Вячеслав РЫБАКОВ

                             ВОДА И КОРАБЛИКИ


                                            ...В воде ты можешь утонуть -
                                            Но без нее ты плыть не можешь.


     Створки люка скользнули в пазы. Белый свет плафонов померк;  сияющий,
до боли настоящий простор земного дня рухнул в лицо, лизнул кожу  ласковым
душистым жаром, легко смахнув стерильный воздух катера назад, в  безлюдные
узости кают и коридоров.
     Коль  спрыгнул.  Рыхло  затрещала  прокаленная  почва,   из-под   ног
взметнулись облачка тонкого пепла. Коль поспешно миновал выжженную  дюзами
плешь, и вот  зашелестела,  любовно  охлестывая  икры,  безропотная  живая
трава. Коль обернулся. В разноцветном, как карнавал, июле катер был  жалок
и нелеп - темный, приземистый, с растопыренными тяжкими лапами,  варварски
продавившими земную мякоть. Щурясь, Коль  прощально  махнул  ему  рукой  и
канул  в  луг.  Перекатился  на  спину,  впитывая   всем   телом   хрупкое
сопротивление стеблей.
     Небо...
     Воздух в легких - не из баллонов скафандра, а из неба...
     Где-то  совсем  рядом  осторожно,  словно  на   пробу,   прострекотал
кузнечик. Коль  благоговейно  скосил  взгляд  и  увидел  -  тот  сидел  на
стебельке мятлика, покачиваясь вместе с ним; поблескивали  черные  бусинки
глаз, усы подрагивали от теплого ветра. Один ус торчал вверх, другой вбок.
     Из облака выпала темная точка. Не отрывая  от  нее  взгляда  и  вдруг
словно бы забыв  дышать,  Коль  медленно  сел,  опираясь  на  руку,  потом
поднялся. Точка стремительно  выросла  в  бескрылый  аппарат,  с  бомбовым
зловещим  воем  рушащийся   на   поле.   Над   самой   травой   он   вдруг
противоестественно резко замер, будто вмерзнув в воздух, и вместо  грохота
ударила тишина. Прозрачный колпак неторопливо  опрокинулся  назад,  и  три
человека - загорелые, широкоплечие, высокие - сошли вниз.
     Одеты, однако, они были, как курортники. Вполне, конечно,  элегантные
курортники, не хиппари и не нудисты - но  все  же  Коль  мимолетно  ощутил
смутную оскорбленность тем, что они как  бы  не  астронавта  встречали  из
скитаний, а зашли к соседу позвать пройтись на яхте в оставшееся до  ужина
время. Совершенно непонятно было, кто из них кто. И Коль, растерянно глядя
то на одного, то на другого, тихо сказал:
     - Здравствуйте...
     Один из них,  бородой  и  статью  похожий  на  какого-нибудь  Добрыню
Никитича, протянул руку Колю, и Коль нерешительно взял его ладонь,  пожал.
Тот улыбнулся, и остальные тоже улыбнулись, и в  улыбках  не  было  ничего
отчужденного, словно не стояло между Колем и этими тремя двух веков.
     - Здравствуй, Коль, - сказал Добрыня. - С возвращением тебя.
     Неторжественность  встречи  размочила-таки   ссохшиеся,   окаменевшие
нервы. Коль судорожно вцепился обеими  руками  в  руку  встречавшего.  Тот
сделал то же самое, и тогда Коль  не  выдержал  -  всхлипнув,  обнял  его,
уткнулся лицом в плечо. Встречавший ласково сказал:
     - Ну-ну, Коль... Все в порядке. Земля.
     - Земля... - Коль выпрямился, опустил руки  по  швам,  снова  пытаясь
вести себя со стальным ритуальным  достоинством,  как  подобает  пилоту  и
майору; снова оглядел всех троих и снова не понял, кто из них старший.
     -  Все  в  порядке,  Коль,  -  повторил  Добрыня.  -  Я  -  Всеволод,
уполномоченный Координационного центра, - он словно мысли  Коля  читал.  -
Это Ясутоки, врач, глава группы адаптации, которая будет заниматься  твоей
персоной и ее вхождением в нашу жизнь. Если хочешь сделать  ему  приятное,
называй Ясутоки-сан, - черноволосый, и  весьма  длинноволосый,  монголоид,
застенчиво улыбнувшись,  с  изысканностью  поклонился.  -  А  это  Зденек,
корреспондент, - совсем  молодой  парень  весело  оскалился  и  по-свойски
тряхнул Колю руку. - Все сферы, что ты ожидал, представлены:  руководство,
медицина, пресса, - он действительно  видел  Коля  насквозь.  Не  хватало,
чтобы меня приняли за тщеславного  солдафона,  подумал  Коль,  а  на  лице
Ясутоки  едва  уловимо  мелькнуло  беспокойство,  и  Всеволод  вдруг  чуть
запнулся,  будто  услышав  некий  тревожный  звук.  -  Вот...   да.   Тебе
понравилось место посадки?
