ув пополам, словно скатку.
   - Зачем это? - удивился Маргус.
   - Затем!  Дежурный припрется, начнет по  головам толпу  считать, а твоя
койка пустая. Соображать надо!
   Он полюбовался делом своих рук.
   - Говорят, за бугром делают таких надувных баб, для этого самого  дела,
- изобразил  он  руками,  -  Вот бы нам такую!  Подстригли бы ее под "бокс",
нарядили бы в тельник, и - на свое место. А сам - в самоход. А то каждый раз
так с шинелями  мудохаться -  надоело  уже... Так, ладно. Форму не  трожь  -
пусть лежит, как лежала, спортивку надевай. Готов? Пошли...
   Бесшумными ужами скользнули  за дверь, неслышно ссыпались по лестнице -
нет,  не  зря  этими  скрытными-бесшумными  передвижениями  столько  времени
парили, не зря!
   - Хоть бы рассказал,  что за девчонка, попенял Мишка Маргусу, перелезая
через забор, - Как познакомились-то?
   Не таясь, Маргус поведал Мишке свою лав стори. Коротко, разумеется.
   -  Поня-атно, -  протянул  Мишка, - Видать, этот самый  пузырь  в твоей
черепушке  чего-то  перемкнул. Да и фиг с ним - все  равно когда-то начинать
надо, верно?
   Короткий марш-бросок по ночному городу - сущий пустяк для тренированных
парней.  Однако,  когда  они  подбегали  к  общежитию,   Мишка  вдруг  начал
нервничать.
   - Блин, Марик, мне надо срочно назад, - признался он, - Сейчас дежурный
припрется, а меня нет. Залет будет!
   - Ничего, Миша, спасибо! Дальше я сам.
   - Да какое  "сам"! Ты ж тут не знаешь ни фига... Оп-па! Вот это везуха!
Рамон! - обрадованно возопил вдруг Мишка.
   -  Салуд! -  послышался  в  ответ  негромкий  голос  и  в темноте  ярко
сверкнула белозубая улыбка, - Привьет, Миша!
   Из-за  толстого тополя вынырнула атлетическая фигура молодого  негра  в
белой футболке.
   - Здоров, Рамон! - Мишка торопился,  - Короче, мне бежать надо, а пацан
одну девчонку здесь ищет. Поможешь?
   - Конечно, компаньеро! - обрадовался Рамон, - Как нефиг делать!
   - Ну все,  я погнал тогда. Рамон, это Маргус, из моего взвода.  Маргус,
это Рамон, он кубинец, со спецотделения. В пол-шестого  - кровь из жопы,  но
чтобы был в казарме, ясно?
   - Буду, Миша!
   - Все, удачи! - и Мишка рванул назад, с ходу взяв спринтерский темп.
   - Рамон Сикейрос, - протянул кубинец розовую ладонь.
   - Маргус Ауриньш, - рукопожатие было крепким и деловитым.
   - Не знаешь где твоя девушка живет?
   Маргус покачал головой.
   - Ничего, я  у  Марины  узнаю. Только  сначала  нужно,  чтобы она  меня
пустила, мы немножко ссорились.  Ладно,  я знаю, что она  любит, - и кубинец
принялся ловко карабкаться по стволу тополя.
   На втором этаже распахнулось окно - прямо напротив Рамона.
   -  Ой,  какая  симпатичная  обезьянка  лезет! -  послышался  пьяненький
девичий голосок.
   -  Блин, не смешите меня, - послышался из ветвей сердитый голос Рамона,
- А то я звезданусь на фиг!
   Он  вскарабкался в могучую развилку напротив окон третьего этажа.  Пару
раз  глубоко  вздохнул  и вдруг запел  - негромко,  легко,  нежно. Невесомым
облаком полетела  к пушистым звездам старая кубинская песня о белой голубке,
о любви и тоске молодого моряка.
