житана отступила на шаг. Ее глаза пылали подобно огненной лаве.
   - Значит, ты снова отвергаешь меня?
   - Дело вовсе не так...
   Но Житана уже скрылась в комнате, из которой появилась, хлопнув дверью.

   Вернувшись к себе в комнату, Пайас нашел, что за три года его  отсутствия
она почти не изменилась. Он немного полежал на кровати, пытаясь  привести  в
порядок свои мысли и чувства. Затем отправился на поиски Иветты.
   Она в предоставленной ей комнате как раз  завершила  распаковывать  вещи.
Девушка сразу же поняла, что ее возлюбленный чем-то озабочен  и  возвращение
домой не принесло ему желанной радости, но ничего не сказала.  Вместо  этого
она заговорила о Юрии, о том, какое приятное впечатление он на нее произвел,
ожидая, когда Пайас сам поделится с ней своими неприятностями.
   Наконец он прервал молчание, поведав о встрече с отцом и о той ненависти,
которую испытывал по отношению к нему его  брат,  судя  по  всему,  решивший
рассорить Пайаса с отцом.  Однако  ни  словом  не  обмолвился  о  неприятной
встрече с Житаной.
   Иветта передала слова Юрия о Тасе, чем еще больше расстроила Пайаса.
   - Я не смог даже ничего объяснить о наших отношениях, - простонал  он.  -
Моему отцу лишь известно, что ты гаджи - унизительное  название  женщины  не
нашего народа. Очевидно, его состояние хуже, чем я предполагал. Отец  всегда
следовал  древним  обычаям,  но  прежде  он   принимал   новых   людей   без
предрассудков. Я подозревал, что отец не обрадуется нашей  помолвке,  но  не
хотел зря тебя тревожить, надеясь убедить переменить его  мнение.  Я  думал,
когда вы встретитесь и  отец  узнает  тебя  поближе,  он  поймет,  какая  ты
замечательная. Но теперь... - Вздохнув, он  пожал  плечами:  -  Не  знаю.  Я
просто не знаю. Такое впечатление, что у отца в  голове  медленный  яд,  имя
которому, подозреваю, - Тас.
   Нежно обняв его, Иветта постаралась, как  могла,  утешить  Пайаса.  Когда
пришла пора переодеваться к ужину, выяснилось, что вся привезенная ею одежда
оказалась неподходящей для высшего света Ньюфореста; в конце концов  девушка
остановилась на желтом костюме-трико, считая его лучшим из всего. Пайас, как
всегда, выглядел просто сногсшибательно в  коричневых  слаксах  и  свободной
рубашке, расшитой его покойной матерью.
   Иветта хотела появиться в обеденном  зале  под  руку  с  ним,  но  Пайас,
учитывая нынешнее состояние отца, не решился  афишировать  их  чувства.  Они
просто вошли вместе и сели рядом за длинный заполненный народом стол.
   - Некоторые встретили их очень дружелюбно. Пайас представил Иветту  своим
сестрам, назвав ее  подругой.  Младшая  Бети,  которой  не  исполнилось  еще
двадцати, оказалась очень мила и дружелюбна, но две старшие, замужние  дамы,
повели себя натянуто и официально. Все сидящие за столом,  похоже,  являлись
родственниками,  дядями,   тетями,   служившими   советниками   у   герцога;
родственные  связи,  как  объяснил  Пайас,  имели   огромное   значение   на
Ньюфоресте, и непотизм не только  принимался  как  должное,  но  был  просто
обязателен.
   Многие гости обращались к  Иветте  внешне  вежливо,  но  не  более  того.
Очевидно, Тас постарался представить ее не в лучшем свете еще до  того,  как
она смогла сама постоять  за  себя.  Для  Пайаса  возвращение  домой  вместо
ожидаемой радости оборачивалось кошмаром.
   Стул  герцога  во  главе  стола  пустовал.  Как   объяснила   Бети,   так
продолжалось во  время  всей  болезни  старика.  Но  даже  пустующему  стулу
выказывалось подобающее уважение со стороны гостей.
   Иветта никогда еще не чувствовала себя так дискомфортно, но старалась  не
показать этого. Воспитанная в благородной семье, она не обращала внимания на
окружающее ее равнодушие и вела себя как ни в чем не бывало. Но ей причиняло
душевную боль то, что семья  Пайаса  не  приняла  ее,  и  она  могла  только
догадываться о душевных муках жениха.
   Трапеза подходила к концу, когда красивая  смуглая  женщина,  сидевшая  в
конца стола, поднялась и, окинув  сверкающим  взглядом  Иветгу,  бросила:  -
Среди нас присутствует гаджи.