     Понравилось... Коль только  кивнул.  Этот  пригорок,  тот  перелесок,
дальняя излучина, затканная кустарником... Когда-то он все исходил  здесь,
здесь был его мир,  его  бескрайний  космос.  Правда,  до  деревни  отсюда
километров восемь - но  что  такое  восемь,  даже  десять  километров  для
по-летнему свободного, здорового пацана,  то  с  удочкой,  то  с  луком  и
стрелами, то с маской для ныряния, устремлявшегося каждый погожий  день  в
долгие, с утра до вечера, полеты?..
     - Ямполица сохранилась? - тихо спросил Коль.
     - Поселка давно уже нет, - ответил Зденек. - Хочешь, залетим туда?
     Коль чуть пожал плечами.
     - Разве только пролететь пониже...
     - Есть! - Всеволод вытянулся в струну и браво козырнул при отсутствии
головного убора.
     - Послушайте, - проговорил Коль. - Сейчас на "Востоке" уже, наверное,
карантинные  команды,  или  что  теперь  у  вас...  Пусть  поосторожнее  в
рефрижераторе, там... тела.
     Все трое кивнули.
     - Все будет в порядке, - негромко ответил Всеволод. - Идем?
     - Да.
     Коль как-то сразу почувствовал  себя  своим  среди  своих.  Это  было
стократ лучше того, чего он  ожидал  с  долей  страха  и  совсем  не  хуже
триумфальных встреч  его  времени  с  трескучими  поцелуями  перед  рядами
выпученных лиловых глаз просветленной оптики.
     - Это скорди, - сообщил Ясутоки, когда  они  подошли  к  летательному
аппарату. - Куда сядешь?
     - Давай ко мне, - предложил Всеволод, - спереди обзор лучше.
     - А я вам не помешаю  вести?  Здесь  тесновато,  -  Коль  разглядывал
пульт.
     - Ни в малейшей степени. И, кстати, у нас не  принято  выкать.  Разве
лишь хочешь показать, что я тебя чем-то задел, и пока не  искуплю,  будешь
относиться ко мне с вежливым холодком.
     - Не знал, - Коль уселся, покачав головой. - Виноват...
     Всеволод коснулся пульта, и скорди пушинкой взлетел над  полем.  Коль
оглянулся на проваливающийся  катер  -  тот  чернел  изъеденными  тусклыми
бортами посреди выжженного круга, и Колю  вдруг  стало  жалко  его.  Катер
оставался один.
     Все сидели молча, не мешая ему прощаться. Меня хоть встретили, нелепо
подумал Коль, а этот  совсем  никому  здесь  не  нужен...  Отвернулся,  и,
стараясь как-то отвлечься, спросил сквозь ком в горле:
     - Антигравитация?
     Ему никто не ответил. Он нерешительно переспросил:
     - Скорди - гравитационная машина?
     К его удивлению сидящий слева Всеволод вдруг  жгуче  покраснел.  Даже
мощная русая борода не смогла этого скрыть. Странно  было  видеть,  как  с
совершенно девичьей непосредственностью краска заливает его резкое лицо.
     - Да, - сказал Всеволод поспешно, - прости, Коль, я... не  расслышал.
То есть, как-то задумался и... подумал, а показалось, что уже ответил...
     - Естественно, - мягко, но  как-то  назидательно  вставил  Ясутоки  с
заднего сиденья, - ты сосредоточился на управлении.
     - Наверное, - с готовностью согласился Всеволод. - Да, ты прав, Коль.
Гравитаптанная система, - и, будто боясь замолкать, не давая Колю вставить
хоть слово, быстро заговорил: - Очень прост в управлении, попробуй? Крайне
ограниченное  число  команд,  другое  дело  -   разбираться   так,   чтобы
ремонтировать, это могут только специалисты, но  скорди  никогда  ведь  не
ломаются, а управлять - пара пустяков...
     - Я, например, глупый, понятия не имею, почему он летает,  -  Ясутоки
наклонился сзади к плечу Коля. - А вожу его каждый день.
     Коль вспомнил, сколько времени его учили  водить  самолет.  Управлять
гравитационной машиной на второй же час - это кое-что!..
     - Говорите, просто?
     - Ага, - обрадованно подтвердил Всеволод. - Вот смотри.