   ...- Уна палома бланка... - чисто и светло выводил кубинец, откинувшись
на ствол старого  тополя, а луна затапливала  все вокруг  серебристым дымом,
пахнущим черемухой и - Бог  ты мой!  -  сколько  девичьих сердец в ту минуту
забилось, готовые  открыться навстречу  этой дивной серенаде! И  неизвестная
Марина, кажется, тоже поняла это.
   -  Чего распелся! - донесся  сердитый шепот из распахнувшегося  окна, -
Комендантшу разбудишь, она тебе покажет серенаду! Лезь быстрее.
   Рамон  молодым  гиббоном скакнул  в  окно.  Теперь следовало  набраться
терпения и подождать. Однако понятие "терпение" было  для Маргуса категорией
абстрактной - особенно когда появляется моментально созревший план.
   И через мгновение под окнами зазвучала новая серенада:
   Vor der Kaserne vor dem grossen Tor
   Stand eine Laterne, und steht sie noch davor,
   So wolln wir uns da wiedersehn,
   Bei der Laterne wolln wir stehn
   Wie einst, Lili Marleen...
   Вот кто сказал, что немецкий язык существует только для  военных команд
и маршей? Наплюйте этому дураку в глаза - если бы  это было так,  то не было
бы ни Гете, ни Шиллера.

   Unsre beiden Schatten sahn wie einer aus;
   Dass wir so lieb uns hatten, das sah man gleich daraus.
   Und alle Leute solln es sehn,
   Wenn wir bei der Laterne stehn
   Wie einst, Lili Marleen... - пел под окнами чистый юный голос, и кто бы
только знал, что творилось в  ту  ночь в  сердцах бедных студенток! Невидимо
выткался за их окнами  призрачный, из  лунного света сказочный Баден-Баден и
прекрасный юный баронет пел, тоскуя, только для нее. Единственной.
   Deine Schritte kennt sie, deinen zieren Gang,
   Alle Abend brennt sie, mich vergass sie lang.
   Und sollte mir ein Leids geschehn,
   Wer wird bei der Laterne stehn
   Mit dir, Lili Marleen...
   Одно за другим распахивались окна, и взгляд  Маргуса лучом сканирующего
радара  метался между ними,  выискивая единственное лицо.  Нет...  Нет... Не
она... Вот она!
   -  Лиля!  -  воскликнул  он,  оборвав песню  (глубокий  вздох сожаления
прошелестел над двором), - Как ты добралась?!
   -  Марик, ты чокнулся?  - простонала виновница переполоха, запахивая на
груди халатик, - У меня семинар завтра!
   - Лиля!... - счастливо улыбался Маргус, - Я волновался...
   - Ну и зря. Беги спать.
   - Приходи в воскресенье туда, в парк, ладно?
   - Я подумаю.
   - Лиля, ну пожалуйста!
   - Посмотрим на  твое поведение, - с королевским величием  обронила Лили
Марлен, захлопывая окно.
   Вот, собственно, и все. А вы чего ждали?



Глава 11. Крайний прыжок



   Что за отрада для  десантника - откинуться  спиной на  тугой парашютный
ранец, сидя  в нагретой  летним солнцем  траве!  Позади -  долгая нудноватая
укладка парашютов, беспощадная  муштра  на  тренажерах  ВДК, ранний подъем и
марш  до аэродрома (если  повезет, парашюты  подвезут  на  машинах, а  нет -
придется тащить  их на  себе), строгая троекратная  проверка офицерами  ВДС.
Впереди -  недолгий полет в нагретом полумраке грузовой кабины "Антея" и шаг
в голубой  проем  люка, в жесткую  круговерть воздушных потоков, наполненную
ревом могучих двигателей. А сейчас - законная  передышка, пока не выгрузятся
в небе над  площадкой десантирования прибывшие  ранее  роты, и  не  подойдет
очередь твоей корабельной группы.
