Зигмунд (1856
- 1939) - австрийский психолог, создатель психоанализа; Рише Шарль (1850 -
1935) - французский физиолог, психолог, гипнолог; Юнг Карл-Густав (1875  -
1961)  -  швейцарский   психиатр,   психолог,   основатель   аналитической
психологии; Салливен Гарри Стэк (1892 - 1949) -  американский  психиатр  и
психолог, представитель неофрейдизма; гештальтпсихология (от нем.  Gestalt
- образ,  форма)  -  направление  в  психологии,  рассматривающее  психику
человека с точки зрения целостных структур].  У  каждого  из  них  имелись
различия в подходе к пациенту, но Мори, даром что четыре  года  общался  с
группой, так и не смог запомнить, в чем эти различия заключаются. Я  знаю,
как их зовут, думал он, и этого достаточно.
     - Доброе утро, эскулапы, - поздоровался он. - Что у нас на сегодня?
     - Доброе утро, -  мрачно  ответил  доктор  Зиммельвайс.  -  Если  вас
что-нибудь беспокоит, вы пройдете в комнату  первичного  осмотра,  а  если
нет, то тогда по расписанию у нас психодрама. Доктор Файрлесс, - обратился
он к коллеге, - по-моему, лучше сразу приступить  к  делу  -  мистер  Фрай
сегодня явно не в себе. Пора начинать раскопки. Ну а ваша психодрама может
подождать до следующего раза, как вы считаете?
     Файрлесс степенно наклонил старую лысую голову.
     - Что касается меня, то мне все равно, но вы знаете правила, доктор.
     - Правила, правила, - язвительно проворчал Зиммельвайс. - Какой с них
толк? Перед нами пациент в состоянии повышенной тревожности - и даже я это
вижу, а могу  вас  заверить,  вижу  я  отлично  -  а  мы,  значит,  должны
проигнорировать это только потому, что так  велят  правила?  Это  вот  так
лечат пациента?
     Маленький доктор Блейн холодно сказал:
     - Видите  ли,  коллега  Зиммельвайс,  существует  множество  способов
лечения, и лично я не вижу  необходимости  отступать  от  правил.  Я  сам,
видите ли...
     - Что "вы сами"?! - скорчил гримасу Зиммельвайс. - Вы сами ни разу  в
жизни еще не вылечили ни одного пациента. Когда  вы  собираетесь  покинуть
нашу группу, Блейн?
     Блейн разъяренно повернулся к Файрлессу.
     - Доктор  Файрлесс,  обратите  внимание,  я  не  намерен  выслушивать
подобные оскорбления! Неужели только потому, что  к  доктору  Зиммельвайсу
раз в неделю приходят два персональных пациента, он думает...
     - Джентльмены, - примиряюще сказал Файрлесс,  -  прошу  вас,  давайте
вернемся к работе. Мистер Фрай пришел к нам за помощью,  а  не  для  того,
чтобы слушать наши препирательства.
     -  Прошу  прощения,  -  коротко  бросил  Зиммельвайс.  -   Однако   я
по-прежнему призываю не возводить правила в догму.
     Файрлесс снова наклонил голову.
     - Прошу проголосовать, кто за прежний порядок ведения наших собраний?
Девять. Против только вы, коллега Зиммельвайс. Посему мы сейчас  приступим
к психодраме, если секретарь напомнит нам  заметки  с  прошлого  сеанса...
Прошу.
     Секретарь, толстый, приземистый молодой человек  по  фамилии  Спродж,
перелистнул назад несколько страниц своего журнала и прочитал нараспев:
     - Протокол сеанса от двадцать четвертого мая,  объект  -  Мори  Фрай;
присутствовали доктора Файрлесс, Билек, Зиммельвайс, Каррадо, Вебер...
     Файрлесс вежливо прервал:
     -  Если  не  трудно,  давайте  сразу  следующую  страницу,  то  есть,
последнюю, коллега Спродж, будьте так добры...