     Оказалось действительно просто, и даже странно  было,  что  Всеволод,
наверняка  привыкший  к  скорди,  как,  например,  к  расческе,  мог   так
сосредоточиться  на  управлении,  что  не  отреагировал  на  вопрос.  Коль
проделал несколько пробных  пируэтов  -  гравиторы  замечательным  образом
парировали любые перегрузки, и даже  во  время  мертвой  петли  пассажиры,
спокойно развалясь, безо всяких ремней  сидели  на  своих  местах,  только
земля нависала сверху  -  и  плотнее  нажал  педаль,  пришпоривая  летуна.
Скорди, разгоняясь с такой легкостью,  будто  вообще  не  обладал  массой,
брызнул над рекой.
     От поселка действительно ничего не осталось.  Исчезли  дома,  исчезла
проходившая мимо линия электропередач, исчез проселок,  шедший  к  заводу.
Исчез завод. Коль повисел в сотне метров над местом, где родился, а  потом
очень лихо спросил:
     - Ну? Теперь куда править?
     - В Коорцентр, если ты не против. На юго-восток.
     Коль кивнул, стараясь больше не глядеть вниз, и всем весом надавил на
педаль.


     Коль выбрался из бурлящей воды и рухнул  на  смерзшийся,  заиндевелый
песок. Река ревела, гулко звенел лопающийся на порогах лед. Река бесилась,
но это было уже не страшно, пороги были свободны, деревья, что  накидал  в
воду позавчерашний ураган, валялись на берегу, низина - спасена.
     В горле хрипело и клокотало, а сердце  судорожно  рвалось  из  душной
груди. Пленка инея медленно протаивала у рта. Зубы  колотились  от  мокрой
стужи, проморозившей тело насквозь, до судорог.
     Из-за деревьев, грациозно переступая тонкими ногами, выступила  Лена,
подошла к Колю и удивленно уставилась на  него,  торчком  поставив  уши  -
ветер трепал и мял шерстку. С маленьких ноздрей срывался пар.
     - Сейчас,  -  прохрипел  Коль,  задыхаясь,  и  натужно  сел,  отдирая
примерзшую к песку одежду. - Сейчас, маленькая. Видишь... я тут совсем...
     Лена нагнулась и лизнула Коля в лицо. Язык был  теплым.  Хоть  что-то
теплое в жизни. Коль раздернул губы в улыбку, но лишь на миг.
     - Да-да. Сейчас. Что у тебя?
     Лена отступила на шажок. Коль тяжело встал. Его качало;  лес,  низкие
тучи, Лена прыгали перед глазами. Штаны заледенели, и  теперь  трескались,
будто пластмассовые. Ветер гремел в соснах.
     - Ну, что? - просипел Коль. - Веди! Или что?
     Лена  стояла,  не  шевелясь,  и  тревожно  глядела  на  него.   Потом
повернулась и пошла к деревьям. Он не мог сделать ни  шагу.  Она  замерла,
как это умеют лишь звери, обернулась, призывно крикнула.
     - Иду,  единственная  моя,  -  выдавил  Коль,  ковыляя  за  нею.  Она
двинулась дальше, чуть подрагивал короткий хвост.
     Коль не соображал, куда она ведет - мозг отказал. Просто  ковылял.  И
только когда они вышли на поляну, толчком понял, что Лена его спасла. Скит
стоял перед ним - просевший, почерневший, старозаветный.  Лена  подошла  к
крыльцу, оглянулась.
     - Маленькая моя, - прошептал Коль. Его даже перестало шатать.
     Он одолел последние метры, ввалился в скит. Дверь шумно захлопнулась.
     - Что ж ты на морозе? - крикнул он. У  него  перехватывало  голос  от
усталости и нежности. - Заходи!
     Кабарга не ответила.
     Коль медленно  выпростался  из  одежды.  Негнущимися,  окровавленными
пальцами стал разжигать огонь в  печи.  Спички  ломались.  По  дому  пошел
сквозняк - в дверь заглядывала Лена.
     - Заходи, - сказал Коль.
     Она осторожно вошла - копытца робко цокали по дощатому полу.
     - Жаль, огонь ты разжигать не умеешь...
     Хворостинки занялись наконец, из мрака проступили бревенчатые  стены.
Лена шевельнула ушами, нагнулась, стала аккуратно обнюхивать  разбросанную
одежду.
     - Худо, девка, одному, - Коль гладил  ладонями  разгорающееся  пламя.
Лена что-то ответила по-своему. Коль попробовал печку голым  плечом.  -  О
Господи...
     Лена подняла голову.