   С  наслаждением  подставив лица еще  незлому июньскому солнцу, курсанты
сидели на траве  аэродрома  и  в  ожидании  прыжка  как  умели,  предавались
праздности.   Кое-кто   дремал  про  запас,  некоторые   одержимые   листали
прихваченные с собой конспекты, большинство же  парней вдохновенно обсуждали
планы  предстоящего отпуска.  До  этого самого отпуска  было  еще добрых два
месяца  - с  лагерями и  летней сессией, а третьему  курсу  - и с  войсковой
стажировкой. Э, да ерунда - летом время летит быстро.
   - Марик, а тебя в отпуск-то пустят? - поинтересовался плотный конопатый
Санька Мированный, первокурсник - "француз",  - Если пустят, айда  ко  мне в
Умань -  у  нас там  девчонки знаешь,  какие! Глазищи - во! Задницы  -  м-м,
пэрсик! А титек - вообще полная пазуха...
   - Э-э, что  твои  девушки! - возмутился Рустам Садыков,  - Девушек и  в
Рязани навалом. А ишаков  нигде нет, только у меня есть! Ко мне  поедем, да,
Марик-джан? На ишаке ездить научу, плов  готовить научу, в Самарканд съездим
- ты обсерваторию Улугбека посмотреть хотел, помнишь?
   - Да, Рустам, помню, - улыбнулся Маргус, - Только пока не получится.
   - Что, не пустят?
   - Мне в  институт  надо  будет  ехать.  Годовая профилактика - осмотры,
диагностика... Потом тестировать будут - чему тут за год научился.
   - Козлы, - с ненавистью изрек Пашка Клешневич, сосредоточенно ковыряясь
в носу. Извлек  оттуда могучую  "козявку",  внимательно  осмотрел ее со всех
сторон  и  рассеянно  прилепил  трофей к  парашюту  задремавшего рядом  Лехи
Мамонта, - Раз в год, и то отдохнуть не дают мужику, паразиты...
   - Группа,  подъем! -  прервал идиллию  коренастый и  сбитый, похожий на
боксерскую перчатку, майор Иванычев, - Становись!
   -  Подъем, мужики, -  толкали  парни  дремавших  собратьев, -  Пельмень
пришел, строит...
   Выстилая полосу пролета  дымными струями, грузный "Антей" величественно
заходил  на  посадку.  Удивительная особенность  у транспортных самолетов: в
воздухе они  смотрятся вполне  грациозно,  отчетливо  видна  гармония линий,
созданных для  скорости  и  полета.  Но  стоит  только  им приземлиться, как
становится  абсолютно непонятно -  как  т  а к о  е может летать?  Настолько
фундаментально  и основательно  смотрятся  эти дюралевые гиганты  на  земле,
настолько тонкими, почти декоративными, кажутся их  крылья, прогибающиеся от
собственной тяжести  почти  до самого бетона  взлетки,  что сознание  просто
отказывается воспринимать эти монстры, как летающие объекты.
   Приземлившийся   "Антей"   по-хозяйски   основательно   развернулся   и
неторопливо  покатил  по  рулежке к  линии  старта.  В  струях  раскаленного
турбинного выхлопа его борта казались дрожащими и размытыми, крылья плавно и
тяжело  покачивались - казалось, что  "Антей" надсадно дышит,  устало поводя
боками, словно конь-тяжеловоз. Распахнулись створки грузового люка и к  нему
потянулись  кажущиеся  бесконечными  две  цепочки  десантников.  Кстати,  по
традиции,  десантник   имеет  право  называться  десантником  только   после
совершения прыжка  из транспортного самолета.  До этого, имей он хоть  сотню
прыжков  из аэроклубовского трудяги "Ан-2", либо  из  универсальной стрекозы
"Ми-8" и им подобных малышей, он - просто парашютист.
   Внутренность  грузового  отсека подавляла  своими  размерами  -  гибрид
футбольного  поля  и  готического  собора.  Попадая в  чрево этого  гиганта,
десантник ощущал  себя чем-то  вроде  горошины  среди  сотен  себе подобных,
насыпанных в жестяную банку. Сиди и не  громыхай, когда  понадобится  - тебя
зачерпнут совком  и вытряхнут.  Верхняя  створка люка  закрывается медленно,
словно крышка гроба  - вот что хотите, делайте, никакого другого сравнения в
голову не приходит.