     - Гм... Да. Так вот. После десятиминутного  перерыва  для  проведения
дополнительного теста Роршаха [Роршах, Герман (1884  -  1984)  -  шведский
психиатр; изобрел названный его именем тест, заключавшийся в интерпретации
испытуемым чернильных пятен определенной конфигурации]  и  энцефалограммы,
группа,   собравшись,   провела   ассоциативный   словарный    эксперимент
[проективный  тест,  предложенный   К.-Г.Юнгом   для   выявления   скрытых
аффективных комплексов. Тест требует от испытуемого возможно более быстрой
реакции на предъявляемое слово первым пришедшим на ум словом].  Результаты
были сведены в таблицу и сопоставлены со  стандартными  Значениями,  после
чего было отмечено, что  значительная  часть  психических  травм  объекта,
соответственно...
     Мори  почувствовал,  что  его   внимание   уплывает.   Терапия   была
п_о_л_е_з_н_о_й_, это знал каждый, но всякий раз она казалась ему  немного
скучной. Хотя, если бы не терапия, неизвестно, что могло случиться.  Вдруг
он тоже поджег бы свой дом и стал бы хохотать  над  роботом-пожарным,  как
тот бедняга Невилл из соседнего квартала, когда его старшая дочь развелась
с мужем и вернулась в отчий дом вместе со свой потребительской  квотой.  У
Мори  ни  разу  не  возникло   соблазна   сотворить   что-нибудь   этакое,
противозаконное  и  безнравственное,  например  _у_н_и_ч_т_о_ж_и_т_ь_  или
и_с_п_о_р_т_и_т_ь_ вещь - хотя, нет, честно признался он себе, был однажды
грешок, маленький совсем соблазн единственный за долгое время.  Но  ничего
такого, из-за чего  стоило  бы  волноваться.  Он  был  здоров,  совершенно
здоров.
     Вздрогнув, он поднял глаза. На него изумленно смотрели доктора.
     - Мистер Фрай, - повторил Файрлесс, - вы займете свое место?
     - Конечно, - поспешно ответил Мори. - А где?
     Зиммельвайс захохотал.
     - Скажите на милость! Ничего, Мори, вы пропустили совсем немного.  Мы
сейчас прогоним одну важную сцену из вашей  жизни,  ну,  одну  из  тех,  о
которых вы нам поведали в прошлый  раз,  помните?  Вам  четырнадцать  лет,
Рождество, ваша мать кое-что вам пообещала...
     Мори проглотил комок в горле.
     - Помню, - сказал он грустно. - Помню. Где мне встать?
     - Лучше сюда, - сказал Файрлесс. - Вы - это вы, Каррадо - ваша  мать,
а я - ваш  отец.  Коллеги,  которые  не  участвуют,  прошу  отойти  назад.
Отлично. А  теперь,  Мори,  у  нас  здесь  рождественское  утро.  Веселого
Рождества, Мори!
     - Веселого Рождества, - сказал Мори вполголоса, - Ах, папа,  дорогой,
где же мой - ах! - мой щенок, которого мне обещала мама?
     - Щенок? - сердечно переспросил Файрлесс. - Мы  с  мамой  приготовили
для тебя кое-что получше. Ну-ка, посмотри, что это там, под елкой? Ба!  Да
это же робот! Да, Мори, твой собственный тридцативосьмипроцессорный робот,
твой личный компаньон! Давай, Мори, не бойся, подойти к нему,  поговори  с
ним. Его зовут Генри. Ну, давай, мальчик, иди!
     Мори внезапно почувствовал неприятное пощипывание в носу.
     - Но я... я вовсе не хотел робота, - проговорил он неуверенно.
     - Конечно, ты хочешь робота, - настойчиво сказал Каррадо. - Ты всегда
хотел робота. Ну же, детка, пойди поиграй со своим милым роботом.