   Среди гостей пронесся приглушенный ропот. Сидевший рядом с Иветтой Пайас,
стараясь  сохранить  спокойствие,  сказал:  -   Житана,   прекрати.   Житана
посмотрела на него.
   - Я предъявляю свои права на тебя, Пайас, именем тех  клятв,  которые  ты
дал много лет назад, и в память о моей сестре. - Она пристально взглянула на
Иветту. - Есть ли здесь женщина, готовая оспорить мое требование?
   Иветта, ничуть не смутившись, спокойно произнесла: -  Пайас  -  свободный
человек. Он  сам  выбирает  себе  супругу.  Никто  не  может  заставить  его
поступить по-иному.
   - Не вмешивайся, Ив, - шепнул Пайас. - Здесь  другие  обычаи.  Ты  только
сделаешь еще хуже.
   Но слова Иветты  уже  воспламенили  Житану,  заставив  забыть  о  здравом
смысле.
   - Кто эта гаджи, посмевшая  давать  мне  наставления?  Разве  я  не  дочь
Стиггура, благородного дворянина? Разве я не из той семьи, в которой  Пайасу
предназначено искать спутницу жизни? Эта женщина пытается лишить  меня  всех
прав, данных нашими древними обычаями!
   Молниеносным движением руки Житана метнула в Иветту  кинжал.  Агент  СИБ,
натренированным взглядом рассчитав траекторию полета, не  повела  и  бровью,
когда кинжал вонзился в стол всего в нескольких сантиметрах от ее руки.
   - Если она меня так оскорбила,  пусть  докажет  свои  права,  -  бушевала
Житана. У нее в руке появился другой кинжал, и она приняла боевую стойку.
   Столь неожиданный оборот событий ошеломил Иветту. Она не знала Житану, но
ее вынуждали бороться за любимого человека. Судя  по  стойке,  Житана  имела
большой опыт  поединков  на  ножах  и  совершенно  серьезно  настроилась  на
схватку.

   ГЛАВА 4

   ГЕРЦОГ МЕЛЕНАРИЙСКИЙ

   Покинув  главное  управление,  Жюль  на  предельно  допустимой   скорости
помчался на автомобиле к космопорту Канаверал встречать милую Вонни.  И  все
же опоздал к назначенному времени; к счастью, прилет корабля задерживался, и
девушке не пришлось дожидаться его.
   Когда она наконец появилась из таможеннопропускного пункта, Жюль заключил
ее в объятия, их губы слились в страстном поцелуе. Они не видели друг  друга
почти восемь месяцев  и  спешили  поделиться  своими  заботами,  забыв,  что
находятся в общественном месте.
   Однако через некоторое время, придя  в  себя,  Жюль  отступил  на  шаг  и
оглядел свою возлюбленную. Ивонна Руменье была одного с ним роста, с темными
волосами, миндалевидными глазами,  тонким  обаятельным  лицом  и  прекрасной
фигурой.
   Как и Жюль, она родилась на ДеПлейне и происходила из благородной  семьи.
Ее отец Юбер  Руменье,  барон  НоваКале,  одного  из  наиболее  значительных
городов ДеПлейна, передавал Ивонне после смерти свой титул.
   Но не ее родословная, не ее красота и не ее помолвка с Жюлем  д'Аламбером
заставили Шефа  остановить  на  ней  выбор  для  выполнения  столь  сложного
задания. Ивонна Руменье набрала 989 очков в тысячебалльном испытании и стала
одним из наиболее способных агентов, имевшихся в его распоряжении. К тому же
они с Жюлем представляли весьма слаженную пару.
   - Я мог бы стоять и смотреть на тебя целый день, - сказал наконец Жюль, -
но нам необходимо, как можно скорее приступить к выполнению возложенного  на
нас задания.
   - Но я должна хотя бы распаковать вещи! - произнесла Вонни, задыхаясь  от
поцелуев Жюля.
   - Не волнуйся. Я приготовил для тебя одежду, ты  сможешь  переодеться  на
заднем  сиденье,  пока  я  буду  вести  машину  к  имению  герцога  Хэнфорта
Меленарийского, в распоряжение которого мы поступаем.
   Тщательно уложив в багажник чемоданы Вонни, они выехали из города, и Жюль
изложил Вонни суть дела. Кто-то, по предположению Шефа, занялся  устранением
знати, и герцог Хэнфорт, по-видимому, является следующей жертвой. Они вдвоем
нанимаются к герцогу слугами и  втайне  должны  охранять  герцога  наряду  с
обычным отрядом безопасности СИБ.