   Натужно  взревели двигатели и навалилась перегрузка. Чтобы не свалиться
набок, приходится изо всех сил  упираться ногами в клепанный пол и цепляться
за  жесткие откидные сиденья. Взлет и  развороты  "Антея"  в  воздухе  можно
заметить   только  по  солнечным  бликам,  скачущим  по  потолку   отсека  -
иллюминаторы  расположены на  самой верхотуре, словно самолет  проектировали
для каких-то атлантов.
   - Ну,  все  -  взлетели,  удовлетворенно крякнул Алексеев,  устраиваясь
поудобнее,  - Крайний прыжок  с Дягилева в этом сезоне, теперь если только в
лагерях разок-другой обломится...
   -  Миша, а почему  про  прыжки говорят "крайний",  а не "последний"?  -
поинтересовался  Маргус,  наклонившись  к  самому  Мишкиному  уху,  стараясь
перекричать рев турбин.
   - Да просто традиция такая! -  чуть ненатурально  засмеялся Алексеев, -
Говорить  "последний" - примета хреновая,  может  и  в самом  деле последним
стать, понял?
   - Не очень, - признался Маргус, - Но я запомню.
   - ПАБ! - сирена рявкнула внезапно -  коротко  и резко, словно пинок под
зад.
   Вздрогнув,  курсанты  словно  спросонья,  вытаращились  на  вспыхнувшие
желтые  плафоны. Встали, пинками выбили подпорки из-под сложившихся сидений.
Деловито, но все же не без суетливости, изготовились к прыжку.
   -  ПАБ!! - и выпускающие короткими тычками направили первых десантников
в короткие наклонные  коридоры, ведущие  к боковым  дверям.  Вот уж в  каком
самолете  точно не бывает  отказчиков:  стоит  шагнуть в этот  коридор,  как
неведомая сила властно высасывает тебя наружу.
   ...Ох,  е!!  Мощнейший поток  от  могучих  двигателей отшвыривает тебя,
словно ничтожную  щепку  от борта торпедного катера. Мгновенно выдувает  изо
рта всю слюну и размазывает по лицу (если есть чего в носу - тоже размажет).
Вдохнуть нет  никакой возможности, и  из последних сил сжимаешь вместе ноги,
отчаянно стараясь держать хоть какое-то подобие группировки. Кольцо лучше не
дергать  -  пусть  сработает  автоматика,  бесстрастно отмерив  каждому  три
секунды  свободного падения и  развесив  парашютистов  с  равным интервалом.
Раскроешь купол чуть раньше - и  можешь запросто заполучить к себе  в стропы
летящего  следом   соседа,  а  это  уже   здорово  серьезно.  Стропы   могут
перехлестнуться,  купола сложатся, совьются в бесформенный кокон и - привет,
"выходи строиться". Небо десантника не обидит, обидит его земля...
   ...Поток успевает напоследок крутануть тебя, как котенка за шкирку и ты
видишь  удаляющийся   в  туманную   размытую  глубину  "Антей",  похожий  на
невиданную гигантскую рыбину. Из распоротого брюха рыбины сыплются оранжевые
икринки - маленькие купола стабилизирующих парашютов. Ну же... Пятьсот один,
пятьсот два... Бл-лин!! Перед тобой вдруг вспыхивают белые прутья строп и ты
влетаешь в  чей-то купол, успевая лишь инстинктивно зажмуриться. Розги строп
со всего размаху хлещут тебя по лицу  и щека вмиг набухает  кровавым рубцом.
Звездец...

   - Товарищ полковник, схождение! - вскинул  руку радист, - Вон, с краю -
сыплются!..
   - Вижу! -  рявкнул  полковник Глушцов, руководитель прыжков на площадке
десантирования,  стискивая  тангенту  микрофона:   -  Воздух,   я  -  Земля!