     - Я ненавижу роботов! - воскликнул  Мори  яростно.  Он  оглянулся  на
докторов, на серые стены и с вызовом добавил: - Вы слышите меня, вы все? Я
их терпеть не могу!
     Возникла секундная пауза, а затем начались вопросы.
     Примерно через полчаса в комнату вошел робот-регистратор  и  объявил,
что пора закругляться. За эти полчаса Мори бросало то в жар, то в холод, у
него перехватывало дыхание от гнева, но все же он вспомнил  то,  что  было
забыто целых тринадцать лет назад.
     Он ненавидел роботов.


     Ничего удивительного не было в том, что в молодости Мори испытывал  к
роботам отнюдь не лучшие чувства. То  был  "роботовый  бунт"  -  последний
отчаянный протест плоти против железа, битва не  на  жизнь,  а  на  смерть
между человечеством и машинами - его собственным порождением... Битва, так
никогда  и  не  произошедшая.  Маленький  мальчик,  ненавидевший  роботов,
становясь мужчиной, учился работать и жить с ними рука об руку.
     Всегда и во  все  времена  конкурент  на  работу,  особенно  новичок,
ставился вне закона. Конкуренты вытеснялись  волнами  -  ирландцы,  негры,
евреи, итальянцы; каждая волна загонялась в свое  гетто,  варилась  там  и
кипела, пока не рождалось на свет поколение, готовое  жить  с  соседями  в
мире.
     Роботы национальности не имели; по крайней мере, с  этой  стороны  их
обвинить было не в чем. Схемы с обратной связью, начав с систем  наведения
ПВО,  стали  затем  расползаться  повсюду,  обрастая  тысячами   приводов,
рычагов,  мощными   источниками   питания   и   прочими   конструкторскими
ухищрениями.
     И наступил, наконец, момент,  когда  на  выставке  прозвякали  первые
роботы.
     Но они не значили ничего, они лишь  мостили  дорогу.  Сотни  и  сотни
моделей отправились в утиль и на слом, прежде чем десятки других не начали
работать всерьез, а потом их  вдруг  стало  много  -  миллионы,  несметные
миллионы...
     И по-прежнему никто не протестовал.
     Потому что роботы приходили, неся с собою  дары,  и  имя  дарам  было
"ИЗОБИЛИЕ".
     А со временем даже самые упорные недруги роботов  поняли,  что  время
бунтов безнадежно прошло. Изобилие оказалось отличным  лекарством.  Сперва
вы принимаете его с охотой, затем  оно  слегка  приедается,  и  вы  хотите
уменьшить дозу, и вот, наконец, вас уже тошнит, но - поздно. Яд  проник  в
организм и отравил его - сразу и навсегда.


     Наркоман, который нуждается в ежедневной порции белого порошка, вовсе
не ненавидит его, так же, как он ненавидит торговца, который этот  порошок
продает. И если Мори-мальчишка мог возненавидеть робота, из-за которого он
лишился щенка, то Мори-мужчина прекрасно понимал, что на самом деле роботы
- его слуги и друзья.
     Но в каждом мужчине живет мальчишка, и тот,  маленький  Мори,  так  и
остался при своем мнении.
     Обычно Мори с радостью предвкушал  наступление  своего  единственного
рабочего  дня,  когда  он  мог  сделать  что-то  полезное,  а  не   просто
потреблять, потреблять, потреблять - до одурения. Вот и сегодня он вошел в
испытательный  зал  КПБ  (Компания  развлечений  Брэдмура)  с   отчетливым
ощущением душевного подъема.
     Но пока он менял уличную одежду на рабочий халат, в зал вошел Хауленд
из отдела комплектации. Вид у него был многозначительный.
     - Тебя хотел видеть Уэйнрайт, -  прошептал  он.  -  Иди  лучше  прямо
сейчас.
     Мори, нервно кивнув, согласился, что - да, так будет лучше.