     - Заповедные мы с тобой звери, - Коль повернулся  к  ней,  корча  над
скачущим, набирающим силу огнем красные ладони, все в лохмотьях изодранной
сучьями кожи. - Чудеса природы.
     За окошками быстро темнело.
     - Хоть бы приехал кто, - с тоской сказал Коль.
     Лена, щелкая по доскам, подошла к нему и ткнулась носом. Сосны шумели
глухо и нескончаемо; весь мир по ту сторону  стен  состоял  из  мотающихся
вековых деревьев и жестокого выдоха арктических пустынь.
     Где-то далеко-далеко, в  сказочной,  недоступной  вышине,  пробиваясь
сквозь шум тайги, возник звенящий гул.  Он  был  едва  слышен,  и  он  был
потусторонне  чужд  замшелому  жилищу,  продрогшему,   насмерть   усталому
человеку, пытающемуся втереться в медленно  прогреваемый  камень  печи,  и
темноте, и ветру, и холоду, и безлюдью вокруг. Он шел из-за туч, из  неба,
из тех мест, где живут титаны. Вот он погас, прошил атмосферу и, наверное,
ушел выше,  в  черную  пустую  тишину,  но  Коль  еще  долго  вслушивался,
запрокинув голову; кадык переламывал худую  жилистую  шею,  покрытую  чуть
поседелой щетиной, на глаза наворачивались слезы, и рукам стало уже не  до
огня в печи.
     - Опаздывает... - прошептал Коль потом. Помолчал. -  Наверно,  ходики
врут, как думаешь?
     Лена что-то сказала по-своему. Коль положил ладонь на ее узкую теплую
голову.


     Крыша Координационного центра, просторная, как  аэродром,  пласталась
внизу. Коль пикировал, и она вспухала,  закрывая  горизонт  разлетающимися
краями.
     Крыша полна была людей.
     - Что, торжественная встреча  будет?  -  Коль  невольно  притормозил,
почти завис.
     - А ты против?
     - Да нет... как-то, знаешь, ждал вначале, а теперь расслабился уже.
     - Я не знаю, что будет. Они просто рады тебе, Коль.
     Коль осторожно посадил скорди и открыл кабину.  Его  мягко  спеленали
взгляды, вдруг стало жарко. Он неловко спрыгнул, едва не упал, зацепившись
каблуком; вытянулся по стойке "смирно" и стал  озираться,  отыскивая  хоть
кого-нибудь в мундире...
     Не пришлось рапортовать. Просто один из толпы, коротко переглянувшись
со стоявшими рядом, подошел к Колю  и  протянул  руку.  Коль  нерешительно
пожал ее, не ведая, что будет дальше, и тогда тот сказал:
     - Спасибо.
     У Коля перехватило горло - так благодарно и  просто  это  прозвучало.
Никто не ожидал, что он выступит с героической речью или  с  мужественными
шутками. Коль сглотнул, вздернув головой, и проговорил:
     - Вам спасибо...
     Тот улыбнулся и сказал:
     - Теперь будем жить все вместе.
     Внутри здание походило на лабиринт, и Коль представить себе  не  мог,
как ориентируются в этом стоймя стоячем городе. Но Всеволод  уверенно  вел
по переплетениям широких, солнечно  освещенных  коридоров,  по  беззвучным
эскалаторам, от лифта к лифту.
     Пришли. Комната была просторной, белой, в полуметре над полом  парила
широкая массивная  пластина,  отражавшая  все,  словно  голубая  вода.  На
пластине - ваза с букетом неизвестных Колю цветов.  Стол.  Зденек  щелкнул
пальцами - откуда-то от стены отвалился розовый  ком  и  юркнул  к  столу,
неуловимо  побелел  и  обернулся  креслом.  Ясутоки,  указав  на   кресло,
предложил Колю отдохнуть. Коль сказал, что  полон  сил  и  энергии.  Тогда
Всеволод и Зденек попрощались, а им на смену молча вошли  пятеро  ребят  в
белых  халатах,  и  с  потолка  посыпались  разноцветные  комья,  на  лету
превращавшиеся во всевозможные приборы. За Коля принялись  всерьез.  Через
час запас его сил и энергии значительно  поубавился,  а  врачи,  казалось,
лишь начали входить во вкус. Через три часа Коль взмолился. "Я великолепно
себя чувствую! У меня уже был трехлетний карантин, пока я тянул корабль  к
Солнцу!" - "Будет, будет, - мягко увещевал его Ясутоки в ответ. -  Вон  ты
какой беленький... Тонкий, звонкий, прозрачный..." Коль ошалело  воззрился
на него и хотел спросить, откуда тот знает их жаргон. Но не спросил. Не до
того было. Его крутили, просвечивали, прозванивали, как печатную схему. Он
начал  свирепеть.  Тогда  Вальтер,  один  из  мучителей,  стал  в   первом
приближении знакомить Коля с обстановкой на  Земле.  Коль  слушал,  затаив
дыхание, но остальные, непреклонные, сильно ему мешали.