Прекратить десантирование! Как понял?!
   -  Понял,  прекращаю, -  флегматично отозвался  из  поднебесья командир
"Антея".
   - Доктор,  заводи  "таблетку"  -  быстр-ра!  Лячин,  УАЗик  -  ко  мне!
Синоптик!! Что за херня!!!
   Беда  в одиночку не  приходит - вот уж что верно, то  верно. Взревела и
зашлась пулеметным треском  вертушка  ветромера на  покачнувшейся  дюралевой
мачте - это был  внезапно налетевший  шквалистый порыв, о котором не  успели
предупредить синоптики...

   - Эй, ты кто? - окликнул Ауриньш висящего под  ним  парня.  Стропы  его
наполовину раскрывшегося парашюта Маргус крепко держал левой рукой.
   - Конь в пальто! -  сердито донеслось снизу, - Какого  хрена  раскрылся
раньше времени?!
   - Я  вовремя раскрылся,  -  обстоятельно возразил Маргус,  -  Ровно три
секунды отсчитал. Это ты, Миша?
   - Нет, это моя прабабушка! - нервно огрызнулся Алексеев (это был он), -
Ты как - держишь? Не тяжело?
   - Нормально, - успокоил его Маргус, - Потерпи немного.
   - Блин, больно быстро чешем, - обеспокоился Мишка, - Может, запаску еще
раскрыть?
   - Нет, не стоит - может захлест получиться. И  я одной рукой не раскрою
-  купол не отброшу,  может  запутаться.  Ничего,  скорость пока  в пределах
нормы, сядем на одном моем...
   - Имел я в виду такую норму... Слушай, ну мы смотри, как почесали!
   - Это ветер усилился, - сообщил Маргус,  -  С  одной  стороны,  хорошо:
вертикальная скорость уменьшилась, а с другой...
   - А с  другой - нас  уже с площадки  вынесло на фиг, - закончил за него
Мишка, -  И несет хрен знает, куда. Блин, какие-то трактора внизу... Слушай,
видал я в гробу такие приколы - на всякие бороны приземляться!
   - На бороны не попадем, хладнокровно оценил обстановку Ауриньш, - А вот
на ту линию электропередачи - кажется, точно идем...
   - Ё-мое, Марик! Уходи на фиг!
   - Пытаюсь, - отозвался Маргус, подтягивая одной рукой стропы, - Пока не
очень выходит...
   - Тогда меня бросай! Я запаску раскрою!
   - Нет, высоты  уже  не хватит. Я  тебя перед самой ЛЭП отпущу,  тебе до
земли метров пять останется, приготовься...
   - А ты?!
   -  Постараюсь проскочить  между проводов... Миша!... Земля! -  с  этими
словами Маргус разжал пальцы и Алексеев полетел  на комковатую пашню,  слыша
над головой жуткий треск разрядов.
   Ударили в глаза слепящие даже в солнечном свете синие вспышки и, больно
ударяясь о вывороченные пласты чернозема, Мишка увидел бьющееся в этих синих
сполохах тело  Маргуса.  Мишка зажмурился и услышал,  как  мягко  и  тяжело,
совсем  рядом  толкнулась  земля от  короткого удара.  Полыхнули  напоследок
провода ЛЭП, с  треском прожигая капрон купола  и все стихло.  И ветер стих,
словно  и не завывал  только что в стальной  решетчатой опоре.  С  неслышным
шелестом скользнул вниз прожженный купол и накрыл почерневшее тело Ауриньша.

   ...Есть ли что банальней смерти на войне
   и сентиментальней встречи при луне,
   есть ли что круглей твоих колен,
   колен твоих,
   Ich liebe dich,
   моя Лили Марлен...

   Алексеев  сидел  у  опоры   ЛЭП,  не  в  силах  пошевелиться.  Судорога
перехватила  горло и  не отпускала,  не давая ни  вздохнуть, ни  разразиться
слезами. Как же Лильке-то сказать...