     Кабинет  Уэйнрайта  был  размером  с  телефонную  будку  и  гол,  как
антарктический лед. Каждый раз, когда Мори бывал здесь, он чуть не лопался
от  зависти.  Подумать  только!  Пустой  стол  -  ни  часов-календаря,  ни
диктофонов, ни подставки для карандашей двенадцати цветов...
     Он весь сжался и сел, дожидаясь, пока  Уэйнрайт  закончит  телефонный
разговор. Мысленно Мори перебирал возможные причины, по  которым  Уэйнрайт
захотел поговорить с ним лично, а не по телефону, или вообще бросить  пару
фраз, проходя через чертежный  зал.  Пожалуй,  ничего  хорошего  ждать  не
приходится, подумал он.
     Уэйнрайт опустил трубку, и Мори выпрямился на стуле.
     - Вы меня искали? - спросил он.
     В   современном   пышнотелом   круглолицем    мире    Уэйнрайт    был
аристократически худ. Главный управляющий отделом дизайна и развития  КРБ,
он обретался в высших сферах зажиточной части общества.
     - Искал - это не то слово, - проскрежетал Уэйнрайт.  -  Черт  возьми,
Фрай, что вы себе думаете?
     - Не понимаю, мистер У-уэйнрайт, - чуть запинаясь,  проговорил  Мори,
вычеркивая из  списка  возможных  причин  этого  вызова  все  мало-мальски
привлекательные.
     Уэйнрайт фыркнул.
     - Я догадываюсь, что не понимаете. Но не  потому,  что  вам  не  было
сказано, а потому, что не хотите понять. Это  разница.  Вспомните,  неделю
назад я сделал вам выговор. За что?
     - За мою потребительскую ведомость. Видите  ли,  мистер  Уэйнрайт,  я
понимаю, что истратил маловато, но...
     - Маловато! Ничего себе! Как вы думаете, что по этому  поводу  скажет
Комиссия? Они получили претензию из Министерства потребления. Естественно,
они переслали ее мне. И, естественно, я вызвал к себе вас. Вопрос  в  том,
что вы намерены с этим делать. Боже милостивый! Вы  только  посмотрите  на
эти цифры! Одежда - пятьдесят один процент,  продукты  -  шестьдесят  семь
процентов, развлечения и прием гостей -  _т_р_и_д_ц_а_т_ь_  процентов!  Вы
хоть в чем-нибудь за этот месяц истратили свою норму?
     Мори с удрученным видом уставился на листок бумаги.
     - Видите ли, мистер Уэйнрайт, мы - я и  моя  жена  -  как  раз  вчера
вечером обсуждали этот вопрос. Можете мне поверить, мы исправимся. Засучим
рукава и... я думаю,  все  будет  нормально,  -  закончил  Мори  не  очень
уверенно.
     Уэйнрайт кивнул, и в его голосе появились нотки симпатии.
     - Ваша жена. Дочь судьи Элона, не так ли? Хорошая семья. Я много  раз
встречался со старым Элоном. - Затем он резко добавил: -  Ладно,  Фрай,  я
вас предупредил. Меня не волнует, как вы выкрутитесь из этой истории, но я
не потерплю, если Комиссия снова мне о ней напомнит, вы поняли?
     - Да, сэр!
     - Отлично. Вы закончили схему нового К-50?
     Мори вспыхнул.
     - Почти, сэр! Сегодня я дописываю на ленту  первую  секцию.  Я  очень
доволен, мистер Уэйнрайт, честно, очень доволен. У меня получилось  больше
восемнадцати тысяч подвижных элементов, и это без...
     - Ладно, ладно, - Уэйнрайт опустил глаза на свой  пустынный  стол.  -
Возвращайтесь к работе. И исправляйте все остальное. Вы это можете,  Фрай.
Потребление - долг каждого из нас. Имейте это в виду.
     Хауленд встретил Мори в испытательном зале.
     - Плохи дела? - сочувственно осведомился он. Мори хмыкнул. Кого-кого,
а Хауленда это не касалось.