   Выехав из города, Жюль вновь  превратил  свой  автомобиль  в  летательный
аппарат, и они направились к комплексу Анжелес-Диего,  где  предположительно
остановился герцог Хэнфорт. Путешествие заняло всю ночь, но за разговорами и
любовными объятиями время летело незаметно. Жюль рассказал Вонни и  о  новом
женихе Иветты, и та искренне обрадовалась такому известию.
   - Здорово, у нас будет две свадьбы! - воскликнула она.
   В Анжелес-Диего они  прибыли  на  следующий  день  вскоре  после  восхода
солнца. Жюль подъехал к отелю "Луксория", справился у дежурного о герцоге  и
очень удивился, услышав ответ.
   - Старого зануды здесь нет, - фыркнул дежурный администратор,  -  чему  я
очень рад. Он назвал наш отель хромированным мусорным ведром.
   - Почему? - спросила Вонни.
   - Потому что мы не смогли поместить его на первом этаже, а  он  ненавидит
лифты. Сказал, что не хочет кататься на коврах-самолетах всякий  раз,  когда
ему нужно просто войти или выйти из своих апартаментов.
   Администратор скорчил такую гримасу, словно оказалась задета его честь.
   - В таком случае вы можете сказать, ГДЕ он остановился? -  спросил  Жюль,
начиная беспокоиться.
   -  Очевидно,  там,  где  нет  лифта.  Такие  вот  безумные  старикашки  и
заставляют нас задуматься о пользе аристократии.
   Администратор отвернулся, считая, что разговор окончен.
   Следующие  два  с  половиной  часа  Жюль  и   Ивонна   обзванивали   весь
Анжелес-Диего, пытаясь установить местонахождение блудного герцога.  Наконец
Вонни нашла агента по найму недвижимости, который сдал герцогу частную виллу
на берегу океана в  Малибу  -  просторный  двухэтажный  особняк,  окруженный
роскошным садом,  обошедшийся,  вероятно,  впятеро  дороже  самого  дорогого
номера в "Луксории".
   - Что ж, - пожал  плечами  Жюль,  -  Шеф  предупредил  меня,  что  герцог
эксцентричен; полагаю, сейчас мы как раз выясняем, насколько именно.
   Они отправились по  адресу,  указанному  агентом.  У  ворот  особняка  их
остановили люди из охраны СИБ. Жюль предъявил фальшивые удостоверения Федора
и Каролины Хермиковых из агенства по найму временной прислуги  "Стар  Лейн".
Федора приглашали в качестве слуги  герцога  на  время  пребывания  того  на
Земле, Каролина же должна была стать его личной секретаршей. Оба подверглись
тщательной проверке прежде чем их допустили в особняк.
   Оглядев прекрасный фасад дома, агенты пришли в шок  от  хаоса,  царившего
внутри. В комнатах и коридорах на  полу,  затрудняя  движение,  раскиданы  в
беспорядке чемоданы и баулы. Некоторые из них  раскрылись  и  их  содержимое
валялось вокруг, словно здесь в спешке шарил вор. Жюль  и  Вонни  обменялись
недоумевающими  взглядами  -  неужели  они  опоздали,  и  в  дом   ворвались
налетчики, обманув охрану снаружи?
   Но как раз в это  время  из  одной  комнаты  появилась  странная  фигура.
Казалось, это не человек, а пародия на него, пугало, собранное  на  шарнирах
из всего, что попало под руку.  Серебряно-седые  волосы  спутанными  космами
торчали на лысеющей  голове.  Одежда  выглядела  так,  словно  ее  купили  у
старьевщика - спортивные  штаны  в  обтяжку,  не  соответствующие  возрасту;
свитер, вышедший из моды лет тридцать назад; ноги обуты  в  слишком  большие
туфли. Однако мужчина двигался быстро, несмотря ни на что,  в  том  числе  и
преклонный возраст.
   - Воры и пираты, - бушевал он. - Меня окружают воры и  пираты.  -  Увидев
Жюля и Вонни, он повернулся к ним. - ВЫ тоже здесь для того,  чтобы  грабить
меня?
   - Нет, - сказал Жюль и озабоченно спросил: - Вас кто-то грабил?
   - Меня грабят ВСЕ! Администраторы гостиниц, владельцы ресторанов,  агенты
по недвижимости, водители такси, носильщики, коридорные. Все население Земли
делится на две категории: одни - воры и пираты, другие - дураки и бестолочи.
Если вы не воры и пираты, значит, дураки и бестолочи.
   Он резко дернул головой.
   - Смею надеяться, нет! - воскликнула Вонни, а Жюль добавил: - А вы,  надо
полагать, герцог Хэнфорт?
   - Если вы привыкли на что-то полагаться,  молодой  человек,  то  на  этой
жалкой планете далеко не уйдете. Мужчина быстро перешел в другую комнату,  и
Вонни и Жюль пос