     Отпустили наконец. Одели  в  роскошный  пурпурный  халат  с  золотыми
драконами, ушли консультироваться. Вальтер остался.  Именно  в  это  время
Коль узнал, что демографическая проблема решена путем заселения  ряда  тел
Солнечной  системы,  приведенных  к  человеческим  условиям  путем  резки,
перекомпоновки, зажигания искусственных солнц и  тому  подобных  сказочных
действ. Это Коль, вероятно, отметил, подлетая? Коль  подтвердил:  отметил,
угу - не уточняя, как обалдел, с трудом  узнав  Солнечную  систему,  и  на
несколько часов подлетного времени панически заподозрив, что заблудился  в
космосе и не туда попал.  Проблема  продовольствия  решена  путем  синтеза
питательных веществ из нафтеновых, а в последнее время  на  орбиты  вокруг
населенных  миров  выводятся  вакуумы-синтезаторы,  которые  буквально  из
ничего куют еду. И все прочее. Вот  уж  чего  в  космосе  хватает,  сказал
Вальтер,  так  это  вакуума.  Коль  опять-таки   не   стал   сию   реплику
комментировать, но про себя горько подумал, что вот уж это он за семь  лет
субсветового ползания от звезды к звезде выяснил доподлинно. Вакуум-синтез
внес решающий вклад при снятии экологических проблем, а теперь  спасает  и
нефть,  которая  оказалась  позарез  нужной  для  решения  некой  проблемы
мантийного  баланса.  О  последней  Вальтер  отказался   дать   какие-либо
сведения. "Не компетентен, - объяснил он, - и лучше уж не говорить ничего,
чем ляпнуть дезу". Коль опять вздрогнул: все потомки говорили с  ним  чуть
ли не его языком. "Ляпнуть дезу" было одной из любимых фразок Коля еще  со
времен службы в ВВС Молдовы, которые, как и все другие  с  перепугу  мелко
нашинкованные в конце двадцатого века армии, приказали  долго  жить  через
три месяца после того, как Коль получил  капитана,  и  опять  все  поехало
укрупняться: западно-европейские силы, русскоязычные силы, арабские силы -
так  было  легче  устанавливать  балансы,  чтобы  затем  уже   постараться
окончательно послать все эти силы к ядреной бабушке. И не быть бы  никогда
Колю третьим пилотом Первой Звездной, заниматься бы ему  до  самой  пенсии
извозом на грузовых или пассажирских авиалиниях, если  бы  не  совпали  по
времени два события: Коль, естественно оказавшийся в русскоязычных (стоило
двадцатью годами раньше огород  городить  -  только  жрущих  в  три  горла
генералов, министров да председателей наплодили вдесятеро; впрочем, может,
именно для этого все и делалось: чтобы кровное начальство  смогло  наконец
пожрать суверенно, без оглядки на обжор в Москве), лихо отличился со своим
экипажем во время отчаянной кислородной бомбардировки Арала,  единственный
из семнадцати пробившись к очагу перерождения биомассы и  так  убедительно
отковровав его с бреющего, что процесс замер  в  считанные  минуты,  после
чего герою все пути были открыты, и  герой,  в  течение  месяца  поимый  и
всевозможно ублажаемый по всему Приаралью, прочухавши двинул  в  космос  -
училище в Звездном, стажировка в Хьюстоне, Марс, Церера, Умбриэль... а тут
американо-русско-французская шайка  высоколобых  на  "Токомаке"  какого-то
поколения взяла да и открыла по случайке эффект, из которого буквально сам
собой через пару лет вылупился мезонный  двигатель,  легко  дававший  ноль
девять световой - и человечество не устояло  перед  звездным  соблазном...
Господи ты елки-палки, одно слово знакомое  услышал,  что  за  бесконечное
членистолетнее воспоминание сразу поползло  из  глубин  души,  и  нет  ему
конца... И ведь каких-то тринадцать лет с этого Арала  прошло...  каких-то
двести тридцать семь лет!..
     Ладно. Что там Вальтер-то рассказывает? Но Вальтер как раз  приумолк,
с преувеличенной  внимательностью  разглядывая  столбцы  стоячих  цифр  на
экране какого-то прибора, одного из бесчисленных, натравленных на Коля  за
эти часы - будто чувствовал, что пилот  улете