     Он уселся за пульт управления; Хауленд остался стоять за его  спиной.
Мори изучил  матрицу  параметров,  сверяя  их  со  схемой,  затем  включил
установку и принялся прогонять ленту с тестами. Хауленд  хранил  молчание.
Тесты шли безупречно, без единого сбоя, и Мори  позволил  себе  отойти  от
пульта и с удовольствием зажечь сигарету. Теперь оставалось только  нажать
кнопку.
     - Давай, жми, - сказал Хауленд. - Ужасно хочется посмотреть.
     Мори усмехнулся, затем аккуратным движением вдавил кнопку "ПУСК".  На
пульте пробежали огоньки, запикал крошечный метроном -  и  это  было  все.
Мори знал - на другом  конце  четвертьмильного  ангара  несколько  роботов
собирают модель К-50 - новый игровой автомат фирмы КРБ. Но с  того  места,
где находились они, видеть это  было  нельзя.  Мори  взглянул  на  часы  и
записал в журнал время запуска конвейера. Хауленд быстро перепроверил  его
программу.
     - Все в порядке, - торжественно провозгласил он  наконец  и  с  силой
хлопнул Мори по спине. - Зови на праздник! Как-никак, твоя первая  работа,
верно?
     - Да, моя первая самостоятельная...
     Хауленд  уже  выуживал  из  своего  стола  бутылку,  которую   держал
специально для таких случаев.
     - За Мори Фрая! - с чувством воскликнул он.  -  Нашего  великолепного
разработчика! Поднимем бокалы за отличного парня!
     Мори выпил. Обычно он добросовестно  уничтожал  минимальную  годичную
норму выпивки, так что лишняя рюмка погоды не делала. Все хорошо  в  меру,
подумал Мори и почувствовал, как во рту,  в  горле,  в  груди  разливается
тепло, а приятный жидкий огонь начинает тлеть где-то в  самой  глубине.  И
когда Хауленд, продолжая расхваливать К-50, предложил выпить еще, Мори - к
своему удивлению - не возразил.
     Хауленд осушил рюмку.
     - Может, ты удивляешься, почему я так тобой  доволен,  Мори  Фрай?  -
спросил он ясным голосом. - Так я могу тебе сказать.
     Мори ухмыльнулся.
     - Ну, скажи.
     Хауленд кивнул.
     - Вот я и говорю. Потому, Мори Фрай, что я  доволен  всем  на  свете.
Вчера вечером от меня ушла жена.
     Мори был шокирован, как только недавний жених  может  быть  шокирован
новостью о крушении семьи.
     - Быть не может! В самом деле?
     - Да, она покинула  мою  постель,  мой  дом,  пятерых  роботов,  и  я
счастлив видеть, что ее больше нет. - Он налил еще по рюмке. -  Женщины...
Невозможно жить с ними и невозможно жить без  них.  Сперва  вы  вздыхаете,
страдаете,  добиваетесь,  а  потом...  Ты  любишь  стихи?  -  спросил   он
неожиданно.
     - Некоторые, - ответил Мори осторожно.
     - "Доколе, о любовь моя, я буду биться головой о стену  между  нашими
садами, моим из дивных лилий и твоим из роз..." Нравится?  Я  написал  это
Джоселин - моей жене, тогда невесте, - когда мы только познакомились.
     - По-моему, здорово, - сказал Мори.
     - А она со мной два дня не разговаривала. - Хауленд опрокинул рюмку в
рот. - Эта девушка была сплошной характер. Я охотился за ней, как тигр.  А
потом я ее поймал. Дерьмо!
     Мори сделал глоток.
     - Что значит "дерьмо"?
     - Дерьмо, - Хауленд ткнул в Мори пальцем. - Дерьмо значит дерьмо.  Мы
поженились, и я взял ее в свой дом -  дерьмо!  -  а  вышел  один  обман...