   Надрываясь,  подскакал  по  пашне  "УАЗик".  Грузный  Глушцов  на  ходу
распахнул дверцу и вывалился, не дожидаясь, пока машина встанет.
   - Кто?! Как фамилия? -  подскочил он к Мишке,  ощупал  его с  головы до
пят.
   -  Моя  -  Алексеев,  - сипло  проговорил Мишка,  пытаясь  подняться, -
Девятая рота, первый  взвод. А это -  Ауриньш... - и судорога  вновь горячим
клещами стиснула его горло.
   - Как? Ауриньш?! Этот, что ли?... Ф-фу... - полковник вздохнул с  таким
облегчением, что Мишка стиснул зубы.
   -  Ну,  ептыть...  - полковник уже готов  был произнести:  "Слава тебе,
Господи", но увидел Мишкины глаза, и осекся.
   - Доктор! - обернулся он в сторону подкатившей санитарной "таблетки", -
Тут все путем, дуй за деревню  - туда троих отнесло.  И доложи сразу, как  и
что!
   Вминая   рыхлый  чернозем  прыжковыми  ботинками,  он  подошел  к  телу
Ауриньша,  откинул   оплавленный   капрон  купола.   Маргус  лежал   ничком,
неестественно вывернув руки в стороны. Сквозь ошметки обгорелого комбинезона
и  обугленные  ткани тела  блестели  металлические  стержни скелета.  Волосы
оплавились и к ним прилипла оплавленная кромка купола. Металл поблескивал  и
сквозь  лопнувшие ткани  лица.  Полковник  накрыл  обугленное  лицо  Маргуса
уцелевшим краем купола.
   - Звездец... - горько вздохнул он.
   -  - Нет, не звездец,  - вдруг невнятно послышалось из-под купола, - Но
очень больно...


Глава последняя, в которой ничего не кончается

   Профессор возник в дверях казармы один, без сопровождающих, сухо кивнул
в ответ на приветствие дневального Садыкова.
   - Где он? Голос профессора звучал глухо, как при простуде.
   - В бытовке, Дмитрий Олегович, - виноватым тоном проговорил Рустам, - в
кубрике места мало, а ребята все к нему хотят. Извините...
   - Ладно, ладно... Где это?
   -  Пойдемте, провожу,  - кивнул Рустам  и  повел  профессора к  бытовой
комнате, - Эй, толпа! Дорогу давай, Дмитрий Олегович приехал!
   Заполнившие бытовку курсанты быстро расступились,  образовав коридор  к
носилкам с  лежащим  на  них Маргусом. Выглядел Ауриньш,  как танкист  после
Курской  дуги.  Наполовину  обугленное   лицо  было   залеплено   пластырем,
скрывающим оголенный металл черепа.  Остатки оплавившихся волос  были скрыты
под марлевой повязкой. Наложенной по всем  правилам полевой медицины.  Левая
рука с  двумя уцелевшими пальцами покоилась на  гибкой проволочной шине. Что
там с  его  ногами  -  было  не разобрать: Маргус был  по пояс  укрыт  синим
армейским одеялом.
   Профессор  шагнул  к  носилкам, склонился - сзади  услужливо придвинули
табурет.
   - Маргус... - профессор тяжело сел, неловко сунул в сторону портфель, -
Как же ты так, а?..
   Уцелевший   правый  глаз  киборга  чуть  замедленно,  но  вполне  точно
уставился на профессора.
   - Стихия... - солидно прохрипел он любимое всеми парашютистами слово  -
единственое и безотказное оправдание за все парашютные грехи и оплошности, -
Здравствуйте, Дмитрий Олегович...
   Профессор закашлялся, скривился.
   -  Ребята, -  снял  он очки и  обвел  курсантов безоружными глазками, -
Можно у вас это... сигаретку попросить? А то я вот бросил, понимаете...
   Со всех сторон к нему тут же протянулись руки с помятыми пачками.
   - Только здесь не курите, ладно?