Дерьмо, я же говорю! После рождения ребенка  случились  у  меня  кое-какие
передряги с Министерством потребления, так, ерунда, ничего особенного,  но
кончилось все дракой, дерьмовой дракой... С самого начала все шло к драке,
понимаешь? Она сперва слегка придралась, и я, конечно, ей ответил, а потом
- удар! - и мы готовы. Бюджет, бюджет, бюджет! Я, наверное,  сдохну,  если
еще хоть раз услышу слово "бюджет". Мори, ты женатый человек,  знаешь,  на
что это похоже, скажи мне правду. Скажи, у тебя встали  бы  волосы  дыбом,
если бы ты поймал свою жену на жульничестве с бюджетом?
     - Жульничестве с бюджетом? - поразился Мори. - Каким образом?
     - Ха, способов куча. Например,  твои  сношенные  рубашки  жена  вдруг
берет и вписывает в свою квоту. И ты остаешься с носом и с  полной  квотой
на рубашки. Ну, ты понимаешь...
     - Проклятье! - воскликнул Мори. - Я об этом  и  не  думал!  Но  Шерри
никогда так не сделает.
     Несколько секунд Хауленд тупо на него смотрел.
     - Ну конечно, нет, - проговорил он наконец. - Давай-ка лучше  еще  по
чуть-чуть.
     Поморщившись, Мори протянул рюмку. Шерри не из тех,  кто  жульничает,
подумал он. Конечно, не из  тех.  Красивая,  любящая  девушка  из  хорошей
семьи, ей такое и в голову не придет.
     Хауленд говорил чуть нараспев:
     - Нет больше бюджета. Нет больше драк. Нет больше "папа  никогда  так
со мной не обращался". Нет  больше  придирок.  Нет  больше  дополнительной
квоты семейного потребления, ха-ха... Нет больше... Мори, что ты  скажешь,
если мы смоемся отсюда и немного выпьем? Я знаю одно местечко, где...
     - Извини, - сказал Мори. - Мне нужно еще поработать.
     Хауленд захохотал и протянул вперед руку с часами. Пока Мори над ними
склонялся, чтобы разглядеть, часы пропикали  час.  Офис  закрывался  через
несколько минут.
     - О! - сказал Мори. - А я и не представлял, что уже... Но все  равно,
Хауленд, спасибо, я не могу. Жена будет волноваться. Прости.
     - Конечно, будет волноваться, - хихикнул Хауленд. - Вдруг ей придется
съесть вечером ужин на двоих...
     - Хауленд! - веско сказал Мори.
     - О, пардон, пардон! - Хауленд замахал руками. -  Я  ничего  не  имею
против твоей жены. Просто, мне кажется, что Джоселин отшибла у меня  охоту
ко всем женщинам подряд. Знаешь, как  это  местечко  называется?  "У  Дяди
Пиготи в погребке, в Старом городе". Туда странные  личности  заходят,  ты
понимаешь, Мори, пару раз за последнюю неделю они устраивали... Я не  хожу
туда каждый день, как некоторые, но по случаю всегда рад, честное слово...
     Мори твердо прервал его.
     - Спасибо за приглашение, дружище. Мне нужно домой. Жена ждет.  Желаю
от души повеселиться. Увидимся.
     Он, пошатываясь, побрел прочь, у  двери  повернулся,  чтобы  отвесить
вежливый поклон и,  поворачиваясь  обратно,  с  треском  врезался  лбом  в
дверной косяк. Удар, однако, был едва ощутим сквозь  приятное  оцепенение,
охватившее все тело, и он с  трудом  воспринимал  Генри,  который  хлопоча
вокруг, без умолку трещал,  рассказывая  анекдоты,  а  потом  Генри  вдруг
застыл, и Мори заметил, наконец, что по одной  стороне  его  лица  стекает
струйка крови. С достоинством он вытер ее рукавом.
     - Это, черт подери, настоящая рана, - проговорил Мори с гордостью.  -
Крову Генри, кровь!